Экко, любовь моя

День 121 Уже который день чувствую ужасную слабость во всем теле. Не против взять еще выходной, но Джером не даст. Считает, что я и так позволила себе слишком много. Впервые никакие «тонизирующие» лекарства на меня не действуют. Врачи разводят руками и просят побольше есть. Я и правда раньше иногда забывала о приеме пищи, но с сегодняшнего дня решила носить рюкзак, в котором в обязательном порядке будет лежать еда. Не знаю, как не догадалась об этом раньше. Ноги болят больше всего, поэтому я еле тащусь. Ролики меня выручают — только благодаря ним моя скорость хоть немного превышает черепашью. У Завхоза нет имени, которое он хотел бы раскрыть людям, и клички никто ему еще не придумал, поэтому приходится называть его по роду занятий. Гад дорожит своим местом, так что пришел ко мне рано утром с новым распоряжением, не дав мне даже умыться перед разговором. Он — главный над всеми слугами и обязан передавать всю информацию лично высшим. С его слов я поняла, что меня и правда повысили. Поздравь меня, теперь я помощник Завхоза, а еще… Кто-то вроде фрейлины. Личная служанка девушек Джерома. У них, как и у Джерома, есть охрана, и он посчитал, что будет гораздо лучше, если эта охрана будет присматривать еще и за мной. Мое место жительство тоже поменялось — теперь я живу с ними. А это значит… Они могут дергать меня в любой момент дня и ночи, и я должна бежать по каждому их зову и потакать всем их прихотям. Так что я в полной мере прочувствовала на себе, что значит быть бесправной служанкой, о которую вытирают ноги. Сейчас я сбежала, сделав вид, что у меня важные дела с Завхозом. Чую, что не раз придется им прикрываться. Я просто устала и решила сделать запись, пока есть возможность. Мне бы выбрать более безопасное место… Книжный уже не подходит, и возвращаться в него не стоит. Незаметно перетащу дневник в одно из заброшенных хозпомещений. Надеюсь, мои записи никто не найдет и не уничтожит. Девушки живут все вместе в одном магазине, который они превратили в многокомнатную квартиру. Комнаты отделены фанерными «стенами», в которых на месте входа зияет прямоугольная дыра в человеческий рост. «Двери» тоже сделаны из фанеры, и их нужно каждый раз ставить с внутренней стороны, если хочешь закрыться. Все комнаты выходят в одну общую «гостиную» с диваном, телевизором, видеомагнитофоном и большим столом, за которым дамы собираются, чтобы поесть и потрепать языками. Я знала, что в гадюшник без оружия лучше не соваться, поэтому взяла с собой нож. Стоило мне войти, как Красная сразу же начала бросаться в меня обвинениями. Сказала, что я позорю звание артистки. Отсутствие у меня грима и сценического костюма задело ее за живое. Если бы я выступала в цирке, меня сразу же бы из него выгнали… Конечно, она не учла, что будь я в цирке, и грим, и костюм на мне были бы обязательно, без них меня просто не выпустили бы на сцену. Она могла бы долго меня распинать, но в этот момент на меня налетела Голубая, у которой тоже были ко мне претензии. Она возмущалась из-за того, что я избила Джерома. Ну надо же! Так и представляю, как она аккуратно дезинфицируют ему раны, а он строит из себя несчастного и жалуется на жизнь. Вот кто настоящий артист театра имени себя. А на мне как назло кроме незаметного следа от укуса — никаких видимых повреждений. Только шишка на голове, но ее не увидишь, если не знать, где искать. А руку я не в драке с ним повредила. Сказала ей, что наши разборки с Джеромом ее не касаются. С ним мы все уже решили, а ей ко мне лезть не стоит, если не хочет тоже получить. Я думала, она будет злиться, но она сразу как-то собралась, стала серьезной. Жалела, наверное, что позволила себе вспышку. Поправила очки, которые, кажется, носит только для того, чтобы казаться умной, и спокойным голосом предложила мне зайти к ней позже после того, как мой официальный рабочий день закончится. Хрена с два я к ней пойду. Хочет покопаться в моих мозгах — это и Питеру понятно. Ни за что не поверю, что эта докторша до мозга костей не имеет личного интереса. Еще бы, Большая Дурка, и она в ней — единственный психиатр! Посетовала, правда: «Девочки против, чтобы я приводила пациентов сюда». Хорошо, что передвижение всех девушек отслеживается, и им не дают заниматься ерундой, а то эта дура реально кабинет бы себе здесь обустроила. А потом получила бы пулю в лоб и даже не поняла бы, за что. Здесь-то психов ничто не сдерживает. Красная опомнилась первой. И нагрузила меня бессмысленными поручениями. Вроде того, чтобы пересчитать все рисинки в пакете, помыть потолок и сделать пару акробатических движений — ни сальто, ни хождение на руках мне не давались, так что я получила новые синяки. Как объяснил Завхоз, Джером оставляет меня с этими бестиями один на один, и границы дозволенного я должна определить сама. Желательно, чтобы я не отсвечивала, «не злила его малышек» и делала все, что они скажут. Пока что Голубая действует довольно невинно: попросила ей принести несколько книг по психиатрии. Но она наблюдает за мной цепким взглядом, и мне от этого неуютно. Как будто она не видит во мне живого человека. Бросила в меня принесенные книги, а потом заметила, что просто проверяла скорость моей реакции. Сверилась с часами и удивилась, что отреагировала я слишком быстро. По ее мнению, все мои рефлексы должны были притупиться из-за употребления наркотиков и недавнего переутомления. Как же мне сильно захотелось вцепиться ей в лицо. Вроде не сказала ничего особенного, а будто ведро помоев на меня вылила. В этом плане Красная противна мне чуть меньше. Она смотрит на меня с презрением, как на грязь под своими ногами, но она хоть не скрывает своего отношения. Попыталась заставить меня целовать ей туфли, ха. Не на ту напала. Не знаю, как с ней себя вести… Я ведь без проблем ее уделаю. Но когда она схватила меня за волосы, а я уже занесла руку для удара, встряла Фиолетовая. Она очень мало говорит, но если говорит, то по делу. Напомнила мне, что меня ждет за нападение на хозяина, а если точнее, хозяйку. Красную попросила успокоиться и отпустить меня. Целовать ей ноги должен только низший, а я высшая, почти равная. Меня нельзя заставить это делать. Кажется, Фиолетовая хорошо знает местные правила. А вот уголовный кодекс уже вылетел из ее головы. Я злюсь и на нее тоже — смотрит на все так, как будто ничего особенного не происходит. Не знаю, чего я ждала, она же сразу сказала, что не будет мне помогать, и уж тем более на глазах у остальных. Она попросила сгонять ей за пивом таким тоном, будто я должна была сделать это несколько часов назад. Красная решила поставить точку. Хотя я и высшая, я никогда не должна смотреть ей в глаза. Не должна пытаться с ней разговаривать. Отвечать нужно только «да, мэм» и «нет, мэм». Чем меньше попадаюсь ей на глаза и чем больше копирую предмет мебели, тем лучше. В принципе, меня это устраивает. Разговаривать с ней мне особо не хочется. Меня и так прижимает Голубая, которая наоборот не прочь со мной поболтать. Впервые обратила внимание, как их мало. Всего трое, а ведь когда я пришла, было пятеро. Одна умерла, а вторая?.. Еще так много хочу сказать. Но надо идти. День 122 Голубая заявила, что у меня ироническая депрессия. Это что еще такое? Нет у меня никакой депрессии! Еще и суицидоманию какую-то выдумала, не верю, что такое вообще существует. Она всем на глаз диагнозы ставит, раз нет возможности подобраться поближе. Про Кайла сказала, что у него маниакальный синдром, хотя он говорит, что у него СДВГ. А у Джерома циклопатия. С одной стороны мне хочется расспросить ее подробнее, а с другой я понимаю, что лучше этого не делать. Она слишком сильно увлекается, когда говорит о болезнях. Любых, не только психических. Важно заметила, что проводит с Джеромом сеансы так же часто, как и в Аркхэме, и они близятся к успеху. Из-за этого они с Красной опять поцапались. Они в принципе целыми днями ругаются между собой и, кажется, им это нравится. Я сказала Фиолетовой: смотри, чтобы между ними не сунулась черная собака. Но она не поняла, и пришлось объяснить поговорку. От этих двоих стоит ждать одни неприятности, особенно, когда они обе на взводе. Пока занималась уборкой, вошла в одну из «комнат». Она доверху забита плюшевыми игрушками. И в ней много одежды желтого цвета. Джером сказал, что желтый уже занят… Если бы девушка была мертва, он наверное, выразился бы иначе. Голубая как раз успела обвинить меня в том, что из-за меня она не может видеться со своей