28 ноября 1991 года
Закончив с мытьем посуды (надо же было занять себя чем-то продуктивным), Брайан направился в гостиную к Джону, колдовавшему над телефонным аппаратом. — Думаю, у меня получилось! — Джон как раз прикручивал назад, к стене, вырванную Роджером розетку. — На соплях, конечно, все равно Роджу придется раскошелиться на новую, но, по крайней мере, сегодня поработает. Хорошо тут все сделано было. Добросовестно. Ну и силища у Роджа! Не иначе как своими барабанными палочками мышцы накачал. Это ж надо, выдрать с мясом розетку, посаженную на три самореза! Торжествующий Дикки поднял трубку, в которой отчетливо слышался длинный гудок. — Так и есть. Получилось! — Молодец! Я в тебя верил. — Брайан прикинул, что Анита наверняка уже встала и, возможно, даже вновь включила телефон. Он беспокоился о ней и понимал, что она переживает за него не меньше. Джон, удовлетворенно потирая руки, разогнул спину. — Не разучился еще, а? Может, мне не поздно пойти обратно в технари? Использовать диплом с отличием по назначению. — Он невесело улыбнулся. Брайан жалобно посмотрел на умелого мастера и высококлассного инженера. — Может, все же подождешь? Рано нам еще строить планы, для начала лучше позвонить Майами и договориться о встрече. Как считаешь, прямо сейчас или попозже? И надо вызвать врача Роджу. Придется все же его разбудить, — добавил Брай, немного подумав. — Мы у него телефон клиники так и не выспросили… — Я спрашивал. Он сказал: «Записная книжка в тумбочке у телефона». Только их у него тут целая куча. Вот смотри. — Джон открыл ящик тумбы из красного дерева и продемонстрировал несколько десятков небольших ежедневников и записных книжек разной степени потрепанности. — Не знаю, зачем ему столько, но тут целый архив! Я даже соваться не стал — все одно ничего не найду. — Отойдя к камину, Джон спросил: — Ты не против, если я покурю? Не хочу на улицу ползти — сейчас, наверное, ливанет. Или даже снег пойдет… Может, нам камин затопить? Или позже? — Кури. — Брайан устроился на диване поудобнее и со смехом в голосе заметил: — Ну да, Родж у нас, как всегда, коробочка с сюрпризами. Спорим, это его архив интимных знакомств? Ну знаешь, телефончик, имя, оценка… Слышал, кто-то из знаменитостей такое вел. Не помню, где попадалось… или в каком-то романе читал. — Брайан хохотнул, прикрыв рот рукой. — А может, пока он спит, срисуем пару номеров? — Если так, то тут сам Казанова ногу, а точнее, член, сломит. При всех постельных победах Роджа, это слишком даже для него. И потом, между нами, я думаю, его громкие похождения всегда были просто бравадой. Гульнуть он, конечно, всегда был не прочь, но преувеличивал неимоверно. Помнишь, как в семьдесят седьмом ему на полном серьезе приписывали роман с Дэбби Харри? Мы как раз по Америке разъезжали, там-то он однажды и затусил с «Blondie». — Ну, было дело. — Брайан хмыкнул. Для него самыми «рок-н-рольными» гастролями по сей день остались те, на разогреве у «Mott the Hoople». — Так вот, Родж мне потом рассказывал, как приперся в номер к «Блондинкам», а они там выпивают и болтают. Ну, травки слегка курнули. Дэбби тогда была замужем за Крисом Стейном, их гитаристом. И муж с ними в комнате сидел. Вот и начал по пьяни их стебать. Что вы, говорит, как брат с сестрой? Я тебя, Родж, могу запросто с женой перепутать. Роджер ему в ответ: «Ага, щас! Огребешь. Да, сестричка?» А дальше пошло-поехало. Дэбби ему по приколу: «Давай поцелуемся по-братски? Ну, или по-сестрински». И поцеловались. А муж Дэбби их заснял. Вот, собственно, и все. Посидели — разошлись. Только потом эти фотки вылезли в прессе. Уж не знаю, кто