***
На улице уже темнело. Фонари, освещающие Ислип стрит, загорались один за другим. Я впервые была в этой части города. Самые настоящие трущобы. Узкая, разбитая дорога, на которой едва могли бы разъехаться две машины ночного такси. Дома, почти вплотную прилегающие к дороге, возвышались над нами. Если поднять голову вверх, то создавалось впечатление, будто огромная темная волна вот-вот накроет тебя с головой. Жуткое ощущение. Наши с Локвудом шаги были единственным источником звука в этом месте, что не могло не настораживать. На сколько было известно, данное место не было заброшенным. Здесь очень даже кипела жизнь. Возможно не такая спокойная, учитывая количество грабежей и убийств, но все же. Давненько я не шла по Лондону с рукой на рапире, опасаясь встречи не с призраком Второго Типа, а с вполне себе живым человеком, решившим позариться на наши скромные пожитки. — Ты уверен, что здесь есть тот, кого мы ищем? — спросила я негромко, не выдержав нервирующей тишины. — Не то чтобы я не верила в Фло и ее источники информации, просто не похоже, что здесь есть хоть кто-нибудь. Посмотри, здесь почти нигде не горит свет в окне. Локвуд едва сбавил шаг. — Насчет этого я не совсем согласен. Кто-то все-таки есть. И этот кто-то уже добрые двадцать минут идет за нами. Нет! Не оборачивайся, — шепотом одернул меня Локвуд, хватая под руку. — Не надо показывать, что мы знаем о нем. — Думаешь это кто-то, кто имеет отношение к тем иностранцам? Локвуд остановился, а я вместе с ним. Затем он резко поднял голову и посмотрел в случайное окно. Внезапно я заметила, как какая-то фигура резко отскочила, и в следующее мгновение задернула шторы. — Нет. Скорее это особенность местного менталитета. Просто не закрывай рапиру рукой и к нам не подойдут. Я кивнула и, поправив свое оружие на поясе, последовала за Локвудом. Чем дальше мы шли, тем меньше были освещены улицы. Каждый второй фонарь был разбит. Внезапно в далеке мне удалось разглядеть еще один источник света. Мы с Локвудом переглянулись, после чего он достал тот самый листок, который передала нам Боунс. Сверив последний незачеркнутый адрес, мой напарник кивнул мне, давая понять, что там находится наше место назначения. Я тяжело вздохнула. Очень странно и подозрительно, что нужный нам дом выделялся на общем фоне, как огромный красный крест на карте сокровищ. Свет исходил от витрины небольшой лавочки. Окна не были зашторены и вполне приветливо выглядывали на улицу. Локвуд потянул ручку двери на себя и та оказалась открыта, несмотря на то, что сейчас поздний вечер. Магазинчик напоминал барахолку или чердак, забитый странными и ненужными вещами. Разве что пыли было в разы меньше. Помещение было забито чудаковатыми вазами, жуткими статуэтками, стопками картин и множеством другой такой ерунды. С потолка свисали разной толщины цепи, гирлянды и множество другой дребедени, которую обычные люди сдают в ломбард, когда наступают трудные времена. Несколько раритетных люстр, украшенных хрустальными побрякушками, висели столь низко, что Локвуду приходилось наклонять голову. Из-за такого количества источников света находиться в этой части лавки было невозможно, поэтому переглянувшись, мы с решили идти вглубь. Очень настораживало, что подобное место оставалось нетронутым в таком районе. Все здесь буквально кричало: «ограбь меня!». Возможно, дело в хозяине, с которым никто не хотел связываться. — Здесь есть кто-нибудь? — громко спросил Локвуд, подходя к прилавку. Но в ответ лишь тишина. Мой напарник перевел взгляд на меня. Я тяжело вздохнула и мотнула головой мол, давай осмотримся здесь. Локвуд кивнул. Я прошла вглубь помещения и огляделась. Все также хаотично расставленные вещи. Внезапно мое внимание привлекла небольшая шкатулка, стоящая на стопке потрепанных книг. Они была небольшой и изрядно побитой. Если бы у меня спросили, сколько я готова отдать за этот раритет, то не предложила бы и кусочка старого засохшего печенья. Но тем не менее, она меня заинтересовала и мне показалось хорошей идеей ее открыть. Идея была хорошей недолго. Едва я коснулась ее крышки, как та резко распахнулась, и жалкая коробочка подпрыгнула на месте, а в месте с ней и я. От неожиданности я попятилась назад. Это было моей второй ошибкой. Позади меня оказалась огромная ваза, которую я благополучно толкнула. В моей голове промелькнула вереница мыслей. Уцелеет ли она после падения? Сколько она стоит? Зарплаты мне не платили больше месяца и сбережения почти все ушли на ремонт. Поймать ее шансов уже не было. Но меня спас вовремя подоспевший Локвуд. Сделав один изящный выпад, он поймал этот керамический раритет буквально в паре дюймов от пола. Едва