Туториал «Как страдать от безответной любви» от Наруто

— И что на этот раз? — раздался рёв и пронёсся эхом по округе. Наруто оказался в своём сознании, где за решёткой уже давно никто не сидел, но Девятихвостый, делая шаг за шагом, продолжал тревожить воду под ногами, размывать её при ходьбе. Благодаря растущим и в миг исчезающим разводам, Узумаки мог сразу определить, где находится Лис. И держать его под решёткой уже не было смысла. Хвостатый выбрался оттуда, как только Наруто разрешил, как только стал смело доверять сущности, что живет внутри него и помогает в бою. — Курама, я потревожил тебя. Прости. — Наруто всё ещё был подавлен и всё ещё смотрел в пол. Хвостатый шёл на голос, а ниндзя чувствовал его приближение по еле уловимой вибрации пола. Теперь ему стоило лишь повернуться, чтобы заметить на себе пристальный взгляд девятихвостого. Но вместо этого, он почувствовал резкую слабость в ногах и упал. Упал на колени и вода практически сразу же пропитала его одежду. — Ты жалок. — Лис был немногословен. А у Наруто не было и сил на то, чтобы его разговорить. — Как всегда, прямо в цель. — подумал Наруто, зажмурив глаза ещё сильнее, — Ты всё это видел? — Думаю, не всё. Я спал, но в какой-то момент бешеный стук твоего сердца не дал мне продолжить. — Это так бредово, правда?! — начал Узумаки, всё же найдя в себе силы посмотреть Кураме в глаза, — Сначала выгнать с глаз, а потом самому залезть к нему под одеяло. — Ты поэтому не можешь уснуть. Вот и вечно попадаешь сюда, в свое сознание, где для меня нет места. — Как нет?! Тут полно свободного места. И ты единственный, кто не осуждает меня и может со мной об этом поговорить. — Ты не можешь знать точно. Наруто, ты даже не пробовал говорить об этом с Сакурой или с кем-либо ещё. Почему ты так уверен, что никто не признает твою любовь к учителю? Почему думаешь, что даже человек, который любит тебя и поддерживает, не примет твою любовь и поддержку? — Ты сейчас Сакуру имеешь ввиду? Курама на секунду опешил, пробубнил что-то себе под огромный нос, — Ну, и её тоже. — Сейчас ее мысли только о Саске. Я не хочу лезть к ней со своими проблемами. — А разве ты не помнишь? И ничего не понимаешь? Узумаки вдруг поднял вопросительный взгляд, осознавая что, возможно, упустил что-то важное. Капли, стекающие по трубам, били по воде, создавая умиротворенный звонкий стук. Это успокаивало Наруто, хотя сознание мучал вопрос «откуда тут берется вода?». Молодому ниндзя, иногда, находиться здесь было комфортнее, чем в любых других местах. И Курама врывался в этот тихий, умиротворенный мирок, потихоньку становился его частью. — Когда Сакура плакала в твое плечо, а тебе постоянно приходилось выслушивать ее речи про Саске?! Это было и раньше, до ухода Узумаки. Наруто всё помнил. Но, после того, как его покинул друг, ему тоже было тяжело, хотя он понимал, что Сакура переживала в два раза сильнее. — А знаешь ли, что она продолжает страдать и сейчас? Конечно не так сильно — время лечит любые раны — но все же. Даже я это заметил, сук, а ты слепой! Но Узумаки уже догадывался к чему ведёт хвостатый. — Харуно видит, как ты подавлен с того момента, как осознал привязанность к Какаши. Но она не понимает, почему ты ничего не рассказываешь ей, почему не доверяешь?! Из-за того, что этого не делаешь ты, она полагает что это неправильно. Поэтому, Сакура сама для себя решила больше не лезть к тебе со своими проблемами. Наруто встал с колен, — Ведь время не лечит раны, — возразил он, — Оно просто учит нас с ними жить. — Попробуй, Наруто Узумаки, — проговорил Курама, снова рёвкая на джинчурики, — Ты не замечаешь таких очевидных вещей в своей жизни, зато про будни Какаши знаешь практически всё! Попробуй свыкнуться с судьбой после того, как он растопчет твои чувства. На первый взгляд, это никак не могло придать юноше уверенности, но критика и провокация девятихвостого всегда по особенному действовали на Узумаки. И в следующий момент, вернувшись в реальность, Наруто почувствовал тоже самое, что ощутил возле ворот деревни три недели назад: знакомое прикосновение рук на спине. Прижимая юнца к себе, Какаши пытался успокоить его вздрагивающее в полусне тело. Почувствовав это, тот моментально оттолкнул учителя. — Что такое? — с ноткой обиды в голосе прозвучал вопрос, — Ты сам улёгся рядом со мной. — И что с того? — резво ответил Наруто, немного запнувшись, — Для чего, ты думаешь, я пришёл. (В такой ситуации было бы очень странным обратиться к собеседнику на «Вы»). Какаши не понадобилось много времени, чтобы придумать ответ. Он просто сказал то, что пришло в голову, — Не иначе, чем согреться. Раз тебе понадобился плед, значит ты мёрзнешь. С одной стороны, это всё же сумело растопить сердце юного джинчурики, но он всегда придерживался правила гласившее, что ниндзя не должны показывать свои чувства и эмоции.       Догадки сенсея были достаточно логичны, поэтому Наруто не стал их опровергать.       