ОТЕЦ
Утреннее грозовое небо было прекрасно, оно нависало над заливом и сливалось с морем у линии горизонта. Беллатрикс пила зеленый чай, сидя на балконе и кутаясь в плед который принадлежал ее отцу. Это было ее личное время, которое она могла провести наедине с собой. На ее губах появилась улыбка, когда мимо пронеслась компания на метлах, ее муж и деверь наслаждались полётами в компании Демьяна. Судя по виду последнего, именно он пал жертвой интриг и искупался в озере, куда его спихнули родственнички. Если бы здесь был Ричард, то уже непременно прыгал бы от восторга вместе со своей росомахой. Наколдовав темпус, мадам Лестрейндж отправилась в комнату почти трёхлетнего сына. Ричард как был в пижаме, так и восседал в кресле и беседовал с портретом деда. Её отца, Сигнуса Блэка. Точнее спрятав босые ножки под свою росомаху Фрею, наследник внимательно слушал сказку, которую рассказывал дед. Про маленькую Воительницу и благородную Леди, которые путешествовали по волшебному кварталу Парижа в поисках волшебного зелья. Не прерывая их беседы Белла, подошла к креслу сына и, посадив к себе на колени, укутала в плед. — Я тоже хочу послушать сказку, — улыбнувшись портрету отца и обнимая сына. Сигнус Блэк холеный статный красивый брюнет с серыми блэковскими глазам, был ее папой, считал ее родной, и уже неважно от того ли что она была дочерью Вал и похожа на нее внешне. Именно он рассказывал ей сказки на ночь, именно он отдавал ей свое время внимание и нежность. Сигнус Блэк мог быть нежным, он всегда целовал ее на ночь в лоб и пел песню, не колыбельную. Глубокий чуть с хрипотцой голос напевал ей баллады о магах и ведьмах, об эльфах и магии. Он же первым заметил ее способности в боевой магии, ритуалистике и менталистике. Нанимал лучших учителей и тренировал в боях сам, научил получать удовольствие от игры в шахматы. Когда в середине своего первого учебного года после зимних каникул она подхватила лёгкую форму драконьей оспы, отец сутками напролет сидел у ее постели. Лично вливал зелья и обтирал прохладной водой. Сестрам было запрещено навещать ее, Друэлла только и ждала кто победит: болезнь или Белла? Вальбурга наплевав на предостережение колдомедика, приходила к ней, пока отец просто не закрыл ей доступ в дом. Им остался камин, когда отец засыпал у ее кровати, на пост заступала Вал, на фоне слышно было маленьких Сириуса и Рега. Долгое время отец был ее идеалом. Зимними вечерами, когда они собрались с сестрами у камина в гостиной он в разговоре проверял их знания генеалогии. Десятилетняя Андромеда тогда выдала, что у нее должен быть самый лучший муж, добрый, красивый и умный и обязательно всенепременно любящий ее, принцессу Меду. Нарцисса в свои семь, вполне справедливо считала всех мальчишек дураками ну, а после недавнего знакомства с Люциусом Малфоем поняла, что не все люди прекрасные внешне, также хороши в общении. Сама же Беллатрикс в свои двенадцать воспринимала будущее замужество как неизбежность. — Папа, ты найдешь мне хорошего мужа? Правда тебе будет тяжело, — делая ход конем на шахматной доске и отпивая горячий шоколад, из кружки привезенный ей Дольфом из Румынии. Маленькие дракончики гонялись друг за другом, а если напиток остывал, плевались огнем, подогревая его. — Конечно, мне будет тяжело, Белла. Во-первых, ты уедешь из отчего дома, во-вторых нужно выбрать достойнейшего для тебя, в третьих претендент должен выжить в браке с тобой, малышка, — белый офицер угрожал черному коню, на защиту которого его дочь вывела ладью. — Не переживай папа. Ведь если, что, то ты примешь вдовствующую меня обратно? — Сигнус закашлялся от смеха и мысленно жалел будущего зятя. Ее дебют состоялся в четырнадцатую зиму. Прическу ей делал личный цирюльник Вал, а платье и украшение подбирал отец. Собранные на взрослый манер волосы, с несколькими завлекающими локонами у лба и шеи. Темно-зелёные атласное