испуг прошел, я прыснула от смеха. Уж слишком комичной была поза Локвуда. Будто он в танце неуклюже поддерживал воображаемую партнершу. Услышав мой смех, тот сурово на меня посмотрел. Я быстро закашлялась, попытавшись скрыть свою улыбку, и чтобы поскорее загладить свою вину, поспешила помочь поднять вазу, которая оказалась достаточно тяжелой. Учитывая ее габариты, это было не удивительно. — И кто в здравом уме купит эту безвкусицу? — спросила я, окинув предмет роскоши взглядом. — Если принять во внимание, что она единственная в своем роде и ей идет уже вторая сотня лет, — услышала я достаточно тихий, но пронизывающий до мозга костей голос. На этот раз не я одна вздрогнула от неожиданности, — многие. Мы с Локвудом резко обернулись. Буквально в паре метрах от нас в кресле сидел пожилой мужчина. Закинув одну ногу на другую, он внимательно читал книгу. Не заговори он с нами, можно было подумать, что он и вовсе не заметил нашего присутствия. Даже с такого расстояния я могла видеть, как мужчина бегает взглядом по странице своей книги. Я встревоженно посмотрела на Локвуда. Я могла поклясться, что еще минуту назад в этой комнате никого не было. Встретившись взглядом со своим напарником, я поняла, что у него тоже нет никаких предположений, как этот человек мог возникнуть из ниоткуда. — Причем за немыслимо большие деньги, — продолжил он, не отрываясь от чтива. — Люди часто склонны отдавать целые состояния за вещи, которые были сотворены до их рождения. И еще больше за то, что существовало до рождения их отцов и праотцов. — Простите, что явились в столь поздний час. — Локвуд быстро пришел в себя и поспешил исправить положение в свойственной ему вежливой манере. — Но у нас срочное дело. — Не стоит извинений, молодой человек. Мужчина закрыл книгу и поднялся со своего кресла. Теперь я могла в полной мере разглядеть человека, который мог нам помочь. Это был невысокий худой старик в дорогом костюме. Сколько бы я его не разглядывала, все равно не могла сказать даже приблизительно сколько ему лет. Мне казалось, что назови я любое двузначное число или даже трехзначное, это все равно было бы меньше его реального возраста. Кожа на лице была изрезана морщинами, щеки впали. Глубоко посаженные глаза под густыми седыми бровями делали пронзительный взгляд зеленых глаз невыносимо тяжелым. Белоснежные волосы были аккуратно зачесаны назад, что придавало ему строгости. Я невольно сглотнула. Этот человек заставлял меня чувствовать тревогу. У меня не возникало привычного ощущения опасности, просто само присутствие этого человека заставляло меня съеживаться. — Раз вы пришли ко мне в столь поздний час, то наверняка знаете мое имя. Однако я не знаю вашего, — продолжил он, внимательно нас рассматривая. — Конечно, мистер Мерсер. Меня зовут Энтони Локвуд. А мою коллегу — Люси Карлайл. — Что ж, очень приятно. — Я заметила, как уголки тонких губ мистера Мерсара едва заметно приподнялись. — Думаю, что разговор предстоит серьезный, нет нужды вести его на ногах. Идите за мной. Мы с Локвудом настороженно переглянулись. Мы не рассчитывали на столь радушный прием. Все люди в нашем списке имели дело с контрабандой и не особо шли на контакт. Это мягко говоря. В двух местах на нас напали, а в одном даже спустили собак. Такие люди не любят, когда какие-то агентства лезут в их дела. Ведь где агенты — там и ДЕПИК со Скотленд-ярдом. А такая компания им приятна меньше всего. Хозяин лавки завел нас в другую комнату, она была гораздо меньше предыдущей. Рукой он указал нам на раритетный диванчик, предлагая присесть. Мы с Локвудом приняли предложение. Сам он расположился в кресле аккурат напротив нас. Книгу, которую он все это время держал в руках, мистер Мерсер положил на журнальный столик между нами. Я невольно засмотрелась на нее. Она явно пережила много напастей. Темно-синяя обложка была так ободрана, что название и автора было не разобрать, а переплет так обветшал, что, казалось, при любом прикосновении может рассыпаться. — Теперь я вас внимательно слушаю. Локвуд прокашлялся. — Вам знакома эта вещь? Из внутреннего кармана пальто, Локвуд достал небольшой мешочек с вплетенными в него серебряными нитями. Развязав не тугой узел, он продемонстрировал нашему собеседнику содержимое. В мешочке были те самые часы, которые Джордж спрятал в архиве. Те самые, на которых были выгравированы инициалы Мэри. Мужчина принял их в руки вместе с мешочком. — Осторожно. Это Источник. Не стоит доставать их, — предупредил его Локвуд. Мистер мерсер лишь улыбнулся на это. — Не стоит переживать, молодой человек. Я оценщик с многолетним опытом. Каждый первый предмет, оказывающийся в моих руках, так