***
Вольф нагнал его уже в коридоре. На вопрос ожесточённо работающего челюстями Ягера, как ему удалось отмазаться от «этой женщины» Хайн лишь отмахнулся, сказав, что достаточно было попытаться выдавить из себя на ломанном-переломанном русском «Ош-шень вкусно» и «проблема» самоустранялась сама, потрепав его по щеке и умиляясь начитанности немецких мехводов. Клаус взял себе на заметку эту идею и задал вопрос, мучающий его с самого утра: — Когда и где встретимся? Я про спор. Хайн как-то странно улыбнулся и ответил: — В полдень, в твоём кабинете. Разглядывая ангельскую улыбку и честные-пречестные глаза, было ясно — с Хайном что-то не так. — Ну и чё лыбимся? — приподняв бровку, невозмутимо поинтересовался Ягер. — Да так… Вспомнил твоё фигурное лежание под столом… — усмехнулся в усы Вольф и невинно захлопал глазками. Клаус хотел съязвить, но сдержался. Вместо этого он шикнул: — Иди уже, готовься… — и отмахнулся от мехвода, как от назойливой мухи. На том и разошлись.***
Клаус Ягер снова крутился перед зеркалом. На этот раз — на каблуках. Причём не просто стоял, а отчаянно кокетничал с самим собой, видимо разыгрывая в театре одного актёра сценку из недалёкого будущего. — Надеюсь, ты будешь не против? — обольстительным тоном начинал он, вставая на одно колено и доставая воображаемое кольцо. — Ах, Клаус, это так романтично, — Ягер запрыгивает в туфли и прижимает руки к груди, потом к щекам. В зеркале отражается его умилённо-влюблённая физиономия. — Неужели ты делаешь предложение? Мне? О Господи, я и мечтать о таком не могла! — он нарочито делает голос тоненьким и добавляет в него истерично-восторженные нотки. Клаус быстро вылазит из женской обуви и вновь встаёт босиком на одно колено. Смущённо и одновременно довольно жмурится и протягивает ладонь к воображаемой ручке собеседницы. — Я тебя люблю и не намерен делить с кем-либо ещё. Скажи, ты выйдешь за меня? — Ja, ja, natürlich! Да!!! — добавляет по-новой запрыгнувший в туфли Ягер по-русски. Он помнит, что его симпатия русского происхождения и, наверняка в минуты эмоционального всплеска выражается на своём родном языке. Ягер, играющий Ягера, встаёт с колена и обвивает талию девушки руками, притягивая её к себе. Клаус в роли Ани отчаянно краснеет и одновременно прыгает от счастья. Правда, на практике повторить возможное действие Клаус не рискнул — слишком уж короток опыт знакомства с каблуками и не хочется доверять им свою жизнь. Но отметив про себя пункт, где Аня подпрыгивает на каблуках от радости, Ягер обвил шею себя руками и потянулся к губам себя же. Резко рванувшись, Клаус конечно же навернулся и рухнул в объятья пола с высоты восьми сантиметров. Поставив туфли на место перед зеркалом, Ягер потёр ушибленное место, вскочил, схватил ближайший отчёт со стола и торжественно его захлопнув, произнёс: — Можете поцеловать невесту! Вновь вскарабкавшись в каблуки он, уже в образе невесты, потянулся к своему отражению, вытянув губы трубочкой и мечтательно прикрыв глаза. План свадьбы начал корректироваться в голове штандартенфюрера и обрастать деталями, как вдруг… — А вот и… Ягер, ты меня пугаешь! — в комнату, подпрыгивая от нетерпения, вошёл Хайн. Согласитесь, увидеть своего друга и начальника, целующегося с собственным отражением — странно, как минимум. Облокотившись на дверной косяк, Вольф заинтересованно окидывает взглядом своего друга с ног до головы, уделяя особое внимание ногам и то и дело похохатывая. — Ржёт он тут… — пробурчал себе под нос Клаус. — А чё