Ты не говорил, что у тебя есть брат-близнец

— Я… — начинает Леша, все еще стоя на ногах в паре шагов от Феди. И запинаясь. Будто у него нет четкого ответа на вопрос. — Я просто присматриваю за своим младшим братом.       У Смолова десятки вопросов. И он готов уже вывалить на Лешу их все, когда вдруг замечает, что вокруг ходят люди. Ему везло в прошлые разы. Никто не вызвал врачей, никто его не узнал, никто не фотографировал. Но надеяться на это вновь, да еще и на такой людной улице — нельзя. — Идем ко мне, — предлагает Федя. — Там будет проще… поговорить.       Леша просто кивает, и они направляются к Смолову домой в тишине. А у Феди проскальзывает мысль о том, что не любовь парня к общественным местам во многом спасла его от «разоблачения». Конечно, старший Миранчук знал о том, что кроме Феди его никто не видит, и намеренно мог выбирать маршруты, далекие от массового скопления людей. Но наверняка дело было не только в этом. — Проходи.       Смолов открывает дверь квартиры и пропускает Лешу вперед. И при этом чувствует себя неловко. Нужно ли призраку приглашение, чтобы войти? Или такое требуется только вампирам? Эта мысль заставляет как-то нервно усмехнуться. Кажется, у него действительно едет крыша. — Я бы предложил тебе чай, но… — Смолов неуверенно переминается с ноги на ногу.       Призраков у него в гостях еще не было и он совсем не знает, как себя вести в такой ситуации. Смотрит с надеждой на Лешу, ожидая от того хоть какой-то помощи. — Да, я не пью чай, — довольно спокойно произносит Леша, при этом с некоторым интересом осматривая квартиру Смолова. — Но ты можешь выпить, если тебе это поможет все… Осознать? Я к этому отношусь спокойно. Даже если вместо чая у тебя в кружке будет алкоголь.       Миранчук явно ждет решения Феди, потому что они остановились у распутья, выбирая, пойти в зал или на кухню. Парень не торопит, давая нападающему время подумать.       Смолов в самом деле кидает взгляд в сторону шкафа, где у него хранится алкоголь. Мысль о том, чтобы сейчас напиться, кажется соблазнительной. Но у него завтра тренировка, и он не может позволить себе напиваться, как бы этого не хотел. Так что Федя вздыхает, качает головой и усаживается на диван. — Присаживайся, — предлагает он.       Леша следует за Смоловым, усаживаясь на другой край дивана. Он молчит несколько секунд, рассматривая свои пальцы. А потом вздыхает и все же смотрит на Федю. — Ну, — парень запинается, а потом все же продолжает. — Веришь в то, что я не плод твоего воображения? — Все еще сомневаюсь, — честно признается Федя.       Миранчук размышляет пару мгновений, а потом тянет к Смолову раскрытую ладонь, будто собирается отбить «пять». Не резко, явно не хочет спугнуть нападающего. И останавливается на половине пути. — Дай свою руку, — просит парень. — Пожалуйста. Не волнуйся, я не причиню тебе вреда.       Федя смотрит на руку Леши напряженно. Все его знания о призраках подсказывают, что он не сможет коснуться парня. С другой стороны, пнул же Миранчук как-то горшок? — А я тебе? — тихо спрашивает Смолов, протягивая вперед руку. Он вспоминает слова Леши о том, что прикосновения причиняют боль. — Это больно лишь когда человек проходит сквозь твое тело, — негромко произносит Леша, и их пальцы почти соприкасаются. Парень чуть подается вперед, и Федя чувствует касание. Всего секунду, будто он действительно трогает кого-то живого (но совершенно не теплого). А потом его пальцы проходят сквозь ладонь Миранчука. Наверное, если бы он не был так сосредоточен, то и не почувствовал бы ничего. Сейчас же… Смолов ощущает покалывание в пальцах, будто опустил руку в сугроб, пусть и холод не такой сильный. — А так я чувствую… Не знаю, сложно описать. Это что-то ноющее, почти болезненное. Хотя я чувствую это всегда, прикосновения лишь усиливают все. — Всегда? — восклицает Смолов. — То есть тебе всегда больно?       