или иначе связан со смертью. Положив часы на стол, мужчина встал со своего места и направился к стеллажу, находящийся за креслом. Взяв все необходимое, мистер Мерсер вернулся к нам. В его руках оказался перевязанный кожаный сверток. Развязав узел, он раскрыл его. В маленьких кармашках лежали всевозможные инструменты. Первым делом мужчина надел тонкие черные перчатки. Из одного измножества карманов он достал очки без дужек. Когда оценщик закрепил их на своей переносице, я смогла разглядеть насколько толстым было стекло в такой утонченной оправе. Возможно раза в два толще, чем у Каббинса. Только после этого он достал часы и начал внимательно их осматривать. — Эти часы совсем недавно стали Источником, — заключил оценщик, скорее утверждая, чем спрашивая. — Да, вы правы, — подтвердил Локвуд, никак не выдав свое удивление. Хотя ни он, ни я не имели представления, как взрослый может определить, когда он стал таковым. — Мне знакомы эти часы, — огласил свой вердикт мистер Мерсер. У меня пересохло в горле. — Примерно месяц назад один юноша приносил мне эти часы. Он был немногим старше вас. Он попросил оценить стоимость данных часов. А также найти человека, который смог бы нанести гравировку на внутренней стороне. У меня закружилась голова. Сердце стало отбивать чечетку в груди. — И что показала оценка? — Местами напыление соскоблили. Как видите, часы старинные, но особой ценности не представляют. В ломбардах и барахолках таких множество. — Неужели ничего такого в них нет? — снова спросила я. Не может быть такого, что все, что сейчас творится вокруг, происходит из-за какой то безделушки. — Иногда ценность предмета заключается не в дороговизне материалов, а в смысле, который закладывается в этот предмет. — В-вы знаете, зачем он попросил провести оценку часов и сделать гравировку? — Голос предательски дрогнул. Я непроизвольно поддалась вперед. — Полагаю, это должен был быть подарок. Кому-то близкому. — Если я спрошу, что конкретно это за часы и откуда они взялись, вы сможете ответить? — К сожалению, нет. Это может быть известно лишь их нынешнему владельцу или тому юноше. Я бы предложил спросить у них, однако, полагаю, что это не представляется возможным. Я до боли стиснула кулаки так, что почувствовала, как ногти впиваются в ладони. Не стоило себя обнадеживать раньше времени. Я судорожно выдохнула. Стоит успокоиться, я должна держать себя в руках. — А как насчет символа? — задал вопрос Локвуд, протягивая листок из блокнота, на котором был изображен тот самый символ из дневника инспектора Якобса. Вытянутый ромб с кругом в центре. Оценщик положил часы обратно на стол и взял листок с изображением. Пару секунд он внимательно изучал его. — Occaecati ab ira, non videbit vitam, sed videbit mortem, — медленно произнес он что-то на латыне. — Что, простите? — переспросила я. — Вам знаком этот символ? Он есть и на часах. Мистер Мерсер перевел свой тяжелый взгляд на меня. — Можно и так сказать, — загадочно ответил он. — Вы видели его раньше? Мужчина прищурился. Затем встал с кресла. — Подождите здесь. И не дожидаясь, пока мы отреагируем, ушел прочь. Едва дверь за мистером Мерсером закрылась, я шумно выдохнула и, склонившись, спрятала лицо в ладонях. Я почувствовала, как Локвуд начал успокаивающе гладить меня по спине. — Он знает больше, чем говорит, — глухо отозвалась я. — Да. И мы не сможем добиться от него сверх того, что он сам решит нам рассказать. И еще… — неуверенно продолжил Ловуд. Я тут же убрала руки от ладоней и посмотрела на него. — Тебе ничего не кажется странным? — Ты про мистера Мерсера? — Да. Я задумалась. Считала ли я этого пожилого джентльмена странным? Определенно да. Жутким? Естественно. Но все это я могла благополучно списать на особенность профессии. — Что ты имеешь ввиду под «странным»? — переспросила я. Локвуд задумался на секунду. — Просто… Хотя нет. Не бери в голову. Думаю, это мое воображение. Только я хотела возразить, как дверь вновь открылась. В комнату вошел мистер, на этот раз у него в руках были какие то бумаги. Когда он подошел ближе, я поняла, что держал он фотографии. — За десятилетия работы оценщиком мне приносили огромное количество вещей, — начал мужчина, раскладывая перед нами пожелтевшие черно-белые снимки. — И на немногих из них был данный знак. Я наклонилась вперед, чтобы повнимательнее рассмотреть изображения. Действительно. На одном я смогла разобрать изогнутый кинжал, на рукояти которого виднелся еле заметный уже знакомый символ. На другом — резная шкатулка все с той же отметиной. — Однако помимо него встречаются и другие. — Другие? Мужчина кивнул и разложил перед нами три оставшиеся фотографии. — Трижды я встречал этот символ. Мистер Мерсер указал на фото гребня, на котором была выгравирована летящая птица пронзенная стрелой.