Коллекционер квантовых катастроф

Гость не нравился. Совершенно. Он знал это еще до звонка в дверь и, скорее всего, до того, как возле низкой калитки, играя солнечными бликами на холеных боках, остановился представитель самой престижной из конюшен автомобильного сообщества с самодовольной крылатой литерой на капоте*. От неизбежности кончики пальцев жгло ледяными искрами, а от глухой, непрекращающейся ломоты в затылке начинало ощутимо подташнивать. Этого обстоятельства не меняли ни добродушные лучики возле глаз, ни аккуратная бородка ровным клинышком, ни тонкие, легкие, выбеленные возрастом пальцы на ухоженных руках. Искусный хамелеоний камуфляж демонстрировал лишь то, что вам позволялось увидеть - достаточно, чтобы вы сочли визави доверительным и безопасным. Но он не был - ни доверительным, ни… боже, упаси… безопасным. Как, впрочем, и гостем вообще. Работодатель, тюремщик, давно и предусмотрительно избавившийся от порока сострадания еще в нежном пубертатном возрасте… если только не появился в этим мире таким - идеально скроенным, сконструированным, отлитым в окончательную форму и наполненный смертоносным содержанием, как вшитая под кожу ампула с цианидом, единственным эротическим удовольствием которой является миг, когда она пожелает раствориться в вашей крови. - …небольшое одолжение, Джон. Он снова занял его любимое кресло и снова намеренно, чтобы лишний раз продемонстрировать, кто распоряжается жизнью Джона Уотсона по большому счету и, разумеется, в мелочах. Особенно в мелочах. Кажется, от любимого кресла придется избавиться. - Да, - пришлось сделать усилие, чтобы погасить неприятную вибрацию в горле и вытолкнуть следующее слово, - сэр. Мужчина улыбнулся, словно услышанное идеально совпало с ожиданием, придирчиво взглянул на разлитый по чашкам чай и откинулся на спинку. - Объект. Совершенно конкретный, без замен, в исключительное владение. Он не отрывал взгляда, смакуя на вкус каждый нюанс Джонова лица – от окаменевших скул до яростного ритма вздувшейся на виске венки. Особое удовольствие доставило тяжелое угрожающее индиго, заполнившее радужки вокруг чернильных клякс зрачков. Сощурив прозрачные, выстылые глаза, господин подался вперед, смакуя, цедя по капле послевкусие произведенного эффекта. Но Джон уже выдохнул вскипевший в легких яд, расслабил побелевшие пальцы, сдавившие подлокотники до глубоких вмятин, и вздернул подбородок. - Нет, этого я больше делать не буду. Настаивать и угрожать бессмысленно. Транспозицией я больше не занимаюсь. Сэр. Улыбка визави стала шире, растянув и без того тонкие губы до бритвенной остроты. Маленький, предсказуемый солдатик. Маленький, предсказуемый бунт посреди решеток и кандалов. Ах, да… кстати о кандалах. Невесомое движение пальцев - Джон ахнул и беззвучно зашипел. - Нет, – выдавил он сквозь стиснутые зубы и одним движением смахнул со стола полупустой стакан. Толстое стекло и не подумало разбиваться, лишь расплескав терпкое содержимое по кремовым завиткам ковра. Сухой, как шелест пожухлой листвы, смех заменил звук несостоявшейся стеклянной катастрофы. - Успокойтесь, доктор. Вы неправильно поняли, - невесомая, как золотая паутинка оправа очков блеснула почти несуществующими линзами, - впрочем, как всегда. - Я не доктор, - потирая запястья, Джон недовольно покосился на неопрятное пятно возле стола. - Война давно закончилась и… - Война никогда не закончится, ты знаешь это лучше остальных, - резко оборвал его посетитель, но тут же стальная бритва бескровных губ сменилась мягкой, снисходительной улыбкой попечителя умственно отсталого подростка. – Не стоит так волноваться, мы давно не требуем таких… сложностей. Больше нет. Нас интересует только ключ. Джон и так знал, для чего явился в его дом непримечательный, тусклый, как послеполуденная тень, господин. Что именно ему было нужно от непримечательного семейного доктора с тихой скучной улицы в пригороде. И это был не только ключ. Зверь не может не играть с едой, даже если голоден. Бессилие жертвы возбуждает эмоции посильнее, чем примитивное удовольствие набить желудок. И то, как смотрели прозрачные неживые глаза… Липкий постыдный страх пополам с глухой, убийственной яростью вскипая, обожгли глаза и горло. Он не сможет отказать, даже если очень захочет, слишком коротким был поводок у его свободы. И все же покладистость никогда не была главной добродетелью отставного капитана Пятого Нортумберлендского. - Почему я? Я не единственный коллекционер, - от сладкой наглости вело, как от глотка бурбона возрастом в полвека, – по меньшей мере, на этом чертовом острове. Милвертон с удовольствием выполнит любой заказ… …каким бы грязным он не оказался. Но разумеется, окончание фразы пришлось проглотить – браслеты почти передавили и без того ограниченный кровоток. Боль стала почти непереносимой. Почти. - Две недели, - его протест канул в пустоту незамеченным, а в хрупких алебастровых пальцах жестом фокусника явился сложенный вчетверо рекламный листок и одним щелчком заскользил по столу. Джон машинально подхватил его на самом краю и развернул. - Это шутка? – усмешка вышла неуверенной и оттого кривоватой. – Я похож на взломщика? - Вы недооцениваете свой потенциал, Джон. Впрочем, как всегда, – тонкая фигура покинула кресло так же бесшумно, как и оказалась в нем. Остановившись возле камина, мужчина задумчиво посмотрел на старый, потускневший до сепии снимок в такой же старой серебряной рамке. Четверо мужчин в пыльной военной форме смеялись, глядя в объектив. Второй слева, с белой повязкой поверх закатанного до локтя рукава и короткими, взъерошенными волосами сильно походил на Джона. Бессовестно молодого, совершенно счастливого на своей последней войне… – Пришло время проверить его границы. Джон почему-то подумал, что господин в золотых очках сейчас растворится в воздухе – как полуденный морок, как тень от качнувшейся на сквозняке шторы – настолько неестественной, нечеловеческой была его улыбка, с которой он сравнил фотографию с живым оригиналом. Но тот просто шагнул в дверь, развернувшись на каблуках своих туфель от John Lobb… визитной карточки членов самого закрытого клуба Великобритании из действующего списка правительства, звезд Aston Martin, Бондианы и пары Виндзорских наследников. Джон предпочел не замечать, как захлопнулась входная дверь и, утробно урча, уносился все дальше и дальше от его убежища тонированный образец скромной роскоши господствующего сословия. Взгляд снова упал на обложку рекламного буклета. На белом поле внутри пустой золоченой рамы значилось всего несколько слов, выведенных стилизованным шрифтом знаменитого оригинала: «Галерея Хикман: Потерянный Вермеер».