Леша как-то неопределенно ведет плечами, притягивая свою руку ближе к себе и разрывая это странное «прикосновение», Федя еще пару секунд чувствует покалывание в пальцах, а потом все проходит. Будто ничего и не было вовсе. — Ну, — пытается подобрать слова Миранчук. — Не то, чтобы боль. Это скорее дискомфорт, будто какое-то чувство внутри, неприятное и колкое. Иногда оно действительно похоже на боль. И тогда мне просто хочется закрыть глаза и провалиться в теплый голос, который зовет меня. Но это страшно. И я не могу оставить здесь Антона одного. — Ты остался из-за Антона?       Смолов пытается представить себе, каково братьям. Один — остался без самого дорогого, самого близкого, что у него есть. А второй — завис между двумя мирами, потому что просто не может оставить брата. Ему становится страшно. А еще он вдруг понимает, что бросил Антона одного. Тот раскрыл ему душу, рассказал о самой главной тайне, а Смолов… он просто сбежал. — Черт!       Он хватается за телефон, набирает номер Антона. Но телефон парня отключен. Смолов набирает еще пару раз в глупой попытке все же дозвониться до Миранчука. — Черт, черт. Какой же я дурак. — У него разрядился телефон, свет же отключен. Антон спит, я бы не оставил его если бы не был уверен, что он в порядке, — Леша то ли пытается успокоить внезапно всполошившегося Федю, то ли просто ставит его перед фактом. — Он всегда так, если перенервничает. Ему проще заснуть, чем накручивать себя. — Почему я никогда не видел тебя рядом с Антоном? — Не знаю, — пожимает плечами Миранчук. — Я был рядом с ним с первого дня вашего знакомства. Даже тогда на сборах, когда вы перекинулись только парой фраз относящихся только к футболу. Обычно я наблюдаю со стороны, а не бегаю по полю. Так меньше шанс того, что в меня… Сквозь меня кто-то пробежит.       Парень замолкает, думая о чем-то своем. После бросает какой-то странный взгляд на Федю. И смотрит на того пару секунд с сомнением, но все же решается и говорит: — Скорее, я догадываюсь. Но… — Леша мнется. — Я не могу сказать. Потому что не уверен в этом до конца. И потому что это не мой секрет.       Смолов смотрит на Лешу растерянно, но вопросов не задает. За время их общения он уже привык, что у парня всегда есть десяток тайн. Что неудивительно для призрака. — Как… как ты стал таким? — осторожно спрашивает он, не зная, как на подобный вопрос отреагирует призрак. Не будет ли ему неприятно? Захочет ли отвечать? — Таким мертвым? — ухмыляется Миранчук, и в этом цинизме видно что-то наигранное. — Антон же рассказал тебе… В тот день мы шли с тренировки домой. Спорили о какой-то глупости. Мы проходили мимо дома одного зажиточного бизнесмена. Из-за забора на нас как всегда лаяла нервная собака. Мы несколько лет ходили по этой дороге, даже не приближались к дому или калитке — а она все равно будто считала нас угрозой. В тот раз все было так же. Только после сильного рывка ее цепь просто оторвалась. И она побежала на нас. Из окна это увидел ее хозяин и кинулся на улицу, но… Я знал, что он не успеет. И я не мог дать Антону пострадать. Просто оттолкнул его в сторону, а сам сделал шаг вперед. И она накинулась на того, кто был ближе. Я не помню боли, наверное из-за шока ее не чувствовал почти. Но то, как кричал Антон не забуду никогда. Потом все было как в тумане. Я думал лишь о том, что нужно задержать собаку до тех пор, пока хозяин ее не оттащит. Чтобы она не навредила моему младшему брату. Я же старший. Я должен защищать его. А потом я просто увидел все со стороны. Как Антон плачет и обнимает мое тело, пытаясь руками остановить кровь. Как хозяин оттаскивает собаку в дом, а какие-то прохожие вызывают скорую. А я думал о том, что не должен бросать Антона одного здесь, в таком состоянии.       