— И лишь единожды эти два, — сказал оценщик, указывая на зеркальце с гравировкой в виде чаши и перстень с отметиной в виде развернутой ладони. От увиденного наши лица не зажглись надеждой. Это мало чем могло помочь мне в поисках сестры. — Вижу, что это не то, за чем вы пришли, — улыбнулся старик. — Позвольте загладить вину. В качестве извинений возьмите эту книгу. — Мистер Мерсер положил свои длинные и сухие, как сучья, пальцы на книгу и подвинул ее ближе к нам. Я невольно сглотнула. — Ну что вы. Вам не следует извиняться, — тут же отозвался Локвуд. — Вы нам помогли. Я не могу принять ее. — И все же я настаиваю, — спокойно продолжил оценщик, однако я на уровне инстинктов ощутила, что права отказаться у нас не предусмотрено. — Никогда не знаешь, что может помочь в поисках. Что бы вы не искали. — Тогда благодарю, — сказал Локвуд, видимо, почувствовав то же, что и я. Взяв книгу с журнального столика, Локвуд встал, а за ним и я. — Провожать нас не стоит, мы найдем выход. Покидая это место, я думала лишь о том, что мне было значительно спокойнее на улице под прицелом грабителей, чем под пристальным взглядом жуткого старика.***
Эта история произошла столь давно, что не осталось ни единого шанса узнать, была ли она на самом деле или же это лишь старые байки, которые травили бывалые работяги в тавернах или рассказывали родители своим несносным чадам. Но одно остаётся неизменным. Если спросить каждого из них, что делать, если встретишь высокую женщину в длинном черном плаще, то тот незамедлительно тебе ответит: не останавливай ее, не проси её ни о чем, и если можешь — беги. Два брата много дней блуждали по лесам. Жажда одолевала их. Не было ни озерца, ни ручейка, ни крохотной росинки. Упали они обессиленные под раскидистыми ветвями дуба. И думал старший брат, что пришел им конец. Однако заметил он краем глаза, что рядом кто-то есть. Приподнялся старший из братьев и видит, что дева мимо них идет, ногами босыми ступает по траве, да так легко, будто лодка скользит по водной глади. Мантия черная развивалась на ветру. Лицо бледное как мел, а на глазах повязка шелковая. Шла она вперед, будто цель преследовала, и не было ей дела до мира вокруг. Собрал старший брат последние силы и вцепился в подол мантии. «Молю, дай глоток воды. Спаси! Не меня, так брата» — взмолился он. Дева остановилась. Достала молча из рукава кубок и протянула его старшему брату. Едва он попал ему в руки, живительная влага ключом потекла из утвари. И продолжила дева свой путь дальше, и не существовало вновь для нее мира. Утолил старший брат жажду, затем напоил брата. Продолжили они идти дальше. И каждый раз, когда жажда одолевала их, пили они воду из кубка. Однако неспокойно было старшему, казалось, голос ему в ухо шепчет бредни всякие. То на взгляд недобрый укажет от брата, то обиду старую вспомнит. И чем дальше шли, тем все более становился подозрительнее старший. Голос, как назойливая муха, жужжал ему, что брат задумал недоброе. И все безумнее становились его доводы. А голоса все навязчивее. Не смог вынести обиды выдуманной старший брат, да и убил младшего. Продолжил путь один. И чем дальше шел, тем нестерпимей была жажда. И не мог кубок утолить ее, сколько бы не пил. Глоток за глотком. Вода носом шла, через рот переливалось. Не мог остановиться, пока не захлебнулся. Каждый знает о деве, каждый страшится, но не ведает страха та, кто на руках держит свое больное дитя. Мать упала в ноги к деве, склонила голову к самой земле. «Прошу, смилуйтесь», — взмолилась она. — «Мой ребенок болен, мне нужна лишь монетка, чтобы купить трав». Слезы градом бежали по её лицу. Дева остановилась. Не произнося ни слова, она оторвала от своей накидки кусок ткани и протянула его матери. «Вытри свои слезы», — произнесла она. Голос ее был словно ветер, тихий но пронизывающий. Дрожащими руками та приняла подарок. Ужас и отчаяние, терзавшие её разум, растворились в странном умиротворении, едва та коснулась обрывка. Вручив свой подарок, дева продолжила свой путь, как ни в чем не бывало, оставив мать позади. Встала женщина с колен и прижимая дар к груди, отправилась назад. Дом встретил ее приглушенным светом от догорающей свечи и сдавленным храпом пьяного мужа, лежащего прямо у порога. Переступив через супруга, женщина направилась в вглубь дома. Остановившись возле колыбели. Очень долго смотрела она на свое неспокойно спящее дитя. Боль и жар от болезни терзало маленькое тельце. Взяв его на руки, женщина села в кресло качалку и долго-долго пела колыбельную. Вечность