***
Джон даже не помнил, как добрался обратно до дома. Его состояние было таким, словно он перебрал с антидепрессантами и не понимал, что вокруг него происходит. Сейчас он их не употребляет, но когда-то был опыт. Парень вошёл в пустой дом, когда за окнами уже опустилась ночь. Всё, чего хотелось сейчас, так это застрелиться. Он абсолютно не знал, что ему делать дальше. И как теперь жить с этим? Как делать вид, что ничего не произошло и забить на то, что Луна теперь отбывает срок из-за него? И что теперь будет с Беллами? Они же с ней собирались пожениться и улететь в Испанию на днях. Они оба были счастливы друг с другом, и лучше бы Джон никогда не появился в их жизнях. Теперь уже нет смысла жалеть о содеянном. Но чувства вины и собственной ничтожности пожирали его изнутри. Это было так больно. Джон едва мог держать себя в руках, чтобы не сломаться окончательно. Нужно было теперь научиться с этим жить и смотреть Блейку в глаза. Мёрфи не знал, как будет с этим справляться, поэтому хотелось спрятаться от всего мира туда, где нет ни души; где никто его не отыщет, и сдохнуть там в одиночестве. Джон курил одну сигарету за другой, но боялся притронуться к алкоголю. Неизвестно какое воздействие он мог сейчас оказать на шаткое состояние парня. Он пытался хоть как-то взять себя в руки и заглушить нескончаемый поток мыслей. Но выходило не очень. Перед глазами без конца проносится один и тот же момент, как Луну уводят в полицейскую машину, и как Джон медленно убивает себя изнутри с каждым её шагом. Он не позвонил Беллами, как Луна того просила. Просто не смог. Но Беллами и так в скорости узнает, что его девушка в беде, и пусть он это узнает не от Джона. От двери раздался громкий нетерпеливый стук. Мёрфи знал кто это, даже не подходя к ней. Это мог быть только Беллами. Понятное дело, что он уже в курсе всего, и хочет поговорить с тем, кто непосредственно был с Луной на момент её задержания. Но Джон не готов был даже видеть его сейчас, не то чтобы говорить с ним. Стук в дверь не прекращался. И вдруг даже послышался голос с другой стороны двери: — Мёрфи, открывай! Я знаю, что ты здесь. Джон подошёл к ней, но не спешил открывать. Он чувствовал внутри болезненную скованность, будто бы его стягивали железными цепями, и ему пришлось пересилить себя, чтобы ответить: — Беллами, уходи. — Открой ебаную дверь, или я разъебу её, а затем тебя! В его голосе звучала серьёзная злость. Джон различал полутона: когда Беллами злится и готов за это оттрахать, а когда он реально злится и тогда его не подкупить ничем. Мёрфи постарался собраться, и приобрести более уверенный, не слишком разбитый вид. Он открыл дверь. Беллами спокойно вошёл в квартиру, не отрывая злостного взгляда от парня. С минуту он испепелял Джона взглядом, а после со строгой спокойностью спросил: — У тебя что-то случилось? — Нет, — также спокойно постарался ответить Джон. — А у меня да. Мою невесту в тюрьму забрали. Взгляд Беллами был как у разъярённого зверя. В любое мгновение от него можно было ожидать чего угодно. Кажется, он мог растерзать каждого, кто попадётся ему на пути. Этот взгляд пугал Мёрфи. И он знал, что должен приложить максимум усилий, чтобы держаться спокойно и не сдать себя сейчас. — Что вы вдвоём делали вместе? — Мы случайно встретились, — с уверенной хладнокровностью отвечал Джон, несмотря на то, что внутреннее состояние этому полностью противоположно. — О чём вы говорили? — Это сейчас важно? — Сейчас всё важно! Так о чём? — требовательно произнёс Блейк. — О тебе. Она спросила, есть ли у тебя кто-то. — И что ты сказал? — Что никого у тебя нет. Чтобы я ещё мог сказать? — И к вам просто подошли копы и стали шмонать? Это, блять, странно! С хрена ли им вас проверять? — Я не знаю. — Кому есть дело подставлять Луну? У неё нет врагов. Да и кому бы она могла помешать? Джон решил это принять за риторические вопросы. Его главная задача была не выдать ни единой эмоции, и пока что, худо-бедно, он с этим справлялся. Несмотря на то, что Беллами был так зол, и этим не мог не вызывать бурю эмоций внутри Джона. — Я тебе нравлюсь? — внезапно спросил Беллами, и этим сбил с толку парня. — Что? Мы с тобой трахаемся, — напомнил Джон. — Ты понял о чём я. Ты влюблен в меня? Сердцебиение участилось до максимально быстрого темпа, и у Джона даже пересохло в горле. — Ты меня подозреваешь? — Отвечай на поставленный вопрос, мать твою! — Беллами всё сильнее злился. — Меня и так всё устраивало. — А почему ты тогда так нервничаешь? — Она мой друг. Блейк лишь злостно усмехнулся: — Не хрена себе, «друг»! Так ведь друзья и поступают? Спят с парнями подруг, так? — Мы же сейчас не обсуждаем, какой ты парень. Мы все не без греха. — Ты подставил её? — ещё сильнее взбесившись, затребовал ответа Блейк, практически вплотную прижав того к стене. — Нет! — уверенно выкрикнул Джон. Сейчас, главное — было не бояться, и смотреть прямо в глаза. Беллами отступил и опустил взгляд, пытаясь справиться с эмоциями. Он выдохнул, и после, уже спокойно, произнёс: — Прости. В такой ситуации кого угодно начнёшь подозревать. — Я понимаю, — ответил Джон, оставаясь обездвижено стоять у той стены. — Я найду эту мразь, что подставила её, и уничтожу! Этот человек почувствует себя в аду, я клянусь. Я всё сделаю, чтобы найти его, и заставлю корчиться его в страшных муках. Ничто и никто меня не остановит. Джон сжал руки в кулаки от боли и стиснул зубы. Сейчас было трудно дышать спокойно. Но необходимо вести себя, как и прежде, чтобы не вызывать подозрений. Самое жуткое в этой ситуации, что он с Беллами полностью согласен. Он стоит ненависти сейчас. И ему теперь всю жизнь нести это в себе.***
Парень привык переживать тяжёлые моменты в своей жизни, но с такой дозой самоедства он сталкивается впервые. Прошло уже несколько дней, а тяжесть оставалась такая же, как в тот злополучный вечер. Джон пытался справиться с ненавистью к себе. А Беллами был полностью занят поиском виновного. И как это было эпично, что того, кого он ищет днями напролёт, ночами он трахал в своей постели. Для Джона это было сложнее, чем обычно. Несмотря на то, что Луны теперь нет, соответственно нет ограничений во времени, и Джон мог себе позволить оставаться с парнем на всю ночь. Казалось бы, это именно то, чего он всегда хотел. Но даже во время секса с Беллами, Мёрфи думал о Луне. Он видел перед глазами последний её взгляд. От этого наваждения было никуда не деться. Но хотя бы Беллами больше его не подозревал. Скорее всего. Основанием так полагать было то, что он с ним занимался сексом, а не занимался его убийством. А значит подозрений на его счёт больше не имел. Утром Беллами начал собираться на