слил, только вот тебе «шумный роман барабанщика «Queen» с самой знаменитой блондинкой рока». Уверен, добрая половина интрижек Роджера — такой же свист. А может, и больше… Парень он, безусловно, шустрый, но до Хулио Иглесиаса ему далеко. — Джон не выдержал и заржал. — Я тут на днях в какой-то газетенке прочитал: «Испанский соловей переспал с тремя тысячами женщин». Интересно, он учет вел? Или это его пресс-агент на калькуляторе прикинул? Так что, нам, суровым рокерам, до постельных подвигов поп-звезд, как до луны! — Непогашенный окурок скакнул в камин. — Ладно, приятно было с тобой посидеть, но ты прав, надо будить Роджа. — Да, ему бы еще поесть. Вот что. Ты иди наверх, а я быстренько звякну Аните, а потом сварю ему кашу на завтрак, как считаешь? — Считаю, что это правильное решение. Как думаешь, стоит отнести Роджу завтрак прямо в кровать? Врач же велел ему лежать, так? Вот пусть лежит. — Джон потянулся, разминая плечи. — Давай-ка я первый позвоню жене. А ты дуй варить овсянку. — Так и быть. — Мэй лениво поднялся на ноги. — Я бы и сам поспал еще, но лучше уже дома… Сейчас, только схожу отлить. — Он тяжело и протяжно зевнул. — Не выспался я совсем. Это, наверное, еще от погоды. Дождливыми деньками меня часто в сон клонит. — И ушел, шаркая ногами, как столетний старик. Джон механическим движением набрал домашний номер. — Привет, дорогая. Извини, что вчера не позвонил. Сначала не до того было, а потом Родж сломал аппарат. Как у вас дела? Верон долго рассказывала, как мальчишки с утра чуть было не подрались, а Лаура обожглась чаем, случайно опрокинув на себя горячую чашку. — Сильно? — спросил обеспокоенный Джон, изменившись в лице. — Нет? Ну, тогда ладно. Остальные в школе? Да, хорошо. Нет, наверное, не скоро. Да, проблемы. Как сказать… Словом, все плохо, дорогая, — вздохнул он, неловко потирая шею. — Не телефонный разговор. Приеду домой — расскажу. Со мной все хорошо. Нет, мы мало пили. Да, помню. Все, до вечера! Впервые после похорон его охватило ощущение, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Дети, бытовые дела и проблемы — все те мелочи, которые наполняют жизнь смыслом и бессмыслицей, радостями, печалями, любовью, раздражением, были сейчас далеко и одновременно рядом — только протяни руку и сними трубку телефона. Вчерашний день, как и сегодняшний, — просто небольшое тире. Пауза между постоянными заботами и хлопотами, в которые ему, хочешь не хочешь, предстоит влиться снова уже к вечеру. Да, скоро все вернется на круги своя. Кроме изумительного чувства, знакомого Джону Дикону с того момента, когда он отыграл с парнями свой первый концерт. Того чувства, что наполняло его до краев в минуты триумфа на Уэмбли или Бирнабэу… Сейчас Джон ощущал себя не менее опустошенным, чем Роджер с Брайаном. Так или иначе, они тоже расплачивались за великое право быть счастливыми и делать счастливыми других. Дарить огромным массам людей свидание с небесами хотя бы в течение недолгих часов концерта. День за окном не становился светлее. Тучи опускались все ниже, и казалось, еще немного — и они упадут на дом и сад, покрыв своими рыхлыми животами все вокруг. Надо было возвращаться в спальню.***