мать всматривалась в умиротворенное лицо своего любимого чада, напевая уже без слов мелодию песни. Затем она достала обрывок, вымоленный вместо монеты у загадочной женщины. Помедлив секунду, она накрыла лицо ребенка тканью так сильно, что тот вскрикнул. И помимо колыбельной комната наполнилась жутким мычанием. Женщина напевала давно древний мотив так долго, пока тело на её руках не обмякло. И долго так еще просидела она со своим мертвым ребенком на руках, напевая колыбельную. И никто не мог сдвинуть ее с места. Ни супруг, ни стражник, ни лекарь. Проходили дни, недели, месяц, пока в один миг колыбельная не смолкла. Упал обрывок ткани на пол. Едва коснулся его, то обратился в голубя черного и в тот же миг упорхнул в окно. Слышал торговец истории эти, да не верил никогда. А как тут поверишь, когда каждый встречный байки травит, да такие, что одна красочнее другой. Но однажды ехал торговец по свету с товаром диковинным, и случилась неприятность — заблудился. Блуждал он днями и ночами. И казалось ему, что кругами ходит. И компас словно флюгер, то в одну сторону укажет, то в другую. Остановился он, сел под деревом и стал помощи ждать. Долго сидел, однако никто не спешил к нему на помощь. Вдруг видит — за деревьями фигура сидит. Встал он и пошел туда. Девушка молодая, вся в черном, сидела у воды и расчесывала руками свои русые волосы. Удивился торговец тому, что глаза завязаны у нее, однако все-таки решился подойти. «Подскажи, красавица, как выйти отсюда. Иль ты тоже заплутала?». Замерла она, однако не проронила ни слова. Но после сняла с руки перчатку и бросила ее рядом с торговцем. Тот поднял ее, а когда вновь взглянул на деву, то той уже нигде не было. Испугался он не на шутку, но делать было нечего. Поехал он в ту сторону, куда была брошена перчатка, и выехал из глухого леса. Долго он смотрел на странный подарок и думалось ему, что перчатка как раз впору будет. Примерил ее торговец, и так и оказалось. Словно влитая, будто кожа вторая села на широкие руки. Не мог он налюбоваться ею. И стал ее везде носить. И чудо. То сделка удачная, то прибыль большая, то монету золотую найдет, то в карты выиграет. Но стоило снять ее, как случалась беда. То разбойники, то обманут, то товар порченый. И решил он, что вовек не расстанется с перчаткой. Но время от времени казаться стало ему, будто рука своей жизнью живет. То дернется без его ведома, да так, что оплеуху даст прохожему. То сожмет кулак, будто тиски, что ломом не разжать. Испугался торговец. Но снять побоялся больше. Вот разбойники не дремлют, и деньги сами себя не заработают. А рука — что уж там. Сам с собой совладать не сможет что-ли? Думал он. Да не долго думал. Проснулся однажды ночью от того, что рука в перчатке жену его душит. Ни разжать не в силах, ни снять ее. Стал на помощь звать, да никто не пришел. Отослал всех из дому, побоялся, что на перчатку чудную позарятся. Так и задушил супругу. Но мало было ей. Принялась перчатка и его душить. Как будто крепче ухватилась, и глотка воздуха не сделать. Сжимала рука его горло пока торговец дергаться не перестал. И даже после смерти никто так и не смог разжать руку, так и похоронили. Но не только незнающие и неверующие молят ее. Стоял на краю утеса юноша. Волны бушевали внизу, будто зверь дикий. И жить не хотелось, и шагу ступить не мог. Обида и гнев клокотали внутри, а сделать ничего не в силах. Гнусный чиновник обобрал до нитки семью. Дом родной разворовали, старшую сестру насильно замуж пришлось отдать, отец умер от болезни, а мать повесилась, не выдержав утраты. Остался один. Увидел юноша поодаль от себя женщину в черном. Неподвижную, словно статуя. И только одеяние трепетало на ветру. И узнал он ее, едва взглянув. Упал на колени и стал просить: «помоги отомстить, утоли мой гнев! Ярость мою и скорбь. Взамен можешь жизнь забрать!». Ничего не сказала она в ответ, а лишь протянула зеркальце остроугольное. «Кто в него посмотрит, тот смерть увидит свою неизбежную», — прошептала она. Принят юноша дар с благодарностью. Решил, что преподнесет его, как уплату долга своему врагу. Долго он обивал порог этого чинуши. То занят он, то не в настроении. Однако принял он юношу, едва услышав краем уха, что тот не с пустыми руками. Принял подарок и взглянув в зеркальце побледнел, завопил что есть силы. Сбежались все на крик страшный. Чиновник выронил зеркальце, да то и раскололось на части, а сам как перестал кричать, так затрясся, словно лист осиновый и пал замертво. Рад несказанно был юноша, однако мысль страшная в голову пробралась: что ж увидел враг его в этом зеркальце такого. И мысль эта словно червь в голове стала ерзать, и рука сама против