работу или ещё куда, Джон не знал куда тот уходит. Они мало говорили. Беллами приходил домой злым и неразговорчивым. Раньше, секс с Джоном снимал его напряжение, но теперь это особо не помогало. И Джон понимал, что это по его вине. Он не пытался насильно влезть в душу Беллами, он просто старался быть ему удобным и не донимал расспросами о чём-либо. Он чувствовал себя комфортной мебелью в его доме или элементом декора. Скорее всего, Блейк его так и воспринимал. Ему нужно было снимать напряжение после тяжёлого нервного дня, и он использовал парня для этого. Джону от этого не было обидно или больно — ему сейчас не до этого. Да и к своей «значимости» для Блейка он уже привык. А сейчас это не самое ужасное, что с ним происходит. Джон терзает себя изо дня в день. Смириться очень трудно. Всю жизнь ему приходится с чем-то смиряться, и почему-то до сих пор он не умеет этого делать. Беллами, собравшись уходить, напоследок положил ключ от квартиры на стол и сухо произнёс: — Вечером придёшь сюда. — Я теперь прописан в твоей постели? Блейк оставил его без ответа и ушёл. И вот так всегда. В ответ одно молчание. В последние время он не говорил почти, только беспрестанно думал о своём. А к ночи выглядел уставшим и расстроенным из-за того, что всё ещё не сдвинулся с мёртвой точки в поисках твари, которая упекла его девушку. Иногда Джону настолько хотелось помочь ему, что он почти готов был сдаться в его гнев и признаться. Но мозгов у него ещё хватало заткнуть себя в такие моменты. Сегодня у Джона был выходной, и он решил провести его дома у Беллами. Для него это что-то из ряда вон выходящее — провести весь день дома. Такого не случалось с ним много лет. И поначалу парень даже не знал, чем здесь можно заняться. Он просто бесцельно ходил по комнатам, осматриваясь. Вещи Луны остались нетронутыми лежать на своих местах. Джон осматривал их, трогал и даже понюхал её духи. Он точно помнил, что слышал этот аромат от Луны. И от этого воспоминания стало так тяжко. Теперь она не может воспользоваться этими духами. Джон даже не знал, что с ней сейчас там происходит, не интересовался как у неё дела. И Беллами молчал о ней. Джон залез в ноутбук, решил чем-то отвлечь себя, посмотрев фильм, например. Он давно не смотрел фильмы. Обычно, ему хотелось с кем-то обсудить просмотренный сюжет и поделиться впечатлениями, но поделиться он мог разве что со стеной. Как только он вошёл в ноут, сразу понял, что он принадлежит Луне. Пароля на нём не было. С Беллами у них сплошное доверие. Джон полистал фотографии. Их было не слишком много. Несколько фотографий с сестрой, несколько с подругой, и больше всего фотографий с Беллами. Также есть снимки из путешествий. Больше всего ему понравилось селфи на пляже, где яркие лучи солнца падают на лица и плечи Луны и Беллами. Она без макияжа, такая естественная и счастливая. И Беллами выглядит довольным, улыбается так искренне, прямо светится улыбкой. Джон даже не знал, что он таким бывает. Парня снова начала окутывать истерика, и он вышел на веранду покурить. Ему нужно было вытрясти из головы Луну, но она пока что намертво там засела. Когда-то он так же пытался избавиться от наваждения в виде Беллами, но в итоге сдался. В этот раз сдаваться нельзя. День, проведённый в доме, на удивление прошёл быстро. Беллами вернулся поздно. Он, как и всегда, первым делом пошёл в душ, а после зашёл на кухню, чтобы выпить бокал виски. Он не сказал и слова, поэтому Джон чувствовал себя неловко, словно ни к месту. Ему казалось, что он делает что-то не так. По крайней мере, он точно не восполняет отсутствие Луны. — Мне, наверное, стоило приготовить ужин. Ты голоден? — спросил Джон. Он не знал, как стоит ему поступать, а как не стоит. И не знал, как у Беллами было с Луной. Джон представлял очень тёплую картину, что она готовила Беллами, и тот, придя с работы, глубоко в душе был тронут такой заботой. — Не стоило. Я тебя пригласил не за этим, — раздражённо начал парень. — Если ты ещё не понял, Джон, то я не пытаюсь тобой заменить Луну. Ты здесь не в качестве моей девушки или повара. Так что не влезай туда, куда тебя не просят. Я не люблю тебя, Джон. И не нуждаюсь в заботе или ласки с твоей стороны. Прими одну простую истину, постель в этом доме — это твоё место. Не надо ничего выдумывать, подражать кому-то и наводить здесь свои порядки. Не давай больше, чем мне от тебя нужно. Потому что мне это нахер не надо, тебе ясно?! — Я всего лишь предложил тебе ужин, — растерянно сказал Джон и попытался скрыть уколовшие чувство обиды. Вслух было произнесено именно то, что он и так знал, но от этого звучало не менее колко. — Да, — уже спокойнее ответил Беллами. Видно, что он приложил усилия над собой, чтобы остановить свою беспочвенную агрессию. Джон всё понял. Очередной тяжёлый день даёт о себе знать нервозностью парня. Но тут же он словно попытался исправиться и поинтересовался у Мёрфи: — Ты сам-то ел? Может заказать чего-нибудь из ресторана? — Не стоит. Я ходил в магазин днём. — Там вроде была еда в холодильнике. — Не моя. — Слушай, пользоваться здесь ты можешь чем хочешь… — Я не хочу, — оборвал его Джон. Беллами посмотрел на парня и усмехнулся: — Может ты ещё туалетную бумагу свою принёс? — Мне от тебя так же ничего не нужно. Постель, так постель, — равнодушно ответил Джон. Его действительно никогда не интересовала материальная обеспеченность Блейка. Он всегда отказывался от пользования чем-либо, что принадлежало парню. Даже в те дни, когда он бывал на мели, и Беллами каким-то образом об этом узнавал, Джон с твёрдой категоричностью отказывался от помощи и даже злостно посылал Блейка нахуй. Беллами уже привык к этому бзику, но его всё ещё это забавляет. Джон просто не хочет чувствовать себя так, будто бы его покупают, и не хотел привыкать к лёгким деньгам. Ведь с Беллами он не из-за денег, а исключительно из-за того, что он долбоёб. — А ты бы хотел чего-то большего, чем постель? — с ухмылкой спросил Беллами. Сегодня он ещё способен хоть на какие-то эмоции, кроме злости. — Ну может быть стол или душ, не важно где. — Я имел ввиду что-то помимо секса. — Я не хочу от тебя того, на что ты не способен. — Значит, если я сейчас решу забить на Луну и предложить тебе стать моим официальным парнем, ты откажешься? — уточнил Беллами. — Боже упаси от такого парня. Мёрфи не понимал к чему очередная проверка. Блейк всё ещё сомневается на счёт Джона? Теперь парень понимал, что показывать свои чувства стало ещё опаснее. Он и раньше держал их под жёстким контролем, а теперь нужно превратить себя в нечеловека. Как тяжело носить эту маску, и становиться всё тяжелее, ведь теперь он с Беллами каждую ночь и к этому он начинал привыкать. Пагубная, хоть и приятная привычка.***