— Дорогая, здравствуй. Извини, что звоню только сейчас, просто Роджер вчера испортил телефонный провод. И потом, нам было не до звонков. Все хорошо? Нет, не скоро. Ну… мы с Джоном решили, что пока побудем с Роджем. Думаю, не раньше обеда. У меня? Да так… в целом, неплохо. Да, уже поели. Нет, к сожалению. Тяжело. Ужасная ночь! Нет, это Роджеру было плохо. Нет-нет! Еще хуже. Долго рассказывать. Объясню, когда приеду. Да. Во всяком случае, хорошо, что мы оба были тут. Все правильно… Нет, дорогая, легче не стало. Прости, хороших новостей пока нет. Да, я постараюсь. И я тебя люблю. Пошел варить кашу для Роджа. И это ни разу не смешно! Трубка в руке Брайана была скользкой. Ладони вспотели. Когда Анита начала расспрашивать его, он вновь подумал о том, какой же длинной и страшной была эта ночь. Как хотелось поделиться пережитым с ней и как страшно было делать это! Нет, пока он не готов. Да и будет ли вообще готов когда-либо? С этими невеселыми мыслями он прошел на кухню и приступил к готовке. Два стакана воды — полстакана хлопьев. Закипит — и чуть помешать. Сахар и соль по вкусу… черт, а по чьему именно вкусу? Хрен знает, ест ли Родж овсянку вообще. Раньше, вроде, ел. До того, как стал миллионером и рок-звездой. А сейчас, может, ему на завтрак варят каких-нибудь лобстеров... Хлопья нашлись сразу — между пачками детского питания. Значит, это нехитрое блюдо тут кто-то да жаловал. Скорее всего, маленький Руфус. Кастрюлька тоже оказалась на виду — и Брай принялся вспоминать старые навыки по приготовлению жидкой и полезной кашки. Как же он ненавидел овсянку! Кто бы знал. После той истории с гепатитом и язвой, когда эта гадость без соли и сахара стала его основной пищей на несколько месяцев, он ее больше никогда в рот не брал. Изворачивался, как мог. Все больше уходил в вегетарианство. Полюбил овощи и разные приправы к ним, но овсянку по-прежнему терпеть не мог… Эх, и на какие только жертвы не пойдешь ради этого несносного чудовища! Хотя на самом деле — просто лучшего друга. Погруженный в дела, он не сразу услышал, как Джон громко и взволнованно зовет его сверху: — Брай! Брайан! Твою мать, ты меня слышишь?! Оглох что ли нахрен за пять минут? Мэй, растерянный, выглянул из кухни. — Да, слышу. Что тебе? — Принеси аптечку из гостиной! Быстро! О Господи! Сердце совершило кульбит. Бросив на плите недоваренную овсянку, Брайан со всех ног кинулся в гостиную за лекарствами. Господи, что там снова?!***
Еще поднимаясь по лестнице, Джон и подумать не мог, какая картина вскоре предстанет его глазам. На кровати спиной к дверям, свернувшись клубком и уткнувшись лицом в подушку, лежал Роджер. До слуха Джона донесся то ли всхлип, то ли стон. — Родж, что с тобой?! — Он тут же подскочил к кровати. — Что такое? У тебя… что-то болит? Что случилось, твою мать! Роджер! Тот поднял на Джона красные, полные слез глаза. — Что опять, а? Тебе плохо? Ну не молчи же! — Я проснулся, а вас нет… — кое-как выдавил в ответ Родж вперемешку со всхлипами. — Почему-то вдруг стало очень страшно. Мне Фред всю ночь снился, еще молодой. Мы с ним смеялись и… было так хорошо! Я думал… Думал, что вы… уехали. Такая тишина… ужасная, глухая тишина. Как в могиле… — Хриплый голос срывался и дрожал. Джон присел на кровать, протянул руки и обнял совершенно несчастного Тейлора. — Ну что ты такое придумал! Господи! Куда же мы уедем? Мы тебя будить не хотели. Сейчас Брай придет — он там, внизу, кашу тебе варит. Поживет тут, у тебя, еще немного — и получится высококлассная домохозяйка! Если что, с голоду не помрет. А я починил телефон… Все хорошо, парень, все хорошо… — Джон гладил Роджера по спине. В голове вертелась мысль: «Что за фигню я несу?!» Так он много раз обнимал и успокаивал своих мальчишек. — Выпей воды. И в туалет, наверное, хочешь? Я тебя провожу. Сходим — и позову Брая. Что он там наварил, не знаю, но надеюсь, это съедобно. Тебе надо поесть. И дай мне наконец телефон своего долбаного врача. Нужной записной книжки я так и не нашел; у тебя их там целый склад. Давай уже, прекращай разводить