воли потянулась к осколку. И раз бы глаза закрыть, да не может. Не удержался и посмотрел в него. И увидел он в нем не свое отражение, а лицо той женщины. И холод пробрал его до костей. И руки онемели. Тело затряслось и скрутилось от боли, и тоже упал он замертво. — Ну-у-у как-то так, — протянул Джордж, захлопывая книгу. Он со скепсисом оглядел ободранную обложку, на которой не было ни автора ни названия. — Если он и хотел помочь, то только в нагнетании драмы, — произнес очкарик, кидая книгу на журнальный столик. — Думаю, что это важно. Не зря же он так заострил на этом внимание, — сказала Холли, протирая книжную полку. — Это пыль в глаза, чтобы голову нам заморочить. Просто страшилки на ночь, даже не архивные документы. Как этому верить можно? Такие, как он, обманывают, когда не врут, и врут, когда не вешают лапшу на уши. Манро лишь пожала плечами, не отвлекаясь от своего занятия. Я сидела на диване и тоже пыталась соотнести услышанное с реальностью. — То есть где-то есть особенные Источники с такими символами? И чисто теоретически, символ может зависеть от роли предмета в убийстве? — спросила я. Джордж закатил глаза. — Люси, прекрати думать. Тебе это вредно, — произнес Каббинс. В него тут же полетела подушка, от которой он увернулся. — Даже в теории, зачем кому-то за сотни лет до Проблемы заниматься подобной ерундой? Как там было? — Джордж вновь взял книгу и пролистал пару страниц. — Кто стал жертвой жадности, гнева, безумия или акта милосердия? Мы передержали в руках сотни Источников. Вот возьми хоть позапрошлое дело. Старуха забила местного проповедника медным чайником сотню лет назад, потому что тот якобы наводил порчу на всю деревню. Казалось бы, безумия хоть отбавляй, но никакого символа чаши я там не увидел. Или это недостаточно безумно? А какой тогда порог прохождения? — Да заткнись уже, — взмолилась я, падая лицом в подушки. — История красивая получается, но что она дает нам? — Что эти люди охотятся именно на такие Источники, — подключился к разговору Локвуд, закрывая газету и откидываясь на спинку своего кресла. — А это значит, что если мы найдем такой Источник раньше, то сможем быть на шаг впереди них. — Мы не знаем зачем они их ищут, — заметил Джордж. — А нам и не надо знать. Мало ли странностей с этими Источниками. Может, какой-то ненормальный так помечал свою коллекцию много сотен лет назад. А кому-то сейчас позарез надо продолжить дело. Или наделать новых Источников, — сказал Локвуд, кивая в сторону часов. Я поморщилась от последней фразы. — Локвуд, что нам дальше делать? — пошла на опережение Манро, чтобы завершить эту беседу. — Думаю, что мы можем пока отложить построение теорий насчет символов и той парочки. В первую очередь нам нужно найти сестру Люси, а значит… — Джейсон? — тут же подняла я голову с подушек. — Да. Нужно пробраться к нему домой. Найти подсказки. — Класс, какие еще законы нарушим? — спросил, только что вошедший в комнату Квилл. — Пока только незаконное проникновение, а дальше по обстоятельствам и настроению. Киппс закатил глаза к потолку. — С вами веселее с каждым днем. — Думаю, стоит наведаться к нашему Джейсону как можно раньше, пока те ребята не прознали о нем, — сказал Локвуд. — Предлагаю завтра проследить за ним, и когда он уйдет на работу, проникнуть в его дом, — все молча кивнули в знак согласия.— Хорошо. Время позднее, предлагаю на этом разойтись. Завтра у нас слишком много дел.***
— Мы, считай, здесь двое суток безвылазно. Ему что, никуда не надо? На работу, например, или за продуктами? — недовольно пробурчал Киппс в ворот своего свитера. — Холод невозможный. Я уже не говорю о том, что здесь могут быть призраки, старьевщики и грабители. Я полностью была согласна с Квиллом, но решила ничего не говорить, чтобы не тратить драгоценное тепло. Почти два дня мы посменно обитали в переулках вблизи дома Джейсона Бэйтса. Ну, если быть до конца откровенной, это ребята обитают здесь два дня. Я же потребовала все же включить меня в график дежурств, так как не было сил уже сидеть дома. И да, мы выяснили полное имя нашего журналиста. Осталось выяснить кто такой Маркус Бэйтс, чем занимается и как посмел втянуть в эту дрянную историю мою сестру. Я сползла по стеночке и притянула колени к груди, чтобы сохранить тепло. Квилл нетерпеливо переминался с ноги на ногу, а Локвуд внимательно следил за входом в дом Бэйтсов. На этот раз мы выбрали удобную точку для обзора. Нас не было видно с главной улицы и вряд-ли здесь много кто ходит, судя лишь по нашим следам на снегу и отвратительному запаху сточных вод, который бесил едва ли не меньше холода. — Возможно, мы его напугали, — подал голос Локвуд, наклоняясь