— Это было самое тупое решение, которое ты могла предпринять, — выразился ведьмак, скрепя от злости зубами. Геральт недовольно покосился на друга, потирая рукой спину. Ламберт таки сорвался, но не прирезал пигалицу, как грозился изначально. Вместо этого по шее получил Белый Волк. Стоит ли говорить, кто победил в этой схватке?
— Да кто вообще тебе дал право кидаться на людей среди белого дня?! Месть?! К черту месть! Все к черту! И тебя тоже! — прошипела выведенная из себя девушка. Ламберт мгновенно схватил ее за вырез платья, как за ворот, и потянул на себя.
— Ламберт! — укоризненно попробовал вклиниться его друг.
— Не тебе говорить, что мне делать! — хорошенько встряхнул ее. Инна рассерженно зашипела, впиваясь когтями в две руки, что держали ее. Короткие, неровно сточенные о напильник ноготки едва ли могли причинить особый вред, тем более через кожаную куртку. И все же цепкие пальцы продолжали с силой сжимать кожу.
— Ты прав — не мне. Но и не тебе решать, кто сегодня умрет!
— Сильно умная?
— Представь себе.
Вся эта нелепая склока продолжалась уже за пределами дома Таулера, который новая компания покинула в мрачном молчании. Впереди шел Ламберт, следом за ним Белый Волк и только потом, едва переставляя ноги, шла пигалица. Вряд ли кто-то из них вспомнит, с чего началась ругань, и даже вечно внимательный к деталям Геральт затруднился бы ответить на этот вопрос.
Все же их новая знакомая обладала на редкость пакостным для женщины характером. Не удивительно, что эти двое моментально сцепились. Как бы сказала Трисс: «Нашла коса на камень.» — и Геральт бы ее полностью поддержал. Ведьмак Ламберт никогда не отличался терпением и честолюбием по отношению к людям, и даже пигалица не стала исключением. Но то, как храбрилась девчонка, как бесстрашно полезла под меч и теперь так же спорит с убийцей, поднявший этот самый меч, вызывало недоумение. На памяти Белого Волка таких безрассудных и глупых женщин еще не было. Разве что только чародейки, да и те всегда были горазды приголубить обидчика магией.
Если бы эти двое не были бы так увлечены своей склокой, то смогли бы заметить чужую довольную усмешку. Геральт уже предвкушал зимнее развлечение, которое ему, да и всем обитателям крепости, обеспечат эти двое. Теперь Ламберт каждый вечер будет сетовать на безмозглых девиц, сидя за огромным столом со стопкой водки. И, наверное, даже сама Йен не сможет отвлечь его от своего же яда.
— Геральт, сука, какие бесы тянули твой язык?! Эта, блядь, пизда…
— От лысеющего хуя слышу!
И вновь по новой потоки грязи, которые эти двое выливали друг на друга словно помойные ведра. Детская возня по сути, но такая необходимая. И Геральт это прекрасно понимал, наблюдая, как расслабляются в склоке мышцы друга, а с лица пропадает нехорошая тень. Все это время Инну трясли за грудки, как тряпичную куклу, а она мстительно продолжала выплевывать в лицо обидчику обвинения, иногда так изъясняясь, что у Белого Волка удивленно выгибалась бровь. Порою ее речь становилась настолько непонятной, что у Геральт возникало острое желание отдернуть девчонку и спросить, что же значит это выражение.
Ведьмак Ламберт был совершенно другого мнения, и вся эта перепалка медленно, но верно доводила его до точки кипения. В один момент она его настолько достала, что руки, которые только что трясли ее за грудки, быстро переместились на тонкую шею и сжали в кольцо.
— Ламберт, ее смерть ничего не решит, — спокойно произнес Белый Волк, продолжая стоять на месте. Инна дернула ногой, стараясь попасть обидчику в то самое место. Не стоять же спокойно и ждать, пока тебя в конец задушат? Удар пришелся в колено, что еще больше разозлило мужчину. И все же пальцы на шее разомкнулись. Плевок под ее ноги обозначил границы дозволенного. Не подходи, а то додушит!