На следующий день Джон больше не мог находиться в доме. Он бесцельно ходил по улицам, пытаясь всё внимание направить во внешний мир и не думать о своём. Но всё тщетно. Он всё думал, что если бы Луна не увязалась за ним. Тогда бы повязали его, а не её. Но зато он бы не чувствовал того, что чувствует сейчас. Он бы вообще ничего не чувствовал. Луна в тот день удивила его. Она единственная за долгое время, кто вообще заинтересовался тем, что у него происходит. И было видно, что это искренне. Джон тогда от этого даже встал в ступор. Он и не знал, как реагировать на подобное, хотел вначале огрызнуться и сбежать от неё, но не стал. И это было так мило, что она пыталась помочь. И вот чем он оплатил ей за доброту и участие. Джон утопал в своих мыслях, когда его позвал до боли знакомый голос, от которого по телу мгновенно побежали мурашки. Джон вначале решил, что он находится во сне и ему придётся скоро проснуться, что носителя этого голоса рядом быть не может. Слишком давно он его не слышал. Слишком давно. — Джон. Джон, я здесь. Парень обернулся и увидел её. Ощущение реальности не вернулось, когда он увидел её лицо. Он по-прежнему был словно во сне. Её лицо; губы, приподнятые в лёгкой улыбке; и печальный взгляд — всё это прямо перед ним, как и три года назад. — Рада тебя встретить. — У меня на этот счёт смешанные чувства, — равнодушно ответил Джон. — Я понимаю. Я внезапно исчезла, и ты в праве злиться. — И что ты теперь от меня хочешь? — Поговорить с тобой. Послушать тебя. Как и прежде. — Три года тебя не было, Октавия. Не думаю, что удастся как прежде. — Я так устала, Джон. И я теперь так тебя понимаю. Октавия вошла в его дом также свободно и легко. Она даже улыбнулась, вновь увидев эти комнаты. Джон почувствовал ностальгию. Ведь когда-то девушка была ему чуть ли не единственным другом, пока не исчезла неизвестно куда. Он в принципе очень мало знал о ней. Но она одна из немногих, кого Джон когда-то мог назвать другом. И единственная, с кем он мог хоть на короткое время забыть о своём одиночестве, почувствовать себя частью чего-то или кого-то. Только она дарила ему это чувство. — Здесь всё осталось по-прежнему, — начала Октавия. — Я стала любить те вещи, которые остаются неизменны. Всё в округе меняется: люди, вещи, отношения. Постоянства так мало в нашей жизни. — Ты же знаешь, что я думаю на этот счёт. Иногда я готов сжечь этот дом к чертям. — Люблю неизменных людей, — с улыбкой сказала девушка, проникновенно взглянув на него. — Думаешь, я не изменился? Ты ошибаешься. За последние три года произошло столько дерьма. — Но у тебя всё плохо, как и всегда. Джон сам этому усмехнулся и на его лице проступила непроизвольная улыбка. — Мне всегда казалось, что весь мир настроен против меня, — продолжил парень. — А теперь я задумался: может быть, это я настроен против этого мира? И мы друг друга стоим. — Кажется, тебе просто нужно перестать думать. — А что мне тогда делать? Девушка направилась к колонке, подключенной к ноутбуку, и ответила: — Включить музыку и танцевать. И вдруг комнату окутала мелодичная песня. Звонкие женские голоса и музыка, которая буквально вынуждает плавно двигаться в такт, придали свою атмосферу этому дню. Октавия снова вносит некоторые изменения в его жизнь. И от этого так сладко, но и страшно к этому привыкать. Девушка взяла руки Джона и закружила его в танце. Он раньше не знал таких ощущений. В этот момент он почувствовал лёгкость и уединение с кем-то. Словно бы Октавия была ему родным человеком, как, например, сестра. Если у неё есть братья или сестры — то им несказанно повезло. Ещё больше повезло её парню. Потому что девушка умеет создать тепло буквально не из чего. Джон смотрел на её лицо, и не мог оторвать от неё взгляда. Она иногда закрывала глаза, уносясь в музыку, и пластично двигалась. Что удивительно, Джон чутко чувствовал её тело и двигался вместе с ней в такт. Девушка даже открыла глаза и сказала: — Ты отлично танцуешь. — Хоть что-то я должен делать отлично, — с улыбкой сказал Джон. — Ты позволяешь мне чувствовать себя спокойно. Но я вижу, что тебя что-то гложет. Не думай, что я не замечаю. — За три года твоего отсутствия существенно всё поменялось. — Ты влюбился? — Я ебанулся. — Очень схожие чувства. — Октавия, я идиот. Я сплю с несвободным парнем. Ещё я подставил его невесту. И она теперь в тюрьме. Он ищет предателя, мечтая уничтожить его. Что мне теперь делать, я не знаю. — Я уже сказала, что тебе делать: слушай музыку и танцуй, — спокойно ответила Октавия. На её лице не отразилось и тени удивления. Она так спокойно восприняла услышанное, и её ничего совершенно не смутило. Джон понимал, что только с ней он мог быть так откровенен. — Это сложно. Я не могу так просто отпустить ситуацию. — Почему же? Конкурентка устранена, — хладнокровно ответила девушка. — Я не хотел так поступать с ней. — Но теперь без разницы, чего ты хотел, а чего нет. Это уже случилось. Прими это и извлекай выгоду, чтобы жертва не была напрасной. — Мою позицию это не поменяло. Я так же не нужен ему. — Думаешь, он будет её ждать? — усмехнулась Октавия. — Её долго не будет, а ты будешь рядом всегда. Приоритеты поменяются сами с собой, раз он и так ей не особо дорожил, когда она была на свободе. Не имей только глупость когда-нибудь позволить своей совести всё сгубить. Заткни поглубже свою правду — она никому не нужна. Ты никого не подставлял, помни только это. Джон почувствовал невозможное облегчение от её присутствия. Он наконец-то почувствовал себя более свободным от оков своего самобичевания. Парень крепче обнял её в танце и сказал: — Мне так не хватало тебя. Момент был испорчен, когда в дверь постучали. Джон никого не ждал в это время, и сам не мог понять, кто бы это мог быть. Хотя догадывался. К нему приходит только Блейк в редких случаях. Но не днём, тем более, когда он так занят поисками «Джона». — Чёрт, — прошипел Мёрфи, увидев в глазок лицо парня. Он нехотя открыл дверь и сразу же предупредил парня, чтобы тот не кидался на него с порога: — Беллами, я здесь не один. — С кем? — Блейк прилично охренел от услышанного и кинул на Джона убийственный взгляд. — Ко мне пришла моя подруга. Музыка всё ещё доносилась из соседней комнаты, где Октавия осталась танцевать в одиночестве. — Тогда может познакомишь меня со своей подругой? Чего ж здесь страшного, да? — говорил Блейк, уверенно направляясь в комнату. Джон ужасно не хотел мешать эти разные стороны его жизни. Октавия для него была источником света, тепла и понимания, она вносила гармонию в его душевное состояние и приносила спокойствие. А