пациенткой. Значит, это была она? К.: А я рада, что не увижу этого, как там говорила Грин?.. — человека дождя. Г.: Такой термин отсутствует в профессиональной лексике! К.: Умную из себя не строй. Даже если волосы перекрасишь, все равно останешься тупой блондинкой. Г.: У меня есть диплом, подтверждающий, что я специалист высшего уровня! К.: У меня тоже куча грамот и дипломов, и че? Тягаться будем? У меня все равно больше. Я помню, я смотрела фильм… Человек дождя — это аутист. Желтая была аутисткой? При Красной мне разговаривать нельзя, но потом отдельно я спросила. Голубой не понравилось, что я «подслушиваю», так что, видимо, больше на эту тему они говорить не будут. Сначала они вообще при мне старались не повышать голос и гнали подальше, если видели, что я прислушиваюсь. Эти игрушки почему-то меня смущают. Было время, когда мне казалось, что они начинают двигаться, когда я отворачиваюсь. Вечно разбросаны по коридору, сидят на скамейках, на эскалаторе, на столах. И меня преследует один и тот же заяц. Не может же он перемещаться сам по себе. Мы столкнулись с Кайлом, когда я в очередной раз пошла за «дозаправкой» для Фиолетовой. Впервые хотелось от него убежать. В самые первые дни, когда я только узнала, что он жив, не могла ему нарадоваться и здоровалась с ним каждый раз, когда видела. Иногда это могло быть по шесть раз на дню. Тогда однажды он остановил меня и встряхнул за плечи, спрашивая, что со мной такое, и почему я все время улыбаюсь, когда его встречаю. Я сказала, что не знаю, хотя на самом деле, я просто чертовски по нему скучала. А сейчас попыталась незаметно прошмыгнуть мимо, но не вышло. Коридор, конечно, широкий, но не настолько. В общем, теперь он знает, что я читала его дневник, но все еще не знает о том, что я все видела. Не хочу его смущать еще больше. Он поклялся, что не обижается, и взял с меня слово, что я перестану так нервно на него реагировать. А что насчет Кимберли… Она ни о чем не узнает, если быть осторожными. Почувствовала себя так, будто мы сообщники. Но с Ким мне все равно нужно найти общий язык. Хотя у меня и возникает глупая улыбка при виде Кайла, это не значит, что я его у нее уведу. Смешно. Он вообще парень Джерома. Ох, простите, помощник. Ассасин, как он попытался мне объяснить. Еле сдержала себя, чтобы не сказать Кайлу что-то вроде: «Je kont is ook geweldig»*. Он иногда переходит на немецкий, когда ругается, мало ли, вдруг смог бы меня понять. ??? У меня была любимая плюшевая игрушка. Собака. Отчим сказал, что я уже не ребенок, и распотрошил ее ножом. Тогда я чуть не распотрошила ножом его, но отлетела к стене. Он старался бить так, чтобы на мне не оставалось следов, но на спине появился здоровый синяк. Отчим приставил нож к моему подбородку. Долго смотрел на меня. Но я не могла посмотреть в ответ. Отводила глаза. — Скажи: «Я была не права, папочка». — Ты мне не отец. Он ткнул меня носом в пол. Удерживал так, скрутив руки, пока я не сказала то, чего он хочет, и успокоился. Тогда я еще хоть как-то пыталась сопротивляться, пока не поняла, что лучше этого не делать. — Пойдем, выпьем чай. — Что, какой-то праздник? — Ты стала взрослой. Это ли не праздник? Кажется, у него была такая навязчивая идея — чтобы я стала вести себя, как взрослая. С самого начала, как только он появился в семье. Я больше не могла спать с матерью в одной кровати, как делала всю свою жизнь. Больше не могла обращаться за помощью — должна была любую проблему решить сама. И никаких «сюсюканий» со стороны мамы, она же совсем меня разбаловала! Даже мамой ее называть теперь не разрешалось, только по имени. А теперь я, и правда, стала взрослой, ведь он переспал со мной. Невозмутимо заявил, что кто-то же должен был «сделать» меня женщиной. И все «женские» обязанности теперь были на мне. Чем дольше это продолжалось, тем сильнее я становилась ребенком. Тем больше он меня бил и тем чаще пытался «сделать женщиной». Мерриет… ты всегда любишь делать все наоборот. Ты жила в одном доме с психом и игнорировала его безумие. И то же самое делала я. Любим мы наступать на одни и те же грабли, да? Ja. День 123 Мои «друзья» все никак не дают о себе знать, хотя я специально для них составила примерное расписание, когда ночью приезжают машины. Хорошо, что я успела все выяснить до того, как меня приставили к этим сукам. Просто так теперь на разведку не выйдешь — музы пользуются своей властью и нагружают меня обязанностями. Да еще и охранники спрашивают каждый раз, куда иду, будто сами не знают. Но я хоть могу выйти по делам, а вот музам не так везет… Красная ночью накинула на меня одеяло и попыталась таким образом обездвижить. Она, конечно, сильная, но недостаточно, так что я смогла выбраться. К сожалению, ее действия спровоцировали у меня приступ. Сложно дышать, мысли панически разбегаются. А потом я начала кричать… Шуму наделала много. Красная назвала меня слабачкой, а Голубая, задумчиво на меня посмотрев, заявила, что у меня все признаки посттравматического синдрома. Его можно вылечить, если я к ней обращусь… Ну да, конечно. Ничего я не буду рассказывать ей о себе. Она собралась написать книгу о Джероме как о необычном маньяке и хочет туда вставить и мою биографию заодно. В той главе, где будет рассказываться про происки его брата. Видела, как она ее пишет. Сначала я обрадовалась, что у нас есть хоть что-то общее, а потом до меня дошло, что она журналистка от мира психиатрии. Достанет все «грязные» подробности и облечет их в строгую форму. Пара заумных слов там, пара диагнозов тут, и книга готова. Надо вести себя с ней осторожно, а то запишет еще в истерички. Я умру, а весь Готэм будет считать меня черт пойми кем. Интересно, Джером знает? Эти trutten** пытались решить, кто к нему ночью сегодня пойдет. Я думала, они драться будут за него, но нет. Красная, многозначительно посмотрев в мою сторону, тихо сказала, что не может, и Голубая заявила о том же. Тогда они перевели взгляд на Фиолетовую, и та со вздохом достала наручники. Эти трое уже неплохо понимают друг друга с полуслова. Как долго они знакомы? И кто из них умрет следующей? До меня им прислуживал парень, и Джером был этим, мягко говоря, недоволен. Не любит, когда кто-то из мужчин подходит к ним слишком близко, даже охранники. Об активном передвижении вообще не может быть и речи. Иногда у кого-нибудь из них, конечно, получается вырваться, но потом они получают нагоняй. Так выходит, что trutten много времени проводят в обществе друг друга, пока Джером их не позовет. И им, как это водится, очень скучно. А мне скучно не бывает, особенно когда Красная мешает нормально накрасить ей ноготь, а потом еще кричит, что плохо получается. Попыталась вылить лак на меня, но он густой, так просто сразу не выльется. Капля на руку капнула, но это не критично. Отмылась быстро. А вот осадочек остался. День 124 Мальчик собирает информацию, кто хоть как-то плохо обо мне отзывается. Проверить всех просто не получится. Может, тот, кто на меня напал, вообще просто взял и ушел из Джеромвилля. Иногда мне кажется, будто я снова чувствую его прикосновения. Скольких бы я ни вызвала на поединок, никто не подходит. Мне кажется, я узнаю его, даже если он просто пожмет мне руку. А что, если он рядом? Что, если он один их охраны? Они не дают себя проверить, только смотрят на меня тупым пустым взглядом и игнорируют. Бесят. Хочется выть от бессилия. Но постепенно энергия начинает ко мне возвращаться в прежнем объеме. Уже с утра неприятность — я изъявила желание пробежать марафончик вместе с trutten. Не на скорость, конечно, просто двигаться по их маршруту в своем темпе. Как думаешь, что меня ждало? Гребаное стекло в обуви. А Красной я даже предъявить ничего не могу, я же не должна с ней разговаривать! Кулаки чесались неимоверно, так хотелось разбить ее голову об витрину. Стекло мелкое, черт побери, полностью вычистить трудно. Да и порезаться я успела. И так ходить теперь весь день. Она специально гоняет по всему Дому то за платьем, то за духами, знает же, что тяжело двигаться. Как бы ей отомстить… Чего она боится? Рона Хаксли, бывшая чемпионка Готэма по художественной гимнастике, бывшая воздушная гимнастка в бродячем цирке. Ушла из большого спорта из-за дисквалификации за жульничество на соревнованиях… Как мне сказали, был большой скандал. Чего ты боишься, дорогая Хаксли? У всех есть слабые места. Ты думала, тебя никто не узнает, но сама же себя выдала, осталось только порыть в нужном направлении. Но у меня есть время узнать. Оставлю