🚬
В баре «Joke» в понедельник вечером почти никого. Тут сидят местные ребята, потягивая пиво, а Намджун стоит у барной стойки и протирает стаканы, слушая болтовню Джина и Хосока, устроившихся перед ним на высоких стульях. В этот момент дверь открывается, и в бар заходит Винсент. Он молча подходит и ставит на стойку небольшой черный пакет, который Намджун сразу же прячет вниз. — Это был хуйня базар, долги выбивать я умею, — Винсент садится рядом с друзьями и игнорирует Хосока, который тут же расплывается в улыбке. — Отлично, с ними только так, — кивает Намджун и наливает другу пива. — А признаться ты не в состоянии, брат, — тихо говорит рядом сидящий Хосок. Винс в ответ прожигает его убийственным взглядом и обещает страшные муки, если еще раз об этом заикнется. — В чем признаться? — щурится Джин, услышавший все равно громкого Хосока. — В том, что он долбоеб, — прыскает Чон. — Завали уже, — Винс закатывает глаза и берет свое пиво. — Ну че, к Джихану на движ идем? Он звал, — спрашивает Намджун, смотря на друзей. — Я всегда «за», — быстро кивает Хосок. — Мне нездоровится, — мрачно сообщает Винсент, глотнув пива. — Блять, не начинай, — хлопает его по плечу Хосок. — Там, вообще-то, твой дружок будет, — снова тихо говорит он прям у самого уха Тэхена. — С чего ты взял? — хмурится Винс. — Его братан же дружит с Джиханом, стопудово они там будут. — Ладно, едем, — соглашается Винсент, стараясь игнорировать лыбу Хосока. — Че у вас за секреты? — спрашивает Намджун, смотря на этих двоих с подозрением. — Да тут у Тэхена новый этап в жизни начинается, а он тормозит, — Хосок снова хлопает друга по плечу и слезает со стула. — Давайте, погнали. И они едут. Намджун с Джином на тундре первого, а Хосок с Винсентом на мерсе. И лучше бы последний не сажал к себе это чудовище, не дающее спокойно ехать. Он атакует по всем фронтам, повторяя через каждое слово «признайся ему». — Сегодня охуенный шанс, — качает головой Хосок. — Я посмотрю по ситуации, — каменно отвечает Тэхен. — Закрой уже, пока из тачки не вылетел. — Да молчу я, — закатывает глаза Хосок. — Но пока не скажешь, не узнаешь, взаимно ли это. Винсент не знает, как поступить. Это классический случай, когда есть страх ничего не приобрести и потерять то, что имеется. Надо ли оно им? Надо ли Чонгуку? — Я бухать, — твердо заявляет Винс, когда они приезжают. Всегда лучший вариант забыться в алкоголе. Он замечает Чонгука сразу. Малой сидит со своим братом и еще с какими-то пацанами на диване. Винс забывает про Хосока, укатившего к каким-то знакомым, и идет к средоточию алкоголя на кухне, а когда проходит мимо, чувствует на себе лазером прожигающий взгляд Чимина, который он, конечно же, игнорирует и коротко улыбается Чонгуку. Мелкий машет ему и улыбается в ответ, а у Винсента сердцебиение участилось. Вот мелкий пиздюк, что он творит с этим сердцем, пережившим кучу дерьма. Винсент сосредотачивается на алкоголе. Он мешает дешевый вискарь с пепси и пьет так быстро, что глотка пылает как кое-что другое после острых крылышек. Потихоньку он начинает чувствовать пространство, музыку, которая почему-то стала заглушенной, и людей, которые проходят мимо или подходят к нему, что-то говорят и смеются, заставляют чокаться стаканами и орут какие-то тосты, на которые Тэхену глубоко похуй. Бухлишко быстро сцапывает его и берет под свой контроль целиком. Это хоть и не предел, но вполне хватает, потому что держаться на ногах все еще нужно. Винсент поднимается со