платье с пышной юбкой, подчёркивало ее хрупкость и линию талии. Черный расшитый серебряной нитью первый настоящий корсет. И изумрудный гарнитур, заказанный специально для нее. Отец лично надел ей ожерелье и серьги. От братьев Лестрейнджей беркут принес букет роз, сорт выращенный Сандрой Лестрейндж, и палантин, идеально сочетающийся с платьем. Мать, осмотрев ее, выразила неудовольствие внешним видом дочери. Слишком женственный и взрослый образ, но отдала бальную карту. Первые пять танцев уже были заняты. Папа открывал вечер с ней танцуя полонез, Дольф не оставив никому шанса увлек ее в вальс, Ивэн кузен со стороны Розье и веселая кадриль, Долохов и мазурка после которой следовало промочить горло, Рабастан пригласивший ее танцевать польку и таким образом заслуживший быть представленным очаровательной итальянке Лауре, дочери компаньона отца. И тайный пасадобль на закрытой террасе с Родольфусом, пока их не нашли Вальбурга и Орион. Когда узнав правду о своем происхождении, она сбежала в Лестрейндж-мэнор. Отец дал ей два дня прийти в себя, потом пришел за ней сам. Секретное место Блэков, бутылка вина и многочасовые разговоры. Они проводили закат, а потом ещё гуляли по ночному Лондону. Именно тогда отец впервые сказал, что в его жизни есть две любимые женщины, она Беллатрикс и Вальбурга. И чихать, что там когда-то было, любая проверка на крови и магии покажет, что Белла его дочка, его абсолютная Блэк. Даже спустя годы ей было неприятно вспоминать ссору, когда отец отказывался давать согласие на брак с Дольфом. Они поругались впервые так сильно и зло. В порыве гнева кабинет разнёс небольшой ураган. — Я хочу свободы, ты был готов отдать меня Ноттам. Старшему Эйвери, годящемуся мне в отцы. И думаешь над предложением моего друга, семья, которая уже мне не чужая?! Почему, папа? — серые глаза напротив казалось, могли заморозить холодом, но она не смела, отводить глаза. — Я твой отец, и мне ли не знать, что для тебя лучше. Эйвери староват, значит. Что-то возраст Лорда тебя не смущал? — последняя фраза как удар розг, больнее, чем удары Друэллы по голой спине. — Или я стану Лестрейндж, или буду черной вдовой. И, отец я не Вал, — к ужину она не спустилась. Отец пришел к ней в комнату ночью, сильно пьяный, сидел у кровати и думая что она спит изливал душу. — Моя маленькая Блэк, ты никогда не была для маня Вал. Ты моя Беллатрикс, моя дочь, моя кровь, моя наследница. Ты огонь и рвешься на свободу. Контракт Лестрейнджа это клетка, ты не сможешь быть с кем-то кроме него. Это твоя свобода? Том, который близок с Рейгаром всегда рядом? Когда-то я позволил Вал, слишком многое. Единственное хорошее, что из этого получилось, это ты Беллс, — отец ушел под утро. На завтрак он не вышел к общему столу. В обед его уже не было в Блэк-холле. Вечером с ними ужинал Дольф, а через неделю они отмечали помолвку. До последнего дня отец убеждал Ориона переписать Кодекс Рода и дать право наследования титула ей. Вальбурга успокаивала обоих и разгоняла по домам. Элла требовала равных условий и для Нарциссы. Все равно титул Лорда должен был принять Сириус. Уже умирая, отец просил прощения, что не смог ничего изменить. Белла же держала его за руки и просила простить, что он не увидел внуков. До последнего взгляда и вздоха Сигнус Блэк был со своими любимыми женщинами. Он родился, в грозовую ночь и ушел ровно в такую же. С последним его вздохом гроза прекратилась. Церемония прощания было долгой, а Вал державшая её под руку курила сигариллы одну за другой. И шепотом ругала мерзавца, посмевшего умереть и оставить с его слов любимых женщин. Дольф тогда всю следующую ночь продержал ее на руках, укачивая как ребенка, слез не было, было ощущение, будто она осталась сиротой. Выпивая любимый коньяк отца Беллатрикс точно знала, что с его смертью никто больше не назовет ее дочкой и абсолютной Блэк. Сказка и гроза закончились