Тяжело дыша, Инна сгорбилась, хватаясь руками за ближайший ствол дерева. Вот это она сейчас отмочила коней. Похоже в перепалке она потеряла берега, совершенно забыв о том, что несет ее проклятый язык. Беловолосый ведьмак скосил на девушку глаза.
— Ты…
— Геральт, просто дай мне еще один повод, — угрожающе протянул Ламберт, разминая кулаки.
Белый Волк понятливо хмыкнул. Одной совместной схватки ему на сегодня хватило. Все же его друг был намного ловче его, пусть немного и уступал в технике боя. Придержав пигалицу за плечо, Геральт ловко отправил ее в сторону лошадей. Сам же глянул на солнце, приблизительно прикидывая время.
— Здесь же нет магии, значит и клятв имеющих силу нет. Ничего же не случится, если вы просто оставите меня в покое? — сказала, потирая шею и косясь на злого мужчину. Одна из лошадей издевательски заржала, боднув ее мордой в лопатки. Девушка молча сделала пару шагов в сторону, чтобы противное животное не надоедало. Белый волк сопроводил ее задумчивым взглядом.
— Магии? — рассеяно уточнил, хватая Плотву за передние лука*, вместо того, чтобы взять лошадь под узды. Девушка едва повернула к нему лицо, чтобы лицезреть, как мужчина задумчиво почесывает отросшую щетину.
— Я ошибаюсь, верно? — уточнила, затаив дыхание. Жизнь в Новиграде Инне казалась вполне обычной и даже местами понятной. Люди работали днем и ночью для того, чтобы прокормить себя, воспитать своих детей и просто жить. Обычной для средневековья, тут же уколола она себя. Да, люди здесь были необычными, но откуда ей знать, были ли такие в прошлом? Она ведь в прошлом? А монстры? Мало ли, как их эволюция обидела. Вдруг безобидные ящерицы, ползающие под ногами в поле — это тот самый куролиск, о котором она наслышана?
— Из какой жопы ты вылезла, раз не слышала о чародейках? — бросил между делом Ламберт, что до этого увлеченно рассматривал свой серебренный кинжал. Маленькое продолговатое лезвие изящно блестело на солнце, явно хорошо заточенное и готовое в любую секунду послужить оружием для решающего удара.
Инна нахмурилась, закусив губу и чуть сморщив нос. Чародейки? Интересное название, относящееся к невинным людям, что горят на костре в угоду Инквизиции. А если даже предположить, что это действительно люди с магическими способностями, то разве не должны они быть на каждом шагу? Тем более, проявлений этой самой магии она до сих пор не видела. Тогда уж да, святая инквизиция. И если они сожгут ее, то будут на сто процентов правы. Угадали — ведьма. А если точнее, то попаданка. Почему сжигать ее? Достаточно одного цвета волос и темного, очень глубокого цвета глаз. Ведь именно таких первыми и вели на костер.
Девушка подозрительно уставилась на ведьмаков, пока те проверяли своих лошадей. Быстрая, довольно неловкая мысль проскользнула мимо и тут же робко исчезла. А может быть магия все же…
— Ты права, ничего не случится, — резко и очень зло вдруг сказал Ламберт, обрывая такие важные мысли. — Ты абсолютно свободна. Можешь продолжать жить у этой вшивой псины. Не забудь сапоги ему милостиво облизать, когда он продаст тебя на черном рынке, — процедил сквозь сжатые зубы, при этом скрестив руки на груди.
— Я думал ты остыл, приятель, — почти удивленно произнес Геральт, отвлекаясь от ремешков на боку лошади.
— Он не такой! — уверенно возразила девушка, глотая воздух от возмущения и слегка потирая шею. Голос ее был чуть сипл и тих, а на горле отчетливо проступали красные пятна.
— А какой? Ну же, что ты знаешь о нем того, чего не знаю я? — с нахальной улыбкой выдал Ламберт, обманывая собеседницу своим мнимым спокойствием. Геральт же прекрасно видел, как яростно трепыхались крылья носа у товарища в порыве плохо сдерживаемой ярости, как побледнело его лицо и как зрачок сузился до минимума. Руки сжаты в кулаки, а поза, что была обманчиво расслабленной, выдавала напряжение в мышцах, словно человек хотел вот-вот ринуться в драку. И все же, несмотря на это он решил наблюдать, решив вмешаться только тогда, когда ситуация будет на грани.