стула и двигается обратно в гостиную. Немного плывет перед глазами, но, в целом, мозг соображает на все сто. — Всем добрый вечерок, — да, он подошел к Чонгуку, к его брату и их друзьям. Они по району друг друга знают, но не находятся в каких-то близких отношениях. Вообще, Винсента они раздражают. Долбоебы, которые что-то из себя строят и пытаются подняться выше самого Намджуна. Хрен с маслом им. — Здарова, Винс, выпьешь с нами? — спрашивает какой-то пацан, пока Чимин с бутылкой пива в руке скрипит зубами громче долбящей из колонок музыки. — Не, позже к вам подтянусь, хочу с малым побазарить, — Тэхен коротко подмигивает немного растерявшемуся Чонгуку и кидает быстрый взгляд на его братца. Винсент даже хочет, чтобы Чимин что-нибудь выкинул, чтобы запиздиться с ним прямо сейчас, но сам к этому шагов делать не будет. Пусть рыжая башка дерзнет рыпнуться, и тогда посмотрит. — Да, пойдем, — быстро говорит Чонгук и подскакивает, не давая даже надежду разразиться конфликту. Ни для кого не секрет, что Чимин и Винс не в самых лучших отношениях. Они толком никогда и не были близки, но это не мешает им желать друг друга отпиздить. А теперь так тем более. Надо же было Тэхену повестись с младшеньким Чимина. Но он-то поприятнее старшего брата будет. И именно с ним сейчас хочется быть больше всего. Винс ничего больше не говорит, просто неторопливо, чуть-чуть заносясь в сторону, идет дальше, вытаскивая из кармана толстовки сигареты и спички. Чонгук за ним ползет сквозь толпу, боится упустить из виду. Тэхен сейчас спокойно может встрять в какую-нибудь хрень, поэтому даже хорошо, что малой за ним потопал. — Твой брат пусть взгляд проще делает, когда я рядом, — Винс чиркает спичкой и поджигает огоньком кончик сигареты. Они вышли на крыльцо, где народу поменьше. Тэхен прислоняется плечом к колонне и скрещивает ноги. А Чонгук рядом встает с другой стороны, чтобы тем, кто заходит или выходит, не мешать. — Можно просто игнорировать его, — пожимает плечами Гук, потягивая колу в стакане через трубочку. — Не хватало, чтобы вы подрались. — Да пусть только дернется… — Винсент смотрит в сторону двери, уже будто хочет вернуться, но тормозит, почувствовав на плече теплую руку Чонгука. Малой своими темными блестящими глазками смотрит, как котенок, выпрашивающий еду. Вот только сверкают глаза эти слишком ярко. — Ты пил, Чонгук? — спрашивает Винс, ушедший в гипноз глаз мелкого. — Прям щас, — прыскает Чонгук, подняв свой стакан с нифига не колой. — Чтоб не палился, на будущее, заливай все в банку из-под газировки, — Винсент хлопает Чонгука по плечу и делает затяжку. — Буду знать, — Чонгук возвращается на свою сторону крыльца и копирует позу старшего. Он хоть и немного выпил, но малолитражкой назвать его можно стопроцентно. Вдруг шатнется и покатится по деревянным ступенькам. — А вообще, хули ты пьешь, щенок? — Винсент медленно поворачивает голову к Чонгуку. — Да я немного! — закатывает глаза младший. — Тут грех не выпить. Да и Чимин мне разрешает… — тут голосок на нет сходит, потому что Тэхен смотрит так, как будто сейчас будет мстить за предательство. — А че такого? — пытается не растеряться Гук. — Да ниче, пей, раз братик разрешает, — хмыкает Винс и курит себе дальше, смотря куда-то вперед, на районные пейзажи, пока дымом сигаретным не давится. — Тэ, что-то ты меня зайчонком давно не звал, — хмурится малой. А вот и причина. Винс хочет делать вид, что не слышит, до последнего. Коротко кашляет и продолжает