одновременно. Довольный Ричард поблагодарил деда и, позвав Фрею пошел умываться, под присмотром эльфа. — Спасибо, папа. Ричард обожает проводить с тобой время, как и Лира, — уходить не хотелось, как и покидать теплый кокон из пледа. — Наша княжна грозиться увезти один из моих портеров в свое новое семейное гнездышко с этим Дракулой. Нужно выбрать тот, где я по моложе, чтобы выглядеть прилично, и пусть уж прихватит портрет Вал заодно, — мужчина на портрете подмигнул ей. — Папа, ты у меня красавец. Я прослежу, не беспокойся, — предательская влага в уголках глаз грозила пролиться слезами. — Я был красавцем, моя абсолютная Блэк. Так нечего лить слезы, мне пора навестить Рейгара, — помахав рукой, мужчина переместился на картину с осенним пейзажем. Готовый к завтраку сын, пытался самостоятельно справиться с пуговицами на кардигане, а она расчёсывала его темно-медные пряди. — Мам, я очень люблю дедушку Сигнуса, — параллельно щекоча за ушами Фрею. — Я тоже, Ричард, я тоже очень его люблю.МУЖ
Завтра ее дочь станет женой. В преддверии Белле самой не спалось, слишком много эмоций и мыслей. Ноги сами привели ее в малую музыкальную гостиную. В свое время эту комнату обставляли специально для Сандры Лестрейндж, та великолепно играла на фортепьяно и пела. Музыкальные способности передались и сыновьям, Стан освоил ещё и скрипку. Если был совсем не в духе, а выпивка, женщины и живопись уже не помогали, скрипка спасала его всегда. Родольфус же помимо фортепьяно играл на гитаре, в школе они на пару с Долоховым иногда бренчали на посиделках курса. Сейчас же она спряталась за небольшой колонной и наблюдала одну из самых приятных глазам картин. Рудольфус и Лира танцевали вальс. Причем оба в домашней одежде, а дочь вообще стояла на ногах отца, как в детстве, когда только училась танцам. Белла не стала их тревожить, просто любовалась. Отец и дочь продолжали свой танец, под зачарованный инструмент. Музыка была лёгкой плавной и очень спокойной. Беременность хоть и была практически идеальной, далась мадам Лестрейндж сложно и последние несколько недель ребенка в ее животе успокаивали только голос отца либо мелодия случайно подобранная им же. Впоследствии она на долгие годы стала колыбельной для девочки. Именно под нее продолжали танцевать отец и дочь. Беллатрикс в который раз поблагодарила Мерлина и Моргану за мужа. Ей и вправду повезло. Она, Беллатрикс никогда не питала иллюзий по поводу своих способностей к материнству, слишком эгоистичная по своей натуре, без хорошего примера перед глазами. Да и наличие младших сестер и кузенов отбивало желание иметь детей, так как она точно знала, что дети это не только мило, но и сложно. Рудольфус же верил в нее. Всегда, когда они касались этой темы, он утверждал, что она будет потрясающей матерью. И он сделал ее такой. После потери первенца, их Кристиана, месяц она вообще не помнила, как существовала. Спустя ещё шесть месяцев после рейда, смывая кровь в душе, у нее случилась истерика. Мужа и деверя дома не было. Проревевшись, она кое-как дошла до кабинета Дольфа и просидела там до самого утра. Пробуждение было ужасным, яркий солнечный свет бил по глазам, в горле сухо, а тело ломило от неудобной позы. Напротив сидел Дольф и пил кофе с сигарой. — Что это такое? — пергамент в его руке ей знаком, она полночи потратила на его написание. — Документ о разводе, точнее прошение, — слегка зашторив окна, наконец-то смогла полностью открыть глаза. Появившаяся эльфийка поставила перед ней поднос с кофе и яичницей. — И что тебя не устраивает в нашем браке? Ты же прекрасно знаешь, что Лестрейнджи не разводятся. Выход из семьи вперёд ногами прямиком в Вальхаллу, — Дольф сложил руки в замок и смотрел прямо ей в глаза. — Меня устраивает все, но мне не хочется, чтоб он перестал устраивать тебя. Кто-то из наших отцов добавил в контракт пункт о том, что если одна из сторон