Беллами мог дать только иллюзорное укрытие от хаоса вокруг; укрытие очень ненадёжное и непостоянное, которое ещё больше причиняло боли от того, что приходилось держаться за него всеми силами, чтобы совсем не остаться ни с чем. Джону было страшно, что при соприкосновении двух этих миров может пойти трещина и разрушить то, что осталось. Но он не мог запретить Беллами беспардонно распоряжаться жизнью Джона по его усмотрению. Блейк зашёл в комнату, и Джон встал прямо за ним. Октавия плавно танцевала под музыку и лишь бросила безэмоциональный взгляд в их сторону. — Привет, — спокойно сказала она, не прерывая своих движений. — Октавия? Что ты здесь делаешь? — послышался ошеломлённый голос Беллами. Джон серьёзно удивился тому, что они знакомы. Он никак не мог этого ожидать, потому стоял в молчаливом замешательстве и наблюдал за их диалогом. — Я пришла навестить друга. А ты здесь зачем? — Значит, на меня у тебя времени нет. А шляться по друзьям всегда пожалуйста? — Ты забываешь, что я вольна распоряжаться своим личным временем, и сама решаю на кого потратить его. — Октавия, сколько можно? Сколько должно пройти времени, чтобы до тебя наконец дошло, что ты нужна мне, чёрт возьми! Мне постоянно нужно бороться с целым миром в одиночку, и всё что мне нужно для успокоения, хотя бы одно твоё слово поддержки. Джон перевёл изумлённый взгляд на парня. К Беллами такие слова вообще не клеились. Неужели и ему кто-то действительно нужен? И неужели это не взаимно? Его даже уколола тяжёлая тоска вместе с ревностью. Ведь Джон, получается, далеко даже не на втором месте, и у Беллами есть кто-то действительно важный для него. — А мне не в чем тебя поддерживать. Ты борешься с тем, что заслужил. Может так ты научишься дорожить людьми, что находятся рядом с тобой. Которым ты лишь запудрил мозги. Со мной, ты знаешь, это не прокатывает. — Может тебя просто прикалывает это? Во всём обвинять меня? — с нервозностью говорил Блейк. Было ясно, что ему не всё равно на неё и её слова. — И ты забываешь, что куда бы ты от меня ни бежала, как бы ни отдалялась, тебе от меня не отделаться. Ты всегда будешь частью меня. Я в твоей голове. И всегда там буду. Октавия перестала танцевать, а от её прежней равнодушности к разговору не осталось и следа. — Я ненавижу себя за это, — злостно проговорила девушка. — Я ненавижу тебя любить. Но не переживай, я успешно убью это чувство. Я уберу тебя насовсем, чтобы твоя жизнь не была больше прекрасной. И не поверишь, мне хоть и жалко Луну, но я даже рада, что ты проебал её! Жаль, что не всех ты ещё потерял. Беллами не мог сказать и слова. Джон и подавно. Он совсем не мог понять, что здесь происходит, и он был жутко растерян. Октавия подошла к нему и крепко обняла, мягко сказав: — Прости меня за то, что оставила тебя. Теперь я понимаю в какой ты беде. Беги от него, пока можешь это сделать. — Вообще-то уже не могу, — прошептал Джон. — Береги себя, Джон, — ответила девушка и поцеловала его в щёку. А после ушла, оставив Беллами, пялившегося на Мёрфи полным недоумения взглядом, и Джона, не менее поражённого ситуацией. Уставший Блейк сел на диван, пытаясь справиться с внутренней тяжестью от разговора. Джон его таким ещё не видел. Но и Октавию такой он тоже не знает. Понятно одно: Октавия важна для Беллами, а она сильно обожглась об него и со всей мстительностью презирает его, несмотря на свои ответные чувства. Парень выглядел настолько подавленным, что Джон сел рядом с ним, не зная, как его поддержать. Его самого съедала тоска из-за всей этой ситуации, но о себе думать хотелось в последнюю очередь. — Удивительно, что вы знакомы, — начал Беллами. — Откуда ты её знаешь? — Да я и не помню, как мы познакомились. Это было давно. Мы были подростками, и как-то сдружились. — А я ни хрена и не знал, — с сожалением произнёс парень в ответ. — Слушай, сколько у тебя их? И, я смотрю, из всех тебе нужна только она? Даже Луна в пролёте? — Не понял. — Девушек у тебя сколько? Беллами несколько секунд серьёзно смотрел на парня, а после насмешливо хмыкнул. — Девушка у меня одна. А Октавия к ним не относится. Джон загнал себя в непонимание ещё глубже, и это было отчётливо видно по его взгляду. — Не понял ничего? Ты не знаешь фамилию своей подруги? Октавия Блейк. — Она… твоя сестра? Беллами в ответ кивнул. Вот эта информация поразила Джона ещё больше. Всё это время, сколько знает их обоих, он не знал, что они состоят в родстве. — По крайней мере, была сестрой, — продолжил Беллами. — Сейчас она отказывается ею быть. — За что же она так тебя ненавидит? — Есть причина. — Ты предпочтёшь умолчать о ней? — Из-за меня её парня убили. Джон ошарашенно уставился на Блейка. И когда это тот успел так насыщенно пожить на белом свете? — Я негативно относился раньше ко всем её парням. Ей ведь даже 18-ти не было, а ответственность за неё лежала на мне — мы одни друг у друга. И тут она привела его. Вот он Линкольн, прошу любить и жаловать. Но с хрена ли это? Она клялась, что на этот раз всё серьёзно — любовь непоколебимая и всё такое. И этим она хотела прикрыть то, что он значительно старше её. Но как оказалось, он вроде был тоже серьёзно настроен: так, что хотел наладить со мной контакт. Я предложил ему пойти со мной и Атомом на одно дело. В подробности вдаваться не буду, с криминалом связано. Типа, проявит себя по-мужски, тогда и будем говорить дальше. Октавия была против, но Линкольн уверил её, что всё нормально будет. Хотя Октавия твердила ему со мной не связываться, он всё-таки согласился. Короче, пошло всё не по плану. По нам открыли пальбу. Мы с Атомом рванули вперёд, как могли. Линкольну пришлось одному сваливать. Оно-то нужно было помочь ему, и не оставлять его одного, но это опасно было и для нас тоже. Да и как бы ещё он доказал, что у него есть яйца? А пришли-то мы сюда именно за этим. В общем, местность мы знали лучше, и мы отделались лёгким испугом, а он нет. С тех пор, я потерял сестру. Теперь пазл сложился. Джон понял, почему Октавия исчезла. Её вынудила скорбь. — Ты же его вроде как насильно не тянул за вами, — сказал Джон. — Не тянул. Но оказался он там из-за меня. Чтобы понравиться брату любимой девушки и влиться в семью. Но я словно забыл, что люди смертные. Сам-то я оставался всегда живым после передряг и похлеще. Хоронить кого-то по своей вине — это самое паршивое, что со мной случалось. — Не знал, что ты умеешь сожалеть. Блейк безэмоционально посмотрел на Джона, а затем произнёс: — Я обычный человек. И всё у меня как у всех. — Не так давно ты убеждал меня в том, что ты демон во плоти. — Ты многого обо мне не знаешь, Джон. И это только плюс для нас обоих.3.1. Яростная забота.