дымить. — Знаешь, типа… — продолжает Чонгук, а голос его звучит расстроенно. — Как будто я надоел тебе, и ты даже зайчонком называть меня уже не хочешь. Это обычно значит, что люди отдаляются, — Винс прикрывает глаза, внутри все орет, он сам орет у себя в башке, хочет закрыть мелкому его ротик, сам высказаться, но даже алкогольная пелена ему блок не ослабляет. — Я знаю, мы не так давно знакомы, и, может, я не такой хороший друг, да и вообще, я же еще школьник… — Хватит нести хуйню, Чонгук-и, — негромко говорит Винсент, не смотря на рядом ерзающего от неловкости Гука. — Не выдумывай всякий шлак, засоряющий твои мозги. — А в чем тогда причина? — Чонгук смотрит на него в ожидании, с надеждой, вцепившись двумя руками в стакан с алкогольно-соковой бодягой, и надеется, что услышит что-то успокаивающее. Может, реально просто надумал себе. — Дело в том… — Винс забывает о своей сигарете, поворачивается к Чонгуку, чутка пошатывается, смотрит в глаза своими немного туманными, но все равно ясными, как никогда, глазами, и снова чувствует затор. Мысленный затор. Слова не хотят рождаться, и причина есть — страх испортить все, что имеется, страх потерять. Дело в том, что в один миг милое и больше издевательское «зайчонок» стало синонимом таких слов, как «любовь моя» или «жизнь моя». Разве друзей называют так? Дело в том, что в один миг расхотелось просто сидеть в одной тачке, колесить по району и есть фастфуд без элементарных прикосновений, без объятий, без слишком долгих взглядов, которые не будут вызывать вопросов, ибо всем все будет ясно — они же, блять, парочка. Расхотелось просто сидеть на диване рядом без возможности прижать к себе и дальше так валяться. Не хочется и ночей в одного. Вот что-то такое бы хотелось. Чтобы без «без». Поэтому «зайчонок» или как говорят люди — любовь моя, больше не катит сюда. — В чем? — Чонгук выводит Винсента из глубоких раздумий. — Да в том, что как мне по кайфу, так и зову тебя, — говорит Тэхен четко и даже как-то слегка холодно прямо в лицо Чонгуку. — Будешь хомячком теперь. — Да каким хомячком! — возмущенно выпаливает Чонгук. — Нет, ну! Где тут схожесть вообще? — закатывает глаза и идет за спустившимся с крыльца Винсентом. Тот швыряет окурок в траву и сует руки в карманы спортивок. — Зови меня как раньше, зайчонком, Винсент! Куда ты пошел? — Домой я, — зевает старший. — Не ори, умоляю. — Винс, я с тобой хочу, — Чонгук кидает недопитый стакан в мусорный контейнер и шагает за Тэхеном. — Мы пешком. Ты тоже бухой, за руль не пущу, — зыркает на младшего Винс. А тот довольный, лыбится. Ему хоть бы что. — В историю еще вляпаемся. Лучше пешочком домой, и мы целы, и моя деточка… — Ой, щас опять начнешь о своей тачке, — закатывает глаза Чонгук. — Давай слушай, сам подписался на подкаст о моей тачке, хомячок, — злорадно ухмыляется Винс. — Эта крошка увидела вторую жизнь благодаря моим рукам… В общем, стоит им прийти, Чонгук раскидывает обувь на пороге, на пути к комнате стаскивает с себя куртку и валится на матрас на полу, засопев уже спустя минуту, пока Винсент пыхтит в прихожей, пытаясь развязать шнурки. — Вот блять, хуйня, — бурчит он, наконец разувшись, и плетется в комнату. Из окна льется свет уличного фонаря, поэтому тушку уснувшего Чонгука Винсент видит сразу же. В дверном проеме у него случается ступор, а спирта в организме будто и не было. Чонгук свернулся калачиком, оккупировав весь матрас, и тихонько сопит с приоткрытым ртом. Винсент засматривается, представляет