ржём?! Где твои туфли?! — уже во весь голос рявкнул он. Хайн застыл с дебильным выражением лица, а потом выдал: — Да знаешь ли… Я считаю тебя великим бойцом, моё уважение не знает границ… В общем, ты выиграл! — быстро закончил он и пока до Ягера доходил смысл сказанного и он отрывал свою челюсть от пола, чтобы сказать всё, что думает о мехводе, тот втихушку сделал пару снимков неизвестно как появившимся из-за спины фотоаппаратом. А после улыбнулся, как научила мама — как истинная падла и, заливисто ржа, выбежал в коридор. Клаус похромал за ним — мстить. В тот знаменательный день солдаты, увидевшие следующий момент, до конца жизни лечились от заикания. Посреди коридора стоял Клаус Ягер собственной персоной — и не просто стоял, а на каблуках! — а вокруг него скакал и ржал конём Вольф Хайн, его мехвод. Среди реплик, которые проскакивали между накатывавшими волнами дикого неконтролируемого хохота, то и дело мелькали как и просто фразы типа: «Девушка, а можно с вами познакомиться?», так и совершенно неодекватные: «Цок-цок, у него появилась она. Цок-цок, был пацан и нет пацана!» или «На лабутенах, да! И в офигительных штанах!», намекающих на закатанные до середины лодыжек брюки. Мда уж… Штандартенфюрер S III хромал по кругу (как маньяк какой-то…) за загибающимся от нечеловеческого ржания напарником. На рык первого — Отдай фотографии! — второй отвечал, помахивая просыхающими фотокарточками: — Подарю тебе на свадьбу! - и продолжал наматывать вокруг Ягера круги, заливисто ржа. Остановившись на безопасном отдалении от ковыляющего к нему Ягера, Вольф просмотрел карточки и даже присвистнул. — Слушай, твоя фотогеничность не знает границ! Может, тебе лучше в модели пойти? Ты прекрасно смотришься на каблуках. Клаус остановился так резко, что чуть не вылетел из туфель. До него только сейчас дошла одна такая ма-ахонькая мысль… — Что-о-о? Что ты сказал про свадьбу?! Откуда ты знаешь?! - Тю, дурный! — протянул Вольф оборот, явно позаимствованный с украинского языка. — Твоё воркование слышало полкоридора! Занятый разглагольствованиями, Хайн чуть не пропустил тот момент, когда Ягер оказался в опасной близости и еле успел перебежать Клаусу за спину. — Ну девушка, ну давайте познакомимся!.. — почти проныл он. — Или потанцуем? Глядя, как Клаус медленно, но неумолимо разворачивается, Вольф, подёргиваясь в конвульсиях от смеха, пропел: — Ваш танец был похож на карате! Вы ногу мне травмировали вальсом! * — и побежал прочь от берсерка по имени Клаус Ягер, довольный фразой. За что, собственно, и получил***
Этим вечером порядком уставшая Аня, выйдя из душа, услышала стук в дверь. За ней оказалась новая коробка и букет цветов, лежащий на ней. К ленточке, связывающей цветы, была прикреплена записка. «Гипсофилы. Означают чистоту и невинность. Думаю, они тебе понравятся.» В коробке лежали два огромных пушистых полотенца и махровый белый халатик с пояском. В коробке также нашлась записка. «Мечтаю дарить тебе тепло, как и эти вещицы.» Прочитав коротенький текст, Аня улыбнулась — отправитель явно влюблён в неё и причём очень сильно, ровно настолько же, как и стесняется признаться ей в своих чувствах вживую. Халат опустился на плечи и идеально обхватил собой хрупкую фигуру девушки. Ткань нежно заструилась по телу, укрывая его. Да, подарок был хорош — отправитель как будто знал и видел её фигуру без мешковатой формы остарбайтера. И тут в голове Ани всплыл один нагловатый тип, который вполне мог разглядеть и запомнить все изгибы её тела…