сердце — грохочущий барабан

Мэнни заезжает за ним рано утром. Небо еще темное, луна стоит высоко, не скрытая облаками; Гэвин выволакивает на улицу два чемодана, держа в зубах клетку с Засранцем. У него не так уж много вещей. Мебель? Пусть жестянки подавятся чертовой мебелью. — Меня переводят в Лос-Анджелес, — говорит Мэнни, помогая загрузить чемоданы в багажник. Лицо у него печальное и немного виноватое, и Гэвин легко пихает его плечом, пытаясь подбодрить. — И половину моей команды тоже. Гэвин вздыхает. От недосыпа болят глаза, но он знает, что не сможет заснуть — ни в машине, ни потом. — Ньюарк, — отзывается он в тон. — И перестань, ты не мог ничего с этим сделать. — Я мог бы попытаться. — И мы оба знаем, что бы тебе ответили, — Гэвин захлопывает багажник и поворачивается к Мэнни. В клетке рядом с его ногой яростно чирикает Засранец, напоминающий сейчас скорее пернатый шар. — Просто довези меня до аэропорта, как договаривались. Машина у Мэнни не такая уж и старая — модель, кажется, пятилетней давности, не чета хэнкову антиквариату, — но тот всегда водит ее сам, не доверяя автопилоту; сегодня — не исключение. Мэнни смотрит на дорогу, чуть прищурившись; свет фар выхватывает из темноты то брошенные автомобили, то сугробы, то занесенные снегом каркасы андроидов, и Гэвин закрывает глаза, прижимая клетку с Засранцем к себе чуть плотней — на всякий случай. На заднем сиденье беспокойно мяукает в своей переноске кошка. Машина идет плавно. Улицы пусты. Или ему так кажется. — Как дети? — спрашивает Гэвин, не открывая глаз, и получает в ответ тихий вздох. — Анна уже увезла их, — Мэнни вздыхает снова, — К своей матери, куда-то в Техас. Она еще не знала, куда меня переведут, но не хотела оставаться, и... — И уехала. Кажется, Мэнни кивает. Гэвин почти уверен, что он кивнул. Они знают друг друга — сколько, десять лет? Пятнадцать? Больше? Еще с армии. Гэвину лень считать и вспоминать, да и какая, в общем-то, разница; Гэвин вслепую протягивает руку в сторону, нащупывая чужое плечо, и чуть ли не кожей чувствует чужую кривую ухмылку, в которой благодарность могут увидеть разве что он и еще пара самых старых друзей. Засранец чирикает еще раз, а потом веско добавляет: — Жопа! И Гэвин не может с ним не согласиться. Перед терминалом аэропорта Мэнни целует его на прощание, жадно и одновременно нежно, а после — долго смотрит в спину. Гэвин заставляет себя не оглядываться. Гэвин очень хочет оглянуться. Нам в самом деле нужно было пожениться, думает он, но не говорит ничего вслух.