Июль, 1974 год
«Загорать» в больнице летом — ни с чем не сравнимое удовольствие! Еще большее удовольствие — делать это второй раз за два месяца. И безусловное наслаждение — делать это в то время, когда ты обязан находиться в студии и записывать новый альбом. К этому краткому списку «радостей жизни» совершенно бесплатно прилагались: отвратительное самочувствие, тяжелое восстановление после операции, строжайшая диета, уколы и капельницы. Такое везение — большая редкость. Тем более для одного человека. «Как будто нас кто-то сглазил», — заявил Роджер в прошлый раз, когда прибегал навестить Брайана. Сегодня он снова сидел на подоконнике в своих любимых рваных джинсовых клешах, по-дурацки мотал ногой и красноречиво мотивировал друга на скорейшее выздоровление. — Не ссы, Бри, все будет пучком. Не помер — и слава богу! Хотя очень даже собирался. Лично я чуть не обделался, когда ты в обморок грохнулся прямо в студии. Бледно-зеленая краска так живописно расцветила твое лицо, что я решил: «Все. Отыгрался Брайан навсегда. Его красивый, молодой и очень сексуальный труп будут хоронить с музыкой, а я положу в гробик его любимую гитару». Но ты оказался везучим сукиным сыном. Так что, не бойся. Выкарабкаешься! Тебе парни привет передавали вот та-а-акенный! — Роджер показательно развел руки на максимальную длину. — Обещали, что сами придут потом. А то весь наш табун сюда не пустят. Один я и то трачу месячный запас личного обаяния, чтоб к тебе таскаться. Ну чего еще рассказать-то? Фред продает остатки нашего старого барахла и постоянно мучает пианино. Сочиняет, сука, как Моцарт. Говорит: «Ничего-ничего, будет готов новый материал — Джек отстанет». Думаю, нас ждет куча шедевров. Правда, Нельсон, мудак, Фреду регулярно мозг выносит, но тот держится молодцом. Джон тоже чем-то занят. Паяет, наверное, хрень какую-то… Рукоблуд. О, мы тут фотографировались на днях! Для японской прессы. Журнал там у них какой-то музыкальный есть... Прикинь, нас японцы, оказывается, любят. О как! Без тебя странно как-то… ну да ладно. А то в газете написали, что кабздец группе «Queen». Не дождутся! Хуй им с горчицей! Вот выйдешь ты из своего заточения — запишем все. Пусть Шеффилды выкусят… Роджер и впрямь являлся в больницу каждый день — проверял моральное состояние Брайана, пытался хохмить, затирал разные байки — как собственного сочинения, так и откуда-то принесенные. Делился новостями. Его пускали всегда. Роджер Тейлор, надо отдать ему должное, мог проникнуть во все двери и щели. Ангельские синие глаза на пол-лица, длинные ресницы и море обаяния делали его важным оружием в борьбе за лояльность медперсонала. Здешние медсестры активно строили ему глазки, кормили вкусностями и постоянно спрашивали у Брая, когда в следующий раз придет его хорошенький друг. — У меня тут брали интервью. Один придурок по имени Робби Кац. Сидел, пялился-пялился на меня. Я ему про культуру и искусство, про то, что мы записываем гениальный альбом, а он только кивает: «Да-да», чай прихлебывает и глазами меня пожирает. Вышло интервью в журнале — я чуть со смеху не помер! Этот мудила только и знает, что моими ресницами восхищаться. Я ему что, какая-нибудь блондинка с коровьими глазами? «Глаза Роджера то, глаза Роджера се… ах, какие у него длинные ресницы! А улыбка!» Влюбился что ли? Знал бы, что он такой извращенец, никакого интервью бы не дал! Сказал бы: «Иди отсюда! Никогда в жизни никаких интервью не держал, не говоря уже про то, чтобы их кому попало раздавать!» Так-то вот!.. Брайан, получив все причитающиеся ему от национальной системы здравоохранения процедуры, еле живой лежал в постели и улыбался этим нелепицам. Бесконечная трепотня Роджера развлекала его и хоть немного разгоняла черные тучи, но омут депрессии по-прежнему затягивал. Брай понимал, что больше не может. Что у него нет никаких сил противостоять бесконечным проблемам, которые раз за разом вставали перед ними глухой стеной. Позавчера в больницу наведался Барри Шеффилд — один из владельцев «Trident Studios». Его визит, оставивший запах дорогого одеколона и страшное, щемящее