Смолов ощущает, как где-то в горле встает ком. Он отлично может представить себе это. Двое мальчишек, совсем еще детей. И огромная собака, что с рыком несется на них. Может представить себе весь ужас Антона, его крик, чувство беспомощности. Ему кажется, что он будто наяву видит тело Леши. Распахнутые голубые глаза, разорванное горло. Становится дурно. — Это… это ужасно, — все что удается выдавить из себя Феде. — Мне так жаль.       Он понимает, как глупо это звучит. Его жалость ничем не поможет ни Леше, лишившемуся жизни, ни Антону, лишившемуся брата. Он встает с дивана и подходит к шкафу с алкоголем. Чуть дрожащими руками наливает себе виски в стакан. Ему все же нужно выпить. — Жизнь довольно жестока и не щадит никого, — пожимает плечами Леша. Он уже смирился со своей смертью, с тем, что это никак не изменить. Кажется, будто это ему дается так легко, что на мгновение становится страшно. — Я просто рад, что это было не зря, что Антон не пострадал. Что смог жить дальше… Это ведь было не просто. Он на год замолчал, замкнулся в себе. Не хотел ходить в школу, на тренировки, общаться с друзьями. Он будто умер вместе со мной. Я очень боялся, что это не изменится никогда. Я не мог больше обнять его и пообещать, что все будет хорошо. Не мог больше защитить его. А потом… У меня получилось проникнуть в его сон. Поговорить с ним, успокоить. Я наврал тогда, что сейчас в лучшем мире. Уговаривал, что ему стоит жить дальше ради меня. Сделать все, что я сделать уже не смогу. Что мне будет спокойнее, если он будет счастлив. И это сработало. Не сразу, но день за днем он будто оттаивал. Самым сложным было отказаться от этого времени, проведенного вместе во сне. Потому что теперь уже я тормозил Антона, каждый раз заставлял вспоминать о том, что произошло. Поэтому постепенно перестал напоминать о себе. А он… Продолжил жить дальше. И я рад за него. Иногда я думаю о том, что было бы хорошо, если бы он забыл обо мне. Если бы мое имя ничего для него не значило, если бы воспоминание обо мне не приносило столько боли. Но в то же время это страшно. Если Антон забудет меня, то мое существование станет совсем бесполезным? Тогда я перестану существовать?       Леша поднимает растерянный взгляд на Федю, будто ищет в нем ответ на вопросы, что мучают его. Или какой-то поддержки. Этот парень столько времени молчал, не мог поделиться ни с кем, не мог банально выговориться. Только Антону, которому было бы невероятно больно услышать такое. Поэтому Леша, конечно же, не мог поделиться этим. А Леша тем временем будто понимает, как много рассказал. Отводит взгляд в сторону и бурчит: — Извини. — Ты ведь продолжаешь его спасать, да? — вдруг понимает Смолов. — Это ты спас его от того горшка, да? — Леша только молча кивает в ответ на его вопрос. — Ты будто его ангел-хранитель. Следуешь за ним везде, оберегаешь… — Федя делает глоток виски. — А сам? Ты говорил хоть с кем-то, кроме меня с момента… — он запинается на мгновение, — с момента твоей смерти? — Мог общаться только с Антоном в его сне, но я перестал это делать очень давно. Ты первый за все это время, кто увидел и услышал меня, пусть и не сразу. Поэтому я так удивился. Но я даже рад, что все так получилось… То есть, конечно, мне не хотелось тебя шокировать, не хотелось, чтобы ты думал, что ты сумасшедший. Но ты впервые за все годы позволил мне избавиться от чувства одиночества. Наверное, это очень эгоистично с моей стороны. Но я благодарен тебе за это. — Я… рад, — слова эти даются Смолову с трудом, потому что в горле снова ком.       Ему невероятно жалко Лешу. Который провел столько лет своей жизни один. Без возможности поговорить хоть с кем-то. Без чужих касаний, без улыбок, без бессмысленных бесед и совместного смеха. Удивительно даже, как он не сошел с ума за столько лет полнейшего одиночества. — Ты всегда можешь поговорить со мной, — тихо говорит Смолов. — Я всегда буду рад тебе, — он с трудом улыбается.       Это ведь все, чем он может помочь этому парню. Только разговоры.