в нашу сторону, но не сводя взгляда с дома. — Люси его напугала, — подправил Квилл, специально выделяя мое имя. Я резко выпрямила согнутую ногу и врезала парню по лодыжке. — Ай! — Возможно… — задумчиво протянул Локвуд, не обращая внимание на вскрик Киппса. До него моя нога не дотянется, поэтому я зачерпнула горсть снега, который от тепла руки подтаял и слегка спрессовался. Когда снаряд был готов, я запустила его точно в Локвуда. — Ай! — вскрикнул он, отряхивая шею. — Прямо за шиворот! — Если устал и тянет на бесполезные разговоры, то я сменю тебя, — сказала я, вставая со своего места, все еще раздраженная замечанием в мою сторону. Я обошла Локвуда и заняла его место. На улице уже начинало темнеть. Конечно, сейчас шанс того, что кто-то вообще захочет выйти из дома стремился к нулю, но выбора особого у нас не было. Если он не выходит никуда днем, то есть вероятность, что высунется ночью. Я тяжело вздохнула. Или же он просто-напросто забаррикадировался в своем убежище и не собирается оттуда выбираться в принципе. — Люси, все впорядке? — спросил Локвуд. — Да, а в чем собственно дело? — раздраженно спросила я. — Вообщем-то ни в чем, просто у тебя такое выражение лица, будто еще чуть-чуть и ты выхватишь рапиру и пойдешь выламывать ту дверь. — Это при плохом раскладе. — А в чем заключается плохой расклад? — В том, что он не выйдет из своей хибары в течение десяти минут. — С инспектором сама будешь разбираться, после того, как тебя увезут в Скотленд-Ярд? — Сама? Я думала ты у нас в агентстве спец по переговорам с полицией и ДЕПИК. — Фу, Боже, — сморщился Квилл. — Флиртуете вы, а тошнит меня. Мы синхронно с Локвудом повернулись и непонимающе уставились на коллегу. Ну, не то, чтобы совсем непонимающе. Скажем так, сейчас я была очень благодарна холоду, так как это позволило списать мое смущение на обморожение щек. — Киппс, выбирай: шляпа Джо или чепчик Эсмиральды. — Чек с компенсацией, — пробормотал тот. Не знаю, куда это разговор мог зайти, если бы не одно обстоятельство. — Дверь открывается! — выпалила я, едва ли не подскочив на месте. Парни тут же подбежали ближе ко мне, едва не вытолкнув из укрытия. Из двери вышел тот самый Джейсон. Я узнала его по пальто и странной прихрамывающей походке. Он похлопал себя по карманам и стал настороженно озираться по сторонам. Я тоже была бы напряжена, если бы будучи взрослой вышла после комендантского часа на улицу без оружия. Но что-то мне подсказывало, что такая нервозность связана не только с вероятностью наткнуться на Гостя. Однако в душе начало нарастать беспокойство. С одной стороны, я была рада возможности обыскать его дом, но меня беспокоила цель его вечерней прогулки. Пока я размышляла, мистер Бэйтс резко повернулся и пошел вверх по улице. — Так, вы идите в дом, а я за ним. Встретимся на Портленд-роу, — сказал Киппс, выждав пару секунд, и направился в сторону парня. — Стой! — я резко отдернула его. Квилл тут же остановился и в недоумении посмотрел на меня. Я колебалась долю секунды. Не было времени что-либо объяснять. — Будь осторожен. Киппс кивнул. Тут наши дороги разошлись. Мы остались с Локвудом вдвоем. — Все в порядке? — осторожно спросил Локвуд. — Д-да, просто переволновалась, — отмахнулась я. Время будто замедлило свой ход. Я прекрасно понимала, что прямо сейчас нельзя идти туда. Он может вернуться за забытой вещью. Но сил ждать не было. Я мысленно считала секунды. — Можно идти, — спустя, как мне показалось, вечность скомандовал Локвуд. Выйдя из своего укрытия, мы перешли дорогу. Этот район города не отличался особой оживленностью и был в чем-то схож с местом, где находилась лавочка мистера Мерсера. Однако неприятного чувства, что за тобой кто-то наблюдает, не было. Это не могло не радовать. Поднявшись по ступеням, мы остановились у двери. Облупленная темно-синяя краска, под которой видны ржаво-коричневые прожилки — первоначальный цвет двери, табличка с номером дома едва читалась, штукатуренном фасаде дома были видны огромные трещины. Пока я осматривалась, Локвуд достал что-то из внутреннего кармана пальто и стал поспешно это разворачивать. — Отмычки? Ты не говорил, что умеешь ими пользоваться, — удивилась я, прикидывая в голове сколько раз нам могло бы это помочь до этого момента. Локвуд в это время уже встал на колено и просунул в замочную скважину два металлических стержня. — Я не умел. Но тренировался, — пояснил он, слегка наморщив от сосредоточенности нос. Я стала настороженно оглядываться. Лишь бы нас не заметили и не вызвали полицию. Не хочется провести пару ночей в Скотленд-Ярде или встретиться с осуждающим взглядом инспектора Барнса. И я правда не могла понять, какая