не может иметь детей, брак можно аннулировать. Родольфус у тебя должны быть дети, в отличие от меня из тебя получиться отличный родитель…– прервал он её такими крепкими объятиями, что было больно. — Шшш, девочка. Давай я сам буду решать. Если у меня будут дети, то только наши с тобой. Другие мне не нужны. Мы можем иметь детей, Кристиан тому доказательство. Нужно время. Как только мы будем готовы, все обязательно получиться, — так они и сидели несколько часов до прихода Рабастана. Это был единственный, раз, когда они говорили о разводе. Были, конечно, ссоры, но они учились договариваться. Муж был той пресловутой горой, защищал, помогал и не обвинял. А недостатки друг друга они знали и до свадьбы, с чем-то мирились, что-то принимали, а на мелочах не заостряли внимание. Ночам она пряталась в его руках от реальности, дневала, тренируя новичков организации, а уж рейды становились отдушиной. Так продолжалось пока холодной ноябрьской ночью, она не могла уснуть. Дольф ушел в море, Рабастан кутил на пару с Долоховым. Приказав заварить зеленый чай, впервые за несколько лет она взялась за свою колоду таро. Банальный расклад и результат, в который она боялась поверить. Диагностирующие чары и беременность несколько недель. Это был единственный, раз, когда эльфы мэнора наблюдали, как госпожа прыгала от счастья. Родольфусу она сказала утром, тот только улыбался и целовал ее руки. Они были друзьями, лучшими друзьями. Слишком многое знали друг о друге. Личного, такого, что каждый из них хотел бы сам забыть. Рудольфусу она доверяла абсолютно. Могла рассказать все, и он не оценивал ее. Оценивал лишь ситуацию. Каждый волен был принимать собственные решения, не забывая о семье. Сообщниками. Спина к спине почти во всех операциях. Не с кем другим ей не было так комфортно и надежно. Боевые связки, отработанные до автоматизма. Навыки ментального общения, но главное Дольф был единственным, помимо Милорда кто мог удержать ее на самой грани реальности и безумия. Его стратегии всегда давали наилучший результат. Любовниками. В начале их брака спальня регулярно страдала от их совместной магии, а родовой алтарь светился ещё полгода. Со временем, конечно, они оба научились контролировать общую магию. Но даже сейчас спустя почти тридцать лет брака они могли целоваться до боли в губах, как когда-то. Шутка о том, что муж превратил ее в ненасытную нимфоманку, лишь частично была шуткой. Планомерно и четко он развращал ее, учил получать удовольствие. Естественно ещё до их помолвки она знала о традициях семьи друга, знала о наличии преподавательницы особых дисциплин, но ни разу не пересеклась с ней в мэноре. Поэтому до определенного времени была уверена в том, откуда муж получил все свои знания, и лишь спустя шесть лет брака узнала, что ошибалась. Владельцы борделей Англии и Шотландии обожали Родольфуса Лестрейнджа, потому что куртизанки были лучшими осведомительницами разведки, а покровительство такого влиятельного человека помогало бизнесу. Так что был в их жизни опыт совместного посещения и кабаре и курительных заведений, а когда муж познакомил ее с Катрин де Бове, известнейшей куртизанкой Лондона, у Беллс появилась подруга. Рудольфус приучал и приручал ее. В пятнадцать они впервые поцеловались, задолго до помолвки и мыслей о том, что они могли бы стать супругами. После первого совместного убийства оборотней в Тайге, оказавшись в безопасности дома Долохова, у них была ночь, до отправления домой и встречей с родителями. Беллу тогда трясло, не смотря на час, проведенный в горячей ванне и горящий камин. Дольф пришел к ней в комнату в домашних брюках и халате с бутылкой абсента. Молча развел напиток до нужной консистенции и протянул ей. Пили они тогда залпом. После второй рюмки также молча он, усадил ее к себе на колени и обнимал, отогревая. — Лестрейндж, мы убийцы. Ты понимаешь, теперь на наших руках их