Самого Ламберта едва не трясло от едва сдерживаемой ярости. И многие бы поняли его, особенно в вопросе дружбы. А друзья для ведьмака, хоть их было и довольно мало, в угоду скверного характера, были важнее для него тех же золотых монет. Бертрам бы не поскупился, расплачиваясь круглой суммой за свою жизнь. А что в итоге вышло?! Ублюдок на свободе, друг в могиле и эта курва, что рвется защищать выблядка, всю плешь ему проела вплоть до черепа. Разыскивая информацию о жертве, Ламберт нашел интересных скупчих, что возили товар на остров Скеллиге. Выйти на них было довольно просто, так как даже у порта в Новиграде, как оказалось, были свои уши и глаза. Далее дело оставалось за малым, где за свою жизнь пьяный вдрызг капитан продал чуть ли не собственную мать. И вот след вывел его на нужный дом. И что же?!
— Таулер спас мне жизнь! Он первый, кто протянул мне руку помощи! Да если бы не он! — вновь начала распаляться пигалица, как ее тут же перебили.
— Если бы не он, то мой друг не лежал бы сейчас в могиле, — бесстрастно заметил Ламберт, сцеживая слова сквозь зубы. Глаза внимательно впились в раскрасневшееся от ярости лицо девчонки, словно хотели прищучить ее как козявку.
— Таулер мастер по запудриванию мозгов, — кивнул Белый Волк чуть расслабившись. Его же глаза не выражали ничего, кроме насмешки над несмышленым ребенком в лице Инны.
— Он вытащил меня из болота, нашел мне жилье и заботился обо мне все время, что был рядом, и вы говорите после этого не верить ему?! — Инна глубоко дышала, стараясь вновь не сорваться на крик. Наученная недавним опытом она поостереглась договаривать свои мысли по поводу друга этого самого ведьмака. Мало ли, вдруг тот сам полез на Таулера? Летиция говорила что-то подобное, так как сама девушка пришла лишь к окончанию разговора. Женщина тогда скупо и очень бегло пересказала весь диалог, который умудрилась подслушать.
— Ламберт нашел письмо, на имя Бертрама Таулера о сдаче нового товара завтра в полночь. Здесь числится двадцать экземпляров с подробными описаниями. Интересует? — перевел на себя диалог Геральт, наблюдая, как выдержка младшего ведьмака начала отказывать.
— И? — холодно поинтересовалась Инна, понимая, к чему клонят ее собеседники.
— Ты хоть понимаешь, что он МОГ с тобой сделать, если бы тебя не спас Геральт?! Этот херов благородный хуй сунул свой нос не в свои дела! — взбешенно прошипел ведьмак, но тут же взял себя в руки, чтобы произнести, обращаясь уже к Белому Волку, — Кулаки до сих пор чешутся, так хочется дать тебе по морде.
Инна молча скосила взгляд на землю. Она не понимала, почему до сих пор эти двое возятся с ней. Значит это право неожиданности все же не рабство, как она посчитала изначально. Силой ее не удерживают, хотя хмурый взгляд седого говорил об обратном. Геральт недовольно, как показалось девушке, осмотрел сначала друга, затем ее саму. Опять этот хмурый взгляд и скрещенные на груди руки. Всю дорогу Инне казалось, что стоит ей только рыпнуться, как эти двое тут же покрамсают ее на мелкие кусочки. Все же девушка имела честь увидеть, как они работают мечами. Однако ни один из них так и не обнажил свой меч против нее в стремлении заткнуть крикливую и явно испуганную девицу. И не дай Бог стать для них врагом, в ранг которого она успешно загоняла себя весь путь до транспортного средства.
— Если, насколько я поняла ваше проведение, ну, допустим, вдруг и существует, то есть возможность отказаться? — уже миролюбиво уточнила, решив отложить выяснения всех обстоятельств на потом. Отпустили бы, и на том спасибо. Ведьмаки переглянулись, молча упорствуя взглядами. Инне, право, стало даже неловко от их напряженного молчания. Девушка то и дело переминалась с ноги на ногу, мечтая увидеть листок с описаниями, но и в тоже время ожидая, когда кто-нибудь из них озвучит решение. Первым заговорил Геральт:
— Ты же сам знаешь что будет, если пойти против проведения.