себе что-то, что лучше бы не представлять, не усугублять свое душевное состояние. А воображает он, как малой тут постоянно засыпает с ним, просыпается с ним и отсюда едет в школу. В принципе, завтра так и будет, но это лишь на один день. Хочется постоянно мелкого наблюдать рядом, а то квартира какая-то уже и не та вовсе. Это отличная берлога для иногда ненавидящего людей Винсента, но тут одного конкретного человечка хочется видеть чаще. Винсент не пытается теснить мелкого и ложиться рядом, хотя раньше ему было бы плевать, чей он сон там нарушает, потому что свой важнее, но тут ни спать не хочется, ни нарушать чонгуков сон не хочется. Поэтому Винс полночи курит на кухне и снова много размышляет о том, что на душе и сердце происходит. Вывод один — любит. Как будто на поезд опаздывает, Винсент вдруг хватает свой телефон, натягивает тапки и несется на шестой этаж, перепрыгивая через две-три ступеньки. Оказавшись перед нужной дверью, начинает барабанить, как вне себя, пока та не распахивается, и Винсент едва не залетает кулаком в лицо сонному Хосоку. — Пять утра! — бьет по стене сердитый и наверняка еще бухой Хосок, каким-то чудом добравшийся домой. — У тебя что, план, который надо выполнить? — У меня Чонгук дома, — быстро говорит не успевший отдышаться Винсент. Хосок тут же в лице меняется, прям серьезный становится и дверь шире открывает, отходит в сторону, молча пропуская друга в квартиру. Винсент заходит, Хосок теперь уже сам чайник ставит, берет сигареты и пепельницу. — Давон же не разрешает… — мямлит Винс, севший за стол. — Похуй, — негромко отвечает Хосок, покачав головой. — Рассказывай уже. — Да нечего рассказывать, я не смог ниче ему сказать, — чешет затылок Тэхен. Хосок разочарованно вздыхает. — А он еще начал ныть, что я его зайчонком не называю, и тут я вообще потерялся, соображать перестал, поэтому решил просто слиться. Этот за мной поплелся, — Винс откидывает голову назад, прислоняясь к стене, и грызет сигаретный фильтр. — Он уснул сразу же, а у меня ни в одном глазу. Протрезвел даже. — Ниче не знаю, но ты должен собраться и сказать ему все, — Хосок ставит на стол две чашки с растворимым кофе, который не очень-то и любит сам, и садится напротив. — На тебя смотреть больно. Односторонняя любовь — пиздец, какая ядовитая штука. А вот когда взаимная, то самая кайфовая вещь на свете. — Ну и откуда тебе это известно? — Винсент стряхивает пепел и подтягивает к себе чашку. — Я знаю, и все, — закатывает глаза Хосок и закуривает. — О таком молчать тяжело. Ты можешь упустить что-то важное, пока будешь колебаться. Короче, берешь и делаешь. — Звучит легко, — хмыкает Тэхен. — На деле тоже легко, главное начать говорить. Винсент не знает, откуда Хосок такой мудрый взялся, но ему хочется верить. Чон хоть и безбашенный моментами, но именно это и помогает ему в решении любой херни. Винсент же более осторожный, мозги не отключает, и это всегда помогает, но в этом случае они, видимо, не нужны. Тут сердце нужно, и это тоже слова Хосока. — У тебя кто-то был, что ли? — щурится Винс, смотря на друга. — Не, не в этой жизни, — усмехается Хосок, качая головой. — Мне и так по кайфу. — Даже не знаю, везет тебе или нет, — задумчиво говорит Тэхен. И сидят они так до самого восхода солнца, снаружи уже жизнь просыпается, голоса слышны, и таинственность раннего утра куда-то улетучивается до следующего дня. Они молча курят, иногда говорят, моментами устраивают словесные перепалки, и