2. Жрец
3 апреля 2019 г. в 12:45
— Ты не сердись на нас, жрец! Нам сказано — мы выполняем.
— Я не сержусь.
— Ты ж пойми, — не унимался стражник, — боятся они вас теперь. На севере вон что творится. Раньше как, перед каждым маломальским решением все шли, несли дары мудрому богу, а теперича вон как обернулось.
— Я все понимаю.
— Ты бы отрекся, а. Я же тебя знаю, мужик-то ты хороший, зачем тебе гнить в окаянной.
— Не могу.
— Не можешь, да, понимаю. Ну ничего, темница в Котлах зато хоть не сырая. Всяко лучше виселицы.
С этим жрец не мог не согласиться.
— Могу я оставить маску?
— Не положено. Ты уж извини, жрец.
— Да ничего, — постарался спокойно ответить тот, тогда как под ложечкой пренеприятнейше засосало: «Сожгут, непременно сожгут!»
Жреца подвели к крытому фургону, где он, брякнув кандалами, уселся на скамью.
— Ты уж не серчай, — буркнул старый стражник и закрыл дощатую дверцу.
Раздались оклик погонщика, щелчок кнута и недовольное фырканье лошадей. Со скрипом фургон тронулся.
— Стало быть, жрец, — раздалось со скамьи напротив. — Из принципиальных?
— Стало быть, из принципиальных.
Заключенный, которого жрец едва различал в полумраке повозки, хрипло засмеялся, затем наклонился поближе, так, что оказалось видно опухшее от побоев лицо и зияющий провалами оскал.
— Не того бога выбрал, жрец? Иль не ту профессию? Молодой же ещё, нет бы девок тискать.
— Мой бог не запрещал мне тискать девок.
— Хороший бог.
— Хороший, — согласился жрец.
— Только в Котлах девок не будет.
— Переживу.
— А я нет, — вновь залился сиплым хохотом заключенный. — Меня на рассвете повесят!
— За дело?
— За дело, — успокоившись, ответил тот. — Я, кстати, Рыч.
— Риван.
— Расскажи-ка мне, Риван, что меня ждёт после смерти?
— Смотря как прожил жизнь, — ответил жрец, разглядывая кандалы на своих руках. — И какому богу молился.
— Да никому я не молился. А теперь уже и поздно начинать. Я бы тебя попросил помолиться за меня Богу-Ворону, — заулыбался очередной своей шутке Рыч, — да смотрю, у тебя самого дела не очень.
Риван невесело улыбнулся в ответ. Далее они ехали молча, каждый в своих размышлениях, пока фургон внезапно не остановился. Снаружи послышались цокот копыт и оживленный разговор. Дверца открылась, и в проеме света показался один из стражников.
— Жрец, выходи.
— Для Котлов рановато.
— Выходи, говорю.
Жрец поднялся со скамьи и спрыгнул на пыльную дорогу.
— Удачи, Риван, — крикнул вдогонку заключенный.
— Легкой смерти, Рыч, — ответил жрец.
Подле фургона расположились всадники. И не простые сельские стражники, что его повязали, а самые настоящие латники из регулярного войска царицы.
— Поедешь с нами, — обратился к жрецу один из солдат.
— Куда?
— Отдавать долг родине, — фыркнул другой.
— Цыц! Были с собой какие ритуальные вещи?
Риван кивнул.
— Да-да, — закопошился старый стражник, достав из-под скамьи возницы черный заплечный мешок.
Солдат жестом велел отдать его жрецу. Риван прижал вещи к груди и не смог удержаться от того, чтобы не нащупать внутри маску. Только за одно это он готов был ехать с солдатами хоть на край света. Впрочем, судя по всему, выбора у него все равно не было. С рук сняли кандалы и вручили поводья вороной кобылы.
— Что делается, — проворчал стражник, когда жрец Бога-Ворона под конвоем из полдюжины солдат царицы Зарины, обогнув фургоны, ускакал вперед по дороге. — Ох, не к добру...