Не отпускай

В маленькой кухне тусклая лампочка, ввинченная в плафон люстры, создаёт унылый полумрак, а табачный дым, заполняющий её пространство, придаёт иллюзию некой мрачности. Я сижу на табуретке, привалившись к стене, и курю очередную сигарету. Затягиваюсь, держа её пальцами правой руки, и смотрю, как белый, выпускаемый мной дым, пронизывает густую плотность воздуха. Бокал с виски, придерживаемый левой рукой, удобно устроился на колене, и я иногда потягиваю его, смакуя вкус. На этикетке заявлено — десять лет выдержки, но напиток в очередной раз не оправдал ожидания. Фуфло! В голове нет мыслей, вернее есть, но я гоню их от себя прочь. Как задолбала эта жизнь, как задолбал ты! — Паш, хорош пить и курить, — слышу я твой голос сквозь марево дурмана, — потом напьёшься, если захочешь. Да и Катька скоро начнёт названивать, домой придётся идти! И Катька твоя задолбала! Что же ты, такой примерный, от неё ко мне бегаешь? Ах да, забыл, ты же не гей, тебе просто надо иногда сбрасывать напряжение! А я — удобный тренажёр для скидывания твоего чёртового напряжения! — Какого хрена! — возмущаюсь я, когда ты отнимаешь у меня стакан и сигарету, туша ее в пепельнице. Ты тянешь меня за руку и стараешься поднять с табуретки. Я поддаюсь, встаю и оказываюсь с тобой лицом к лицу... ты такой родной и вместе с тем чужой. Чёткие черты лица, прямой нос, широкие скулы, нижняя губа больше верхней и голубые глаза; светлые волосы, а у меня — тёмные, но такие же непослушные, как и у тебя. Немного худощавый, я — чуть массивнее, но когда-то мы оба были худыми и угловатыми; и ты выше меня, но всего на пару сантиметров. В юности нас называли братьями, потому что мы очень похожи внешне, да и сейчас незнакомые так думают, когда видят нас вместе, но это не так. Мы знаем друг друга хуеву тучу лет и почти столько же трахаемся. Нет, трахаемся всё же мы чуть меньше — дети не трахаются, они сначала играют в песочнице, бегают и догоняют друг друга, играя в салочки, потом сидят за одной партой, давая списывать несделанное задание, сбегают вместе с уроков, обсуждают прелести понравившихся девчонок. Неожиданно ты предлагаешь мне поцеловаться, потому что пригласил на свидание Наташку из параллельного класса, а целоваться не умеешь. Я, как дурак, ведусь на это и целую тебя в губы. Чёртовы вкусные губы! С Наташкой ты всё же на свидание пошёл. Потом без стеснения всё рассказал в подробностях — как зажимал её в подъезде, залазил рукой под футболку и трогал её маленькую грудь. И про поцелуй рассказал, а сам уселся ко мне на колени, лицом к лицу, и начал тереться об меня пахом и ловить мои губы своими губами. Как же было хорошо! С тобой всегда хорошо, но секс со мной ты всегда называл дружескими потрахушками, и увлекался очередной Наташкой, но это тебе не мешало всегда возвращаться ко мне. Пока я был в армии, твоя Катерина от тебя залетела. Как настоящий джентльмен, ты, конечно, взял её в жёны и стал образцовым семьянином. Но как только я вернулся , в тот же день, ты прибежал ко мне, наплевав на беременную жену. Родители находились в соседней комнате, а мы, включив музыку погромче, самозабвенно трахались несколько часов подряд, отрываясь за весь последний год, который я провёл в армии, отдавая долг родине. Во второй половине ночи ты ушёл домой, а я курил в комнате, выпуская дым в форточку. Наблюдал, как ты вышел из подъезда и направился к своему дому, к своей семье. Видимо, я мазохист! Уже пятнадцать лет позволяю тебе вить из меня верёвки. Верёвка натягивается всё туже и туже — так и задохнуться недолго! — Ты опять в своих мыслях, — упрекаешь меня. Я недобро смотрю на тебя, прищурив глаза, но молчу. Ты ведёшь меня в спальню за руку, где сам же и раздеваешь: расстёгиваешь маленькие пуговицы на рубашке, которую я так и не снял после работы, распахиваешь её на груди, легонько поглаживаешь, потом отросшим ногтем на мизинце задеваешь небрежно сосок — думаю, ты сделал это специально, чтобы мне доставить небольшой дискомфорт. Стягиваешь рубашку с моих плеч, наклоняешься к шее и ведешь по ней носом, вдыхая мой запах, и тут же прикусываешь кожу в области ключицы, посасывая кожу. Каждый раз ты это делаешь, хотя прекрасно знаешь, что мне это не нравится. Вернее, нравится, но оставшееся пятнышко засоса обязательно попадётся на глаза моему очередному любовнику и начнутся ненужные расспросы и обиды. Но я, как всегда, молчу и позволяю тебе продолжать. Дальше приходит очередь снять брюки, и ты, конечно, и здесь не можешь устоять, чтобы не показать, насколько ты хорош. Приспускаешь их, и начинаешь тереться лицом о мой пах через трусы. Затем прихватываешь зубами резинку трусов и, помогая себе руками, тянешь их вниз. Оголившийся кончик моего члена ты облизываешь влажным языком, опаляя его горячим дыханием, а следом глубоко погружаешь его в свой рот. Как хорошо! Чертовски хорошо! Словно маленькие разряды тока пронизывают всё тело, заставляя волосы на коже