— В данном случае отказалась она.
— История Эскеля тебя ничему не учит?
— Одним шрамом больше, одним меньше.
— А ты не думаешь, что провидение захочет взять с тебя больше?
Ламберт молча выдернул узду из чужих рук, еще раз одарив пигалицу презрительным взглядом. Она ответила ему недовольно поджатыми губами.
— Я искренне надеюсь, что эта чертова блажь настигнет сначала ее.
— Твое дело, Ламберт, — безразлично согласился с ним ведьмак, подхватывая уже свою лошадь под узды. Девушка молча развернулась на девяносто градусов, поправляя при этом свой воротник. Все же хорошо, что все хорошо заканчивается. В рабство она не попала, как думалось изначально. Да и то, мысль о рабстве пришла к ней позже, прежде чем она полезла в гущу событий. Лишь потом, пожиная плоды своих трудов она сообразила, на что подписала себе приговор. А ведь если бы дела обстояли таким образом, то что она бы делала? За свою короткую жизнь Инна никогда лично не сталкивалась с этой стороной жизни. Но нельзя сказать, что рабов в Новиграде она не видела. Были, конечно, и такие прослойки общества, но все же они слишком редко встречались на улицах города. Настолько редко, что девушка даже не поняла, когда мимо нее прошла тощая до костей женщина, едва волочащаяся за знатным господином. Худая, оборванная, с синяками по всему телу и впалыми глазами, она едва ли походила на человека. Веревка на ее шее была похожа на ошейник, который прикрепляли к дворовым собакам.
Перед глазами встала эта женщина, словно Инна только что встретила ее на улице. Ее безжизненный взгляд и то, как она сжимает в защитном жесте руками круглый живот. Как рядом с ней мнется маленький оборванный мальчишка. Такой же худой и такой беззащитный, как и его беременная мать.
Злая и раздосадованная на свою глупость, она бегло свернула в переулок у знакомого дома. Все же стоило проверить слова о записке, которую ей, кстати, даже не показали. Конечно можно было все списать на то, что седой ведьмак просто не стал утруждаться и доставать бумажку, которая для простой селянки равносильна туалетной. Большая часть населения ведь не была обучена грамоте, так откуда ей, простой селянке знать, что там написано? И все же поводов доверять Бертраму у нее было больше, чем этим двоим. Инна сомневалась, что Таулер мог торговать людьми и, как большинство девушек ее времени, решила поступить самым простым способом — проследить. Легко миновав стражу у ворот, она быстро взбежала по ступеням, чтобы попасть в миниатюрный сад. Там, притаившись в укромном месте, которое ей показали ребятишки, она и прождала около часа. Вот только вряд ли она ожидала, что что-то тяжелое прилетит ей по голове. Первый удар не позволил потерять сознание и она, успев насладиться всеми болевыми ощущениями, получила второй по шее.
— В сарай ее, без воды и еды. Подержите сутки, а затем переправьте на остров. За эту ведьму должны дорого оплатить.
***
Все с людьми происходит впервые в жизни. Вот и с Инной тоже самое. Казалось бы, все эти месяцы в незнакомом месте она была настороже. Была внимательна к деталям, к своему окружению но, видать, слишком сильно расслабилась. Иначе как можно объяснить ту ситуацию, в которой она оказалась? И ведь клялась же сама себе, что больше не будет ТАК доверять людям. Хватило уже старосты деревни и мужа хозяйки гостиницы, от которых она улепетывала аки клюнутая в зад петухом.
