Как влюбить в себя девушку за...

       Она пришла и поселилась в нём, где-то за рёбрами, возле сердца. Она течёт по его венам и улыбается под его кожей. Улыбается красиво, по-настоящему, и хотя Ягер видел такую её улыбку всего один раз, он запомнил её на всю жизнь. Она улыбнулась Ивушкину, когда думала, что их никто не видит. Улыбнулась совсем по-детски. У неё ямочки, такие милые. Клаусу так хочется их поцеловать. Да она сама ещё ребёнок.Если только можно представить ребёнка с опалённой войной душой.        Клаус не заметил тот момент, когда ему стало небезразлично, пойдёт ли с ним разговаривать с пленными Аня, или же это будет кто-то другой. Собственно, сейчас та секунда для него больше не имеет абсолютно никакого значения. Важным остаётся только ожидание, когда она заметит тот факт, что она ему небезразлична.        Да, Клаус Ягер был нацистом, но это не мешало ему быть и джентельменом. А джентльменская часть подсказывала ему, что действовать нужно решительно, пока его ангела не увёл хотя бы тот же русский танкист. Также она подсказывала, что даме сердца нужно дарить подарки. Поэтому как-то утром Аня, выходя из своей комнаты, чуть не растянулась на полу коридора. Виновницей праведного Аниного гнева стала средних размеров коробка. На ней была записка, чуть не слетевшая от толчка в путешествие по коридорам штаба, в которой было написано всего одно слово: «Ане». Написано было русскими буквами, но… Не по-русски. Вряд ли русский написал бы букву «н» в виде безупречно ровной арки с небольшими рожками по бокам.        Аня огляделась по сторонам и внесла коробку к себе. Клаус беззвучно выдохнул и отстранился от стены, в которую вжался всем телом, но только после того, как дверь за переводчицей захлопнилась.        В коробке оказалось платье. Оно было пошито из ткани нежного голубого цвета, прямо как небо в безоблачный день. Аня, конечно не знала имени таинственного отправителя, но была ему безмерно благодарна. Этот человек как будто знал её наизусть — платье село как влитое. Оно просто идеально подчёркивало тонкую талию, открывало взору лебединую шею и, благодаря своей длине до колен, изящные лодыжки, а также, что немаловажно, скрывало выпирающие бедренные косточки. В каморке, где живёт Аня, довольно мало места, но всё-таки есть и другие предметы интерьера, помимо кровати, стола, стула и тумбочки. Один из них — зеркало. Большое, красивое, в резной раме — настоящая мечта антиквара. Серьёзно настроенная, переводчица принялась за примерку.        Пока девушка, довольная своим отражением, кружится перед зеркалом, Клаус Ягер стоит за дверью и, затаив дыхание, с жадностью ловит взглядом каждое её движение. На лице расплывается довольная ухмылка — она не отвергла подарок, не вышвырнула его, а оставила, да ещё и так беспечно кружится в этом прекрасном платье, которое он долго и придирчиво разыскивал по всем магазинам городка, возле которого располагается S lll. Конечно, в тот день продавцы то и дело бросали на него подозрительные взгляды, но зато результат того стоил — Аня снова улыбалась — беззаботно, по-детски, как умеет только она одна, и ради этой самой улыбки Ягер готов пойти на всё — начиная с мира с Советским Союзом и заканчивая тем, чтобы подойти и отвесить фюреру подзатыльник.        Глядя в щёлку между дверью и косяком и оперевшись рукой об этот самый косяк, размечтавшийся Клаус, попеременно краснеющий и пускающий слюни, не заметил звука шагов по коридору. Но закон подлости на то и закон, чтобы всегда выполнятся, и поэтому шаги замерли, а после…        — Герр Ягер! — воскликнул Тилике на добрые полштаба. — А что это вы тут делаете?        От звука голоса Ягер едва не получил разрыв сердца, подскочил на столь же добрые полметра, нехило приложился головой об косяк и чуть не выпал весь такой красивый прямо в комнату к Ане, попутно повстречавшись лбом с дверью. Перед тем, как отскочить от неё, Клаус смог разглядеть, как девушка обернулась на вопли и грохот соприкосновения его несчастной влюблённой головушки со всеми деревянными поверхностями неподалёку от её двери и явно собиралась проверить, не происходит ли где поблизости военных действий. По этой, и только по этой причине, и ни капли не от страха быть пойманным на месте преступления, Клаус в один скачок добрался до офицера и, схватив того за шкирку, стал быстро удаляться из потенциально опасного квадрата. Когда Аня приоткрыла дверь и выглянула в коридор на предмет выявления источника шума, в округе никого не оказалось, только мелькнул в конце коридора и скрылся за углом взмывший в воздух носок ботинка Тилике да откуда-то уже издалека доносились возгласы «А куда мы идём?» и «Герр Ягер, вы что — подглядывали?!» и истеричное «Заткнись!!!»        