на сладенькое, пока тебя нельзя трогать. Доктор Кристи боится собак. За мной увязался Понедельник (кажется, он любит навещать Фиолетовую в надежде получить от нее вкусняшки), и она вся затряслась, когда увидела его. А Красная бросила в Понедельника чешки. Друг друга они недолюбливают, и тут я нисколько не удивлена. Хмм, точно, мой четвероногий друг может сделать свое грязное дельце на вещи Роны. Думаю, мы сможем с ним договориться. Знала я, кстати, уже одного доктора Кристи. Она была моим дантистом, услугами которой я хотела бы вновь воспользоваться. И они действительно родственники. Кристи-мать благополучно эвакуировалась, а Кристи-дочь пошла за своим ненаглядным любимым пациентом в самое пекло. Сегодня какому-то парню прилюдно снесли голову. Одним ударом, это какую силу надо иметь! То ли украл что-то важное, то ли шпион какой-то. Не смогла никак отреагировать. ??? Каждый раз надеюсь, что однажды мне станет лучше, но пока становится только хуже. Сначала ты ощущаешь приятную тяжесть в голове, как будто погружаешься в сладкий сон. Затем пропадает зрение, но и это доставляет удовольствие, ведь так здорово ничего не видеть. Тебе окружает спасительная тьма, ноги слабеют, ты больше не можешь контролировать свое тело. Затем следует удар, который ты уже не чувствуешь. Люди переступают через тебя, не обращая никакого внимания. А потом ты просыпаешься и понимаешь, что это случилось снова. К обмороку добавился постоянный шум в ушах, как будто его издают вращающиеся лопасти вертолета. Вот уже второй день я ощущаю себя так, будто живу на военной базе. Мне приходится говорить громче, чтобы разобрать собственные слова. Меня уверяют: давление, переутомление, но мне кажется, что меня обманывают. Что на самом деле проблема в моей голове. В ней притаилась ужасная болезнь, опухоль, которая медленно пожирает меня изнутри. Она поглотит меня всю, и я не закончу начатое. Но шум в ушах — это еще полбеды. С ним невозможно спать, и среди ночи я решила, что полиция оцепила здание. Гордон прилетел на вертолете и объявляет, что они взорвут Джеромвилль, если ему не выдадут Нику Долорес, самую опасную преступницу Готэма. Полиция передаст меня правительству, и война будет закончена. Я сама не заметила, как по привычке оказалась в книжном. Вытащила все с нижней полки одного из шкафов, залезла в нишу и попыталась прикрыться книгами. А еще я сжала уши и выла. К счастью, этот кошмар закончился так же внезапно, как начался. Сознание ко мне вернулось, и я поняла, что никто за мной не приехал. Если бы вертолет действительно поднялся в воздух, его бы давно уже сбили. Едва перебираю ногами и могу свалиться в любую секунду. Скучаю по тем временам, когда обладала идеальным здоровьем. Тогда-то все и пошло к чертям: мне стерли память и лишили права самой отвечать за свою жизнь… Как же бесит внезапно срываться на бег, если кто-то рядом неосторожно взмахнет рукой или уронит что-то. Сердце начинает не только быстро стучать, но и болеть. А еще отдает в ноги. Я просто разваливаюсь, а ведь мне всего двадцать три года. Иногда я начинаю задыхаться в самый неподходящий момент, на грудь сильно давит, и я никак не могу это контролировать. Я не знаю, что со мной, и как это остановить. Это продолжается уже давно, но становится слишком опасным. Может, Голубая права? Не знаю. Знаю только, что нельзя показывать свою слабость, если хочешь выжить. Уверена, это не последняя моя жалоба на здоровье. Я стараюсь не писать об этом, потому что это все пустяки, пройдет, только слюнтяи придают этому много значения, но сегодня я сильно испугалась. Мне нужно что-то, что меня успокоит. Или кто-то. День 125 Постоянно чувствую тревогу. Голубая об этом догадывается и говорит, что хочет помочь. К счастью, Красная начинает на нее орать, потому что ей не нравится, когда на меня обращают внимание. Меня опять послали в книжный, и я решила найти книгу, которая помогла бы мне со всем этим справиться. Неприятно каждый раз оказываться здесь, но я не жалуюсь. Даже в душ смогла сходить, и ничего не случилось. В одной из секций увидела Джерома. Сначала захотела сбежать, но он меня увидел, и я сделала вид, что просто зашла не туда. В разделе психологии обнаружила Кимберли. Она какая-то странная, но я не могу объяснить, почему. Было бы логично, если бы она пришла сюда за книгой по садоводству. Кимберли сделала вид, что меня рядом нет. Но я-то продолжала ее видеть. Спросила ее, зачем она послала мне цветок, когда я перебрала с «витаминками». Мне от него, и правда, стало лучше. Оказалось, Джером сказал Кайлу, а Кайл сказал ей, чтобы она хоть что-то сделала. Лишней помощь не бывает, а еще один труп тут был не нужен. Джером и Кайл… Я осторожно спросила у Кимберли, уверена ли она, что Кайл по девушкам. Ну конечно же ее Прелесть по девушкам, он же и сейчас с ней спит… Уточнять это было не обязательно. Разобравшись в запахах, я теперь всегда могу понять, когда от Кайла пахнет Ким, а от Ким — Кайлом. Не очень приятная «сверхспособность», узнаешь много того, чего знать не обязательно. Она уж подумала, что я для себя спрашиваю. А потом до нее дошло. — Ты что, их с Джеромом вместе увидела? — Тише ты! — Джером был поблизости и мог услышать, что мы его обсуждаем. Кимберли сказала, я очень наивная. Конечно же она в курсе, что Джером иногда заглядывает к ее Радости, но почему это должно ее волновать? Не знаю, почему. Видимо, меня одну это смущает. Получается, у них что-то вроде любовного треугольника? Ну и ладно, надо выкинуть это из головы. Все трое к этому спокойно относятся, мне незачем в это лезть. Не знаю, что на меня нашло, но я спросила у Ким, не хочет ли она погонять меня на тренировках. Кайл сказал, она занимается с ним. Конечно, свободного времени у меня нет, но когда меня посылают за поручениями, я могу вернуться еще не скоро. Она сказала, что я настолько хреново выгляжу, что она убьет меня одним ударом. В общем, мы проверили это на практике и… Я ни разу не дала ей меня ударить, но и до нее дотянуться не смогла. Ее это заинтересовало — кажется, она успела списать меня со счетов. Когда я уже нашла то, что мне нужно, услышала свист. Обернулась — и в меня полетела книга. «Как рождается шутка»… Я ее здесь раньше не видела, хотя и искала нечто подобное. Джером невозмутимо вернулся к разглядываю полок. Намек понят. Позже Что будет, если прирезать Голубую, а не Красную? Взрыв. Какая курица непригодна в суп? Красная, она испортит своей желчью весь бульон. Почему Пингвин не заходит в гости? Потому что боится, что его здесь разорвут на клочки и станут называть Колибри. Почему в «апартаментах» девушек Джерома нет крыс? Не хотят подчиняться главной Крысе, которая там живет. Что случится, если все женщины уйдут из Джеромвилля? Он превратится в гей-клуб. Что говорит окулист, когда к нему на прием приходит насильник? «Я натяну тебе глаз на жопу и только там буду его лечить». Что общего между остановившимися часами и Джеромом? Они говорят правду только два раза в сутки. Что общего у меня и слепца? Мы оба не можем увидеть своего будущего. Здесь нет ни одной смешной шутки. Сижу в окружении смятых бумажек и плохо растворившегося из-за недостаточно горячей воды кофе и понимаю, что больше не хочу быть Шутом. Это можно было бы воспринять как то, что я банально сдалась, но… Это просто не мое. Я сказала Джерому: «Я не рождена для смеха». А он на это ответил: «А кто для него рожден? Думаешь, у меня был выбор?». Он выглядит довольно позитивным парнем. Уж смеется точно чаще, чем я. Но иногда он задает такие вопросы… Которые, определенно, заставляют меня задуматься. Сейчас, мне кажется, я вижусь с ним даже чаще, чем раньше, потому что мне везде приходится сопровождать его «муз». Сегодня вот снова кого-то принимали. Красная напялила платье с длиннющим шлейфом, хотя сама же недавно жаловалась, что на самом деле ненавидит платья и в спортивных костюмах ей удобнее. И этот шлейф естественно пришлось нести мне, иначе он собрал бы немало мусора. Слуги стараются, как могут, но идеально-чистыми полы здесь, наверное, уже никогда не будут. Стою среди охраны Джерома, пока меня не позовут, и это не очень приятно, потому что взгляды они на меня бросают те еще. Но при Джероме точно ничего не сделают. Красная мне сказала: «Хоть бы косметикой воспользовалась, чучело, смотреть жалко». Ответила ей: «А ты не жалей… мэм». Крик поднялся… Я же не должна с ней разговаривать. Но Джером быстро нашел, чем занять ее рот. Не думала, что смогу когда-нибудь этому