Obsession

— Неужели это закончилось! — русый парниша задирает руку с бокалом выше головы, салютуя коллеге, и, разумеется, другу по совместительству. — Восемь ебаных месяцев нервотрёпки, я думал поседею за это время... — Я потерял волос не меньше твоего, — чокается с ним блондин, — только мне ещё и лицо надо было держать постоянно, чтобы не расслаблялись. — Да эта высокомерная мина к тебе приросла уже, мужик, — усмехается Михайлов, на что Глеб только брови к переносице непреднамеренно сводит, тем самым только подтверждая теорию товарища. — Что и требовалось доказать, — Слава улыбается ещё шире, потому что знает: ничего ему за это не будет. И так было с самого детства, покуда мальчики росли вместе, благодаря тесной дружбе их отцов. Даже братьями друг друга называли, несмотря на то, что у Глеба брат сводный был. Вот только чересчур серьёзный отец с его намерениями воспитать наследника своего бизнеса давно в этом оборванце разочаровался. Постоянные побеги из дома, приводы в полицию, алкоголь... не мудрено, что любимым и единственным остался Глеб, потакающий отцу во всём. Точнее, потакающий до тех пор, пока двадцать один не стукнуло, и парень не завладел приличной долей в бизнесе, щёлкая любые возникающие на пути сложности, как орешки. А там недалеко и до разногласий с отцом, для которого малейшее неповиновение было сродни отрешения. Но старый хоть и зануда был, сына особо не трогал. Просто ограничился общением по телефону. И то — по делу. Для всего остального были подчинённые. Ещё один фактор, за который Глеб был бесконечно благодарен отцу — это стержень. А также жёсткий, непоколебимый характер, сравнимый с железом. И абсолютное отсутствие жалости к кому-либо. Потому что только так по мнению отца в этой жизни можно было чего-то добиться. Да и Глеб сам это понял, когда вырос. И именно поэтому большинство людей попросту боялись даже одного его взгляда. Большинство, за исключением Михайлова, чей мягкий характер зачастую заводил парнишу за спину Глеба, отстреливающегося от всех недоброжелателей. Сейчас же обоим по двадцать семь, оба статны и имеют статус завидных женихов. И ещё одной общей чертой является то, что оба холосты. Михайлову отроду не везло с девушками. Были либо конченные стервы, либо пушистые тихони, прячущие клыки, коими хотели вцепиться в его состояние. Другим словом, стервами были и те и другие. С Мироновым же обстояло немного иначе. Тот, несмотря на уговоры отца о наследнике, отношений не признавал. Самые длинные его отношения длились максимум одну ночь, а его избранницы были, как на подбор: высокие, дорогие куклы из высшего общества. И, что примечательно, все блондинки. Потому что не любил он изменять своим принципам, даже завтракал одним и тем же блюдом на протяжении уже пяти лет. У всех, как ни крути, свои странности, ну а пока парни всё там же, в доме Миронова. Если быть точнее, в комнате, оборудованной под кабинет, отмечающие очередное удачное дело, над которым бодались больше, чем полгода. Игра стоила свеч. — Это надо отметить, — Слава отставляет опустошённый бокал на стол и хлопает в ладоши. — А мы что, по-твоему, делаем? — и первая эмоция на лице Миронова: слегка поднятая от удивления бровь. — Это разгон, — быстро объясняется Михайлов, подливая другу очередную порцию градусов. По его мнению, изрядно напившийся Глеб готов на любые уступки. — Давай сам, у меня работа завтра, — но блондин лишь отмахивается, слезая пятой точкой со стола и давая товарищу понять, что уговоры не помогут. — Да хуй тебе, — такое заявление заставляет даже мистера непоколебимость застыть на месте и выпучить глаза. — На правах твоего зама я отменил все твои дела. Часть на себя взял, а часть оставил до твоего выхода с отпуска. — Какого ещё нахрен отпуска? — казалось, Миронов