Труд делает свободным

Тогда.

Удивительно медленно время тянется в кромешной тишине. Секунды липнут друг другу, перетекая в минуты, минуты – в часы, а те тянутся, будто вечность. Тишина. Глубокая и холодная, как воды подземного озера, скользкая тишина, в которой тонет даже стук собственного сердца. Цири напрасно вслушивалась, из длинного темного коридора не доносилось ни звука, будто эльфы бросили ее одну. А она кричала: первое время кричала особенно громко, пытаясь дозваться коменданта и узнать, за что ее заперли здесь. Цири сбила руки в кровь, барабаня по холодным стенам, потолок нависал над ней, удерживая крики внутри. Черные мундиры твердили одно: о любом беззаконии, творящимся внутри этих стен, следует доложить, и Цири доложила. Она доложила, ведь верно? Удивительно угнетающее местечко. Пространство освещала тусклая желтовато-коричневая лампочка, свет которой то мерк, то усиливался. Цири не знала, сколько прошло времени, какое сейчас время суток, сколько ещё здесь сидеть. Даже воду приносили то вскоре, то спустя бесконечно долгие часы ожидания. Часы ли? Может, и дни. И недели… В конце концов, Эредин не называл точную дату. Узкая юбка треснула по шву, о чистоте белого некогда халата пришлось забыть, он вымарался о грязный каменный пол старой камеры. Стены не пытались покрасить, пол – покрыть хоть чем-то, кроме шершавого бетона. Всё, что оставили пленнице – ведро для справления естественных нужд и немного пропахшей сыростью соломы, чтобы спать в холодном углу комнатки. Шоколадка кончилась быстро, после нее всегда хотелось пить, и радость временного насыщения быстро проходила, уступая место нестерпимой жажде. Воды, казалось, приносили все меньше и меньше, Цири пыталась чаще ложиться спать, но не могла уснуть. От голода её тошнило, боль сковала плоский живот, и картинка расплывалась перед глазами. Время текло мимо неё. Голос её сел быстро, горло хрипело, будто у сторожевого пса, сорвавшего глотку в бешеном лае. От непонимания, страха и боли Цири превратилась в клубок нервных окончаний, легла в углу, откуда старалась выбираться только за водой, вброшенной в небольшое окошко. Она думала лишь об одном – Эредин должен навестить её здесь, зайти на скорую беседу. О каменные стены Цири стёрла в кровь пальцы, все еще пытаясь барабанить по ним в поисках звука. Звуки могли бы изгнать скорбные мысли из ее головы. Она рискнула, рискнула спасти детей и потеряла все, что имела, бездарно выбросила результат собственных лишений. Да, пусть эльф брал её на своём рабочем столе, шепча на ухо мерзкие вольности, но... Цири плакала каждый раз, понимая, что теперь судьба её отца решена. Она убила его собственными руками. Ласточка выла, лежа в том же углу без движения. Плотная ткань рубашки не грела, и девушку била холодная дрожь. Цири казалось, что она умирает. Пусть, пусть, она заслужила, верно? Если бы небо позволило Цирилле выбирать, она бы предпочла скорое избавление еще нескольким дням этой муки. И что будет с детьми? Эти мысли ее разум не покидали ни одну из ночей, если то время было ночью. Что сделают с девочками, которых выбирала уже не Ласточка, но сам Аваллак'х, что с ними теперь станет? Коменданта не обеспокоила бесчеловечность экспериментов, тут Цири была уверена. Сердце эльфа не дрогнуло от жалости, переполнившей край чаши. Только Ласточка точно знала, что Эредин не был доволен текущим положением дел. Должно быть, она задела его, рассказав о проблеме, задела чувствительную струну туго натянутых нервов. Когда петли двери скрипнули, Цирилла недоверчиво подалась вперёд. Обычно, когда офицер приносил ей холодную, будто лед, воду, тот лишь приоткрывал небольшое окошко у самого пола, чтобы вбросить в него стеклянную бутыль. Неосторожно, совершенно не волнуюсь о сохранности тары, ведь не его мучали жаждой в этих холодных стенах. Дверь отворилась, и слишком яркий свет заставил девушку сощуриться от рези в глазах. Высокий силуэт мелькнул в проходе, Цири показалось, что она слышит довольный смешок. Ласточке не нужно было открывать глаза, чтобы знать, кто явился к ней в гости. – Мне так жаль твою рубашку, этот деловой халатик, – произнес Эредин тихо, будто волнуясь о сохранности барабанных перепонок заключенной. – Белый тебе к лицу, а вот каменная пыль… – Пошел к черту, – огрызнулась девушка, понимая, что терять ей уже нечего. Если он здесь, выходит, прошла