от драки их останавливает только спящая Давон. В семь приходит сообщение от Чонгука. — Ну че там? — не может не любопытствовать Хосок. — Хочет домой за учебниками сгонять и в школу, попросил брата приехать, — мрачно пересказывает сообщение Винсент. — А я на че ему? Не хватало мне, чтобы Чимин здесь ошивался. — Да может, он тебя заебывать не хочет, — Хосок встает и подходит к окну. — Чимин уже приехал. Синяя бэха же его? — Ага, — хмыкает Винс и даже не думает вставать и смотреть. — Ушлепок. Пусть пиздует скорее отсюда. — Да не заводись. Щас они уедут, а ты иди и поспи, потом жду план по захвату сердечка зайчонка, — подмигивает Хосок и хихикает. — Да заебал, я просто пойду и посплю, — устало говорит Винс и поднимается. — Не звони мне до обеда, понял? — Не ходи ко мне в пять утра тогда!🚬
Винсент возвращается в квартиру, где только что еще сладко спал Чонгук, и снова сталкивается с пустотой, шаркает в комнату и смотрит на постельку помятую, которую малой, видимо, хотел наспех прибрать. Но ей не суждено быть убранной, потому что теперь на нее валится Винсент и утыкается лицом в подушку, пропахшую волосами Чонгука. На ней будто даже еще его тепло сохраняется. — Теплый зайчонок… — бормочет в подушку Винсент и вдруг резко подскакивает. В груди ноет опять, мозг не хочет работать. И правда. Это, походу, время сердца. Прямо сейчас. Хосок прав, все тяжелее существовать, пока односторонняя любовь ядом отравляет. Да так и есть, Винсенту туго, ему тяжко, и жизнь неинтересна, хоть и без того никогда не претендовала на его идеальную мечту. Нихуя. А вот тут что-то другое. Уже пора бы назвать это любовью, но Винсент бережет эти слова, чтобы они первостепенно дошли до адресата, чтобы даже в голове впервые не звучали. Чонгук первым их должен услышать, раньше, чем сам Винсент себе это произнесет. Он снова в спешке, снова к Чонгуку, но в этот раз он чувствует, как все внутри горит и хочет быть озвученным. Его терзаниям сегодня должен прийти конец, и пусть возможен плохой исход, главное, что это будет сказано. Винсент хватает ключи и телефон, натягивает толстовку поверх черной футболки, тапки, шорты, кепка козырьком назад, и вот он вылетает из подъезда. Хосок, наблюдающий сверху, довольно улыбается. Как знал, как чувствовал. Специально досыпать не пошел, чтобы не проморгать такой важный шаг, совершаемый братаном прямо сейчас. Только бы заднюю не дал по итогу. Винсент крутит руль и параллельно пишет Чонгуку, спрашивает, где он сейчас. «Уже забрал рюкзак, еду в автобусе. У Чимина не получилось докинуть меня до школы» — пишет малой, и Тэхену этого вполне достаточно. — А вот я бы его отвез, — бурчит он под нос, давя на газ. Раздражение к Чимину никак не дает ему спокойно существовать. Но не до него сейчас. Это тот редкий момент, когда Винсент не ведает, что творит. Он реально отключает мозги и несется по маршруту школьного автобуса так, будто это его вселенская миссия, а если не догонит, опоздает, то, считай, жизнь просрал. Да потому что сейчас или никогда. Черт знает, когда в следующий раз сердце созреет для признания, которое прежде никогда и никому. Адреналин подогревает, очень вовремя активизировался, потому что тут соблазн дать по тормозам и подождать еще, повариться в своих мыслях, слишком велик. Винсент не привык признаваться в своих чувствах. Это вообще исторический момент, ведь он впервые такое делает. Он готовит себя к худшему, как делает обычно, чтобы не так паршиво было потом. Типа, знал