вот-вот контроль потеряет, и всякому недругу стоило бы бояться этой ярости, заполняющей зелёные глаза, но Слава точно знает — бояться ему нечего. Вот и лезет в наглую, всучивая светловолосому очередной наполненный бокал. — Морт, блять, — выдыхает, держится, как шарик раздутый, лишь бы не лопнуть. — Я с пяти лет Морт, — заключает Слава. Потому что время идёт, а прозвища остаются. — А ты душная зануда, которой надо хоть иногда расслабляться, чтобы не быть таким душным занудой. По правде сказать, у Миронова даже ответа на это невероятно мудрое умозаключение не находится. А ещё он знает, знает, что Михайлов так просто не отстанет. Поэтому и вздыхает, закатывая глаза и выпивая до дна. Уж лучше так, чем терпеть на трезвую мелкого засранца. Хоть и погодки, но для него он всегда мелкий. — Что за гульки без девчонок!? — Морт чуть ли не присвистывает, когда бутылка кончается, Миронов косеет, а Михайлову младшему в штанах становится тесновато. — Не-не-не, — пытается было отмахнуться блондин, ещё не зная, что это сопротивление всё равно провально. — Я не настроен сейчас на этих фиф, которые ничего тяжелее сумки Дольче в руках не держали, — кое-как, чуть даже запинаясь, но Глеб доносит до друга пьяную мысль. — Значит сменим твою пластинку, — понимая, что товарищ не в духе, Морт поднимает Глеба с кресла, помогая надеть куртку. К тому же, он всегда был более стойким к алкоголю, что изрядно выводило Миронова, отроду не признающего себя слабее кого-либо, пускай и в таком вопросе. И пока блондин соображал, что к чему, Михайлов вывел того на ночную тропу к своей любимой дороге. Закоулками, правда, иначе Глеб бы брыкаться начал ещё на полпути. Потому что видите ли, Ваше Высочество не признаёт подобных мест. Именно так отзывался Михайлов, но обижен ни в коем случае не был. В конце концов, каждому своё. — Ты меня в свой гадюшник, что ли, привёл, — Миронов опомнился, но уже на пороге, поэтому и выбора не оставалось. И больше, чем унести отсюда ноги, ему хотелось разукрасить довольную морду мелкого, давящего лыбу во все тридцать два. А эти сверкающие глаза... Боже, как будто строгий отец наконец-то решился прийти со своим отпрыском в Дисней-Ленд. Несмотря на то, что Миронову всё это не нравилось, он знал про увлечение друга. Знал, что тот ходит в этот питон не сменять проституток, а что ходит к одной конкретной девице. По правде сказать, он пытался навести про неё справки, даже людей к этому подключал, но её прошлое оставалось тёмным и размытым, какие бы усилия он не прикладывал. А ещё он как-то в лоб решил спросить Михайлова, не влюбился ли он часом в эту девицу, но мелкий лишь фыркал и отмахивался, дескать, глупости всё это. Ну а что ему было говорить? Мол, так и так, среди смертных не нашёл пассию и влюбился в проститутку? Бред... — Валери... — опьянённый разум выхватывает её имя, льющееся из уст Михайлова. И сквозь кальянный дым Глеб всё же фокусирует внимание на девушке, плывущей к ним кошачьей походкой. Да, она красива. Фигура точеная, грива богатая, а взгляд... только от него одного в штаны спустить можно. Не мудрено, что Морт запал, как мальчишка, и теперь пропадает в этих стенах всякий раз, когда время свободное выдаётся. Она уже мурлыкает ему что-то на ухо, и Миронов было радуется, что эта кошка сейчас отвлечёт внимание дотошного товарища и ему удастся улизнуть, вот только все надежды на провал обречены. — Душа моя, я только брата пристрою, а потом сразу переключу внимание на тебя, — а Глебу смешно даже становится, и рот он кулаком прикрывает и откашливается, делая вид, что дым виноват. — Мы сейчас, — Морт извиняется перед дамой, берёт блондина под руку и отводит подальше, пока тот не прекращает усмехаться. — Душа моя? — вопросительно повторяет, абсолютно не глядя под