сырость! Поешь — и, может быть, сможешь уснуть еще? Тебе надо отдыхать. Дэбби приедет, увидит тебя, такого красавца, и убьет нас с Браем. Точно убьет… Роджер улыбнулся. — Не убьет. Не дам убить... — Он говорил в нос, как будто у него вдруг открылся сильный насморк. — Господи, в кого я превращаюсь, Дикки! Какая-то истеричка! Немного отойдя ото сна, Роджер застыдился своей минутной слабости. Теперь предположение, что его бросили одного в большом доме, показалось чудовищным и идиотским. Теперь… Минут пятнадцать назад так не казалось. … Его разбудил веселый смех Фреда, заливистый и хрипловатый. И Роджер тут же поверил, что эти последние дни были затяжным дурацким сном. Как же он только мог думать, будто Фред умер, если он здесь, прямо перед ним, хохочет над очередной сальной шуточкой?.. Возвращение к реальности было болезненным. Удаляющиеся смешки, упрямо звучавшие в ушах, сменились сводящей с ума тишиной. Мучивший его кошмар вернулся. Из глубины дома не доносилось ни звука, только за окном время от времени гулко и зловеще каркали вороны. Парней рядом не было. Неужели уехали, ничего не сказав? А может, снова сон?.. В эти мгновения Роджера одолело жуткое, парализующее чувство, будто он вдруг остался один-одинешенек на многие мили вокруг. Окончательно добила слабость. Дурнота и головокружение толкнули обратно в койку, предвосхищая порыв немедленно бежать вниз — убедиться, что ему просто чудится вся эта ерунда. Ноги подкашивались. Дыхание моментально сбилось. Роджер опустился на край кровати и понурил плечи, сполна ощутив тяжесть собственной никчемности. Страшная ненависть к самому себе заполнила душу. Слезы потекли по щекам. Блядь, всего-то сорок три, а уже превратился в какую-то развалину! Он улегся снова. Уткнулся в подушку, пытаясь подавить ощущение беспомощности и безысходности, но слезы стояли внутри комом — легче было дать им волю, чем позволить и дальше заполнять горло и грудь, давить на его многострадальное сердце. В таком-то состоянии его и обнаружил Дикки.***
Джон смотрел на страшно бледное лицо Роджера, стараясь холодным умом оценить его состояние. Хотя тот постепенно успокаивался и сам, пожалуй, капли все же не помешают. — Да ладно тебе, с кем не бывает! Ну что, пойдешь в туалет? Роджер кивнул. Джон встал и протянул ему руку. — Тебе помочь? Оказалось, это не так уж и трудно, подняться. И ноги почему-то больше не казались ватными. Очевидно, мимолетный прилив слабости и тошноты был следствием того, что он давно не ел. Роджер припомнил, что еще вечером отправил в унитаз ужин, да и обед тоже. В предшествующие похоронам три дня и вовсе кусок в горло не лез. Немудрено... Проводив его до ванной, Джон выскочил к лестнице и прокричал Брайану, чтобы тот принес лекарства.***
— Что тут у вас стряслось? — Всклокоченный Брай влетел в спальню как раз в тот момент, когда Роджер выполз из ванной. — Роджеру пора принимать лекарство — вот что, — бесстрастно пояснил Джон. — И надо бы накапать ему успокоительных капель. Родж, как ты? Может, ляжешь? — Он открывал аптечку. — Давай померяем давление? Я умею. — Не надо, все нормально. — Роджер в роскошном домашнем халате походил на аристократа с классического портрета. Он успел умыться и кое-как пригладить волосы. Теперь только очень уж бледный вид и круги под глазами не монтировались с великолепным королевским одеянием. — Вот капли. Все равно выпьешь — и ложись. Сейчас Брай принесет тебе кашу. — Джон накапал лекарство в стакан с водой и протянул Роджеру, успевшему снова залезть в кровать. — Блядь, каша! Каша на плите! — Брайан рванул на кухню со всех ног. Помимо воли Роджер начал смеяться