обрадоваться. День 126 Вчера такое было, но я не записала. Невольно начинаю завидовать этим дамам. Они никогда не пользуются общей душевой, у них ванна здесь есть. Слив у нее закрыт, а чтобы налить в нее воду, надо бегать с ведрами горячей воды. Снова для этого позвали Честера, мы с ним вместе ведро таскали. Теперь я понимаю, почему Джером не хотел его видеть рядом со своими дамами сердца. Честер красивый и мило улыбается. Правда, толку от этого немного, потому что я чуть не надорвалась, пока ведра таскала. Вдвоем быстрее. Сначала, чтобы набрать ванную, потом, чтобы вылить все лишнее из ванны. Эту ванну потом еще и переворачивать надо было, чтобы остатки слить, и так несколько раз, пока все не перемылись. Это целое дело, и мне не хотелось бы его слишком часто повторять. Но в такой ванне я и сама не прочь полежать. После Красной вода стала розоватой. Кровь младенцев они явно пьют с Джеромом на пару. Немного из разговоров прекрасных дам. Г.: Тебя ждет цирроз печени. Ф.: Беспокоишься о моем здоровье, док? В какой момент ты решила, что тебя это касается? Г.: Твое психическое состояние в норме. Ты не испытываешь удовольствие от употребления алкоголя. Ф.: Когда я пью, у меня есть веский повод ни с кем не разговаривать. Например, с тобой. Г.: Алкоголь угнетает центральную нервную систему. Ф.: В этом и вся суть! Голубая проигнорировала ее и отобрала самокрутку у Красной. К.: Нет, только ко мне не лезь со своим дерьмом. Мне надо расслабиться! Г.: Хочешь поговорить о том, что тебя тревожит? К.: А то ты не знаешь. Сдрисни! У Красной есть какая-то тайна? И я могла бы использовать это против нее? Хмм. О, чуть не забыла. Я уже привыкла к тому, что музыка, которая здесь играет, полный отстой, поэтому, когда услышала что-то нормальное и зажигательное, сразу пошла в ту сторону. И обнаружила, что в спортивном магазине создали свой фитнес-клуб. Девушка, которая была одной из тех, кто выдрал лезвие из моего ботинка, танцевала под музыку, а все остальные психи, преимущественно мужчины, за ней повторяли. Видимо, ей понравилась идея, когда я танцевала при всех макарену, и она решила сделать это своей работой. Без дела здесь можно с ума сойти от скуки… Хотя здесь и так все с ума сошли. Это единственный положительный момент, который я смогла найти за весь день. Все остальное — утомительное и неинтересное. Я здесь конкретно так застряла. И меня это злит. Если я иду куда-то с Завхозом, это открывает мне двери в почти любое техническое помещение, и я давно могла бы уже этим воспользоваться. Я была в комнате с кучей щитков, я могу отключить весь свет в любой момент. Не факт, что мне дадут спокойно сбежать, но надежда на это есть. Хотя я и не знаю, куда идти, но если я буду бродить по городу, то, может, и найду Дж. Но меня здесь так загоняли. Не уверена, что ноги меня послушаются. Как я буду защищаться, что я буду есть? Смертельно пораниться, чтобы меня увезли отсюда — вариант хороший, но он припасен на крайний случай. Я совершила огромную ошибку, что пришла сюда. День 127 Отправилась за едой и по дороге увидела Фиолетовую. Я думала, она просто спит еще, поэтому не вышла, а ее, оказывается, и не было в «будуаре». Она стояла над трупом. Сначала я решила, что именно она убила этого человека, но она просто его изучала. Когда я подошла — не сдвинулась с места, будто не происходит ничего необычного. А потом предложила мне сыграть в игру: от чего умер этот человек? У него нож торчал из груди, так что мне показалось, что это довольно очевидно. Тогда она невозмутимо разорвала на нем одежду и указала на рану. — Видишь, кровь не потекла? Все пять ножевых ранений были нанесены посмертно. А вот на шее заметные синяки. Его задушили. Мне не было никакого дела до того, как он умер. Она же встала и бойко пошла дальше. Как она объяснила, в поисках еще одного трупа. На вопрос, зачем ей это надо, сказала, что знает слишком много теории, но у нее было мало практики. Понедельник — первый пес, которого ей довелось дрессировать после взрыва мостов. Искать наркотики он не будет, потому что они везде, но на бомбы может среагировать. Правда, все время приводит ее к оторванным бошкам. Некоторые вещи, которые она говорит, звучат очень подозрительно. Неужели она такая же, как Голубая? Для той важны только психи, а для Фиолетовой — все, что хоть как-то связано с ее прошлой работой? Ну пусть еще начнет арестовывать за превышение скорости и распитие спиртных напитков в неположенном месте, я на нее посмотрю. Так как отлепляться я от нее не собиралась, пытаясь понять, что она задумала, Пэйдж продолжила говорить. — Джером назвал тебя леди Палач. Но я знаю лишь одного Палача — Натаниэля Барнса. Он был капитаном до Гордона. Знаешь его? «Нет никаких границ, только закон отделяет людей от животных», — это его слова. Ты с ними согласна? — Закон не всегда останавливает людей от совершения преступления или наказывает преступников по заслугам. Иногда людям для самоконтроля хватает религиозных догм или норм морали. Так что нет, не согласна. Я что-то слышала о Барнсе раньше, но ничего не запомнила. В Готэме всегда что-то происходит, со временем ты учишься с этим жить. Иногда по телевизору сообщали, что в городе стало чуть опаснее, чем обычно, из-за появления очередного психа. Я просто сидела дома, когда не нужно было идти на работу, веря в то, что мой дом — моя крепость, и со мной никогда ничего плохого не случится, если я буду осторожной. — После того, как он стал Палачом, он пришел к такому же мнению, что и ты. Закон не всегда все решает. Преступников надо убивать. С этим ты согласна? — Нет. — А я да. У меня от нее мороз по коже пошел. С таким холодом и спокойствием она это сказала, а потом внимательно посмотрела на меня. Не так давно я тоже бы с этим согласилась, но все во мне поднимается против убийства. Наверное, слишком много трупов я вижу каждый день. И сейчас мне уже все равно, заслужил это человек или нет. Я хочу, чтобы это, наконец, прекратилось. В голове после ее слов появилось много мыслей. Что если она действительно была полицейским, но ее уволили за радикальные взгляды? Неужели нужно убивать даже тех, кто украл пачку сухариков в магазине, или она мыслила более глобально? Мы живем в чертовом Джеромвилле, здесь нет ни одного человека, который хоть раз не совершил бы преступления. Она что, весь Дом уничтожить собралась? — Я в некотором роде тоже преступница. Убьешь меня? — Ты виновна, но ты Палач. Правосудие в твоих руках. — Джером попросил тебя сказать это, да? За этой неимоверно глубокой философской беседой я и не заметила, как мы дошли до продуктового. Фиолетовая сразу же потянулась к бутылке и больше со мной не разговаривала. Позже Мне довелось поговорить с адвокатом м. У. всего лишь раз, подловив его после окончания очередного заседания. Он курил у заднего входа в здание, зная, что не встретится там с любопытными зеваками. Не знаю, почему пошла за ним — ноги сами меня повели. Я не хотела обсуждать судебную систему и ее недостатки. Не шла я и за справедливостью. Мне просто нужно было мнение специалиста, который сказал бы мне, что делать дальше. Я спросила Локвуда-младшего, какого это — защищать преступника. Дело м. У. не было первым в его карьере, он был достаточно опытен и уверен в своем успехе. Разумеется, мистер Локвуд прекрасно знал о том, что его клиент виновен во всем, в чем его обвиняют. Но его это нисколько не смущало. Он сказал мне, что весь Готэм кишит преступниками более высокого ранга, которые, тем не менее, умудряются избежать решетки. М. У. — человек с претензией на гениальность, у него есть деньги и связи, и он — не самое худшее, что можно встретить в этом городе. Уж пусть столь выдающийся ум продолжит пребывать на свободе — а точнее, в своем бункере, — чем окажется в тюрьме, в которой его талант будет безжалостным образом загублен. М. У. — любимец его отца. Уайльды в свое время так много сделали для его семьи, что будет свинством не помочь их единственному наследнику. Локвуды, как и Фэрроу, хотели отдать старый долг… Но они доверились не тому человеку. Если бы я писала рукопись, то сказала бы, что Локвуд-младший навсегда остался в моей памяти с сигаретой в зубах, с уверенным, чуть насмешливым взглядом, смотрящим прямо перед собой. Но на самом деле я помню лишь видео, на котором был запечатлен его обезображенный труп. Вот что случается с теми, кто защищает преступника, заставляя закон работать на себя. Желаю ли я всем преступникам смерти? Нет. Желаю ли я, чтобы