ноги. — Это точно проститутка? Ты не спутал ничего? — сплошные издёвки, но Слава держится. По крайней мере, виду не подаёт, а сам уже складывает в голове план мести несносному зануде. — Давай мы лучше тобой займёмся, — игнорируя насмешки, Морт сворачивает с Глебом за угол, где оба упираются в кабинет. И, на удивление блондина, без стука входят. Шум, гомон, дым, коктейль алкогольных паров... всё буквально смешивается перед глазами и действует на Миронова убийственно, ибо не привыкший он к такому количеству алкоголя, любезно влитому в него Михайловым. И он практически не обращает внимания на то, как мелкий трындит о чём-то с хозяином клуба, как оказывается. А ещё этот самый хозяин улыбается во все свои караты, когда Глеб фокусирует на нем взгляд. — Я предоставлю на выбор самых лучших! — присвистывает, прихлопывает, глазами даже сверкает, видя, как Михайлов трясёт Мироновским кошельком. — Погоди, — задумчивый взгляд Морта заставляет напрячься, но всего на секунду. — Не только лучших. Веди всех, а то у этого зануды вкусы особые, — на последнем слове демонстративное закатывание глаз и противоречивый жест, мол, в кавычках я имел ввиду. А хозяину разжёвывать не стоит, тот мгновенно приказывает своим амбалам вывести девчонок на так называемые смотрины. И все, как на подбор, через минуту оказываются в его кабинете, опустив головы. Да и сам Миронов тяжёлой головы особо не поднимает, только скользит взглядом по девушкам, нос воротит от каждой, заставляя хозяина потеть. — Эту, — наконец брезгливо выпаливает, кидая кисть в сторону зажатой девочки. И вид её заставляет Михайлова глаза выпучить и проморгаться, потому что впервые Миронов вкусу своему изменяет, обходя стороной длинноногих блондинок. А выбор его падает на хрупкое создание, которое, кажется вот-вот сломается под тяжестью не только его взгляда, но и собственных густых волос до самой поясницы, вьющихся мелкой стружкой. Смуглая, невысокая, с непонятного цвета глазами, она хлопает ресницами и мечется взглядами между хозяином клуба и парнями, не до конца понимая, что происходит. Сразу видно — спала час от силы, если не меньше. Но ведь кого это волнует? — Чего пялишься? Топай, собирайся, купили тебя! — хозяин подрезает под ногами почву своими мерзким насмешками, но тем не менее девушка кивает, моментально удаляясь. — Сейчас приведут, а мы пока бумаги подпишем! — Какие ещё бумаги? — негодует Миронов, зевая. Мало того, что в сон клонит безбожно, так ещё и бумаги какие-то подписать надо, чтобы потрахаться. — Протрезвею — убью, — он грозит ручкой Михайлову, пока пытается что-то накалякать в бумажках, которые даже не читает, ибо буквы плывут. Тут только на рассудок Славы полагаться, и никак иначе, тем более, если мелкий — завсегдатай этого притона. — Всё, — с грохотом швыряет на стол ручку и всячески показывает недовольной физиономией, что нахождение тут его утомило. — Приятно иметь с вами дело, сэр! — противный мужичок тянет кисть для рукопожатия, но Глеб лишь демонстративно отворачивается, шатающейся походкой топая к двери. — Простите этого пьяного брюзгу, — в комнате остаются лишь хозяин, Михайлов, и мироновский кошелёк. — Сколько с нас? И пока Слава распоряжается доверенным ему бюджетом, Миронов закуривает сигарету прямо возле двери. Двери хозяина клуба, с характерной табличкой "курение запрещено". Да, запрещено. Только не ему. И пока мысли растворяются в никотине, в его сторону толкают ту самую особь, ради которой он подписывал гору бумаги. А в мыслях лишь "И вот ради тебя, недоразумение ты, столько еботни?". — Как зовут? — затягивается, но в её сторону не смотрит даже. И только она рот успевает раскрыть – грубо прерывает. — А похуй, всё равно завтра не вспомню. Девчонка глаза в пол прячет, больше ни звука не издавая, а