чувство собственной никчемности, стал последней каплей, которая переполнила чашу тоски. Чашу, которую за последний год Брайан испил до дна. Жить не хотелось. Шеффилд прямым текстом объяснил, что «Trident» их сотрудничество больше не выгодно. Что бесконечные проблемы, болезни и конфликты стали для них с Норманом настоящей костью в горле. Что потери в разы больше, чем прибыль, и он может доказать это, предъявив счета. В общем, мистер Мэй, компания посчитала, что в сложившихся обстоятельствах всем будет лучше, если вам в кратчайшие сроки подыщут замену — для записи альбома и масштабного гастрольного тура по Британии и США. Конечно, окончательное решение будет принято с учетом мнения группы, но он, Барри Шеффилд, посчитал своим долгом заранее предупредить Брайана, чтобы тот подумал о своем будущем, тем более свободного времени у него предостаточно. В благоразумии господ Меркьюри, Дикона и Тейлора он лично не сомневался. Теперь Брайана преследовало ощущение, будто об него вытерли ноги, а после выкинули к чертям без сожаления и без стыда. Каким бы гениальным гитаристом ты ни был, дружок, сломался — значит, больше не нужен. Не иначе, как сам Бог не хотел, чтобы он, Брайан Мэй, занимался музыкой, и очень настойчиво намекал на это. Трудно было не услышать и не понять, что его музыкальная карьера — это пустая трата времени. Путь в никуда. Первый серьезный звонок от Бога он получил еще полгода назад…***
Январь, 1974 год
— Господа участники группы, угадайте, что я собираюсь вам сообщить. Мы едем на гастроли! И знаете, куда? — Фредди сделал торжественное лицо, будто он — актер Королевского театра. Сэр Лоуренс Оливье, никак не меньше. — Не знаем. В какую-нибудь жопу мира? — Роджер сосредоточенно подкручивал хай-хэт и был явно не рад, что его отвлекли. Да и вообще после вчерашнего веселья пребывал в откровенно дурном настроении. — Вы почти угадали, мистер Тейлор. Эта «жопа мира» называется Австралия, а точнее Санбери. Все слышали о такой точке на карте? Нет? Ну, это ваши проблемы. Нас пригласили дать два концерта на «Sunbury Pop Festival». Вот так! Мы не только самые крутые новички этого сезона — мы теперь считай что звезды! — Фредди продолжал кривляться. — Только мне сообщили, что там какая-то эпидемия, так что, придется сделать прививки. Для нашей же пользы. Эх, Австралию посмотрим! Не знаете, а кенгуру кусаются? — Кусаются, лягаются. Могут даже запихнуть тебя в свою сумку и унести в пустыню на прокорм другим сумчатым и парнокопытным. Это я тебе как биолог говорю. Роджер закончил с настройкой и сделал пару пробных ударов, от души нажав на педаль. Что ни говори, а новость о том, что их ждут новые гастроли, поездка в далекую страну и возможные приключения, ощутимо смягчила его упрямый нрав. — Австралия далеко. Заебемся лететь. — Джон как всегда подходил к делу с практической точки зрения. — Ну, Австралия так Австралия. Хорошо, не Папуа-Новая Гвинея, — Брай вздохнул и повесил на плечо ненаглядную «Red Special». — Господа музыканты, звезды вы недоделанные, давайте уже репетировать! А то мне еще потом тетради учеников проверять.***
Следующую неделю они провели в спешных сборах: оформляли документы, выбивали внеплановые отпуска на работах, выясняли, чего бы этакого привести из Австралии и что можно ввозить туда, какая там погода в январе (из британской промозглой зимы в жаркое лето — что может быть лучше!) — словом, погрузились в эти хлопоты с головой. За день до отлета всем четверым были сделаны необходимые прививки — на всякий случай. Сделали всем — не повезло одному Брайану. В Хитроу он приехал уже с температурой 39. Место укола покраснело и чесалось. Сложив дважды два, Брай догадался, что дело в прививке. Инфекция. Не иначе как занесли нестерильным шприцом. Отменять что-либо было поздно — организаторы фестиваля полностью оплатили их выступление. Брайана напичкали антибиотиками и посадили в самолет. По дороге рука жутко опухла. По прибытии Брай еще дня два отлеживался в номере, пытаясь прийти в себя. В Санбери местный врач осмотрел «результат врачебной ошибки», выписал еще