же, что так будет, поэтому не так больно. Становится еще тяжелее, когда он уже видит впереди едущий автобус, на себя мысленно орет, чтобы не замедлялся, наоборот ускорился и догнал. Так и делает, хвалит себя и совершенно не знает, что делать будет, когда догонит. Нервно жамкает руль руками, тот скрипит под крепкой хваткой, принимает на себя часть нервов. Всегда помогает. Сейчас, сейчас. Никакого «никогда». Автобус близко, хорошо, местность не людная, да и машин тут не так много проезжает, поэтому Винсент идет на обгон, нервно поглядывает на рядом плетущийся школьный автобус и оказывается впереди. Вот это гонка! Гонка, которую он сейчас заслуживает. Проехать мимо тоже уже не вариант, слишком близка цель, соскочить не получится. Видел бы сейчас Хосок, разочаровался бы. Да и вообще, не надо было ему говорить ничего. А может, надо было. Может, так и правильнее. Остатки разума уходят за кулисы, сто сороковой летит прямо перед автобусом и резко начинает тормозить, в метрах пятидесяти, оставляя на пыльном асфальте следы шин, и становится поперек дороги, перекрывая автобусу путь. Тот тоже вынужден замедлиться и остановиться, он делает это поспешно, скрипит, сейчас будто развалится, и останавливается в нескольких метрах от мерса. Водитель сразу же выскакивает из окна и орет: — Ты что вытворяешь, придурок?! Свали нахрен с дороги! Винсент выходит из машины, шмыгает и шагает к автобусу фирменной походкой. — Завали, мужик. Мне один там нужен, — кивает на салон, забитый школьниками. — Похищать кого-то собрался? Так я и позволил! Щас полицию вызову… — Кого хочешь вызывай, допиздишься тут… — Винсент! — слышит он голосок того, за кем мчался, сломя голову. Из автобуса выскакивает Чонгук, вытаращив глаза в таком шоке, что не передать словами. — Что ты делаешь? — пищит он, подбегая к старшему. — Пьяный, что ли? — Я даже когда родился, таким трезвым не был, зайчонок, — Винсент обо всем вокруг тут же забывает, стоит мелкому оказаться перед ним. — Что-то случилось? — взволнованно спрашивает Чонгук и оборачивается к водителю, который уже собирается куда-то звонить. — Езжайте, меня подвезут, — кивает он на Тэхена. — Ты его знаешь? — щурится водитель. — Нет, блять, — закатывает глаза раздраженный мешающим водителем Винсент. Господи, как же он не в тему сейчас. Сердце так колотится, что почти глушит внешние звуки. — Езжайте, пожалуйста, — просит Чонгук и поворачивается к Винсенту. У того взгляд туманный, рассеянный, бегающий. Малой впервые таким видит старшего. Благо, водитель больше не задает вопросов, видимо, проблем не хочет, и правильно. Он трогается с места и аккуратно объезжает занявший полдороги мерс с недовольной физиономией. А школота в автобусе вопросительно таращится из окон на парней. — Зая… — Винсент с таким теплом выдыхает это, что внутри прям все тает. — Я тебе сейчас скажу что-то… — нечеловеческие силы ему нужны, чтобы начать говорить, но, глядя в эти глазки, он молчать больше не может. — Выбрось мои слова в мусорку, если не принимаешь их, я это пойму. — О чем ты? — тихо спрашивает Чонгук, нервно ковыряя лямку рюкзака на плече. Вокруг машины проезжают, сигналят недовольно, но им в эту минуту совершенно плевать на окружающий их мир. — Зайчонок, я хочу сказать, что… — кто-то очень громко сигналит. Винсент начинает накаляться. — Я щас биту достану и всем их лобовухи повыбиваю к хуям, — цедит он, не смотря на источники раздражения. — Я хочу сказать, что я тебя… — Машину убери, мудила! — орет