блондин мирно докуривает, дожидаясь, пока его взору явится Морт. — Наконец-то, — вздыхает, давая понять, как всё надоело, — теперь-то отвалишь от меня? На секунду Морт даже опешил. Неужели всё это было ради того, чтобы он просто отстал? Да, ему не нравятся подобные развлечения, но зачем вот так-то грубо? — Эй, ты куда!? — шатен кричит вдогонку, не торопясь следом, потому что пьяный Миронов дальние расстояния не в силах сейчас преодолеть. — Домой, — бурчит блондин, безуспешно пытаясь найти выход. — А девчонка? — Себе забери, — злобно рычит, заставляя Морта насупиться. И вся эта злоба оттого, что организмом своим не руководит, да ещё и выход найти не может. И кому как не ему знать, что обозлённый на собственную беспомощность Миронов — самое злое создание на Земле. — Так, — решая взять ситуацию в свои руки, Слава останавливает друга, вынуждая сфокусироваться. — Берёшь девку, валишь в койку и выпускаешь весь пар, а то как хуй пойми кто в последнее время! — был бы Глеб трезвее – стукнул бы засранца, но положение, увы, не то. — Сколько уже у тебя секса не было, а? Мрачнее тучи, блять. Потребности никто не отменял, поэтому не выёбывайся. Делай, как говорю, и я от тебя отстану. Весь этот бред блондину слушать не хотелось, только вот последние слова были чересчур заманчивы. — Обещаешь? — ей Богу, ещё никто так о состоянии его сексуальной удовлетворённости не беспокоился, подозрительно даже. Но только не в случае Морта, похотливого мелкого засранца. — Аргх... — чуть ли не рычит Михайлов, снова глаза закатывая, — обещаю! Зануда... Уму непостижимо, этого идиота ещё и приходится заставлять присунуть. Но ничего не остаётся, тем более, что после этого признания Миронов кивает, позволяя наконец довести себя до выхода. — Бегом! — Морт командует девчонке залезать в такси, куда он только что затолкал занудного друга. И та быстренько ретируется, оставляя Михайлова одного. Точнее: его, и хитрющую улыбку. Плевать, что будет завтра. Сегодня его ждёт та, к которой рвётся не только член, но и душа. Спустя некоторое время доберётся до разрядки и сам Миронов. Не помня себя, он завалится в спальню, не снимая обуви. Не удосужится снять и одежду, только лишь штаны приспустит, чтобы потребность удовлетворить. Потребность, навязанную Михайловым, чтоб его... А после уснёт лицом в подушку, не помня даже такой мелочи, как куда ему довелось кончить. В принципе, обыкновенный вечер, не считая количества выпитого...

***

Утро начнётся примерно в полдень, и первым действием блондина будет прижатие ладони к безбожно гудящей голове. — Блять... — обычно, его день начинается не с мата, но сегодня сам Бог велел. Опомнится он достаточно быстро. Освободит себя от грязной одежды, залезет в домашние штаны. Перекинет через плечо полотенце, ещё раз мысленно обругает Михайлова за больную голову и направится в ванную. Но до пункта назначения не дойдёт, потому что на пороге встретит ту самую особь, которую вчера для утех приобрёл. — Ты что тут делаешь? — мат останется за зубами, потому что по перепуганному виду девицы понятно – с неё и так хватит. — Я не знаю, где моя комната, — темноволосая взгляд в пол как всегда потупит, а вот слова её очень даже хозяина дома развеселят. Её комната? Серьёзно? — Очень смешно, — он наконец выдохнет, удивляясь её смелости. Обычно, других к утру из его дома сдувало при первом косом взгляде. Те, что поумнее – уходили сами. А эта вообще перешла все границы. — Твоя комната в твоём доме, куда ты сейчас свалишь. Я тебя на ночь купил, и ночь прошла. Отойди. Практически задевая девчонку плечом, он неспешно идёт к ванной комнате, медленно закипая, просто потому что не слышит её шагов на выход. — Вообще-то, — он сейчас точно на неё вызверится, как можно быть такой глупой? — Вы приобрели