Мёртвые киты на берегу океана

Нику нравится фраза «меньше знаешь — крепче спишь», поэтому он сострадательно применяет её к усердно работающей маме, которой совершенно не нужны бессонница и головные боли из-за своего взрослеющего мальчика. Мама устаёт, Ник понимает это и старается не обижаться, когда, что-то увлечённо рассказывая ей, не всегда получает даже ответный кивок. Ник взрослеет, и мир вокруг него не меняется, но меняется отношение этого самого мира: новые обязанности, желания и мысли на всё ещё по-детски хрупкие плечи. У Ника в табеле успеваемости лебеди косяками плавают, симпатичная ему девочка из параллели корчит нос, едва заметив Кларка, и для подростка тринадцати лет уже это — тяжело и стоит многочасового успокаивающего разговора с родителями. А у мамы снова аврал на работе, а отец снова в разъездах. Каждую вторую контрольную работу в школе Ник прогуливает: это обязательная двойка в случае явки, так что лишний раз Кларк не хочет стрессовать. Пустые потуги не стоят раздражённой тирады от учителя и насмешливых взглядов одноклассников, которые, конечно же, умнее его, поэтому прямо заявляют это на перемене после второго урока, когда Ник бросил неосторожную шутку. Ссора разгорается стремительно и едва не переходит в нечестную драку многих с одним, остановленную внезапно зашедшим учителем, и Ник позорно сбегает под злое улюлюканье одноклассников. Ник, уязвлённый и подавленный, бродит по городу до обеда, пока не заканчиваются занятия, с рюкзаком за плечами, и солнце буквально приваривает его к вспотевшей спине. На улице градусов двадцать пять и ни намёка на ветер, и Ник трудно ворочает пересохший язык во рту: деньги на обед он уже потратил, поэтому лучше не смотреть в сторону фургончиков, где продают холодный лимонад. Встреча с Келвином, соседским пацаном на год старше Ника, пахнет стаканчиком с лимонадом, покрытым изморозью, и Кларк просит пару монет взаймы. Они уже так делали раньше: подросткам не доверяют много денег, а ситуации бывают разные, и Нику нравится иметь человека, который может помочь тебе и которому не прочь помочь и ты. Келвин сегодня сама щедрость — даёт целый доллар и небрежно закидывает руку Нику на плечо, по-братски трепля за макушку. Воронье гнездо на голове становится ещё более беспорядочным. — Торопишься? — словно через силу спрашивает Келвин, а глаза у него горят через прикрытые веки. Ник идёт за ним безразлично, ведомый чужим телом, а потом ему в руки суют целую бутылку холодного золотистого лимонада. — К обеду я должен быть дома, — вяло отвечает Ник, до колких мурашек по позвоночнику прижимая стеклянную бутылку к груди; Келвин тянет широкую белозубую улыбку. — До обеда ещё куча времени. Идём. И Ник зачем-то идёт за ним снова, а когда Келвин спрашивает, как дела, крепко прижимая к себе и заботливо заглядывая в глаза, всё честно рассказывает. Ник помнит этих собак: грязных, побитых, одиноких, которые ластятся к любой руке, которая их не бьёт, — себя с ними он, конечно, не сравнивает, просто не может себе этого позволить, но раскрывается Келвину нараспашку. Чужой внимательный взгляд ласково гладит по лицу и щекам, вспыхнувшим красным, и ловит каждое-каждое слово, как натуралист в сачок бабочек, и у Ника совсем срывает тормоза. — Тебе надо успокоиться, приятель, — вполголоса убеждает Келвин и легонько похлопывает по дрожащему плечу, а потом выуживает из кармана маленький бумажный свёрток. Ник перестаёт тереть слезящиеся глаза и слушает завораживающий голос Келвина: как надо держать руку, как правильно скатать бумажку и, самое главное, что это вовсе не опасно. Келвин говорит: это разгрузит твой мозг, потому что ты так устал, приятель, и я тебя понимаю и сам так расслабляюсь, но со мной же всё в порядке. — Не бойся, — одурманивающе шепчет Келвин, поддерживая трясущиеся пальцы Ника, — это смесь успокаивающих травок — совсем безвредно. Тебе надо быть очень сильным и спокойным, чтобы жить той жизнью, которой ты живёшь. Ник думает, что его никогда и никто так не понимал, как Келвин, и резко вдыхает весь порошок с бумажки. Ник кашляет и хочет чихать, но Келвин зажимает ему нос и держит, пока с глаз Кларка не сходит влажная пелена. Сначала нет никаких ощущений, а потом будто девятый вал обрушивается — Ника отпускает ото всех проблем разом. «Панацея», — вспоминает слово Ник и счастливо улыбается.