подниматься дыбом. Мой стон вырывается из горла, но я, немного опомнившись, замолкаю, хотя только что судорожно хватал воздух от резко нахлынувшего возбуждения. Язык нервно облизывает пересохшие губы. Я смотрю на тебя сверху вниз, ты с усердием сосёшь мой член, обхватив его ладонью, и вижу, что другой рукой ты помогаешь себе! Приподнимаю за подбородок твоё лицо, и ты с недовольным видом выпускаешь мой член изо рта. Ты уже понял, что я тебе сегодня не дам так быстро кончить, тебе придется очень энергично отработать, отведённое мне время. Подхожу к кровати. Откидываю плед и ложусь прямо по центру. Прохладные чистые простыни немного остужают возбуждённую плоть, а тело, уставшее за день, расслабляется, погружаясь в объятия удобного матраца. Теперь настала твоя очередь прищуривать глаза. — Паш, тебе говорили, что ты урод? — ты пытаешься уколоть меня, но у тебя, как всегда, не получается. — Ага! Ты это говоришь каждый раз, но все равно опять приходишь, — я ехидно улыбаюсь и смотрю, как ты недовольно морщишься, закусываешь губу от обиды, на минуту останавливаешься, но тут же коварно улыбаешься и опять продолжаешь свою игру. Теперь раздеваешься ты, а я смотрю, с каким изяществом ты освобождаешься от одежды. — Носки снять не забудь, — напоминаю ему. — Нехрен в постель лезть с грязными носками. Ты снимаешь носки и отшвыриваешь их в сторону – потом искать будешь, ползая с голой жопой на карачках. Задница у тебя что надо! Упругая и округлая, такая же, как и много лет назад, она сводит меня с ума до сих пор. Ты залезаешь ко мне на постель, перекидываешь через меня ногу и усаживаешься сверху на мои бёдра. Наклоняешься и целуешь в губы, просовывая язык глубоко мне в рот, а я с удовольствием его посасываю. Возбуждение накатывает с новой силой, и я чувствую, что не одинок в этом, когда ты потираешься о мой отвердевший член своим. Отрываешься от моих губ, выпрямляешься и, приподнявшись, заведённой за спину рукой направляешь в себя мой член. Я невольно закатываю глаза, первое проникновение всегда отзывается во мне неожиданно быстрой волной жара в паху, которая достигает мозга. Как хорошо! С тобой всегда хорошо, ты это знаешь и пользуешься своей властью над моим телом. Ты знаешь все мои потайные местечки, поэтому заводишь меня сразу, с полоборота. Ты словно инкуб, сошедший со средневековых фресок, который пришёл выпить мою грешную душу! Ты двигаешься на моём члене, обхватив ладонью свой и надрачивая его, но я разжимаю твою руку и отвожу её в сторону. Ты недовольно смотришь мне в глаза, но не останавливаешься, сохраняя заданный темп. Твоё тело блестит от пота, словно покрывшись мелкими бриллиантами. Свет уличного фонаря освещает тёмную комнату, создавая иллюзорный мир, в котором все твои действия выглядят еще более вызывающими и будоражащими. Переворачиваю тебя на живот, подсовывая под него подушку, чтобы тебе было удобней, и начинаю вдалбливаться в твоё сильное тело. Ты хрипишь, уткнувшись, в простыню, сам подмахиваешь мне и стараешься насадиться как можно глубже. Твоя рука тянется под живот к возбуждённому члену, требующему разрядки, но я снова пресекаю эту попытку. — Хочу, хочу… — просишь ты, но я тебя не слушаю, продолжая крепко держать за руку. — Блядь, Паша! — Проси! — требую я. Ты молчишь пару минут, но не выдерживаешь и просишь: — Пожалуйста, дай мне кончить. Разжимаю руку, выхожу из тебя, переворачиваю на спину, позволяя устроиться поудобнее. Твоя рука уже орудует на стволе, а я, раздвинув ноги пошире, продолжаю в тебя долбиться. Я кончаю, почувствовав, как стенки кишечника плотно обхватывают мой член, пара движений и моя сперма изливается в тебя. Пусть это будет моей маленькой местью. Знаю, тебе это не нравится, но сегодня я особенно зол на тебя, и ты это знаешь. Когда открываю глаза, то первое, что я вижу — твоё расслабленное улыбающееся лицо. Ты всегда такой после секса. Несколько капель спермы на груди и лужица на животе отливают перламутром. Я ложусь рядом с тобой, откидываясь на подушку и подняв руки за голову. — И нахрена ты кончил в меня? — первое, что я слышу от тебя, когда ты начинаешь простынкой вытирать с себя следы нашей близости. — А чтобы было до хрена, — в тон отвечаю ему. Ты уходишь в ванную, где быстро принимаешь душ, ну а следом, как я и предполагал, на коленках, с голой жопой, начинаешь шарить по полу, выискивая свои носки. Нравится мне, когда ты так ползаешь и сверкаешь пятой точкой, хочется со всего размаха по ней шлепнуть и насладиться красным отпечатком руки. Видимо, во мне живёт садист! Так кто же во мне живёт – садист или мазохист, размышляю я, когда слышу, как ты подходишь к кровати и садишься, легонько встряхнув меня рукой. — Хорош хандрить, Паш! Я домой, Катька, поди, заждалась, сейчас звонить будет, — оправдываешься ты, морща при этом нос. — Выход сам знаешь где. Ты встаёшь и уходишь, и я уже не слышу звука захлопывающейся двери, погружаясь сначала в свои мысли, а затем и в сон.