кто-то из очередного автомобиля. И откуда они тут вдруг все взялись? Вот именно сейчас, когда такое важное происходит. — Я за битой, — скрипя зубами, говорит Винсент и идет к багажнику. — Стой, не надо никому ничего выбивать! — Чонгук подрывается за ним и хватает за локоть уже собирающегося открыть багажник Винсента. — А хули они не дают мне сказать, что я люблю тебя?! — взрывается Винсент, уставившись на Чонгука. И тут как будто прям как в фильмах мир застывает, и в центре этого замороженного момента только они двое, смотрящие друг на друга. У Винсента как будто медленно наступающий шок от собственных слов, от того, как внезапно они были сказаны на грани, с зашкаливающим нервяком, который все эти мимо проезжающие идиоты обострили. А Чонгук, кажется, вообще дар речи потерял. До него туго доходит, но как тут не дойти? Так красноречиво еще никто не признавался. Такое хрен не поймешь. — Я тебя люблю, зайчонок, — повторяет Винсент, и уже звучит легче, четче. Он ни в чем так не уверен, как в этих словах. — Без «кажется» или «походу», а стопроцентно. Я слишком долго обмозговывал это, чтобы сейчас мямлить. Базару нет, я тебя люблю. Понял? Люблю. Я тебе время дам подумать о том, что ты сейчас услышал, и если надо будет, я сам принесу тебе мусорное ведро, куда ты эти слова выкинешь, если они тебе не нужны будут. — А я это мусорное ведро тебе на голову надену, мне оно не сдалось, — Чонгук завороженно смотрит на старшего, глаза его блестят, вот-вот и расплачется. — Потому что я тоже… — малой на секунду замолкает и выдыхает: — Тоже люблю тебя. Стопроцентно, Тэ. — Зая, если шутишь… — хмурится Винсент, не верящий в услышанное. Он подходит ближе, нависает над малым и берет его лицо в ладони. — Если ты шутить вздумал… — Люблю я тебя, придурок! — шмыгает носом Чонгук. — Поэтому мне и стало обидно, когда ты перестал меня зайчонком называть. — Потому что «зайчонок» равно «люблю», Чонгук-и, — Винс гладит его щечку большим пальцем. — Я тогда не готов был палить контору. Но теперь зазайчонкаю тебя. — Залюбишь, значит? — пытается улыбнуться Чонгук. Ему бы не разрыдаться позорно. — Да, зайчонок, — Винсент кивает и целует малого в кончик носа. — До бесконечности. — Винс… — скулит Чонгук и прижимается к старшему, уткнувшись лицом в его теплую грудь. У обоих упал груз с сердца, и это сердце заполнилось той самой любовью, которую они сдерживали. Прорыв дамбы успешный, красивый. Так и должно было быть. — Все, теперь в школу, — Винс гладит малого по плечу и целует в макушку. — Серьезно, после такого в школу? — поднимает голову Чонгук и смотрит удивленно. — А ты че думал? Любовь от учебы не освобождает. Давай, прыгай в тачку, а потом я тебе сюрприз устрою, — подмигивает Винсент, тепло улыбаясь малому. Как же легко стало на душе! — О, на свидание пойдем? — поднимает брови малой. — Конечно, как все нормальные парочки, — кивает Тэхен. — А ты подготовился, — хихикает зайчонок. — Не, я, вообще-то, мусорку для своих чувств готовил, — бросает неловкий смешок Винс. — Ну и дурак, — закатывает глаза Чонгук. — Твои чувства будут у меня в целости и сохранности. — Я вызываю эвакуатор! — орут из машины. Оказывается, тут все еще проблема с движением на дороге. Винсент вздыхает, нежно гладит малого по волосам и открывает багажник. — Пять секунд, — говорит он, доставая биту. — Винсент, нет! Блять! И вот так вот зайчонское сердце попало в эти жесткие, немного грубые, но самые любящие руки.Зайчонок значит люблю.