наказания за их преступления были соразмерны самим преступлениям? Да. Являюсь ли я Палачом? Нет. Больше нет. Я не хочу им быть и не буду. Кто же тогда должен наказать человека, который попытался меня изнасиловать? Здесь нет Закона. Здесь ты сам встаешь на свою защиту. Что мне делать? Должна ли я убивать? Должна ли я вообще кого-то наказывать? Дж.?.. Мне даже не с кем поговорить об этом. Я запуталась. Никто из «друзей» так и не объявился. П-ция меня бросила? ??? Я сплю вполглаза. А точнее, почти не сплю. И все равно во сне я увидела маму. Не знаю, как это передать. Это светлое чувство, ощущение защищенности, безграничную любовь. Я спросила ее, будет ли она меня любить, если узнает, что я делала и что буду делать. Она сказала, что все знает. Но я всегда останусь для нее любимой дочерью. Пухлощеким ангелом, ха. У меня уже давно нет щек. Остались в детстве. Конечно, такие хорошие слова можно услышать только во сне. Если бы мама была жива, она бы отвернулась от меня. Как отвернулась от меня тогда, когда привела домой монстра. День 128 Животрепещущая тема — кого Джером больше любит. Думаю, они начали говорить об этом специально для меня, сами наверняка миллион раз уже все обсудили. Зеленая была из тех, кого нашли вне Джеромвилля и притащили насильно. Но она сразу поняла, что к чему. Как оказалось, когда-то она была порноактрисой, но ушла из бизнеса. Не из-за возраста (она старше всех «муз» и примерно одного возраста с Экко), а из-за того, что студия запрещала ей толстеть. А Зеленая поесть любила. А еще любила тело «молодого симпатичного жеребца»… Брр. Они так спокойно обсуждают Джерома, да еще столько пошлостей говорят… Даже интеллигентная с виду доктор Кристи. Я просто не могу его так воспринимать, хотя и понимаю, что они все с ним спят. (Иеремия, они все с ним спят…) Они хоть целый день могут говорить о его члене, так что все это описывать я не буду. Во имя своего же психического здоровья, о котором так печется Голубая. Джин помогала писать сценарии для спектаклей. А теперь ее нет, и спектаклей тоже нет. Джером ее интересовал исключительно как партнер, с которым можно вспомнить былые деньки. Как личность он не был ей интересен. Может, именно поэтому долго она не прожила. Голубая вежливо сказала, что им будет ее не хватать, но тут даже мне смеяться не пришлось — вместо меня загоготала Красная. Ложь. Никому из них ее не жаль. Как не жаль еще одну погибшую девчонку. Оказывается, всем новеньким в гареме про нее рассказывают. В назидание. Ну, а я услышала впервые. Ее звали Розовая, потому что она выглядела как Барби. Стройная голубоглазая блондинка, которой не хватило пары месяцев, чтобы дожить до восемнадцатилетия. Как она попала в Джеромвилль, никто точно не помнит, только она сразу взяла быка за рога. Представилась племянницей Гордона, почему-то считая, что это ее защитит. И попыталась охмурить Джерома. Хотя она и была Розовой, Джером называл ее исключительно Куклой. Не очень приятно, наверное. Но она терпела. Верила в большую и светлую любовь, а он игрался с ней. И вот однажды, когда он заснул, она что-то сделала. То ли по волосам погладила, только по лицу. Вот только в то время он был очень нервный, королевство-то только строилось. Выхватил пистолет из-под подушки и выстрелил. И теперь никто с ним больше в одной кровати засыпать не рискует. Что я почувствовала, когда услышала это? Подумала: «И поделом ей». Мне было бы неприятно, если бы кто-то смотрел, как я сплю, а потом еще и начал бы меня трогать. Когда человек спит, он слишком беззащитен и не может дать согласия на то, что с ним захотят сделать. Я заметила, Джером очень любит трогать людей, но ему не нравится, когда трогают его. Нет, он терпит, когда его прекрасные дамы на нем вешаются. Лицо у него при этом становится такое кислое… А потом он быстро надевает на себя маску «альфача». Неужели он за столько времени так к этому и не привык? Доктор Кристи, к счастью, прекрасно понимает эту его особенность и старается не трогать его почем зря. А Красной все равно. Она утверждает, что не верит во всю эту «психологическую муть». Ха, иногда он так сильно хватает ее за волосы, что даже мне больно становится. И при этом ему нравится, когда его бьют… Нет, не нравится. Док говорит, он так к этому привык, что это один из его способов общения. Док вообще слишком много про него говорит. Разве у него нет права на конфиденциальность его данных как пациента? Черт, чем больше я их всех слушаю, тем больше я… раскрываю для себя Джерома как обычного человека. Мне это не нужно! Это очень мешает. Мы как будто про разных людей думаем. Джером издевался над м. У. и сводил его с ума, шантажируя тем, что похитил Экко и мог убить ее в любой момент. Он закопал меня заживо, а когда я уже попрощалась с жизнью, выкопал меня и всадил в меня нож, и это место до сих пор временами ноет, когда он оказывается поблизости. Как и нога. Как и едва заметная полоска на шее. Он устроил самое отвратительное «Шоу братьев Валеска» в мире! Стал причиной хаоса в городе! Он самое настоящее чудовище… Я редко задумывалась о нем, как о человеке со своими проблемами и страхами. А теперь trutten расхваливают его на все лады, рассказывают истории, как он их якобы любит… Это тяжело. Я начинаю проникаться. Я начинаю его понимать. Это очень, очень опасно, но я не могу это остановить. Особенно когда Док рассказывает, в каком состоянии ей привезли Джерома после бункера. Он был общительным сверх всякой меры, но при этом кидался на решетку, потому что ужасно хотел выбраться на волю. Это на заседаниях он вел себя относительно спокойно, а в Аркхэме снова превращался в загнанного зверя. Нахождение в бункере сильно повлияло на его сознание, и только доктору Кристи он доверился. Но терапия была проведена не до конца. Он сбежал раньше. И начал успокаивать себя единственным способом, который считает действенным — убивал людей. Он, в общем-то, в силу терапии тоже не верит. Но Док витает в облаках. Думает, что сможет изменить его. Джером предупредил ее о том, что Аркхэм будет взорван. Пригласил пойти с ним. И она пошла. Из-за своей наивной веры, что из убийцы сделает святошу. Я не могла долго выдержать разглагольствования о том, как он ей доверяет и как они (в отношении Джерома она всегда говорит «мы») близки к окончательному выздоровлению. Надо быть сумасшедшей, чтобы верить в то, что это сработает. — Вы знаете случай Джеремайи, доктор Кристи? — встряла я. — Над ним работал лично доктор Стрэндж. Джеремайя спрятался от всех людей в бункере, боялся смотреть на кровь, но убивать он не прекратил. Он просто делал это чужими руками. И он умел быть жестоким, прикрываясь словами о необходимости воспитания. Он очень часто срывался… Он никогда не был здоров. И знаете, к чему в итоге это привело? Посмотрите вокруг. Лечение ему не помогло. И Джерому не поможет тоже. Они навсегда останутся убийцами, и вы ничего с этим не сделаете. — Мы не обсуждаем здесь Джеремайю Валеска, мисс Долорес. И не Вам судить об эффективности моего лечения. — Да что ты с ней церемонишься! Я кому сказала, шавка, лишний раз рот не открывать? — Красная попыталась меня ударить, но я увернулась. Главное в таком случае выглядеть невозмутимой, она покричит для вида и успокоится. С помощью крика она пытается показать свое превосходство, но никто его и не оспаривает. Куда важнее было то, что сказала Док. — Есть какой-то запрет на тему Джеремайи, да? — напрямую спросила я. — Джером его ввел? Почему? Когда я набралась смелости поговорить об этом с Кайлом, он так мастерски перевел тему, что я забыла, о чем спросила. Но все вечно сводится к тому, что Джерому не нравится упоминание его брата. Еще скажите, что он по нему скорбит. Не поверю. Сегодня я снова не получила ответа. Хотя с каждым днем я все больше сомневаюсь, хочу ли его услышать. — Дорогая, — Док посмотрела на меня с напускным сочувствием. — Я понимаю, ты была сильно к нему привязана, но тебе нужно принять тот факт, что Джеремайя мертв. Поверь, тебе станет гораздо легче. У меня закружилась голова, но я не подала вида. Она казалась искренней. Может, я просто гоню от себя правду? Может, его действительно больше нет? Или у Джерома где-то там, вне Дома, есть клон, и поэтому врач тогда сказал про «другого Джерома»? Если верить Брюсу, такое возможно. У него самого был клон. Я решила, что он все это придумал, но он был предельно серьезен. Зачем клонировать Джерома? Док спросила, что я чувствую, когда слышу о том, что на самом деле