Девушка лишь пожала плечами и, хмыкнув себе под нос «Занятно…», поспешила вернуться к себе в комнату. Кто ж знал, что на этом сюрпризы этого дня ещё не закончены?        Чуть позже в штабе.        То, что Тилике молчать не умеет, Клаус знал уже давно. За то, что тот видел его в довольно компрометирующей ситуации одного не в меру любопытного и болтливого офицера давно уже следовало придушить собственными руками, да нельзя — начальство ругаться будет. Поэтому Ягер, отволочив за воротник активно сопротивляющуюся и норовящую сбежать тушку к себе в кабинет, поставив её перед собой и грозно зыркнув на неё (ибо незь есмь рыпаться, Клаусяша этого не любит!), ограничился лишь устным выговором. Вновь окинув подчинённого суровым, истинно Ягеровским взглядом и напоследок сообщив, что если о событиях сегодняшнего дня узнает хоть одна живая душа, а в особенности — остарбайтер-переводчица русского происхождения, то морозить Тилике сопли на русской чужбинушке, на передовых линиях фронта, Клаус всё-таки отпустил того с миром и пенделем под зад. В том, что офицер Тилике думает, что бессмертен, Ягер убедится на следующий день, а пока напряжение постепенно спадает и оставляет Клауса наедине с бутылочкой коньяка.        Конечно же, держать язык за зубами Тилике не умел. Поэтому в следующий час после того, как вышел живым из кабинета наземного Дьявола, он успел найти компанию солдат, что были непротив пойти полюбоваться на красоту русской национальности в окошко. А Тилике взял себе на заметку, что это неплохой вариант проведения досуга — конечно, если Ягер не видит.        Вечером этого же дня.        Отряд любителей неприличного слежения, возглавляемый Тилике, стайкой слонов крался во тьме к светлому прямоугольнику окна на первом этаже. Аня как раз принимала водные процедуры, поэтому не могла заметить размер надвигающегося к ней ахтунга. А вот бдительный Ягер, не доверяющий ничьим словам, заметил. Скрываясь, аки профессиональный ниндзя, он бесшумно (в отличии от самих солдат) следовал за компашкой с явно недобрыми умыслами.        Стоило парням расположиться под окнами в засаде, как дверь ванной распахнулась и в комнату вошла Аня, обмотанная коротким полотенцем и расчёсывающая руками влажные волосы. «Не забыть подарить ей большое хлопковое полотенце, можно и не одно…» — мысленно поставил себе в голове напоминание Ягер, заливаясь краской. Солдаты под окном пришли в движение. Распутав непослушные пряди, девушка подошла к окну открыть его и впустить в помещение ночной воздух. Если бы она захотела посмотреть на потрясающий вид, открывающийся ей из окна, к утру число немецких солдат сократилось бы на шесть человек — за двумя хлипенькими кустиками, слегка колышущихся от ветра и не только, торчало шесть… поп. Но Аня не приглядывалась и это отсрочило момент смерти нескольких сотрудников лагеря S lll. Правда, ненадолго. Пока Ягер мысленно подсчитывал количество патронов в его «Парабеллуме», девушка, собирающаяся готовиться ко сну, уже готовая снять с себя полотенце, внезапно даже для самой себя глянула в зеркало — и увидела там балдеющего Тилике, положившего руку на подоконник со стороны улицы и подпирающего этой рукой мечтательную мордаху. Такого даже крепкая русская нервная система выдержать не могла.        — Тилике?! АХ ТЫ Ж СВОЛОЧЬ!!! — закричала Аня и подумал Клаус и швырнула в размечтавшегося офицера первым, что попалось под руку. Этим чем-то оказалась увесистая книга по немецкой грамматике. Пухлый томик впечатался точно в лицо потерявшему бдительность немцу — всё-таки у русских меткость всегда была на высоте, и пустился наутёк, по пути выкрикивая в ночь «Ну так не я же один!» и «Почему чуть что, так сразу — Тилике?.        Когда девушка успокоилась и выключила свет, Клаус подождал ещё минут двадцать, а после подошёл к её окну и положил к ней на подоконник наверняка важный для неё томик, подобранный неподалёку, и букетик простых полевых цветов, обвязанных красной лентой. В знак извинения за себя и своих коллег.        — Такого больше не повторится, обещаю, — тихо шепчет он в тёмные окна и, беззвучно ступая по траве, уходит.