Время здесь тянулось ужасно медленно. Какой толк в установленном сроке, когда год здесь тянется за два? Раньше Луне часто категорически не хватало времени, ей не хватало 24-х часов в сутках, чтобы всё успеть, а теперь и успевать ничего не надо. В один миг всё, чем она когда-либо занималась, утеряло свою ценность. В один миг все планы рухнули. Сколько было запланировано! Луна взяла новый проект и собиралась много вкладываться в него. Он бы стал трофеем в её портфолио, она это точно видела. И что уже тогда говорить о предстоящей свадьбе, которую девушка уже начала вырисовывать в своей голове, и о путешествии по Испании, о котором она так давно мечтала. Эти мечты должны были вот-вот стать реальностью. Ничего не предвещало беды, и тут произошло то, чего она и предположить никогда не могла. Рок судьбы иногда жестоко обрывает устоявшуюся реальность, и заменяет её на что-то совершенно отличающееся от привычного. Луна никогда не готовилась к жизни в тюрьме, как и любая заключённая здесь. Хотя если бы она совершала что-то криминальное, то хоть как-то была бы готова к этому. Но Луна жила честной жизнью, и уж тем более никогда не имела дел с наркотиками. Здесь было до невыносимости тоскливо. Вокруг незнакомые девушки, одна другой страннее. Луна и представить не могла с кем здесь общаться. А может попросту пока не могла никому открыться. Она была закрыта, как в коконе. Полностью погружена в себя. И постоянно в зажатом состоянии было очень сложно находиться. У неё даже физически начинало болеть тело, словно её мышцы находятся в вечном напряжении. И она могла расслабиться только, когда к ней на свидание приходил Беллами. Он выглядел таким подавленным и загруженным. Она понимала, что ему это переносить ничуть не легче, чем ей. Луне было бесконечно жаль, что она не может быть рядом с ним постоянно, и что не может поддержать его в эти минуты, пока они имеют возможность смотреть друг другу в лицо. И что ещё сильнее её добивало, что Беллами тоже не мог помочь ей, и что его больше не бывает рядом. Она всегда одна. Поэтому эти минуты их свидания Луна бережёт по каждой крупинке, откладывая в памяти каждую деталь разговора, лица парня и эмоций. Но отпускать его тяжело. Когда время заканчивается, и он должен уходить, Луна с адски горящим, разрывающимся сердцем разжимает его руку, и она готова забиться в истеричных рыданиях, превратиться в ребёнка, кричащего: «Я хочу домой! Забери меня! Не оставляй меня здесь!». Но она проделывает над собой колоссальное усилие и улыбается ему на прощание. Улыбается, чтобы ему было легче прощаться с ней. Чтобы он думал, что Луна сильная, и что она здесь справляется. Потому что при виде её слёз, беспомощность Беллами в данной ситуации нанесёт ему болезненный удар. Он и сейчас выглядит измученным, то что же с ним будет, если он увидит, как она страдает? Будучи в камере Луна тоже не позволяет себе слёз. Никто здесь не должен видеть её слабой. Её могут неправильно понять. Только когда свет выключают, и все засыпают в своих кроватям, Луна позволяет себе биться в молчаливой истерике. Чтобы на следующий день снова выглядеть непоколебимой. И эта игра продолжается изо дня в день. Сложнее всего смириться с пустотой собственного существования. Потому что пока находишься в тюремном заключении, ты ничего не приобретаешь, а только теряешь. Луна с тяжестью думала о потерях, которые она осознает, после того как выйдет на свободу, и как ей придётся с этим жить. И самой страшной её потерей, может оказаться Беллами. К тому моменту, когда она выйдет на свободу, она может обнаружить порхающую вокруг него особу, которую теперь он любит. Ей бы меньше всего на свете хотелось потерять человека, с которым она счастлива. Ей до одури страшно думать о том, что Беллами будет целовать колени другой девушке; другую будет нести на руках до кухни; другую будет заставлять улыбаться и улетать от счастья вместе с ним. Это её Беллами. Только её. Никакой «другой» быть не должно. Луна этого не вынесет. Только от одной мысли об этой пока ещё несуществующей «другой» становится нестерпимо больно. То что же будет тогда, когда «другая» начнёт существовать? Луну не так давно определили в её постоянную камеру. Она была несказанно рада, что у неё только одна соседка. И та пока кажется адекватной. Луна ещё её совсем не знает, потому что не особо хочет идти на какой-то контакт с окружающими её девушками. Но со временем она начинает понимать, что ей просто необходимо с кем-то говорить. Блейка по полчаса в день по телефону и два раза в неделю воочию недостаточно. Луна, войдя в камеру, обнаружила Рейвен на кровати, сидевшую по-турецки и копошившуюся в телефоне. — Что ты делаешь? — Чиню его, — ответила девушка. — А откуда он у тебя? — Это не мой. Я чиню его не себе. — Но откуда? — Ты что не знаешь, как их сюда проносят? — спросила Рейвен, усмехнувшись. — Проносит много кто, а вот починить, если сломался, могу только я, — с гордостью продолжила девушка. — Ты ведь рискуешь, храня чужие мобильники. — Мы уже в тюрьме. Видно, чтобы меня пугал риск? Да и я не альтруизмом здесь занимаюсь. — За что ты сидишь? — Луна решилась не заканчивать разговор на пару перекинутых фраз. — Здесь не принято это спрашивать. Хотя все и без того всё про всех знают. Вот такая здесь странная система. Луна промолчала, наткнувшись на отказ. Она уже решила, что на этом их разговор закончен, но Рейвен, бросив на неё взгляд и отвлекшись от починки мобильника, продолжила: — Скажем так, я взломала то, что нельзя было взламывать. — И как же они вычисляли тебя? — Меня кое-кто сдал. Сейчас это не имеет никакого значения. Рейвен была сверх спокойна. В её голосе не было ни тени обиды или злости. Да и чувствовала она себя гораздо свободнее, чем Луна. Та тоже надеялась, что со временем так же сможет привыкнуть, хотя и ужасно не хотелось привыкать к этому месту. — А ты что натворила, шалунья? — с улыбкой продолжила Рейвен. — Ничего. Я просто гуляла, а потом в моей сумке нашли кокаин. — Ну я так и думала, что наркотики. — Это были не мои наркотики, — твердо отбила девушка. — Я не знаю, откуда они там взялись. — Всё, что находят копы в твоей сумке — твоё. Остальное уже никого не волнует. — Я не понимаю, кто меня мог подставить. Кому это может быть нужно? Я ни на кого не могу подумать. — О, с такими светлыми представлениями о людях тебе здесь будет непросто. На самом деле, любой может тебя подставить. Не доверяй людям, если не хочешь оказаться в пизде. Жаль, мама меня этому не учила. — И меня. Рейвен вытянула улыбку, посмотрев на Луну: — А ты ничего, когда разговариваешь. — Да, ничего. Ты не идёшь обедать? — Ох, уже