меня не на ночь. — Ему даже повернуться вновь к ней лицом не лень ради такого. Что это ещё значит? — Что ты сказала? — Вы же вчера документы на владение подписали. Я теперь Ваша собственность. И непонятно даже, то ли актриса хорошая, то ли крыша поехала. При том не до конца ясно, у кого из них. — Какого хера это всё значит? — он на всякий глаза щурит и делает пару шагов в её сторону. Но девушка с места не двигается, продолжая на своём стоять. — Вот, это вчера сделали, — шатенка протягивает руку и подставляет его взору запястье, на котором выжжена буква G, та самая, первая буква его имени. И вечность уходит, чтобы проморгаться и поверить в реальность происходящего. — Если не верите, поднимите бумаги и... — Так. Стоп, — произносит с расстановкой, выставляя руки. — Тут одно из двух, — и есть место удивлению, как девчонка глотает каждое его слово, — либо я убиваю тебя за враньё, либо убиваю Морта за вчерашнее... — а голова пытается соображать и восстановить по кусочкам события вчерашнего дня. Он. Морт. Куча бумаг. Его кошелёк. Девчонка. Блять. Если это шутка, то она не смешная... — И за сколько я тебя купил? — интересуется уже с опаской, потому что кто его знает, чего ещё ожидать от этого дня. — За сто тысяч, — она и денег то отроду в руках не держала, поэтому и назвала спокойно сумму, подсмотренную в бумажках. И невдомёк ей было, отчего у блондина волосы на голове дыбом встали. — Сколько?!? — голос прорезался сразу, да и забыт был путь до ванной. В голове были только догадки о том, как держать себя в руках и никого не придушить. — Так... Прости, милочка, но товар можно вернуть в течение двух недель. Надеюсь, ты поняла сарказм, — наступая на опешившую беднягу, он ухватил её за руку, заставляя топать следом по лестнице на первый этаж, а там и до входной двери. И очередное потрясение настигло, откуда не ждали, когда девчонка вцепилась пальчиками в его кисть, стараясь оставить эту ледяную глыбу. — Умоляю, не нужно! Возврат же смерти подобен, Вы даже не представляете, что со мной сделают! — остановила его не сила трясущихся рук, а сила слов. Уж такого исхода он ожидать не мог. — Возвращают только испорченный товар, мне останется только о смерти мечтать! Молю, не возвращай меня! — ещё больший ступор накрыл парня, когда девочка упала ему в ноги. Стирая колени, она не стеснялась собственных слёз, искренне льющихся из мутных глаз. — Я сделаю всё, что Вы попросите! Прошу, прошу Вас! Даже самые отбитые конкуренты, брошенные к ногам, так себя не вели. Да, признавались банкротами. Да, теряли по щелчку всё, что наживали годами. Но ещё ни разу ему не представлялось видеть подобного отчаяния, с коим девчонка молила служить ему верой и правдой. — Блять... — он снова негромко выругался, подавляя в себе бешеное желание разгромить всё вокруг, — встань, — сухо бросив, блондин поджал челюсть, повторяя просьбу свалившемуся на голову недоразумению. — Скройся с глаз, — махнув куда-то в сторону второго этажа, он потянулся в карман за телефоном. И снова фыркнул, уже более грубо, пока девица утирала слёзы, — скройся, пока не передумал! Кивнув, она удалилась со скоростью звука, оставляя после себя комок непонятных чувств. И самым главным из них была ярость. Ярость, с которой Миронов набирал телефон Морта, недовольно дёргая лицевыми мышцами. — Значит так, — не успел Михайлов произнести заветного "да-да", как блондин слёту продемонстрировал всю мощь своих намерений, — ты немедленно тащишь свой зад сюда! — а ещё он буквально ощущал, как мелкий гад на том конце провода сжато хихикает, осознавая, что план по миссии "вывести из себя непоколебимого" сработал на ура. — И советую тебе по дороге разминать своё очко, — последнее, что отчеканил Глеб прежде, чем бросить трубку, — я тебя уничтожу...