Дж. давным-давно умер. Злость. Смятение. Пустоту. Отчаяние. Боль. Я не знаю, я чувствую слишком много всего сразу. Но мысли о нем занимают все меньше и меньше места в моей голове. Пару дней назад, когда я делала Дьяволу «тату», я случайно порезала себя, а потом меня весь день преследовала мысль о том, чтобы сделать это намеренно. Я не знаю, что происходит, и стараюсь отвлечься. Благо, есть, на что. Ведение дневника помогает мне оставаться в своем уме, хотя иногда подбирать слова слишком тяжело. Я засыпаю над записями. Но заставляю себя писать дальше. У Красной есть установка. «Победа любой ценой». С каким хвастовством она об этом говорит. Джером для нее — очередная победа на соревнованиях. Правда, соперницы ее никуда не делись. Может, она как-то причастна к смерти Зеленой, просто обставила все как несчастный случай. Еще и Розовую подначила полезть к Джерому, зная, чем это грозит. Я ничему из этого не удивлюсь. Когда говорит Красная, слушать ее очень скучно за исключением тех случаев, когда она рассказывает цирковые байки. «Как жаль, что на улицу сейчас не выйти, я бы проехалась по Готэму на том гранатовом Порше…». «Всегда мечтала иметь особняк с десятками слуг, а вместо этого вынуждена жить во вшивом торговом доме и терпеть хамство одной-единственной недошутихи…». Все, что она делает — это бесконечно жалуется на то, что ее не принимают по достоинству, а еще хвастается своими былыми победами. У нее была вся жизнь впереди, но вот цирк решил приехать в Готэм, и все ее планы были разрушены. Какая жалость. В отличие от Дока, которая трубит про настоящую любовь, Красная высмеивает какие-либо чувства. Им с Джеромом просто хорошо друг с другом, секс — это далеко не любовь. Ей нужно положение в обществе (даже таком, как психи Джеромвилля), ему — ее безотказное тело. И все они довольны. Это так… отвратительно. Зачем ему Красная, когда есть Голубая? Да, Док иногда выносит ему мозги, пытаясь изменить его так, как ей хочется, но она правда что-то чувствует по отношению к нему. Зачем спать с кем попало… Мне этого никогда не понять. Но меньше всего я могу понять, что здесь делает Фиолетовая. Да, слышала я байки о том, что ее с напарником обнаружили в зоне психов. Напарника убили, а ее привели в Джеромвилль. Но ни Красная, ни Голубая этого не помнят. Фиолетовая просто есть. И до моего прихода они как могли (Голубая — профессионально, Красная — грубо и напрямик) над ней издевались, а теперь место мальчика для битья пришлось занять мне. У Фиолетовой и Джерома нет такой истории, которую она могла бы рассказать. «Я уважаю его», — это все, что мы смогли вытянуть из Пэйдж. И это чертовски странно. Она Джерому нужна еще меньше, чем Красная, но, кажется, и они довольны друг другом. Я наблюдала за ними. Фиолетовая делает вид, что ей все равно, но она смотрит на него, когда он не видит. Не с ненавистью или с желанием отомстить ему за то, что он насильно удерживает ее здесь. У меня такое чувство, будто она его охраняет. Но остальные этого почему-то не замечают. Если тебя постоянно видят с бутылкой, твое странное поведение спишут на алкоголь. Но алкоголь здесь не причем. На днях я услышала кое-что, что меня насторожило. Красная и Голубая как всегда ругались, а потом Док решила обратиться к Фиолетовой. Г.: Вот ты на чьей стороне? Ф.: Я? На своей. Дождусь, пока вы все перегрызетесь, и останусь единственной девушкой Джерома. К.: Да он на тебя даже не смотрит! Он и держит-то тебя из жалости. Ф.: Ты в этом так уверена? Красная разозлилась и уже потянулась ее ударить, но Док ее остановила. Г.: Драки для плебеев. Мы можем решить этот конфликт с помощью открытого диалога. К.: Ты кого плебейкой назвала?! Да такие богатые дуры как ты не смогли бы прожить без людей вроде меня! Кто вам стирал вещи, кто убирался в ваших домах?! Моя мать горбатилась, чтобы ты, разнеженная сука, жила в комфорте! Г.: Вообще-то моя семья была не настолько богата, чтобы нанимать прислугу… Ф.: Долорес, дай мне пиво. Они сейчас пойдут по второму кругу. Мне кажется, Фиолетовая действительно ждет, пока они друг друга перебьют. Значит, Джером ей не безразличен. День 129 Весь день идет дождь. Так сильно, что слышно почти из любого угла Дома. Август вот-вот закончится, но осень сменила лето уже давно. Эти вечные дожди. Внутри здания всегда жарко, но все, кто выходят наружу, одеваются потеплее. Я иногда стою у выхода и просто смотрю на волю. И понимаю, что я туда не хочу. У Пэйдж также? Красная разбила мне очки. Так и знала, что стоило потерпеть и продолжить носить линзы, но у меня от них глаза начали сильно болеть. Сделала вид, что хочу соответствовать модным тенденциям. Нашла парня, который согласился вставить мне цветные диоптрии. Такие красивые очки были. Красная решила, что я хочу ее перещеголять. Ей вообще не нравится, когда я надеваю что-то красивое. Блистать должна только она. Звездная болезнь у нее, что ли. Ей бы у Дока полечиться. Я это терпеть, разумеется, не стала. Взяла нож и прямо у нее на глазах испортила самое дорогое ее платье. Уже и к мехам потянулась, но закончить она мне не дала. Заверещала как резаная. «Уведите ее в Гнойник, немедленно, заприте ее там на целый день!!!». Она любит крутить охраной, как захочет, так что один из них больно схватил меня за плечо и потащил. Я не сопротивлялась. Меня это вообще не пугало. Да и сквозь разбитые стекла не так много можно разглядеть. Так что меня затолкали в самый темный и грязный магазин и закрыли там. Стоило мне привыкнуть к полутьме, я поняла, как сильно попала. Со всех сторон на меня смотрели люди. Они беспорядочно сидели и лежали на полу — грязные, обессиленные, без капли разума в глазах. Вонь от их немытых тел и экскрементов стояла та еще. Рассадник заразы. Зачем такое держать? До сегодняшнего дня я вообще не знала о существовании этого места. И, кажется, никто не знал, кроме приближенных Джерома. Все эти люди пострадали от наркотиков. Но их не стали убивать. Их просто сложили в одном месте как ненужный мусор. Чуть позже я узнала, что на них продолжают тестировать вещества, чтобы проверить, смертельны те или нет. В одно и то же время приходят специальные люди и выдают наркотики. А существа, живущие в Гнойнике, набрасываются на них, желая ощутить хоть что-то. Я не знаю, в какой мере они разумны. Увидев, что я ничего не принесла с собой, они сразу же потеряли ко мне интерес. Они стонали и не двигались. Вот что могло произойти со мной, если бы я попробовала что-то не то. Теперь я понимаю, почему Джером не разрешает принимать Кайлу. Не хочет, чтобы тот превратился в это… Ну, а около меня всегда находятся люди, которые в нужный момент могут отобрать. И врачи, которые всегда знают, слушаюсь я их или нет. Мои внутренние часы сбились, и я не могла понять, сколько провела там. Для меня прошла целая вечность. Обстановка действовала на меня удручающе. Я боялась пройти вглубь магазина — чем дальше от выхода, тем темнее. Мне казалось, что я никогда не смогу оттуда выбраться. Каждый звук и движение давил на нервы. Я боялась пошевелиться. Если эти зомби меня укусят, я стану одной из них… Я даже не могла сесть. Не только потому, что не хотела привлечь к себе внимание — все полы были загажены. Я просто стояла с закрытыми глазами и мыслью: «Пожалуйста, пусть они меня не тронут, пусть они меня не тронут…». Один все-таки коснулся моей ноги с полувопросительным: «Э?». Но на это движение у него, кажется, ушли последние силы. Джером делает это с людьми и не дает им умереть. То же самое он может сделать со мной. Или Красная с Голубой за его спиной, если я им чем-то сильно не угожу. Никто никогда не найдет меня здесь. Никто никогда не узнает, что я здесь была. Черные мысли не выходили из головы. Мне становилось все хуже. Я схватила себя за руки и начала медленно раскачиваться из стороны в сторону. Кажется, даже бормотала молитвы вслух. Такой меня оттуда и вытащили. Оказалось, они закрыли меня там на три часа… Я могла умереть. Могла потерять рассудок. Волю. Все, что угодно, могло со мной произойти. Начавший пищать ошейник вообще чуть не взорвался. Так что, стоило мне увидеть Красную, как я без предупреждения плюнула ей в лицо. На большее сил просто не хватило. Джером очень разозлился, когда узнал, куда она меня отправила. Если бы он не задался вопросом, куда я пропала, меня, возможно, никогда бы и не выпустили оттуда. Охранника, который выполнил приказ Красной, он пристрелил, не раздумывая. А потом навел оружие на нее. Она сразу присмирела. Начала