перспектива пугает меня больше всего. Я отошла назад и окинула дом взглядом, свет в окнах не горел. Что не скажешь о соседних домах, где за стеклом кипела жизнь. Вот какова вероятность, что люди отвлекутся от своей повседневной рутины и захотят взглянуть на «прекрасный» зимний пейзаж? — Ты там скоро? — напряженно спросила я. — У тебя хоть получалось во время тренировок вскрывать замки? — С переменным успехом. — Класс. Не переживай, сокамерники нас научат. Щелчок. Локвуд встал с колен и отряхнул брюки. — Нехорошо, Люси, не верить в своего босса, — сказал он, ослепительно улыбнувшись. Это был запрещенный прием. — Я больше не повторю эту ошибку, — фыркнула я в ответ, пытаясь скрыть свою улыбку. Дом встретил нас легким запахом сырости и темнотой. Зайдя внутрь, мы тут же закрыли дверь. Свет включать было опасно, поэтому, оказавшись в прихожей, мы достали свои фонарики. Я осмотрелась. Ничего примечательного я не заметила. Несколько пар мужской обуви, сменное пальто, на крючке висел сложенный черный зонт и еще множество разных вещей. Мы пошли дальше по коридору. Едва я делала шаг, как половица подо мной жалобно и до безобразия громко скрипнула. Сердце ушло в пятки. На звук резко повернулся Локвуд. Я пожала плечами мол «не моя вина, что дом разваливается». Я попыталась аккуратно убрать ногу, на этот раз звук был не таки громким. Я выдохнула. Это не первое незаконное проникновение с тех пор, как я работаю в агентстве. Оно даже не первое на этой неделе! Но почему-то сейчас было особенно волнительно. Мы пошли дальше. По правую сторону от нас была дверь. Локвуд дернул потертую ручку и заглянул внутрь. — Чулан, — коротко бросил он. Пройдя узкий коридор, мы вошли в гостиную. На другом конце комнаты я увидела лестницу ведущую на второй этаж. — Думаю, нет смысла держаться вместе. Едва ли здесь есть Источник, — высказала я свое предложение Локвуду. Тот, пару секунд подумав, угукнул в ответ. — Я пойду наверх, в таком случае, а ты осмотрись внизу. — Хорошо, будь осторожен. Локвуд кивнул и мы разошлись. Пока осматривала доставшуюся мне комнату, я слышала как скрипели половицы под его ногами. Стоит сказать, что здесь также не было ничего примечательного. Не самая новая мебель. У стены стоял стол, с подложенной под ножку книгой. В центре комнаты находился диван, на котором аккуратно был сложен плед, а напротив него кофейный столик с простенькой керамической вазой. У окна массивный книжный шкаф. Поняв, что не найду тут ничего важного, я прошла в соседнюю комнату. Это оказалась кухня. По размеру она была примерно как наша. Я провела фонарем по полкам, шкафчикам, стеллажам в надежде заметить что-то необычное. Но единственной странностью здесь была чистота и идеальный порядок. У нас полки хаотично заставлены специями, крупами и посудой, разве что чай в строгом порядке, как святая святых. Здесь же такое правило распространялось абсолютно на все. Возможно, это мы странные, а у нормальных людей все так и должно быть. Закончив рефлексировать, я вновь окинула взглядом кухню. Внезапно мое внимание привлекла раковина. Точнее то, что рядом с ней. На полотенце стояло две кружки. Я провела по ним рукой. Обе влажные. Зачем ему понадобилось два стакана? Если судить по виду кухни, складывалось четкое впечатление, что Джейсон не из тех людей, кто станет копить грязную посуду. Скорее он сразу же побежит ее драить, едва допьет. А гостей мы не видели. Но закончить мысль я так и не успела. Внезапно со второго этажа раздался пронзительный девичий крик. У меня внутри похолодело. Не думая ни секунды, я выскочила из кухни и за мгновение поднялась по лестнице, выхватывая рапиру. — Кто вы? Что вам нужно от меня? — раздался за соседней дверью женский голос. Я сглотнула. Сердце забилось, как канарейка в клетке. — Успокойтесь, пожалуйста, я не причиню вам зла, — услышала я голос Локвуда. На негнущихся ногах я побрела в сторону голосов. Подойдя, дрожащими руками толкнула дверь вперед. Та с легким скрипом открылась. Локвуд стоял ко мне спиной. А перед ним — взъерошенная девушка, обеими руками держащая какую-то металлическую трубу. Парень предусмотрительно выключил свой фонарик, чтобы лишний раз не пугать девушку, поэтому единственным источником света была уличная призрак-лампа. Этого света хватило, чтобы рассмотреть ее дрожащую фигуру. Но мне данный источник света показал значительно больше. Рука, держащая рапиру резко ослабла, и я со звоном уронила оружие на пол. Комнату наполнил резкий звук, и девушка, взвизгнув, направила свое оружие на меня. Ноги стали такими ватными, что я ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. — М-мэри? — Все что я смогла произнести.