кровь, совсем молодые ребята, хорошо если они старше нас…– именно тогда Дольф прервал ее поцелуем, зарывшись рукой в волосы, не оставляя возможности отстраниться. Первый поцелуй в ее жизни был требовательным, терпким и нежным одновременно. Теплые губы, язык, который дразнил и увлекал, руки в волосах нежно массирующие голову. Дольф то был нежен, чуть посасывая ее язык и губы, то прикусывая нижнюю губу заставляя ее постанывать и ощущать возбуждение впервые, чувствовать, как низ живота сводит и жжет, а между ног становиться горячо и влажно. Знакомый аромат его кожи с каждым вздохом, казалось, проникает в самое сердце, заставляя кровь быстрее бежать по венам. Остановились они, когда кончился кислород. — Они напали на нас первыми, и я предпочту видеть тебя и Тони живыми, да и самому сейчас быть здесь с тобой. Чем лежать на земле мертвым, но с чистыми руками, — уверенный голос и сияние зеленых болотных глаз прогнали прочь все ее сомнения. Когда по возвращению на родину мать наказала ее ударами плетью, она не проронила ни звука, вспоминая вкус губ лучшего друга. Периодически они целовались, но никогда не обсуждали это. Обоим было хорошо и устраивало, что можно было найти комфорт в объятиях того, кому веришь. В семнадцать после заключения официальной помолвки Роди стал позволять себе больше, потому что ей Белле стало мало только поцелуев. Его волшебные руки творили чудеса, каким-то образом он просто знал, как прикоснуться, чтобы получить максимальный отклик. Свой первый оргазм Беллатрикс запомнила на всю оставшуюся жизнь. В декабре 1968 года перед Рождеством они гостили на Гриммо у тети Вальбурги. Та всячески привечала Дольфа. Когда весь дом уснул, они встретились во владениях Кричера на кухне. Молодость, горячность или ещё что-то, что могло бы объяснить, как простой процесс варки кофе мог быть таким соблазняющим. Она сидела на столе, пока Рудольфус варил им кофе в турке, вручную. Он утверждал, что магия портит напиток. Высокий, красивый он стоял к ней спиной, а сама она беззастенчиво рассматривала его широкие плечи, узкую талию и длинные ноги. Вцепившись ладонями в край стола, чтобы не подойти и не расплести собранные в хвост пряди цвета темной меди. Сама она успела приготовиться ко сну, и сейчас была в ночной рубашке и халате. На кой-ляд вместо тапочек она нацепила туфли, сама не знала. Впрочем, движение изящных мужских рук помешивающих кофе занимали ее гораздо больше. Разлив напиток по чашкам Лестрейндж поставил одну рядом с ней, а вторую пригубил, облокотившись на один из шкафчиков кухни. На вкус кофе был горьким, но вкусным, обжигающим. Но напитку было далеко до интенсивности зелёных глаз напротив, парень не опускал взгляд ниже ее глаз, но огонь в них горел слишком явно. — Мой кофе классический, а твой пахнет вереском, дай попробовать, — протянутая рука оказывается в плену его рук и губ. Нежные быстрые поцелуи от запястья поднимаются выше и прекращаются в сгибе локтя. Дольф оказывается прямо перед ней и целует, переплетая их ладони. Поцелуй лёгкий нежный дразнящий, в то время как руки скользящий вверх по ее плечам буквально прожигают даже сквозь одежду. Кофе с вереском это вкусно, но Дольф со вкусом моря гораздо желаннее. Мозг отключается, и она сама зарывается руками в его густые гладкие волосы и закрывает глаза. Существует только Родольфус и его поцелуи на ее шее, подбородке, его руки которые одновременно спускают халат с плеч и задирают подол ночной рубашки, скользя по ноге. Слишком поздно она вспоминает, что белья на ней нет, ровно в тот момент, когда его пальцы скользят по сосредоточению ее желания. Его имя она выдыхает, но он лишь сильнее обнимает ее. Шепча, что ей будет хорошо, одновременно с его языком, который вновь завладел ее ртом, его палец скользит в ее тело. Единственное на что она способна это стонать в его рот и расправится с рубашкой, ощутив, наконец, худощавое