прямо в стакан. Вода запузырилась, попала в нос. Родж закашлялся, фыркнул, потом еще раз, а потом, не в силах сдерживаться, засмеялся в полный голос. Взволнованный Джон поначалу не понял, что происходит. Только через пару секунд, недоуменно таращась на Роджера, который расплескивал по одеялу содержимое стакана, не выдержал и тоже принялся хохотать. — Блядь… Ты прав, Дикки, домохозяйка высшего класса! Кашу он варит! Ой, я сейчас умру! — Роджер скрючился, размазывая по щекам слезы, которые на этот раз были слезами веселья. Наконец стакан перевернулся, и вода вместе с успокоительным разлилась по кровати. — О, теперь мое одеяло будет абсолютно спокойно! И матрас не впадет в депрессию. Блядь, до чего же эта гадость вонючая! — Он принюхался к остаткам жидкости в стакане и постарался взять себя в руки. Оглядел роскошное ложе — по простыне и одеялу расползалось огромное мокрое пятно. — Все-таки замочили. Даже писаться не пришлось! — Его снова одолел хохот. — Только не умирай, придурок! — Джон, зараженный его истеричным ржанием, тоже загибался, как ненормальный. — А то кому эту кашу жрать, а? Сейчас, дай только Браю отскоблить ее от плиты. С голоду не помрешь! — Ой, не могу! Пошли вниз, посмотрим, что там соорудил наш заслуженный кашевар? Не поверишь, но я готов сожрать даже кашу, отскобленную от плиты. В последние дни разве что пил чай с печеньем… — Ну тогда вставай. Тебя подстраховать? — Джон подошел к Роджеру и придержал его за плечи, помогая подняться. — Я все-таки прихвачу с собой аптечку. На всякий случай. Пошли уже! Каша сама себя не съест. — И он снова прыснул.***
Бог оказался милостив. Пока Брайан бегал туда-сюда, овсянка не пригорела (ну, почти) и не убежала (ну, почти). Разве что слегка переварилась, но все равно оказалась вполне съедобной. Чайник только-только вскипел на плите, когда в кухню ввалились хихикающие Родж и Джон. — Ты чего приперся? Я бы тебе еду в постель принес. — Абсолютно серьезный и деловитый Брайан расхаживал по кухне с таким видом, будто проработал на ней уже лет пятнадцать. — Все нормально, каша не сгорела. — Брай сердито оглядел товарищей, которые сейчас напоминали нашкодивших школьников. Оба расхохотались с новой силой. — Брай, передник висит вон там. Обычно его надевает миссис Кэмпбелл. Не стесняйся, теперь он твой, — ерничал Роджер. — Тейлор, у тебя зубы лишние? — Огрызнулся Брайан одной из его же излюбленных фразочек. Однако полноценно изобразить «Роджера Тейлора в гневе» так и не смог. Ему тоже стало смешно. — А что? Я бы тебя сфотографировал и продал фото в газеты. Тогда ты бы навечно стал звездой среди домохозяек, милый. — Джон насмешливо подмигнул. — Суки! — Брайан упал на стул. — И чего вас обоих сюда принесло? — А то, что завтрак в койке сорвался, — сказал Родж, подавляя очередной приступ смеха. — Она мокрая. — Что случилось? — Хотя дурацкая веселость передалась и ему, Брайан по-прежнему не понимал ее причины. — Это все Родж. Заржал, перевернул стакан и… пролил все лекарство! — Джон не отставал от общего настроения. — Не он, так хоть его постель наконец успокоилась. Теперь ее придется полностью перестилать. Невозможно воняет валерианой и еще какой-то гадостью. Пришлось нам оттуда валить. — А чего ржете, как припадочные? — Так над тобой! — Роджер занял ближайшую табуретку и положил локти на стол. — Ты бы себя видел! Как побежал кашу спасать. Брай, это было незабываемо! Вот мы и пришли убедиться, что спасательная операция прошла удачно. Подавив в себе желание немедленно надавать засранцу по шее, Брайан поставил перед ним тарелку и выдал ложку. — Как видишь, вполне. Ешь