антибиотики, пожелал удачи и сказал, что если опухоль не спадет, может начаться некроз тканей, тогда руку придется ампутировать. «Но если воспаление уйдет, считайте, что вы, мистер Мэй, родились под счастливой звездой». — Херовая какая-то звезда, не находишь? Если бы ты и вправду родился под счастливой, хрен бы тебе так свезло, — это Роджер, таща Брая в номер, рассуждал о превратностях судьбы. — Ну ничего, сейчас сдам тебя Фреду с рук в руки — пусть он тебя лекарствами поит и температурку меряет. Выдам ему градусник и эту… как ее… клизму. Вот. — А клизму зачем? — Ты что, не знаешь? Когда температура высокая, самое лучшее дело — это клизма. Влить в тебя, например, литра три водички. Вода там, внутри, согреется, закипит, паром выйдет через жопную дырку — и природе польза, и температура твоего тощего тела нормализируется. — Родж, ты такое трепло! — Даже находясь в легкой прострации от многочисленных уколов, Брайан не мог не рассмеяться. Однако на месте их ждал еще один «сюрприз сезона», узнав о котором Роджер повесил на дверь общего номера Мэя и Меркьюри бумажку: «Лазарет. Не входить. Убьют». Фредди долго терпел, но и его болевой порог был не безграничным. В самолете у него разболелось ухо. Думал, от перепадов давления. Пустяки, бывает. Пройдет за пару часов. Однако боль не унималась, а наоборот, росла, пока не стала нестерпимой. Он уже заглотил пару таблеток обезболивающего — мертвому припарка... Пришлось вызывать врача и Фредди. Тот выписал еще один рецепт на антибиотик и посоветовал нежным британским артистам с хрупким здоровьем впредь воздержаться от резкой смены климата и не летать на другой конец Земли. Через два дня было запланировано первое выступление. При этом половина «Queen» валялась в номере в состоянии нестояния. Распухшая рука Брайана еле работала. Фредди не слышал одним ухом... — Пиздец. Посмотрели на кенгуру. Приобщились к местному колориту, — кисло резюмировал Роджер. На улице стояла адская жара. Солнце жарило нещадно, и, выскочив разок в соседнюю лавочку за бутылкой местного вина, Родж чуть не слег тоже — с солнечным ударом. Санбери оказался глухой дырой. Ни о какой группе «Queen» здешняя публика не имела представления. В основном, в программе фестиваля значилась всякая поп и народная музыка, да и звуковая аппаратура была родом из прошлого века. Их первый и последний концерт прошел отвратительно. Сопровождавший группу Нельсон рычал, как дикий зверь. Хотя организаторы расстарались и привезли заграничных музыкантов в двух роскошных белых лимузинах — публику это только разозлило. Местное население капитально набралось алкоголя и плевать хотело на непонятных англичан. Пока команда полуинвалидов готовилась к выступлению, какие-то придурки залезли на сцену и стали показывать задницы. Этот неожиданный «разогрев» окончательно довел зрителей до белого каления. Концерт закончился свистами и криками. Хорошо, не закидали помидорами. Такого приема не ожидал никто. Фредди, не выдержав, рявкнул в микрофон: «Ничего! В следующий раз мы приедем сюда Группой номер один в мире! Запишите мои слова, придурки!» Позднее в номере Роджер бегал от стены к стене: — Блять, да что за херня-то такая?! Все, улетаем отсюда нахер! В гробу я видал эти гастроли, эту гребаную Австралию, этих кенгуру, этих недоделанных деревенских идиотов, эту жопу мира! Еще не хватало, чтоб мы тут все передохли. — И какие у тебя конструктивные предложения? — Джон пристально рассматривал обломанный ноготь. — Какие-какие... Полетели домой! — Обратные билеты забронированы. Вылет только через пять дней. — Пойду к Нельсону. Скажу, что двое из нас болеют, что аппаратура — полное говно, публика — ебланы, организаторы — придурки. Это, блин, не гастроли, а издевательство! — Про последнее лучше не говори, — меланхолично посоветовал Джон, не отрываясь от своего важного занятия. — Все равно не поймет. Через полчаса Роджер, молчаливый и очень собранный, вернулся в номер. Его губы были сжаты в нитку, в глазах виднелась холодная и злая решимость. Джон внимательно посмотрел на него. — Ну что, нашел правду? — Сколько у тебя денег? — спросил Роджер, пропустив адресованный ему вопрос мимо ушей. И тут же скомандовал: — Выгребай все. Я пошел за билетами на самолет. Брай с Фредом уже отдали все, что у них было. Полетим за свой счет. Пошел этот жмот Нельсон куда подальше, и вся эта вонючая лавочка «Trident» вместе с ним! Я не хочу, чтобы Брай тут подох или без руки остался. Джон вывернул кошелек и все карманы — денег оказалось немного, но на обратный билет должно было хватить. На следующий день парни улетели домой.***