время. Да, с этим мобильником позже разберусь, — ответила Рейвен и засунула телефон поглубже в дыру в матрасе. Луна впервые пришла на обед не одна. Рейвен подсела к каким-то девочкам и пригласила Луну сесть рядом с ней. — О, сова с нами? — воскликнула одна из них. Единственная блондинка в этой компании. — Сова? — переспросила Луна. — Ну ты на сову похожа. Чем-то. — Её зовут Луна, — представила её Рейвен. — А это Эхо, Харпер и Эмори. — А ты можешь сделать так? «Угу, угу, угу»? — спросила Харпер. — Может не будем пугать новенькую? — сказала Рейвен. — А мы разве пугаем? Мы так знакомимся. Опускаем детали и переходим к самому важному, — серьёзно ответила Эхо. Луна неодобрительно посмотрела на свой суп. — Не парься. Это ещё нормально, — подбодрила её Харпер. — Вот когда туда упала крыса и сварилась там, было не очень. Эту ещё крысу Дэрилл съела, помните? — Дэрил способна съесть всё, — сказала Эмори. — А вот я потом три дня ничего есть не могла. — Ещё раз скажите про эту крысу, меня вырвет, и я сделаю сегодняшний обед ещё хуже, — предупредила Эхо. Рейвен засмеялась и влезла в диалог: — Я сейчас вспомнила, как ты слизывала с пола растаявший сникерс. И ты говоришь, тебя стошнит? — Это же сникерс! Он здесь — явление более редкое, чем крысы. Девушки рассмеялись, вспомнив об этом, а Луна пыталась привыкнуть к новой компании. — Ох, и я бы сейчас слизала сникерс с полу, — мечтательно произнесла Харпер. — Но сначала тебе придётся кому-нибудь отлизать за сникерс, а потом уже лизать сам сникерс, — влезла Эмори. — Ну или нужно иметь такие мозги как у Рейвен. — Не порть мне мечты! Я уже представляю, как он у меня во рту. Такой бугристый, твёрдый и шоколадный. М-м-м, — мечтательно протянула Харпер. — Похоже, что она сейчас не про сникерс, — сказала Эхо, и Эмори в голос звонко рассмеялась. — Эй! В моих сексуальных фантазиях вряд ли когда-нибудь появиться нигерский член. — Это потому, что он чёрный? — одновременно проговорили девчонки в один голос. — Тише. Сейчас те услышат, и опять будет война рас, — предупредила Рейвен. — Опять? — спросила Луна, решив как-то участвовать в молниеносно быстром разговоре девочек. — О, она угукает! — воскликнула Харпер. — Чем я похожа на сову? — Посмотри в зеркало. — Я смотрела… — с недоумением произнесла Луна. — Не бери в голову. Даже не пытайся понять их обычной человеческой логикой, — пояснила Рейвен девушке. — У меня другой нету. — А как же совиная? — со смехом произнесли Эхо и Харпер. — У этих двух словно бы одна голова на двоих, — сказала Луна своей соседке, и последняя громко ухмыльнулась. — Так оно почти и есть. — А знаете, чего я хочу больше, чем сникерс? — продолжила Харпер. — Сочный мясной пирог, или бургер с кока-колой. Что-нибудь, где есть жареное мясо и тесто. И сесть с этим на диван перед телевизором за любимый сериал. — Только не говори ничего про сериал, — угрожающе начала Эмори. — Через неделю после того, как я села, вышел финальный сезон «Сверхъестественное». Столько сезонов просмотрено! И теперь чтобы увидеть финал мне нужно ждать три года! Это хуже, чем нахождение здесь. — А я бы вместо сериала предпочла потрахаться, — сказала Эхо. — Я готова делать всё это одновременно! — согласилась Рейвен. — Ну всё. Я теперь представила, как ты прыгаешь на члене, с бургером во рту и палишь в «Сверхъестественное», — сказала Харпер. — Чётко вижу, что именно так будет выглядеть мой первый день на свободе. — Это будет передоз, — прокомментировала Эмори. — Можно будет умереть от счастья. — Тебе, Сова, не понять, — обратилась Эхо к Луне. — Ты ещё недавно трахалась и ела всё, что хотела. Ты же не сидела на диете? Не говори, что ты сидела на диете, или убью тебя за глупость. Я теперь понимаю, как нельзя себя ограничивать в некоторых радостях. И уж тем более прислушиваться к правилам или нормам общества. Я думаю, что обрету настоящую свободу, когда выйду отсюда. Ещё более настоящую, чем имела до заключения.***
После обеда Луна подошла к телефону. Им разрешался один звонок в день, и Луна обычно звонила Беллами. Но сегодня она решила оставить его в покое, чтобы лишний раз не тревожить. Ей казалось, что парень, когда видит или слышит её, ощущает тоску ещё острее. Девушка набрала номер Джона и с нетерпением ждала, когда гудки закончатся, и она услышит его голос. — Ох, Джон. Я так рада тебя слышать. — И я тебя, — с грустью в голосе произнёс парень. — Я несколько удивлён, что ты… позвонила мне. — Мне нужно поговорить с кем-то. Ты не против? — А как же Беллами? — Я поддерживаю связь только с ним. И больше никаких соприкосновений с внешним миром. Мне уже начинает казаться, что я теряю собственную личность. — Если я могу чем-то помочь… — Да можешь. Просто поговорив со мной. Как там Беллами? Как у него дела? — Вы же общаетесь. — Я хочу услышать это от его ближнего окружения, которое со стороны видит всё намного лучше. — Мы редко видимся. Он занят. — Джон, — тихо произнесла Луна, подавив слёзы. — Меня долго не будет с ним. Я не знаю, имею ли право его держать. В любом случае, он сам будет решать: ждать меня или нет. И при любом раскладе меня с ним не будет. Поддержи его, пока меня нет. — Вряд ли у меня это получится. Тебя ему не сможет заменить никто. — Не думай об этом. Ему нужна поддержка, и ты сможешь ему её дать. Он будет злой сейчас и всех от себя отталкивать, но такой он человек. На самом деле, он сможет оценить твою помощь чуть позже, как остынет. Если он для тебя ценен как друг, то не бросай его в беде. Я не хочу, чтобы он уничтожил себя из-за того, что потерял всех самых близких. — Я не брошу, — ответил Джон. — Лучше расскажи мне как у тебя там дела? Всё не слишком ужасно? — Если честно, ужасно. Но я тут вроде как подружилась кое с кем. Меня прозвали «совой». Эти девушки выглядят такими весёлыми и взбалмошными. Может когда-нибудь и я так смогу себя здесь чувствовать. — Тебе нужна поддержка больше, чем кому-либо. Беллами тяжело, но он свободен: он может уйти, если захочет; может пойти куда-угодно; и он не один здесь. А ты, находясь там, в одиночестве и будучи загнанной в угол, беспокоишься о нём. Луна, думай о себе в первую очередь, прошу тебя. И стань уже весёлой и взбалмошной. После разговора с Джоном Луна была более подбодрённая. В ней словно проснулась новая жизненная сила. Сколько можно жалеть себя? Сколько можно пытаться прятаться и оставаться незамеченной? Джон прав, ей нужно думать в первую очередь о себе. Ей нужно привыкать теперь к такому распорядку бытия и строить здесь свою жизнь без страха и грусти о прежней жизни.***