жилистое горячее тело. Роди позволяет ей вдохнуть воздуха, скользя губами вниз, чуть прикусив вену на шее, облизывая и покусывая ее соски сквозь ночнушку, в то время как в ней уже два его длинных пальца продолжают творить что-то, от чего по ее бедрам течет влага. Сама Беллс тонет в водовороте ощущений, лишь сильнее разводит ноги, потому что желает большего, сама не знает чего, но большего. На секунду она открывает глаза, потому что Дольф отстраняется и облизывает свои пальцы, которые были в ней. — Трикс ты на вкус как вино и оказывается, ты умеешь краснеть, — разрывая на ней рубашку от ворота до подола. Кожа к коже, жар такой, что их тела моментально становятся мокрыми. Она целует его шею, чуть прикусывая кадык, понимая что он возбужден не меньше ее самой, судя по тому шипению которое раздается, стоит ей провести по выпуклости его брюк. Рудольфус перехватывает ее запястья и целует ладони, после чего возвращает ее руки себе на плечи. Чувствовать его рот на обнаженной груди куда интенсивнее и ярче, он пересчитывает все ее ребра языком, это немного щекотно, после чего велит вцепиться руками в стол. Голос рваный и хриплый, но словно музыка для ее ушей. Дольф опускается перед ней на колени и не снимая с нее туфель целует лодыжки, поднимаясь вверх, добираясь до внутренней стороны бедра слизывает влагу там. Потом забрасывает ее ноги на свои плечи, и мир перестает существовать. Белла никогда не ласкала себя сама, ей казалось это чем-то неправильным. Но то, что творил Роди было поистине волшебно, его язык и пальцы прикасались к ней и приносили лишь удовольствие. Напряжение нарастало, ей слышались удары собственного сердца, а руки не слушались: одна царапала стол, а второй она вцепилась в волосы Роди, чтоб прижать к себе ещё ближе. Словно из далека, слышен гортанный стон и звук разбившегося стекла. Ещё секунда и мир перестает существовать вовсе. Пришла в себя она от того, что прижималась к Дольфу, обвив ногами за талию, а руками за шею все ещё сидя на столе. Он гладил ее по волосам и целовал в лоб. –Все хорошо? — отстранившись на расстояние вытянутых рук, палочкой приводя в порядок ее одежду. — Да, все хорошо. Просто я думала что умерла, — ей действительно хорошо и стоило бы смутиться, но стеснения не было. — Белла ты ненадолго потеряла сознание, так бывает. Просто мне повезло, мне досталась страстная невеста, — серьезность фразы портят его улыбка и хитрые глаза. — А почему все в стекле? — на полу и шкафах битые остатки семейной посуды, и хрусталя. Вопрос не требует ответа, она сама вспоминает как волна магии, проходящая сквозь все тела от удовольствия, вырвалась наружу. Как настоящий джентльмен Рудольфус восстанавливает все репаро, а после провожает ее до дверей спальни, где они не могут расстаться целуясь. Утром следующего дня за завтраком бокалы с водой трескаются, стоит к ним только прикоснуться, Сириус и Регулус спорят, кто из них к этому причастен. Орион искренне удивлен, так как богемское стекло известно своим качеством. Кричер что-то бурча, быстро убирает осколки. Вальбурга глядя на Белл вещала, что чары тоже имеют срок. Сама Беллатрикс из последних сил сдерживалась, чтоб не рассмеяться, лаская под столом лодыжку Дольфа. Пару дней спустя гуляя по саду, тетушка научила ее заклинанию, которое отлично восстанавливало вещи, уничтоженные в порыве страсти. А вечером у ее кровати лежала книга из личной коллекции Вальбурги. " Ars passionis et venereae magicae" — искусство страсти и эротической магии. Внутри записка "… Тебе повезло с мужчиной девочка, и нет, он позаботился и о чарах отведения внимания и тишины, но Кричер есть Кричер". После клятв и первой брачной ночи понятие стыда в их спальне исчезло окончательно и бесповоротно. Со временем они испробовали многое из фолианта, подаренного Вал. Когда их посадили в Азкабан не возможность прикоснуться друг к другу, была