А что, собственно, было опровергать, если Узумаки на самом деле взял плед, потому что мёрз по утрам. Покрывало было недостаточно длинным, чтобы держать в тепле ноги юноши, из-за этого он часто подолгу не мог встать с дивана. А ещё, очень болела спина. Может не с первой ночлежки, но уже болела. Ломила. Заставляла выгибаться и делать зарядку, чтобы хоть как-то расслабить спазмированные мышцы. Ох, совсем не было сил и желания покидать уютно теплую, приятно пахнущую двухспальную кровать сенсея. И, кажется, сам учитель был не против. Такой шанс Наруто упускать не собирался. Юноша прильнул к плечу Какаши и, не почувствовав выражение смятения и дискомфорта со стороны учителя, начал вести себя раскрепощёнее.       Комната была еле освещена утренним солнцем. Благодаря занавескам на окне, что недавно повесил сюда Наруто, лучи не били в лицо, а рассеивались по спальне, меняя свой цвет на более тёмный.       Полумрак. То, что нравилось обоим. То, что, возможно, характеризовало их внутреннее состояние. Что никто не мог разглядеть, но могли почувствовать. Хуже всего это получалось у Какаши Хатаке. Почему-то он думал, что они с Наруто похожи. Но это было не так.       Какаши потерял всех. Той начальной команды из четырёх, что остаётся в холодных сердцах ниндзя, продолжая растапливать его, просто не стало. Это было жестоко… Рин, Обито, Минато вмиг исчезли после того, как подарили поддержку, любовь, вдохновение. Подарили жизнь. Отдали свои искренние эмоции, поклялись в вечной верности и любви и… В конце концов, нарушили обещание: ушли из мира на его глазах. Сколько бы лет не прошло, боль от того чувства утраты, что каждый раз испытал Какаши, не тупились. Жизнь не смогла научить его мириться, время не смогло залечить раны, а лишь воспоминания вновь задевали их, заставляя кровоточить. Пережитое Какаши кардинально отличалось от судьбы юного Наруто. Будучи взращенным без родителей и никогда не ощущая этого тёплого чувства — родительской любви и заботы — Узумаки чувствовал себя совершенно обычно. Боль от одиночества настигло тогда, когда мальчик заметил, что у всех вокруг это есть: то, чего никогда не было у него. Усугубляли положение жители деревни, осуждающие взгляды которых постоянно ощущал на себе Наруто. Что бы не хотели они этим сказать, Узумаки принял это по своему, думая что люди уверены, что он ничего не сможет, ничего не добьётся. С другой стороны, без этого фактора мальчик мог бы и не вырасти в смелого, упёртого и целеустремлённого юношу, путь ниндзя которого — доказать людям, что они были не правы! Это же, на самом деле, и была главной целью Наруто Узумаки.       Какаши дал Наруто воспитание, а взамен получил его верность и любовь. Но на подсознательном уровне держался подальше от людей, чтобы ненароком самому ни к кому не привязаться. Ведь те, к которым по молодости и глупости Хатаке успел привязаться, покинули его. Их сердце так быстро перестало биться. Они бездыханно слегли прямо на его руках, и даже если обещали вернуться, Какаши не поверил. Теперь он не верил никому и никому не доверял. С самого начала Анбу всё время держал в голове тот факт, что Наруто Узумаки — сын его учителя, Минато Намикадзе (Всё, что от него осталось). «Единственный и…одинокий.» Но со временем, эта выведенная в голове у Какаши фраза теряла свои очертания, а потом и вовсе исчезла. Хатаке уж было не важно прошлое Наруто, он стал для него чем-то важным. И всё равно было на то, как жестоко обошлась с ним судьба. Кушина с Минато и правда хотели сделать как лучше, но вышло как всегда. Откуда они могли знать, что всё так обернётся? Такая искренняя, крепкая любовь, казалось, не могла кануть в лету, так легко сдаться и исчезнуть.       Грустная улыбка от воспоминаний, с Наруто превратилась в задорный смех. Смотреть как растёт этот малыш, как приобретает новые знания, как становиться мужественнее, для Хатаке стало не только особенным воспоминанием, но и частью его жизни. Какаши не был уверен в Узумаки, в своих чувствах к нему. Всё, что касалось этого маленького клочка счастья, не давало ему никакой гарантии. Он был непостоянный во всём — Так думал сенсей. Но если б только знал, насколько твёрдый грунт он сам заложил, начиная строить их отношения. — Я не учил тебя так себя вести, — вдруг проговорил Какаши, всё ещё держа в голове тот случай. — Я был растерян… Понятия не имел как от тебя отвязаться, — посмеялся Наруто. — Так это твоё извинение? — начал Хатаке, снова чувствуя, как пушистый комок ластится к нему, — Уже почти утро, а ты так и не уснул, да!? — Раз ты заметил это, - проговорил Узумаки, чуть ли не утыкаясь в грудь сенсея, — значит и сам не засыпал. Хатаке положил руку на лоб и, убрав волосы с лица, выдохнул разгорячённый в лёгких воздух. Что-то внутри него дрогнуло. Анбу вспомнил, что Наруто уже никакой не ребёнок, с которым обыденно можно было укутаться в одно одеяло. Так что пепельноволосый в последний момент крепко обнял юнца, отодвинулся и повернулся к нему спиной. — Тебе придётся рано встать, чтобы проводить меня к Цунаде, так что досыпай уже здесь. — проговорил низкий тембр, что так нравился Узумаки. Малец почувствовал робкость в движениях сенсея из-за чего сам немного смутился. Позже, уже поздним устром, он хотел спросить ещё пару вещей, после факта о навещении хокаге, но Какаши сам начал разговор об этом, когда устроился на диване перед Наруто. — Школа Анбу? Что за нововведение такое? — озадачился золотоволосый юноша, подавая учителю чашку только что приготовленного кофе.