давай, поросенок! Нет бы поблагодарить за спасение завтрака. — И медаль выдать? — Джон с хитрой улыбкой оперся спиной о косяк двери. — Ага, две медали. — Сделав вид, что ему плевать на колкости, Брай обратился к «поросенку»: — Тебе сок или чай? — Давай и то, и другое. Блин, как же я жрать хочу! А что еще у нас там есть? — Не иначе как в нем внезапно пробудился молодой, деятельный и вечно голодный Роджер Тейлор конца шестидесятых. Брайан заглянул в холодильник: — Ну-у… Есть бутерброды, но я бы на твоем месте пока не стал их есть. Рыбу тоже… О, а хочешь, я сварю яйца вкрутую? Тем временем Джон уже снова делал себе кофе. В кухне стало уютно и хорошо. Каша получилась по-настоящему вкусной, или это Роджеру просто казалось так с голодухи? Его мама всегда говорила, что аппетит приходит, когда выздоравливаешь. Значит, все будет хорошо. Все будет отлично… Роджер вздохнул. — Давай лучше по-фреддиному. Он любил всмятку, и я тоже люблю. Только не перевари!***
Через полчаса накормленный кашей, тремя яйцами всмятку и даже бутербродом с сыром, напоенный чаем, укрытый пледом и принявший наконец таблетку Роджер развалился на диване в гостиной, вяло переругиваясь с Джоном, который вновь приступил к поискам записной книжки с номером врача. По сложившейся за последние сутки традиции, Брайан убирал остатки хозяйского завтрака и мыл посуду. — Ты их все сложил в одно место, как понять, которая нужна? И вообще, важные номера должны всегда быть на виду. Вдруг какой-нибудь из них срочно понадобится, а Шерлока Холмса под рукой нет. — Джон без лишних церемоний предъявил ему гору записных книжек, которую до того демонстрировал Брайану. — Зачем тебе вся эта макулатура? — Там должна быть одна, в синей обложке… Эх, дай сюда — сам найду! — Забрав «макулатуру» к себе на колени, Роджер вскоре протянул Джону записную книжку и вправду с синей обложкой, на которой значилось: «Номера нужных телефонов». — Вот тут. - На первой же странице отыскались телефоны кардиологической клиники. Один из них был подчеркнут — номер лечащего врача, мистера Пибоди. Роджер выдал Джону предписания, что сказать, и затаился на диване в невероятном желании нырнуть с головой под плед. Очень уж он не любил все это. С самого детства. Но приходилось терпеть. Он бы и вовсе попытался отговорить парней звонить, но, во-первых, его состояние и впрямь было не ахти, а во-вторых, перепуганные Джон и Брайан в жизни бы его не послушали. — Алло. Доброе… — Джон глянул на наручные часы. — … утро. Я хочу поговорить с мистером Пибоди по поводу его давнего пациента...Здравствуйте, доктор…. Дальше Роджер перестал вслушиваться, думал исключительно о том, что теперь ему не избежать полного обследования. И еще о том, что Фред, в отличие от него, не боялся, хотя там врачи помогли мало, а ему, возможно, помогут. Хорошо бы разобраться с этим делом до Рождества… — Брай, иди сюда! — Прокричал Джон в открытую дверь гостиной. Брайан нарисовался тотчас. — Врач приедет в половине первого. Оставил строгие рекомендации: больному лежать, никуда его не отпускать, каждый час измерять давление, проверять пульс и записывая все на бумажке. Мистер Пибоди клятвенно обещал, что упечет этого засранца в больницу в самое ближайшее время. Ему давно пора пройти обследование. — Джон наградил Роджера гневным взглядом. — Скажи на милость, почему ты к врачу не ходишь? Он мне заявил, что собирался тебя госпитализировать еще год назад, только ты все отбрыкивался. А еще сказал, что тебе было велено появляться на приеме раз в три месяца. А ты с тех пор ни разу не был. — Родж, это правда? — Брайан вытер руки полотенцем и сел, укоризненно