Время стало идти чуть быстрее, и перестало так мучительно тянутся. Луна начала общаться с новыми знакомыми, начала даже понемногу привыкать к ним, и время казалось не настолько тяжело ощутимым. С Рейвен было общаться проще всего, может потому, что они оставались с ней наедине иногда. А все вместе девчонки становились взрывной смесью, которые без умолку могли говорить обо всём на свете с очень живыми эмоциями. Новому человеку что-либо понять в их разговорах было тяжело, его просто уносило быстрым потоком слов неизвестно куда. А привыкая, начинаешь всё лучше понимать их, и даже перехватывать кусочек их настроения себе. — Трость, — задала слово Луна, предварительно предложив Рейвен скоротать время, играя в ассоциации. Такие не активные игры здесь разрешены. И эта игра, вероятно, рассчитана на сближение и на поиск взаимопонимания, поэтому Луна решила воспользоваться ею. — Беспомощность, — произнесла Рейвен, изучая внутренность кнопочного мобильного телефона. Луна лежала напротив неё на своей кровати и наблюдала за тем, как девушка занимается делом, которое затягивает её всеми фибрами души. — Хорошо. Что тогда для тебя «сила»? — Независимость. — Привычка, — задала Луна. — Глупость. — Почему же? — Привыкать ни к кому и ни к чему нельзя. Всё теряется. Очень больно терять то, чем дорожишь. — Ты теряла кого-то? — с сочувствием спросила Луна. — Постоянно. Сначала тебе говорят, какая ты охуенная, что без тебя всё теряет смысл, а потом с лёгкостью теряют тебя, как мусор. — Тот человек, что подставил тебя, был дорог тебе? — Видимо, ему нужна была дура. И он её нашёл. Я оказалась этой дурой. Я больше не собираюсь так подставляться ради кого-то. И тебе не советую верить людям. Кто кажется милым, может в любой момент вонзить нож в спину. Если такого в твоей жизни не было… хотя было, раз теперь ты здесь. — Если никому не верить, то в чём тогда смысл? Зачем тогда человеческие отношения? — Ты спрашиваешь меня об этом, когда ты сидишь в тюрьме из-за какой-то твари, которая тебя подставила? У тебя сахарная вата вместо мозгов? С виду ты не кажешься такой мягкотелой. — Пока в мире есть хотя бы один человек, которому я нужна, я не хочу думать о том, что его чувства бесполезны. Я лишь ценю хорошее отношение к себе. Рейвен даже отвлеклась от своей увлекающей занятости и отложила телефон в сторону. — А кто этот человек? Твой парень? Тот самый, кто приходит к тебе? И ты серьёзно думаешь, что ты ему будешь нужна всегда? Ты веришь в то, что спустя несколько лет, ты выйдешь из тюрьмы, вы поженитесь и нарожаете детишек? Хочешь скажу, что будет на самом деле? Ты готова это услышать? Он будет ебать там какую-то девку, пока ты здесь от одиночества искусываешь себе пальцы в кровь. И может быть, ты как раз выйдешь к его свадьбе с ней. Возможно, со злости набьёшь им обоим морды, разукрасишь белоснежное платье невесты кровью из её носа — и вот тебе «идеальные» человеческие отношения: правдивые и реальные. И ты сама выйдешь отсюда совсем другим человеком. Ты поймёшь, что прежняя жизнь тебе больше не так уж и подходит. Но самое противное, что этот выбор сделаешь не ты. Ты не сможешь больше выбирать, как тебе жить. Будешь жить так, как придётся. — Думаю, у тебя есть основания так думать. Я не знаю твоей жизни, но я знаю свою. Я умею отпускать и умею обретать. Я никогда не буду находиться в безысходности. — Прискорбно, что тебе придётся скоро осознать, что здесь мы только отпускаем. Эти слова въелись Луне в голову. Рейвен сказала их с неприкрытой грустью. Это было так, будто бы девушка обнажила перед ней душу. И Луна поняла, что со временем здесь не становится легче. А только лишь обрастаешь толстой шкурой и привыкаешь. Людям здесь грустно от того, что ушло безвозвратно время, где они ещё не знали, что такое тюремное заключение. Все эти девушки хотят одного и того же: вернуться туда, где их любят и не осуждают; где они могут чувствовать себя свободными и кому-то нужными. — Думаю, нам стоит начать с малых приобретений. Давай начнём с взаимопонимания, раз мы живём в одной камере? — с улыбкой спросила Луна. — Думаешь, его можно приобрести, играя в ассоциации? — Эта игра вывела тебя на откровения, так что почему бы и нет? — Я думаю, ты слишком заносчивая. — Значит, у нас есть кое-что общее. — Хочешь быть хоть чем-то похожей на меня? — усмехнулась Рейвен. — Чтобы найти точки соприкосновения. — Зачем тебе? Чтобы не чувствовать себя такой брошенной и одинокой? — Я думала, ты не против. — Я спросила тебя не об этом. — Да. Я здесь одна. Ты и так это знаешь, но раз ты хочешь услышать это от меня, то пожалуйста. Ты нужна мне, Рейвен, потому что у меня здесь больше никого нет. Девушка в ответ лишь горделиво усмехнулась: — У тебя здесь нет и меня. Я — лишь иллюзия, которой ты можешь пока что себя тешить. Для того, чтобы я реально у тебя была, должно пройти время, которое и покажет: нужна ли мне ты или нет. Луна улыбнулась внутри себя. Рейвен хочется играть в неприступную крепость, и показать ей, кто здесь главный. Новеньких здесь проверяют на прочность, и никто особо не тянется к ним навстречу. И Луна понимала это. Она так же отчётливо понимала, что Рейвен вполне могла быть заинтересована в приобретениях, ведь они здесь такая редкость. И Луна вполне может оказаться нужным приобретением. Если Рейвен нужно время, то пускай присматривается к ней. Возможно, она увидит, что Луна не может быть не искренней, а искренность — такая необходимость в жизни этой с виду холодной девушки.***
— Моё лучшее свидание было, когда Джейк потащил меня в лес, — рассказывала Харпер девочкам, утрамбовывая грязное бельё в стиральную машину. — Мы часа два поднимались по склону вверх; у меня болели ноги и спина; я разодрала ногу и думала, что сдохну там, как собака. Но когда мы поднялись наверх, там был такой закат и такие красоты, что я совершенно обо всём забыла. — Ну ты же ему дала после этого? — спросила Эхо, и Эмори звонко расхохоталась. — Ну конечно дала! Но суть то не в этом. — Прямо на том холме? — поинтересовалась Эмори. — Да боже упаси! Мы были уставшие и потные, у меня нога покалечена, а вокруг красивый закат — не до секса как-то было. Хотя сейчас бы меня это не остановило. — Сейчас мы многое переосмыслили, правда? И даже ухажёры-неудачники кажутся ещё ничего, — со смехом спросила Эмори, складывая высохшие простыни вместе с Луной. — О, знаете, за мной ухаживал как-то один волонтёр, — сказала Эхо. — Так вот он, конечно, молодец и всё такое, такой добрый неравнодушный человек. Но он на первом же свидании повёл меня в дом престарелых. И он без конца трендел о вставных челюстях, о каких-то болячках несусветных, бррр. — Ужас, — прокомментировала Харпер. — А какое лучшее свидание было у