— А тебя чегой-то сюда занесло? Или у Таулера последние эти, егойные как там? Колеса уебнулись? Ужей и средь белого дня народ ворует, — обратился к ней хриплый голос, обладатель которого явно либо был простужен, либо только что очнулся со знатной пьянки. Инна лишь неразборчиво промычала, облизывая сухие губы. Желание, как и сил разговаривать у нее не было. Девушка не знала, сколько прошло времени с ее заключения, так как в камере не было окошка, из которого бы в тюрьму попадал свет. Смоленый факел едва ли освещал помещение, но и этого вполне хватало, чтобы разглядеть еще троих. Две фигуры скрючились в позе зародыша где-то в углу и выглядели до того болезненно, что Инна решила, будто ее сокамерники уже мертвы. Лишь тихий скулеж, едва различимый, а от того не менее страшный доносился с их стороны. Третья же сидела где-то в стороне, раскачиваясь из стороны в сторону и бормоча какие-то известные ей молитвы. Первые мгновения, когда девушка только очнулась, она было еще пыталась с ними поговорить, но те упорно игнорировали ее. Да и было ли им дело до раздражающе упорной собеседницы? Желание Инны выяснить место, куда она попала, мигом угасло. Ноющая боль в шее быстро перешла на всю голову, а тошнотворный запах экскрементов усилил ее в несколько раз. Еще и внизу живота давило, но девушка даже не знала, где бы ей сходить в туалет. Судя по всему, ее сокамерницы делали это просто под себя, даже не удосуживаясь отойти в угол.
— Ты это, блаженная чтоль? Молчишь, аки немая, а мне во-то хочется поговорить. Я вот не знаю, за какой-то заслуги меня поймали-то. Пил себе, под жопой у тролля и тут БАЦ и усе. Допился. Ух, сука!
Голос закашлялся, словно человек вот-вот умрет от нехватки кислорода. Девушка задумчиво осмотрела свои руки, отмечая наличие ссадин и царапин. Когда успела? Руки расплывались в тусклом пламени единственного факела, от чего девушка долго фокусировала зрение на запястьях. Связали веревкой, которая уже успела натереть кожу до красноты, причем от нее же запястье жутко зудели и чесались. Такая же вязь обнаружилась и на лодыжках, лишь с тем исключением, что не была туго затянута и позволяла делать маленькие шаги.
— Так вота, — прокашлявшись, продолжил свой монолог невидимый собеседник. — Ударили меня по башке, конешно, за дело. Я Таулеру деньжат задолжал. Многой-то должен, вота как. Обещал вернуть ему на днях, да вот запамятовал. Теперь вот тут кукую. А ты шо молчишь блаженная?! — заорал вдруг собеседник, от чего по камере пошло неприятное эхо.
— М-м, — отмахнулась от него Инна, уперев глаза в пол.
— Еще и говорить не умеет. Нашо ты ему такая нужна? Хилая, молчаливая, да слабая. Я то вон, детина здоровый, чародейка закляла так, шо ух! Не одна хворь не проймет. — продолжал болтать мужчина, увлеченно ведя беседу с самим собой. Беседа была не сильно умной, а голос у говорившего был до того хрипл, что головная боль усилилась в разы, если таковую можно было усилить в разы. Пожелать бы голосу заткнуться, да вот только во рту как кошки нагадили, да и песка насыпали в придачу. Организм требовал воды, так как оставшаяся просилась наружу.
— Так вот госпожа чародейка тогда мимо проходила, да и батя рассказывал, что пришла та дама к нам-той переночевать. Батя пустил, а она в благодарность и того, причаровала меня! Умная была баба, шо жуть. Я то й не знаю, я то был малым, а вот батя сказывал, что да — умная. Рассказывала ему про какие-то потусторонний миршты? Все грозилась этот…экремент на нем поставить. Ну и дорассказывалась. Нашли охотники.
Инна тяжело вздохнула. Сидит себе за другой стеной, а все равно язык, как помело. Откуда только знает, что не сдохла еще? Прикрыв глаза, девушка задумалась, прикидывая, как бы снять с запястий веревки. Если стереть о камень? Где его взять? А о стены? Долго возится будет, хотя стена и шероховатая. Для наглядности она повозила руками из стороны в сторону. Веревка лишь нагрелась, но даже не думала поддаться твердому неотесанному камню. А если спалить ее о факел? Глупая затея, но отчего-то в момент отчаяния она показалась настолько разумной, что девушка медленно двинулась к огню. Сокамерница в углу сопроводила ее безумным взглядом, одарив напоследок широкой ухмылкой.