глядя на Тейлора. Тот потупил взгляд и не ответил ни словом. — Молчишь? Значит, правда. Ну ладно, дорогой, послушай-ка, что я тебе скажу. У нас впереди трибьют-концерт, который ты первый хотел устроить, так? Роджер нехотя кивнул. — Отлично. Так вот, мы его обязательно организуем, но ты к тому времени должен если и не решить свою проблему, то хотя бы вплотную заняться ею, а то хрен тебе, а не концерт. Знаю, это наглый и бесчеловечный шантаж, но извини, по-другому с тобой нельзя. Согласен, Дикки? — Еще как согласен! На том и договоримся. Давай сюда свою макулатуру. Может, включим телик, как нормальные люди? А то у меня впечатление, что весь мир вымер к черту. — Иди в жопу, Джон! Никакая это не макулатура. — Роджер принялся аккуратно складывать книжки одна на одну. Тот хмыкнул. — А что же тогда? Ты ведешь учет своих секс-побед или ставок на скачках? — Нет. Это дневники. Я еще со школы привык коротко записывать, что со мной происходило и когда. Вот смотри… — Порывшись среди вороха книжек, Роджер открыл одну и зачитал вслух: — «6-е февраля 1971 года. Парень, которого нам порекомендовали, оказался классным басистом. Фред сказал про него: «Редкий цветок». Сегодня впервые играли в новом составе. Он притащил отличный усилок…» — Родж поднял глаза на Джона. — Это про тебя, между прочим. Или вот еще. «27-е мая 1970…» Нет, тут всякая чушь… А, вот оно! «Название «Queen» для группы очень круто». — Ты что, записывал все, что происходило за эти годы? — Джон был поражен. — Ну, конечно, не все. Но старался не бросать. А ты заладил: «Макулатура-макулатура…» Наша молодость в этих книжках. — Роджер заулыбался, продолжая любовно перебирать свои архивы. — А вот совсем недавняя. — Он открыл ежедневник в кожаном переплете с красивым теснением. — «1987 год». Вот, например, тоже май. «4-е мая 1987 года. Чудовищная новость! Прентер опубликовал какой-то пасквиль на Фреда. В Гарден Лодж творится черти что. Я еле дозвонился. Фред обещал вылететь ко мне, как только сможет…» — Лицо Роджера вмиг потемнело. — Это когда вышла та вонючая статья. — Он кивнул на журнальный столик, где так и лежал выпуск «News of the World» четырехдневной давности. — Постой, Родж, ты же тогда был на Ибице с Дом и детьми. Как ты узнал о скандале? — Джон устроился в кресле рядом с диваном. Он, конечно, был в курсе той безобразной истории, но сейчас его впервые что-то смутило в ней. Только он пока сам не понимал, что именно. — Майами позвонил, — буркнул Родж в ответ. — Рассказал, что творится в Лондоне. Что Фред в депрессии и… вообще все плохо. Ну, я сразу на телефон. Долго же мне пришлось дозваниваться! В Гарден Лодж только одна линия, и она весь день была занята. К тому же Фред не горел желанием ни с кем говорить. Только… я ведь уже знал, что он болен. Не нужно быть «почти врачом», чтобы понимать, как подобные стрессы гробят иммунитет, а у Фреда с этим уже начались серьезные проблемы. Стал думать, как помочь, да так и не придумал ничего лучше, чем позвать его к себе. — Роджер опустил голову. Его трясло. Застарелая злоба снова всколыхнулась в нем, затмевая рассудок. — Ненавижу Прентера! Ненавижу! И насрать, что он загнулся! Если бы не эта сука… Он ничего не мог с собой поделать. По сей день Пол Прентер оставался для него тем, кто совратил Фредди, когда тот был в смятении и стоял на перепутье, а затем погубил его. Тем, кто едва не разрушил их дружбу и поставил под удар существование «Queen». Джон с Брайаном тревожно переглянулись. — Э-э… успокойся. Все давно прошло. Зачем так переживать? — Брайан погладил негодующего Роджа по ноге. — Просто ты не видел, что было с Фредом…