Июль, 1974 год
Теперь Брайан лежал в клинике Королевского колледжа и раздумывал, что же ему делать дальше. Он любил звездное небо. Любил астрономию и физику. Он почти дописал докторскую. У него были все возможности в научной сфере, вот только… … только музыку он любил больше. Неизмеримо больше. Его гитара позволяла безо всяких космических кораблей путешествовать к самым отдаленным уголкам галактикам, разговаривать со звездами, входить в резонанс с Вселенной. Музыка была самой важной частью его жизни. Не простым увлечением или способом заработать, а особым состоянием души, в которое он погружался на каждом концерте. Его слушали, затаив дыхание, десятки, сотни человек, в Штатах — тысячи. Невероятное, неописуемое ощущение — просто раз, и улетел на десятки световых лет вместе со зрителями и с парнями — его самым надежным и самым любимым экипажем. С ними было не страшно. С ними было надежно. Даже когда он узнал, что болен гепатитом, и испугался, что мог заразить кого-то из гастрольной команды, или ребят из «Mott the Hoople», или журналистов… Десяткам людей должны были поставить прививки от гепатита, а Брайан чувствовал себя носителем этой страшной заразы, которую невольно распространял. Фредди тогда сказал ему, что он — придурок, что ни о какой его вине и речи идти не может, что в жизни бывает разное и невозможно всего предусмотреть. И потом, гепатит — не смертельный вирус, от которого все эти несколько десятков человек гарантированно погибнут в тяжелых муках! Хотя… тут Фредди покосился на проходившего мимо Нельсона и украдкой заметил, что «некоторым так и поделом». Первые дни Брайану было настолько хреново, что он с трудом припоминал, как прилетел обратно в Лондон, но вроде все обошлось. Шесть недель на больничной койке — и можно возвращаться к работе! А даже если не очень-то и можно, то однозначно нужно. Нужно позарез. При первой же возможности Брай смылся из больницы и присоединился к ребятам на студии «Рокфилд» в Южном Уэльсе. Недели две он честно пытался полноценно работать — ничего не получалось! То и дело накатывала тошнота, иногда до рвоты. Брайан едва выдерживал короткие сессии, потом подолгу отлеживался. Парни то и дело порывались отправить его к врачу — не тут-то было: — Фигня! Я не заразный. Это последствия болезни. Остаточные явления, мне терапевт говорил, что так бывает… Потерплю немного — и все пройдет. И вот, дотерпелся. До обморока. Беда не приходит в одиночку. Когда насмерть перепуганные Фред, Родж и Джон вызвали скорую, все оказалось совсем не радужно. На почве недолеченного гепатита обострилась старая язва, так что череда совершенно ужасных событий продолжилась срочной операцией и подозрением на внутреннее кровотечение. Тут у любого сдадут нервы. Кто бы что ни говорил, Брайан беспощадно корил себя за то, что он уже в который раз подводит товарищей — гастроли сорвались, теперь срывалась запись альбома. Карьера… да какая к черту карьера после всего этого! До приезда Шеффилда он еще как-то держался, но теперь оставалось единственное — сказать парням, чтобы соглашались на все и не геройствовали понапрасну. Не рисковали своим будущим из-за его бесконечных болячек. А он… он, наверное, снова пойдет преподавать. В школе «Стокуэлл Мэнор» его всегда ждут с распростертыми объятиями. Еще у него полставки в лаборатории «EMI Electronics». Не пропадет! Допишет диссертацию — порадует отца. Кстати, отец заходил на днях и всецело поддержал его намерение бросить к чертям эту идиотскую музыку. Все одно к одному. Конечно, он с тоски подохнет, да и группа будет уже не та... но что