лепетать что-то, пытаясь оправдаться. Джером ее не слушал. — Хочешь, я убью ее? — я не сразу поняла, что он обращается ко мне. Весь мир вокруг слепил, и снова в ушах был этот дурацкий шум. Я пыталась надышаться и прийти в себя, не подавая вида, как сильно мне плохо. Но слова я различала с трудом. — Нет. — А, понятно, хочешь сама ее убить? — Может быть. Одна линза в очках у меня была более-менее цела. Так что я увидела, как он смотрел на меня. С беспокойством?.. Но быстро принял невозмутимый вид. — Для этого тебе придется встать с ней на одну ступень, — он подмигнул, убрав пистолет. Игра, снова игра. — Не передумала? — Да ты что! — я показательно обняла Красную. Ее передернуло от омерзения, но она постаралась не потерять лицо. — Мы же с ней лучшие подружки! Он ухмыльнулся. — Никогда не верил в женскую дружбу. Приказал Доку привести меня в чувства. Я не очень-то и хотела с ней разговаривать, но мне нужно было как-то справиться с тем, что я увидела. Эти люди, они же практически гнили заживо. Я оказалась в огромной могиле… Это было не так страшно, как в тот раз, когда мне пришлось провести время под землей. Ведь тогда я была уверена, что так и не смогу выбраться. А сейчас надежда меня не покидала. И все же страх навсегда остаться среди них заставлял мои ноги дрожать даже после того, как меня освободили. А если бы я провела там целый день, как Красная и хотела?.. Док отпаивала меня каким-то дурацким напитком у себя в комнате. Подожгла ароматические свечи, чтобы переключить мое восприятие на что-то приятное. Я знала, что должна молчать, но она умело подбирала слова, чтобы разговорить меня. Боюсь, я раскрыла ей свои слабые места. Но мне стало немного легче. Когда я высвободилась, в покое меня не оставили. Пэйдж сказала, что я глупа. Джером больше никогда такого не предложит, а это значит, что Красную нам еще терпеть и терпеть. А та не забудет такого унижения. Ведь Джером при всех показал, насколько она ему безразлична. И насколько небезразлична я. Я, которая выглядела как побитая жизнью старая собака. Но правда бы он выстрелил в нее, если бы я согласилась? Что-то мне подсказывает, что нет. — Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою: ибо, делая сие, ты собираешь горящие угли на голову его, — продекламировала я внезапно всплывшие в памяти строчки. Заметив скептический взгляд Пэйдж, пояснила: — Что-то из Библии. — Я не читала Библию, но у меня и у самой достаточно мозгов. Так что послушай меня: нет хуже врага, чем враг, который обязан тебе жизнью. А ты только что его нажила. У меня было свое мнение насчет худших врагов, но озвучивать его я не стала. Позже Кимберли не хочет, чтобы я копировала ее технику боя. И раскрывать свои секреты тоже не хочет. Поэтому мне приходится внимательно следить за ней и пытаться повторить ее выпады. Мне нужно было хоть что-то сделать со сгустком негативных эмоций, который образовался в моей душе после того, что случилось днем, поэтому я с радостью ухватилась за ее предложение немного размяться. Бой на палках? Непривычно, но я согласилась. Стук в «зале» стоял громкий, но, как и пару дней ранее, Кимберли не смогла меня ударить. Пока я не отвлеклась на Кайла, который пришел узнать, в чем дело. Из-за него я пропустила удар. Бедный парень решил, что Кимберли пытается меня убить. Но мы заверили, что у нас все в порядке, и выпроводили его. Было видно, что отношение Кимберли ко мне улучшилось, пусть она и пыталась это скрыть за безразличием. А потом поставила свои условия: она все-таки научит меня паре приемов, если я попрактикуюсь с ней в стрельбе. Я согласилась. Что еще делать? Все равно рано или поздно научится. Не от меня, так от кого-то другого. Мне нравится мысль, что я — преемник Экко. Она научила стрелять меня, а я научу Кимберли. 01:28 Знаю, что не засну. Перед глазами те ужасы из Гнойника. Начинаю дремать — и мне кажется, что я снова там. Только на этот раз они на меня бросаются. Почему это место существует? Как прекратить страдания всех этих людей? 03:13 Дж. всегда поддавался, когда мы тренировались. Как и Джером — иначе он бы просто убил меня. Мне нравились некоторые приемчики, которые он позволял на себе практиковать. Например, удушающий захват. Он поощрял мое любопытство. Позволял давить, пока он не потеряет сознание. Я, пожалуй, могла бы воспользоваться его доверием, но Экко никогда бы меня не простила. Самые первые тренировки, еще с м. У., давались мне тяжело. Я смотрела на него как на человека с другой планеты. Постепенно моя злость по отношению к нему начала проходить, ведь он всегда позволял спустить пар и отмутузить его за то, что он сделал что-то не так. С Дж. наши бои стали проходить чаще. Он пытался проверить все свои новые возможности и понять границы своей силы. У нас было одно правило: когда мы переступаем порог тренировочного зала, мы оставляем за ним все разногласия. Он просто учит меня давать отпор. А я учу его бить так, чтобы человек хотя бы не сразу умирал — и немного потакаю его мазохистским наклонностям. Что бы он ни сделал, я всегда знала, что на тренировке смогу его ударить. Поначалу я с нетерпением ждала каждого такого случая, но постепенно это превратилось в рутину. Дж… он не был похож на человека. Просто робот с идеально выверенными движениями. Равнодушный, холодный, бездумно выполняющий свою задачу. Предсказуемый. Когда он прижимал меня к мату или я его, я ничего не чувствовала. Я тоже становилась роботом рядом с ним. С Экко было иначе. Ее чувства бурлили, как бы тщательно она их не контролировала. Тогда, в последний день. Или предпоследний… Она меня уделала. Мне было больно, но почему-то хорошо. Приятно чувствовать рядом с собой кого-то живого, настоящего. Кимберли смешная. Так странно осознавать, что она младше меня, она ведь такая высокая (как и все вокруг меня). И такая сильная. Она дралась не ради тренировки — она билась за Кайла. Она его любит. Я могу быть за него спокойна: она не подпустила бы к нему Джерома, если бы считала его опасным. Я заметила, от нее вкусно пахнет. Но не духами или цветами. Это она сама. День 130 Сегодня Красная меня не задирала, но я уверена, у нее есть какой-то план. Я стараюсь закрывать фанерную «дверь» в свой закуток так, чтобы только я могла открыть. На пол перед входом поставила охотничий капкан, который еще давно отыскала в Доме. Любит здесь кто-то таким побаловаться. Главное самой не наступить, а то я могу забыть. От идеи напакостить спящей Хаксли я пока отказалась. Может, она, наконец, успокоится и перестанет меня доставать. Но надеяться на это глупо. Попыталась поговорить с Джеромом о Гнойнике. Он и слушать не стал. Я не должна была знать о существовании этого места и лучше мне держать рот на замке. А если попытаюсь кому-то рассказать, буду расстреляна, как шпион. Очень мило с его стороны. Но на этот раз он не шутил. И теперь я должна переживать не только из-за увиденного, но и из-за того, что со мной может случиться из-за того, что я это увидела... Я постоянно, как могу, подавляю свои эмоции. Каждый день. Добром это не кончится. Стараюсь думать о чем-то хорошем. Например, о новом воспоминании. Мы сидим с мамой прямо на полу, обложившись подушками, и рисуем. У меня, конечно, получаются каракули, а мама берет мои рисунки и превращает их из чего-то непонятного и бесформенного в настоящие шедевры. Клякса превращается в жучка, палочка — в раскидистое дерево. Сколько мне было лет? Три? Четыре? И я все равно это помню. Я хотела стать художницей и рисовать так же здорово, как она. Отчим сказал, что у меня никогда не получится. Что я полное ничтожество. И я ему поверила. Даже сейчас я в это верю. Мне нужно порисовать… День 131 Мы услышали громкий взрыв. По звуку было понятно, что что-то случилось не рядом с нами, но направление определить тяжело. Первая мысль: ну все, моего дома больше нет. Со всеми его воспоминаниями, рисунками и фотографиями на стенах, с моими четырьмя годами, проведенными в этом мрачном городе, из которых только семь жалких месяцев я не была одна. Вторая мысль: на нас напали и надо срочно спасаться. Выбралась из своего угла, как и все, чтобы узнать, что произошло. Психи попрыгали в машины и поехали разнюхивать обстановку. Готэм никогда не спал, прерывая тишину автоматной очередью, но таких сильных взрывов не было даже тогда, когда поблизости от нас в машину бросили коктейль Молотова. Разведчики вернулись минут через двадцать. С кривыми, но довольными улыбками. И я услышала два слова: «Убежище горит». Все