целая неделя. Аваллак’ху, без сомнения, доложили о произошедшем, и «добрый доктор» уже успел бы решить судьбу отца Цири, служащего в рядах доблестной эльфской армии. Вряд ли они испытывали потребность в новых кадрах сейчас, и жизнь одного рядового солдата, не относившегося к избранной расе, не стоила для поработителей ничего. Аваллак’х мог бы послать на замену десяток, сотню таких же людей. Цири заставила себя распахнуть глаза шире, и заметила, что Эредин явился к ней без пиджака, в одной только черной рубахе, не увешанной блестящими на свету орденами. – Ч-ч-ш, прибереги эту злость, солнышко, – улыбнулся он, делая шаг вперед, закрывая дверь за собою. – Что-то же должно дать тебе силы, правда? Полагаю, сейчас ты очень голодна. Свет стал ярче, кто-то наверняка увеличил напряжение, чтобы эльф смог разглядеть все. Эредин цокнул языком, заметив, что Ласточка разодрала в кровь пальцы, разбила свои острые коленки, ползая по холодному полу. Эльф мотнул головой, точно ругая ее за детскую беспечность. Пленница отчаянно старалась сохранять спокойствие, пусть только видимое, но когда комендант сделал еще один шаг вперед, Цири отползла в сторону, будто испуганный котенок. Эредин засмеялся, и звук его голоса эхом отразился от холодных стен, пробежал по камере еще раз. В зеленых глазах его горели огоньки удовольствия, и Цирилла испуганно сглотнула слюну, скопившуюся под ее языком. Цири снова двинулась назад, но наткнулась на преграду: место для отступления кончилось, камень обжег ее спину холодом. Эльф выгнул бровь, подавшись вперед еще немного. Он присел на корточки, будто надеясь так завоевать доверие пленницы, не испугать ее сильнее, прикинувшись, что он одного с нею роста. «Я… Я действительно теперь похожа на животное?», – спросила себя Ласточка, чувствуя, как ком встает в ее горле, перекрывая дыхание. – Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Во всяком случае, здесь, – эльф снова обвел взглядом грязный пол, остановив взгляд на ведре, используемом Цири все это время. – Полагаю, удобства здесь так себе. – Почему меня не могут просто расстрелять? – прохрипела Ласточка. – Ох, твой чудесный голосок, – с досадой заметил комендант. – Как жаль. Ты пыталась звать на помощь? Он снова улыбнулся, и Цири не понравилось. Эредин улыбался, лишь думая о чем-то жестоком, о чем-то ненормальном, мерзком, Ласточка чувствовала это. Цирилла ощутила, как мурашки пробежали по ее спине, добравшись до самой шеи. Она невольно провела ладонью по белой коже, будто пытаясь прогнать их прочь. Цири отчего-то захотелось прикрыться, лишь бы эльф увидел как можно меньше ее голой кожи, лишь бы взгляд его был прикован к чему-то другому. – Кого ты звала на помощь? – спросил он, прошептал, вновь подавшись вперед. – Кревана? – ухмылялся эльф. – Смерть, – отозвалась Цири, надеясь, что Эредин подойдет достаточно близко, чтобы та могла плюнуть ему в лицо. – Как хорошо, что никто не отозвался. – Но вы же пришли, – осклабилась Ласточка. Улыбка эльфа погасла, он лишь слегка приподнял краешек губ, забавляясь ее напускной смелостью. В ярком свете можно было заметить, что Эредин расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, будто ему было жарко в этих тесных холодных стенах. Цири дрожала, и сейчас она не могла понять, было то от холода или от накатившего страха. Ласточка плотнее сжимала губы, стараясь не отводить взгляд, давить этот чертов порыв. – Креван, к слову, не обрадовался, узнав о том, кто именно сдал его мне, – эльф внимательно следил за реакцией Ласточки. – Кажется, он был очень расстроен, узнав, что его милая помощница выложила мне все, что знала. – Поразительно, – бросила та в ответ. – Доктор недоволен тем, что на него донесла девчонка, выбранная им же из сотни других, обреченных на смерть. – Как ты думаешь, Цири, почему из этой сотни других он выбрал именно тебя? – спросил Эредин, снова подавшись вперед. – Я не дура, если вы об этом… – Скажи мне, – нажал Эредин. – Он выбрал меня потому, что я хорошенькая, вот и все. Цирилла отвернулась, не желая смотреть в бледное лицо коменданта. Не было смысла скрывать: Аваллак’х насиловал ее, Эредин должен был и сам узнать об этом или, хотя бы, догадаться. Цири знала, что не была особенной, не была слишком умной, ничем не выделялась из плотной серой толпы заключенных. «Добрый доктор» взял ее к себе только потому, что