История забытого города

Питер поморщился, когда двое толстомордых охранников под руки ввели писателя в зал, и бросил взгляд на крупные настенные часы в дальнем углу залы. Слишком рано. Он говорил, что гость должен прибыть в двенадцать дня; ни раньше ни позже. Для замотанных сотрудников безопасности несколько минут в одну или другую сторону погоды не делали, но Питер любил, чтобы всё вокруг него работало без сбоев. У него было ещё семь минут; не торопясь, он пару раз пересёк двадцатиметровый бассейн. Он почти чувствовал ту неловкость, с которой бестолковые охранники переминались с ноги на ногу, боясь его побеспокоить и не зная, что сказать. Возможно, кто-то из них даже смог справедливо рассудить, что шум воды заглушил бы их бормотание, и одёрнул другого. Питер вышел из бассейна, довольно отмечая, как слаженно работает тело. Ему сорок, и он всем существом чувствовал, что находится на пике своей жизни: ума, красоты и силы. Кто-то излишне сентиментальный мог бы подумать, что мужчина приукрашивает или склонен к самовосхвалению, но это было бы неправдой. Питер ценил хорошо работающие механизмы, и окружающим иногда казалось, что и из себя он бы с радостью сделал машину: занимая управленческую должность, он старался не засиживаться, не костенеть в одном состоянии душой и телом, не забывая развивать себя. Поэтому считал свое нынешнее состояние полной своей заслугой, как, впрочем, оно и было. Заслугой его и десятка-другого работников, нормализующих работу дома, в котором он жил. Вот и сейчас, выйдя из тени, до этого незаметный, невысокий помощник подал мужчине бордовый махровый халат. Одевшийся Питер вытер предложенным полотенцем лицо и волосы, стряхивая лишнюю влагу; затем, наконец, обратил внимание на вошедших. На часах высветилось 12. — Вы знаете, на чём строится выживание? — Спросил Иан охранников, медленно подходя к ним и рассматривая связанного юношу. Те замешкались, не зная, что хочет услышать их начальник, и он продолжил: — На послушании. Волчата не понимают, почему им надо остаться в норе. Но только тех, кто послушается своих родителей и не выйдет наружу, не сожрут медведи, койоты и прочие злобные твари. — Мужчины всё ещё молчали, глядя прямо перед собой, не осмеливаясь прерывать чужие размышления. — Только тот работник, который слушается и не пытается сделать всё по-своему, будет продуктивен и принесет своей фирме прибыль. Это — логичный, отлаженный механизм, настроенный умелыми руками, требующий лишь одного: точности и выполнения обязанностей. — Видя, что охранники явно не понимают его сравнений, Питер закатил глаза, качнулся на пятках и взмахнул рукой, — Ну, всё, всё. Развяжите его и уходите. Вас всех касается, - чуть громче сказал он, и ещё несколько помощников из разных углов зала, тихие, как мыши, вышли за дверь. Охранники медлили. — Кого, его? Развязать? — Осмелился спросить один, косясь на Стайлза, чьё лицо было скрыто капюшоном свободной толстовки. — Так он же это... дикий. Питер хмыкнул, — как будто парень мог что-то ему сделать, — и, чтобы получше рассмотреть лицо, поддел руками подбородок. Писатель взбрыкнул, как норовистая лошадь, и Питер автоматически, также, как говорят лошадям, пробормотал что-то успокаивающее — чшш, чшш. И, пожалуй, стоит признать, что немного, на самом краю сознания он всё-таки удивился, когда парень в ответ на это успокоился и позволил рассмотреть свое лицо. — Коновалы, — раздражённо пробормотал Питер, сощурившись, разглядывая смачный фонарь под глазом и ссадины на скулах. Охранники к тому времени развязали верёвки на руках, но всё ещё сомневались, стоит ли им уходить или оставаться рядом, на всякий случай. — Пошли отсюда, сказал же. Когда в комнате они остались вдвоём, мужчина, подумав, содрал со рта писателя фольгированную ленту. Стайлз поморщился, закашлялся и с явным удовольствием принялся растирать затёкшие руки. - Ну спасибо, знаете ли, а то моё положение было довольно неудобным. Примерно... со вчерашнего вечера. Когда ваши охломоны вломились и схватили меня, и за что — за рукопись. Свобода слова, серьёзно? Часикам в вашем волшебном механизме пора бы почитать конституцию, а то они, знаете, так скоро дотикаются, — Покашливая с непривычки, писатель от волнения говорил все быстрее и быстрее. - Я Питер, - сказал мужчина, не обращая внимания на произнесённые Стайлзом слова, и протянул руку для приветствия. Стайлз посмотрел на неё с подозрением, явно не желая здороваться с виновником своих мучений. В дальнейшем, если бы Питеру сказали, что в его действиях виновата интуиция, он бы упорно это отрицал. Он почувствовал, как в нём взыграло что-то: моментальное, необъяснимое желание сделать по-своему. Он знал, что не все должны и будут его слушаться, он привык просчитывать риски и варианты неблагоприятных событий. Но здесь, в этой комнате, на его территории, где требуется всего одно пожатие, в котором ему отказывают, им овладело желание показать, кто он на самом деле. Не просто политик, не просто мэр Города, но сильный лидер, которому следует подчинять тело и волю. Он схватил Стайлза за предплечье и несильно потряс. Тут же руку обожгла резкая боль; он отдернул её и отошёл на шаг, проверяя, не выскользнуло ли из рукава писателя лезвие, но тот выглядел таким же удивлённым. Одновременно оба опустили взгляд на свои руки. — Вот дерьмо, — выругался Дженим, наблюдая, как на запястье проявляется черная роза. Затем, поднимая взгляд на Питера, растерянно повторил, — Вот же дерьмо... Стоило ли добавлять, что Питер был с ним полностью согласен.