тебя, сова? — Это было в Венеции, — начала Луна. — Мы на гондоле приплыли к полям виноградника, собирали виноград и делали вино под руководством мастеров. А после нам устроили дегустацию вин и ужин на берегу. Я тогда тоже встретила лучший закат. Он прятался в бокале белого венецианского вина, и так красиво блестел и переливался. Тот вечер был по-настоящему волшебный. — У меня сейчас ебальник треснет, — сказала поражённая Харпер. — Нет-нет, не позволяйте ей больше говорить.! — возмутилась Эхо. — Или позволяйте. — Я думаю, если бы я так жила, мне находиться здесь было бы в разы тяжелее, — с грустью прокомментировала Эмори. — Слишком яркий контраст. — А твой мужик какой-нибудь противный богатенький папик? Ну или ему хотя бы 60? — спросила Харпер. — Не-а, я видела его, когда он на свиданку к ней приходил, — опровергла Эмори. — Там молодой парень, ничего такой: рожа симпотная, руки подкачены. — Ты что из сериала вышла? — с шуточным наездом обратилась к ней Харпер. — В связи с последними событиями, мне самой так кажется, — ответила Луна. — Я думала, в реальной жизни так не бывает. За несколько недель своего заключения Луна вырисовывала в своей голове полные образы девочек, с которыми начала здесь общаться. Она собирала их слова и поведение воедино, чтобы создать целый образ. Харпер была весёлой девчонкой без тормозов. Она не бывает в плохом настроении. Она может бесконечно говорить о чём-угодно, на любые темы, и этим она способна разогреть любую компанию. Внешне она выглядит мило. По её телу можно понять, что она любит спорт, но её белые длинные волосы придают ей женственности. Что происходит внутри у этой девчонки — неизвестно. Это тот тип человека, которых приписывают к сангвиникам по типу темперамента. Они прячут грусть за смехом. Поэтому никогда непонятно: весело им или грустно — они всегда смеются. И благодаря этой способности они не бывают одни. С такими людьми всегда комфортно общаться. По началу, Луну выбивала из колеи откровенность Харпер. Потому что в поведении девушки вместе с весёлостью в комплекте идёт беспардонность. Но к этому легко привыкнуть. Эхо более или менее близка к Харпер по поведенческому типу. Очень часто они с Харпер понимают друг друга с полуслова. Но Эхо более таинственная, и в ней чуть больше жёсткости. По сути своей, она даже пытается выглядеть жёстче и холоднее с теми, кого плохо знает, а с друзьями она вроде как беззаботная хохотушка и не уступает в этом Харпер. Луна нашла в ней некую схожесть с собой. Скорее всего, Эхо когда-то пришлось пережить тяжёлый период своей жизни; она способна кого-то опекать и взять всё под свой контроль. Эхо не боится ответственности, и она готова брать её за людей, которые ей небезразличны. Она — та, кто готова перегрызть глотку любому, но своего человека ласково обернёт одеялком. В этом было что-то мужское. Хотя внешне девушка выглядела женственно, с высокой и стройной фигурой. Но даже по внешним признакам можно было с первого взгляда понять, что эта девушка не так уж и проста. Эмори — самая скрытная девушка из всей компании. Она немного говорит, но от этого совсем не становиться лишней. Она всегда находится в курсе всего, что происходит и поддерживает подруг. Скорее всего, такую девушку проще разговорить, находясь с ней один на один. В компании людей о себе она не рассказывает. Но при этом она не становится незаметной и не блекнет на фоне более активных девушек. Она находится на своем законном месте и словно правильно дополняет эту компанию. Любое мнение, которое можно составить об Эмори — лишь ничем не подтверждённые догадки. Рейвен — самая выделяющаяся персона из всех. По крайней мере, в кругу этих девушек. Без неё здесь как будто ничего не начинается, словно подруги сами выделили для неё одно из самых важных мест. Она — человек ценный. Работает механиком в тюрьме. Со всем, что нужно починить, отлично справляется. За это её обожают другие заключенные-механики, которых принудили к этой работе, где они слабо разбираются. Так же, Рейвен соглашается на починку любых продуктов контрабанды. Да даже охрана и сотрудники тюрьмы частенько обращаются к Рейес, если у них что-нибудь сломалось. В общем, уважение эта девушка заслужила со всех сторон. Но помимо уважения, она вызывает ещё интерес. По крайней мере, для Луны. У Луны вдруг проснулся ярый интерес к своей соседке. Ей просто хотелось узнать её получше, и хотелось говорить с ней. В тюрьме при всём желании больше не на что обратить своего внимания. А Рейвен и её подруги показались не самой плохой компанией в этом месте, хоть и немного странной и пока ещё непонятной. Но они не выглядели отбитыми на голову, какими можно было представить заключенных тюрьмы. Она все были очень добрые, это невооружённым глазом видно, хоть и пытаются выглядеть грубоватыми. Луна стала чувствовать себя более комфортно. Она ещё не до конца влилась в компанию этих девушек, и всё ещё не является полноценным участником всех их разговоров, но иллюзию «не одиночества», про которую говорила Рейвен, она получила. И эта иллюзия уже помогала ей справляться с внутренним протестом от нахождения здесь, с привыканием к месту и людям, и помогала не думать ежеминутно о жизни на свободе. Когда Луна одна вышла в пустой коридор из прачечной, за углом её поджидало первое разочарование. Её резко прижали к стене, и она увидела перед собой лицо незнакомки, которая чего-то от неё хотела: — Приветики, куколка. Далеко собралась? — В свою камеру, — хладнокровно отвечала Луна. Очередное прозвище ей пришлось не по вкусу. — Эта камера принадлежит Рейвен. А ты там временный гость. — Меня определили туда на постоянной основе. — Предыдущая её соседка думала также, — с усмешкой оскалилась девушка. — И что с ней стало? — Слегла на тот свет бедняжка. А ты, если не хочешь повторить ту же участь, то держись от Рейвен подальше. — Мне принимать это за заботу или угрозу? — с лёгкой надменностью спросила Луна. — Принимай за предупреждение. С Рейвен иметь дело опасно. Засыпая, имей ввиду, что можешь больше не проснуться, — с дикой безумной улыбкой произнесла девушка и резко отдалилась от Луны, а после исчезла. Луна осталась у той стены, переводя дух. Пока что ей здесь не ясно, кто более или менее адекватный, а кого стоит сторониться. Но слова этой полубезумной застряли в голове Луны. Рейвен показалась ей самой приятной из всех, с кем она успела здесь познакомиться. И тут её предупреждают о том, что эта девушка может быть опасна. Образ убийцы к этой улыбчивой и горделивой девчонке никак не вяжется. И дело в том, что держаться подальше от девушки, которая спит по соседству, попросту невозможно.