— Милостивый! Да-да, милостивый, — шепнула она быстро, от чего не на шутку напугала Инну. Худая до безобразия женщина продолжала раскачиваться из стороны в сторону, но особо не выражала агрессии. Лишь только смотрела, видимо, наблюдая, а потому Инна быстро потеряла к ней интерес. Больше всего ее сейчас интересовало то, как аккуратно спалить веревку хотя бы на одной руке с минимальными потерями. Примерявшись, она осторожно протянула одно запястья к яркому пламени, что бы в ту же секунду быстро отдернуть руку. Опасно. Жар был сильным, от чего держать руку над пламенем становилось почти невыносимо. Может слюной смочить?
Насобирав во рту влаги хотя бы на один плевок, девушка вновь попыталась поднести руку к пламени. Огонь мигом высушил жалкую защиту, напоследок больно опалив тонкую кожу у вены. Боль отрезвила, а в голове промелькнула здравая мысль, что такими темпами, она может потерять и руку. Кто ее будет лечить от заражения, если оно пойдет? Ожог будет, и его вероятность девушка не исключала, вот только заторможенный здравый смысл лишь только сейчас решился рассказать Инее о последствиях.
— Ведьма! — девушка неловко дернулась в сторону, задев плечом тот самый факел, когда безумная резко встала и мигом пересекла расстояние до нее. Свет почти погас, оставляя лишь крохотный кусочек углей тлеть последним пятном на полу в темнице. Блаженная женщина мигом схватила Инну за запястья, да так больно, что на коже явно остались следы от когтей.
— Бабы? — наконец-то замолк мужик, напоследок надсадно кашлянув. Инна сглотнула тугую слюну, ощущая зловонное дыхание от гниющих зубов.
— Милостив! Жертва! Да-да, ведьма! — быстро бормотала женщина, выплевывая вместе со словами слюну на лицо девушке. — Я видела, как ты повелеваешь огнем, проклятая змея!
Инна попыталась оттолкнуть сумасшедшую, но та держалась за нее довольно крепко. Толчок лишь оцарапал ладонь ногтями безумной, что упорно не желала отцепляться.
— Это из-за тебя, суккубиха, я здесь! Да! Из-за тебя! — продолжала выплевывать слова женщина, сдавливая руки Инны до синяков и царапая их до самой крови.
— Помогите! — разомкнула сухие губы девушка, резко обретя голос.
— Блаженная, так с тобой был кто-то еще?! — тут же обиделся мужик в другой камере. Послышался быстрый топот ног, а затем резкий свет из открытой двери ударил по глазам. Это дало шанс отцепится от безумицы и отойти от нее на несколько шагов. Краем глаза девушка заметила, что еще две сокамерницы все же были еще живы. Именно они первые среагировали на бряцание ключей, исходящее из замочной скважины. Грузный детина в доспехах сурово окинул творившееся безобразие в тюрьме.
— Что здесь происходит?! — вспылил он, направив острие меча почему-то именно на Инну.
— Милостивый государь, здесь ведьма! Спалите это отродье! Я видела, как эта курва управляла огнем! Воно как у факела крутилась! А огонь возле ее рук то вспыхнет, то погаснет! — женщина сплюнула Инне под ноги и злобно зашипела, вновь порываясь напасть.
— Ведьма не ведьма, какая разница, все равно не сбежит! Вы тут, курвы, тише сидите, знатный господин недоволен вашими криками. Ночь грядет. Кто будет вопеть, мигом прирежу, усекли? — спросил, а Инна и вправду только заметила, что стражника вновь освещает лишь факел. Значит на дворе поздний вечер. — То-то! И тихо мне тут! Чтоб даже не бздели! — сказал и с силой захлопнул тяжелую дверь. Помещение вновь освещали лишь тлеющие угли. Обессиленно, Инна вновь вернулась к своему углу, да так и затихла, уткнувшись в собственные колени. Ни мужик, ни блаженная баба не могли отвлечь ее от своего же горя, а потому редкие и скупые слезы все же стекли по ее обветренному лицу.