поделаешь? Он твердо решил, что поговорит с Роджером, когда тот по обыкновению примчится под вечер. Вот только вместо Роджера на пороге его палаты неожиданно появился Фредди. Как-то рассеянно поздоровался, сел на край койки и внимательно посмотрел на Брайана, у которого тут же подскочил пульс и в горле встал противный комок. Достаточно было взглянуть на бледного, странно тихого Фреда, чтобы понять: что-то случилось. Что-то отвратительное. Такое, что Фреду самому поперек глотки. То, что рано или поздно должно было случиться. Сомнений быть не могло. Группа нашла нового гитариста, и Фред пришел, чтобы сообщить об этом. Фредди взял ставшую совсем тонкой руку Брайана, успокаивающе погладил запястье, улыбнулся и проговорил: — «Trident» перенесет выпуск альбома на два месяца. Я договорился. Ты нормально отлежишься, восстановишь силы, а пока мы — я, Дикки и Родж — запишем свои партии, тебе место оставим. Я у Роя уточнил, он сказал, что это геморройно, но вполне реально. Завтра Родж тебе гитару принесет — начнешь свою часть материала потихоньку сочинять. Все будет хорошо, парень. Нет, не так — все будет отлично! — Губы Фредди снова растянулись в улыбке. — Не думал же ты, что мы тебя кинем? Ты ж гений! Мы без тебя не «Queen», а кусок говна. Так и знай. И чего ты тут сопли распустил? Бри, мы тебя, засранца, любим! Играть без тебя не можем, да и не станем. Брайан смог только кивнуть. По его лицу ручьями текли слезы облегчения и счастья. — Вот видишь, а ты боялся! Так мы тебя и отпустили астрономией заниматься! Держи карман шире! Мы сами будем звездами, пусть нас потом изучают. Понял? Ну вот. Я недавно познакомился с одним парнем из «Elektra» — новое приобретение Ронни Касса*. Они там что-то мутят для «Warner Brothers» как раз на студии «Trident». Этот парень, Миннси, сказал, что попробует разведать, как нам расторгнуть сраный контракт с Шеффилдами. У него знакомств много. Еще есть на примете один хороший юрист. Может, что и получится сделать... Брайан вытер глаза. — Фред, а как тебе удалось… ну… договориться? Лицо Фредди потемнело, как будто набежала туча. — Неважно. Договорился и все тут. Я же звезда в конце концов! Мне никто отказать не может, — он резко поднялся на ноги. — Парни уже в курсе. Завтра оба к тебе заявятся, так что предупреди медсестричек, чтоб надели трусы покрасивей и завили кудряшки. Я пойду, у меня еще одно дело. В общем, ты меня понял? Шли все дурные мысли к херам и берись уже сочинять. Нам трех песен не хватает...***
27-е ноября 1991 года
— … А через пару недель Фред впервые показал мне «Killer Queen». Материала тогда было мало, и Роджер со своим «Сердечным приступом» тянул... Меня тогда из больницы уже выпустили, но велели дома отлеживаться. После гепатита все очень медленно заживало. Ну вот, однажды пришел ко мне Фред, сел за пианино и разом сыграл готовую песню. А потом, весь сияя, заявил, что это будет суперхит. И ведь не ошибся... — И у тебя не возникло никаких мыслей, как он тогда это провернул? — Знаешь, я подумал, что он как-то аргументировал свою позицию. У него вообще хорошо получалось договариваться. — А то, что он нашел Майами, и тот махом придумал, как нас с «Trident» развести, а денег за работу не требовал. Это тебя тоже не удивило? Брайан на секунду замялся. — Фред умел как-то... выстраивать отношения и гасить конфликты. Я думаю, он просто объяснил Шеффилдам, что вы не будете без меня работать. Деньги вложены, делать нечего — они пошли на уступки... — Мда... — Джон покрутил чашку в руке и поставил на стол. Недопитый чай почти остыл. Брай с Джоном продолжали сидеть на просторной кухне, молчать и думать каждый о своем. Вдруг дверь приоткрылась. В проеме предстал взлохмаченный сонный Роджер в коконе из пледа и, оглядев обоих близорукими сердитыми глазами, заявил: — Вот суки! Мало того, что без меня чай пьют, так еще окно не закрыли. Я задубел к чертям. О чем треплетесь? — Да вот, рассуждаем о мировой стабильности и балансе. И вспоминаем, каким ты в молодости придурком был, — Джон многозначительно хмыкнул. — Хотя чего там, каким был, таким и остался.