одним из самых тяжёлых лишений. Они держались за руки сквозь решетки до кровоточащих запястий. Именно после тюрьмы она поняла, что в шутке про нимфоманку лишь доля шутки. Ей физически было больно от отсутствия его близости до тошноты до спазмов. Конечно, частично всему виной полный магический брак на крови, но там, в холодной и сырой камере иногда ей снились их совместные ночи полные огня, и казалось, что становилось теплее. Спустя пять лет заснуть в одной постели, обнимая друг друга, было блаженством. И плевать, что они в Малфой мэноре и оба выглядят так, что в гроб краше кладут. Заснуть то они как раз и не смогли, непривычно было на мягкой кровати, они лежали, переплетаясь всеми конечностями и целуясь до боли в губах, до потери дыхание и пятен перед глазами. А уснули на полу перед камином на пуховом одеяле. Уже дома, в родном мэноре в супружеской кровати была их первая ночь после тюрьмы. Муж был нежнее, чем в первую брачную ночь, будто боялся, что она сломается. Белла же глядя на себя в зеркало понимала, что от той красавицы, которой она была ничего не осталось. Скелет обтянутый кожей, не видевшей солнечного света. Дольф плевал на то как она выглядела он ласкал ее с той же страстью, оставляя на теле метки, которые потом сходили неделю. Привязанная к изголовью кровати за руки, лёжа на животе, она была перед ним абсолютно беззащитна, отдавала ему контроль и власть. Желая просто чувствовать и не думать. Сначала он сделал ей массаж, растирая каждую мышцу, давая телу долгожданный покой. После чего отвязал ее руки позволив прикоснуться к себе. И она прикасалась, заново изучая такое родное тело, каждый новый шрам. В начале этой ночи именно она настояла на темноте в спальне и даже завесила полог. Глупость, но не хотела, чтоб он видел, какой она стала. Сейчас же хотелось видеть его всего, щелчок пальцами и свечи в комнате зажглись, даря теплый приятный свет. Волосы отрасли и он ещё не успел их обрезать, длинные медные пряди и трехдневная щетина, чуть темнее чем волосы. Белла целовала каждый миллиметр тела мужа, не пропуская. Потому что скучала, потому что ощущение и вкус его кожи на собственных губах поднимало ее собственное возбуждения на новый уровень. Они как одно целое, удовольствие каждого увеличивало желание и удовольствие партнёра. Добравшись до его бедер, она слегка оцарапала впалый живот и удобнее устроилась между ног мужа. Лаская ей нравилось смотреть ему в глаза, как они меняют цвет с темно зелёного, до практически черного из-за расширенного зрачка, как он облизывает губы, пытаясь сдержать стоны. Ее собственное тело всегда отзывалось желанием на такую картину. Руки в ее волосах были нежными, Дольф не пытался ею руководить, просто перебирал ее пряди. В следующую секунду она оказалась на нем, наконец-то чувствуя наполненность. Муж шептал ей на французском языке, как он по ней скучал и как ее хотел, зная, что это заводит ещё больше. Желание можно было пощупать, им был пропитан воздух вокруг них, идеальное сочетание движений, скольжения и глубины. Опираясь на его грудь, руками чувствуя биение сердца, подстраивая их совместный ритм, под частоту его жизни. Ни чего не изменилось за пять лет. Их огонь горел ещё ярче и жарче. Дрожь в теле служила сигналом к развязке, но муж знал, как продлить сладкую агонию. Не переставая целовать ее, он перевернул их так чтобы она была прижата к нему спиной. Он мог полностью укрыть ее собой. Каждое движение было идеально, губы, чуть касающиеся мочки ее уха, правая рука, ласкающая соски и левая ласкающая клитор. Она выгнулась как лук в его руках, потому что первая волна удовольствия просто взорвала ее тело, она слышала хруст своих ребер и " Трис" пока Дольф кончал. Собственно после этой ночи их спальне потребовался ремонт, балдахин они спалили, а магией сломали кровать. Пришлось по новой учиться контролю, изменились они, изменилась и магия.