остальное превратилось в один сплошной гул, в котором я не могла разобрать ничего. Я опустилась на пол — ноги меня не держали. Психи ликовали, подбрасывали друг друга на руках, что-то радостно кричали, будто праздновали победу. Никто из них не имел к случившемуся никакого отношения, но они уже готовы были приписать все заслуги себе. Слуг отправили за алкоголем и дурью. Я не сдвинулась с места. Не могла. Почувствовала, как что-то обжигает лицо. Подумала сначала, что кто-то воспользовался моментом и брызнул мне в лицо кислоту. Но это были слезы. Всегда старалась не плакать, а тут как-то все равно стало, увидят меня или нет. Почему мне так больно? Мне ведь не нравилось Убежище. Мне было плохо там. Надо мной издевались. Обвиняли во всем, тыкали пальцем, плевали в меня. Сторонились, как прокаженной. Я мечтала покинуть это место, но не знала, куда идти. А теперь я здесь, далеко от эпицентра взрыва. Живая. В окружении людей, которые радуются смерти других. Радуются тому, что самое безопасное и надежное место в городе перестало быть таковым. От него остались одни руины. Я сидела на коленях и чувствовала лишь боль в груди. Она по всему телу расползалась от сердца, которое обратилось в тяжелый камень. Осознание случившегося пришло не сразу. Перед глазами вразнобой замелькали воспоминания. Вот меня принимают в Убежище, разъясняя правила. Гордон пожимает мне руку и улыбается. Ванесса помогает выбрать комнату. Питт убирает руки в карманы, задумчиво смотря куда-то мимо меня. Ловит меня на краже патронов, но ни о чем меня не спрашивает и не сдает. Просто пожимает плечами — у каждого своя дорога. Я прячусь под кроватью, давно вытерев собой всю пыль, и с фонариком читаю дневник Кайла. Энни скрипит прокуренным голосом, рассказывая детям очередную страшную сказку. А потом она отпугивает моих мучителей, и мы вместе курим один косяк на двоих, смеемся. Она угрожающе шепчет, что ее болезнь может передаваться через слюну, и я паникую, а потом доктор объясняет, что Энни наврала. Смешные старушенции, над которыми Энни любит подшучивать, прося переставить их вещи, чтобы те ничего не смогли найти. Карта, которую она все время вытягивает из колоды. Карта смерти. Огонь. Она сказала, что должна была тогда умереть в огне. И он вернется, чтобы забрать свою жертву… Люциус. Хмурится, сидя над чертежами. В кружке — остатки дефицитного кофе, без которого ему тяжело сосредоточиться. Пытается понять, можно ли подключить генератор так, чтобы охватить весь Готэм, а не только Убежище. Еще не спит — плевать ему на комендантский час, когда решается судьба целого города, — а тут я заваливаюсь полупьяная после попойки с Демонами и смеюсь. Демоны… Отличные ребята, хоть и были уверены, что я служу Джерому. Картины перед глазами замелькали быстрее, и на этот раз я едва различала сменяющие друг друга лица. Будь проклята моя память. Лицо — имя, лицо — имя. Опять. Это случилось опять. Я не заметила, как встала, стиснув кулаки. Начала искать его глазами — он должен быть где-то здесь, со всеми. В окружении своих спутниц и охраны, а как же. Красная вцепилась в него, притворясь, что ей страшно, а Голубая сдержанно держала под локоток. Но я видела только его. Мне стало плевать на все. Когда я подошла ближе, он высободился из цепких рук своих дам и посмотрел мне в глаза. Снова эта улыбка — такая же, как и у всех. Циничная. Довольная. Ненавижу! — Как думаешь, Джимбо хорошо прожарился? — усмешка. — Я, знаешь ли, люблю ростбиф с корочкой. Будет обидно, если от него остались одни угольки, это выглядит не очень аппетитно… — Ты! — твердо произнесла я, полностью теряя над собой контроль и едва что-то соображая. — ЭТО ВСЕ ИЗ-ЗА ТЕБЯ. Не знаю, почему была так в этом уверена. Воспоминание о кровавой бойне на приеме у Фэрроу, отчаяние из-за существования Гнойника, боль от новой потери — все смешалось в голове. Это просто не мог быть не он. Кто в Готэме еще может решиться на такое? Меня пытались оттащить от него, но я ничего не чувствовала. Лупила как попало в бессильной ярости. А потом почувствовала, что кто-то резко обнял меня и обездвижил. Сквозь пелену слез и ярости увидела, как Джером покачал головой и приказал: — Уведи ее отсюда. Она слушает только тебя. Руки, сжимающие воротник рубашки Джерома, сами собой разжались, когда я услышала немного растерянное, но спокойное: «Ника. Идем». И Кайл потянул меня назад. И я пошла. Подальше от этого шума, от этой циничной толпы, ощущая прикованные к моей спине взгляды. Кайл не знал, как меня успокоить, поэтому привел в единственное место, которое, как мне казалось, было закрыто для всех — в кинотеатр. Здесь было так тихо и пусто. Мысли жужжали в голове, оглушая. Я не понимала, что мы здесь делаем. Помня о моем плохом зрении, Кайл усадил меня ближе экрану. Мои плечи накрыл плед. Кайл вложил в мои руки пачку с чипсами, но я не хотела есть. Мне бы и кусок в горло не залез. Кайл вглядывался мне в лицо. Он был мрачнее тучи, но когда я смотрела на него, пытался беззаботно улыбаться. Не так, как они. Ему тоже было больно. — Как думаешь, Гордон?.. — я не могла закончить свою мысль. — И остальные?.. — Гордон жив, — твердо сказал Кайл. — В этом можешь не сомневаться, он и не такое пережил… Я подумала о Брюсе и Альфреде. Как я надеялась, что их не было в этот день в Убежище! От Брюса мысли перескочили к Стравински. Слезы почему-то побежали по-новой, а голова разболелась сильнее. — Там были дети, — прошептала я. — Не могли же и дети?.. — Наши все разузнают! — Кайл звучал очень убедительно. — Джером не бросит Гордона в беде, он ему даже нравится! Мы им поможем, и все будет хорошо! — Поможем? Мы?.. Ты сам-то в это веришь? Кайл посмотрел на меня. Молча кивнул. Я осторожно обняла его. Пусть у него есть Кимберли. Пусть у него есть Джером. Он нужен был МНЕ. И прямо здесь и сейчас кроме него рядом никого не было. Он не отстранился, только сжал меня крепче. Спрятав лицо в его груди, мне захотелось утонуть в ощущении его объятий и забыть обо всем, что только что произошло. Только он и я. И пустая Вселенная. — Джером не отдавал такого приказа, — заметил Кайл. — Я бы знал, он мне все говорит. Да и не стал бы он против Гордона… Он не причем, веришь? Я в последний раз всхлипнула, возвращая, наконец, утерянное самообладание. — Верю. На лицо привычно легла ледяная маска. Я отстранилась и огляделась, поняв, где мы находимся. — Почему мы здесь?.. — невпопад спросила я. — Ну… — Кайл почесал затылок, тоже скрываясь за внешней невозмутимостью. — Давно хотел пригласить тебя посмотреть со мной фильм, но не знал, как это сделать. Здесь хорошая звукоизоляция, так что ничего, кроме фильма, не будет слышно. — Это он намекал, что этот вечер обойдется без пьяных криков и звука бьющегося стекла. — И зайти сюда могу только я. Это мое место, — с гордостью уточнил он. А потом спохватился: — Но теперь и твое. Если ты не против. Смысл его слов доходил долго. Он давно хотел меня пригласить? В свое... тайное логово? И это теперь наше место и больше ничье? Почему? Почему я, а не Кимберли? Чем дольше я молчала, тем растеряннее у Кайла становился вид. Неужели пожалел о том, что сказал? — Конечно, не против, — наконец, нашла в себе силы слабо ответить я. — Это здорово, Кайл… И что сегодня показывают? И Кайл со счастливой улыбкой начал перечислять весь доступный репертуар. Он-то уже давно все по тысячу раз пересмотрел, но готов посмотреть и в тысяча первый. Я понимала, он хотел отвлечь меня от того, что случилось. Он всегда так делал — отвлекал. А я смотрела на него и думала, что потеряла бы его снова, если бы он остался там. ПОЧЕМУ ЭТО ВСЕ ВРЕМЯ ПРОИСХОДИТ? ПОЧЕМУ ЛЮДИ ПОСТОЯННО УМИРАЮТ? Я не могла сосредоточиться на фильме. Кайл выбрал комедию и говорил шутки наперед. Озвучивал героев, смеялся над их акцентом, одеждой, над ситуациями, в которые те попадали. Пытался заставить меня улыбнуться, и несколько раз у него это даже получилось. Но я совершенно не запомнила сюжет. Только Кайла, который постоянно подпрыгивал на кресле, рассыпая чипсы, и тыкал меня локтем на особо смешных, по его мнению, моментах. А я молча смотрела на него. И хотела остаться в этом моменте, пытаясь поверить в то, что все люди, к которым я привязалась, на этот раз смогли спастись. ______________________ *Je kont is ook geweldig (гол.) — Твоя жопа прекрасна. Просто произведение искусства, ага. В немецком есть слово gewaltig, которое означает «огромный», так что Кайл бы точно понял Нику неправильно. **trutten (гол.) — стервы