***
Ночью их все же переправили на корабль. Стыдно признаться, но Инна все же сходила в другой угол в туалет, почти без стыда осознавая, что свидетелем этому было целых три человека в помещении. Душный запах гниющих отходов жизнедеятельности и немытых тел почти приелся, ощущаясь лишь как еще одно досадное дополнение к сложившейся ситуации. Потянулись часы ожидания своей участи. Самоедстве ведь никто не запрещал в такой ситуации? Вот именно им и занималась девушка, битый час выгрызая себе мозг и сетуя на свою же глупость и доверчивость. Уж лучше бы она поверила тем двоим и ушла с ними, чем сейчас бы сидела здесь.
— Встать! — команда, и на голову опускается вонючий мешок. Пребольно пихнув в спину, стражник заставляет двигаться жертв в только ему понятную сторону. Идти со связанными ногами выходило плохо, от чего тычки под лопатки были все чаще и ощутимее. Один раз ее ударили так, что вскрикнув, она повалилась без движения, так и замерев на месте не в силах больше подняться. И дело было не только в отсутствии пищи и воды, которых не давали целые сутки, а в отсутствии какого-либо желания жить. Понимание дальнейшей участи почти сожрало все моральные силы Инны, от чего девушка уверилась в безысходности ситуации. Теперь она сполна могла понять ту рабыню на улице, чьи глаза были полны бесконечной обреченности.
— Эй, спокойнее! Не порть товар! — взвился еще один голос, и Инну тут же поставили на ноги. Минуты две они стояли на месте, пока стражник возился с замком у калитки и Инна быстро поняла, что они до сих пор не вышли за пределы усадьбы.
Бум! Что-то врезалось в нее, а в руки вложили что-то твердое, от чего девушка мигом растерялась и едва не выронила предмет. Нащупав дрожащими руками лезвие, она быстро впихнула его в широкий рукав, да так, чтобы он не выпал.
— Простите, в темноте даже жопы не видно! — кинул мальчишечий голос, чуть дрожа от волнения или едва сдерживаемого испуга.
— А? — многоумно выдал один из стражников, очевидно опознав мальца. Инна судорожно вздохнула, ощущая, как быстро-быстро побежала по вена кровь. Сердце ухнуло от радости, поняв, что обрело надежду.
— Жопы не видно! — важно крикнул ребячий голос и тут же послышался быстрый топот ног.
— Доброй ночи, — сладко пропел женский голос, в котором Инна с удивлением узнала Летицию. Голос явно дрожал, выдавая волнение, но вот тупые стражники никогда бы не заподозрили господскую даму в чем-то, что бы вредило ее мужу. А укорять в глупости стражу Инна вполне могла, так как ни одна нормальная обеспеченная дама не будет бродить ночью по дому в сопровождении своих детей. В такое время господа спят, а не бродят дышать свежим воздухом. Погодите, то есть Летиция знала, что ее подругу ждет такая судьба? Инна мысленно застонала, ощущая, что дрожь бегло пробежала по позвоночнику. Глубоко задышав, она едва сдержала рвущиеся в адрес женщины ругательства. Судя по неспешным шагам, та уже быстро удалялась с поля зрения стражи.
Вот, опять тянут куда-то? Дальнейшая картинка мира, который девушка ощущала лишь обострившимся слухом, изменилась на морской шум и крики чаек. Они в порту? Топот ног по дереву, нескончаемый поток ругани и запах морского бриза. Да, их привели на переправу. За время ходьбы она успешно перерезала путы наполовину, лишь единожды неудачно порезавшись об острое лезвие. Правда, увлеченная своими разговорами стража так и не заметила маленьких капель крови в темноте, что вились за девушкой все это время от поместья нанимателя. Да и дано ли обычному человеку разглядеть столь малые следы в темноте и заподозрить неладное?
— Пшли! — тут же гаркнул стражник, опять-таки, пнув девушку ногой под коленную чашечку. От неожиданности Инна едва не выронила кинжал, но вовремя придержала его от падения мизинцем. Дождавшись, когда шум моря окутает ее со все сторон, она не раздумывая, завалилась на бок.
— Сука! — выкрикнул раздосадованный стражник, смотря с парапета за падением неудавшейся рабыни. Большой всплеск огласил смертный приговор глупому человеку, что по собственной воле решил сгинуть в морской пучине.
— Тьху ты, сука дурная! — выразился капитан корабля, имевший честь наблюдать сию картину.