ее бледная тонкая фигурка напомнила ему какую-то девушку из прошлого, он взял ее к себе, чтобы использовать вместо собственной руки, думая о прошлом. Цири знала, что удаче этой обязана не себе, а случаю. Эредин молчал, и Цири чувствовала, как его голодный взгляд бродит по ее фигуре, изучая. Должно быть, комендант все не мог понять, что именно Аваллак’х нашел в ней. Острые плечи, эти нелепые зеленые глаза с густыми тенями под ними, будто нарисованные, не принадлежащие этому хилому человеческому телу. Цири скрестила руки на груди, чувствуя, что ребра ее теперь возвышаются над животом. Она никогда не чувствовала себя красавицей, а сейчас, должно быть, выглядит ужасно. – Твоя матушка умерла рано, правда? – эльф говорил так, будто не ждал ответа. – А отец не успел дать тебе достаточно любви. Отцы вообще редко дают детям любовь, знаешь? А твой, должно быть, тосковал по матери, и… – Замолчи, – огрызнулась Цири. – Ты ничего не знаешь о моем отце и о нашей жизни. – Он винил тебя в ее смерти? – улыбался Эредин. Цирилла пыталась не думать об этом. Детские воспоминания ее разум складывал в отдельную папку, заброшенную в самый темный угол сознания. Там же много лет спустя навсегда будет погребено ее пребывание здесь, за колючей проволокой Тир-на-Лиа. Цири не любила копаться в воспоминаниях. О родной матери она знала и помнила слишком мало, отец даже запрещал произносить ее имя при нем. Ласточка вспомнила, как Эмгыр пил почти перед каждой ночью, как говорил с кем-то в своей спальне, когда Цири точно знала, что он заперся в ней один. Она помнила, как он бросал в сторону дочери косые взгляды, как иногда рассказывал ей о том, что до беременности и родов ее мать могла одна принести домой огромную охапку дров или не спать всю ночь, пытаясь вышить очередную картину на продажу. А после них она не прожила долго. Цири помнила, что мать ее часто болела, что щеки ее всегда оставались впалыми, а глаза – мутными, будто матовыми, не отражавшими свет. Цирилла помнила, как голос ее звучал очень тихо, как были холодны ее тонкие руки, как… Как уши ее не были такими круглыми, как у отца. – Отвечай мне, – почти шипел Эредин. – Пошел. К. Черту, – отрывисто произнесла Ласточка, подняв подбородок вверх. Эльф сорвался с места особенно резко, Цири не успела дернуться в сторону. Она не смогла бы, даже если бы ей хватило сил для бегства. Эредин поднял ее одной рукой, вдавил в холодную стену, заставив пищать в его цепких руках. Ладонями Цири уперлась в его грудь, чувствуя, как тепла кожа под рубашкой. Сил не было, не было и желания сопротивляться. Цири надеялась, что Эредин задушит ее быстро, не позволив сделать и глоток воздуха. Только эльф медлил… Комендант наклонился к ее уху, и тепло его дыхания обожгло мочку уха Ласточки. – Я бы ударил тебя, если бы не был уверен в том, что могу сломать каждую кость в твоем теле одним неосторожным движением. Понятно? – Убей, или… – Понятно? – громче повторил эльф. Цири не отвечала, не зная, что следует сказать. Он встряхнул Ласточку, и Цирилла порывисто закивала, все еще не в силах выдавить из себя хоть одно внятное слово. Внезапная демонстрация силы вышибла из Ласточки боевой дух. Эльф держал Цириллу за талию, почти нежно сжимая ее все еще мягкую кожу. Он не отстранялся, щекой прикасаясь к ее щеке, и Цири могла чувствовать запах его одеколона. От Ласточки же пахло потом и мочой. – Хорошо, что мы это прояснили, – шепнул он. – Я не собираюсь убивать тебя сейчас, и никто не собирается этого делать. Тебе бы не мешало благодарить меня за щедрость, не думаешь? – Просто прикажи меня расстрелять, – произнесла пленница, когда вновь пришла в сознание. – Просто, – повторил эльф, усмехнувшись. – Ты мне слишком нравишься, чтобы избавляться от тебя. «Просто», – эхом пронеслось в голове Цири. «гораздо сложнее и веселее будет мучить тебя вновь и вновь», – говорило ей сознание. Эредин выдержал паузу, после поднял руку. Он мягко погладил Цириллу по щеке, заставив Ласточку всхлипнуть. Цири вспомнила, как Аваллак’х взял ее в своем кабинете, как заставил чувствовать себя жалкой, грязной, беспомощной. Это случится снова, это случится еще раз, с другим эльфом… Любой из них может использовать ее так. – Не надо, – прошептала Цири, руками упираясь в грудь эльфа, будто это могло спасти ее. – Не трогай… – понимание пришло слишком резко. – Не надо что? – спросил Эредин, и Цири почувствовала движение его губ, комендант улыбнулся, пальцы его глубже впились в ее плоть. – Не хочешь, чтобы я брал тебя, как твой добрый доктор? Он сделал акцент на слове «добрый», гадко хохотнув над ухом пленницы. Цири затрясло сильнее, мурашки вновь прошлись по ее плечам, сбившись плотной стайкой. Ласточка сама не заметила, как слезы потекли по ее щекам. Она не была виновата в том, что Аваллак’х позволил себе больше, она не была виновата в этом… Ведь так? От заданного комендантом вопроса Цири замутило. Тело ее сотряслось в рыдании. – Тише, я не буду, как Креван, золотце, я буду лучше – улыбался эльф. – Я не хо… – Ну-ну, – произнес Эредин, и в его жалость можно было поверить. – Не плачь, Цири, я не собираюсь трахать тебя в этом местечке. А еще, боюсь, меня не возбуждают такие грязные девочки. Тебе следует привести себя в порядок. Цири не слушала, продолжая некрасиво всхлипывать. Пальцы ее сжались, потянув на себя черную рубашку коменданта, а Эредин чуть отстранился, чтобы оставить на щеке своей пленницы поцелуй. Мокрый след его губ будто притягивал к себе холод, слезы продолжали течь по щекам Ласточки, смывая с них пыль. Эльф мягко сжал ее запястье, сдвигая ткань безвозвратно испорченной рубашки, пальцами проводя по вытатуированным на ее коже цифрам. Ему нравилось заставлять ее плакать. Эредин мягко погладил девушку по волосам, будто удовлетворившись ее болью, ее рыданиями. Казалось, что ему было важно… Чтобы Цири не нравилось вспоминать о близости с доктором, чтобы ее тошнило при одной только мысли о нем. – Не бойся, тебе больше не придется оставаться с Креваном наедине. Только со мной, – произнес он, будто пытаясь утешить ее. – Давай я спрошу еще раз. Ты знаешь, почему доктор перевел тебя к себе? Цири мотнула головой, догадавшись, что в прошлый раз ошиблась в своем смелом предположении. Может, она действительно была уродиной? Ее все еще трясло, дрожащими руками Ласточка пыталась стереть слезы. Эльф опустил ее на пол, все еще продолжая нависать над своей пленницей, заставляя Цири спиной прижиматься к холодной стенке. Ласточка плотно сжимала сухие потрескавшиеся губы, надеясь, что так сможет удержать всхлипы внутри, не дать им выбраться на воздух. – Хорошо, – улыбнулся эльф, потрепав ее по волосам, будто собаку. – Скоро я смогу рассказать тебе об этом. – О чем именно? – прохрипела она недоверчиво. – Что я буду делать? Зачем я вам? – Ты исполнишь свое Предназначение, только и всего. Комендант смотрел на нее сверху вниз, а Цири не решалась поднять глаза. Когда Эредин отступил, а туфли его зацокали по холодному каменному полу, Цири продолжала стоять у стены, рассматривая собственные ноги. В ярком свете лампочки можно было разглядеть всю грязь, оставленную на полу, следы крови на холодных стенах. Интересна, вся та кровь – ее? Цири плотно сжимала губы, смотря эльфу в спину. Могла бы она схватить туфлю, отброшенную в темный угол камеры, могла бы она острым неудобным каблуком пробить его череп? Кажется, эльфские кости тоньше людских. «В конце концов, тебе удавалось ходить в них по гальке», – подсказало все еще испуганное сознание. «Почему бы не рискнуть?». – Что с моим отцом? – прохрипела Цири, когда Эредин постучал в железную дверь, когда он остановился напротив. – Он еще жив? Эльф ответил ей жестокой улыбкой. Послышался скрип отодвигающейся щеколды, дверь отворилась, и яркий свет снова заставил Цири поежиться от боли. В открытую дверь хлынул поток тепла, и Цири с наслаждением сощурила глаза, пытаясь подобраться ближе. На этот раз двое офицеров вошли внутрь, направившись к ней. Цирилла не пыталась бежать, надеясь, что тем все же поручили вести ее на расстрел, закончить мучения. Эльфы остановились за ее спиной, ожидая команды. – Скажите Нэнси, чтобы отвела ее в спальню, как закончит, – сказал Эредин, доставая из заднего кармана своих узких брюк кожаные перчатки. – Мы встретимся завтра, Цири, не переживай. Сегодня тебя отмоют, покормят и уложат спать, а я явлюсь к тебе утром. – Я не хочу, – ответила девушка, не позволив себе подумать прежде, чем разомкнуть губы. – Я не хочу никуда идти, пока не узнаю, зачем. – Не хочешь? – эльф изобразил обиду, выпятив нижнюю губу. – Тебе же лучше привыкнуть к моим визитам как можно скорее, – улыбнулся Эредин, показав Ласточке свои ровные белые зубы. – Мы всегда успеем объясниться, правда?