Пламя-1. Приключения серого мышонка

      Четыре года прошло с тех пор, как трое мышат-подростков увидели, услышали и сняли на видеокамеру то, как нечистоплотный в своём стремлении к деньгам и власти начальник приграничного гарнизона полковник Лот заключил незаконную сделку со зловонным инопланетянином.       Сперва друзья-офицеры, собравшись вместе у Флеймов, недоумевали, что делать с этой информацией. Но потом майор Соул, отец Кэвина, немного опоздавший на встречу из-за служебных проволочек, сказал, что у него имеются надёжные связи в особом отделе, и запись решено было передать ему.       Надо сказать, что полковник Лот после происшествия с летающим мотоциклом выжил, но оказался надолго прикованным к больничной койке, что сильно растянуло разбирательство по его делу во времени. Следствие, впрочем, велось тайно, так как особисты посчитали, что в преступлении могут быть замешаны и более высокие чины. Флеймов всё это затронуло в незначительной степени: лишь однажды под видом дружеского визита к старому боевому товарищу Соулу, к Вику и его сыновьям наведался военный чиновник и, подробно расспросив ребят о случившемся, оставил семейство в покое. Огласки избежать удалось, но тревожные слухи всё равно расползлись по гарнизону, точно змеи в потревоженном гнезде. Уже хотя бы потому, что со всех концов мышиных территорий (да и «из-за бугра» тоже) всё чаще и чаще стали приходить довольно странные, неоднозначные, а порой и просто пугающие новости.       Средства массовой информации выдавали мало информации, ограничиваясь привычными сводками из разных сфер политики и экономики, но мыши, что военные, что штатские, постоянно сообщали друг другу то о массовой вырубке лесов, то о громадных партиях невесть куда исчезнувших ресурсов, то о шокирующих разоблачениях в высших эшелонах власти. И во всех этих неприятных событиях странным образом так или иначе неизменно всплывали непонятные существа с омерзительной рыбьей внешностью и не менее противным запахом лжи и коварства, который те источали.       Впрочем, зелёно-голубой шарик планеты Марс продолжал вращаться, отмеряя для своих обитателей дни, месяцы, годы*.       Модо Флейму тем временем исполнилось четырнадцать лет. ***       Рослый плечистый парень с густой серой шерстью и рваным правым ухом, закончив помогать матери на кухне, по давнему своему обыкновению начал утро с зарядки на свежем воздухе.       Он уже успел разогреться, пятьдесят раз отжаться на кулаках, сотню раз присесть, держа на плечах тяжёлую деталь от грузовой машины, которую вместе с Кэвином ещё года три назад они нашли возле местного завода по утилизации. Сломанный агрегат не годился теперь ни на что, кроме как служить юному культуристу утяжелителем его собственного веса, потому как без него при низкой марсианской гравитации все эти физические нагрузки казались Модо недостаточными. Коль уж он не пойдёт в военное училище, то должен сам воспитать в себе мужчину, достойного носить фамилию пяти поколений боевых офицеров. И курсов военной подготовки, которые он посещал вот уже три года, парню было не достаточно.       Взяв свою импровизированную гирю, Модо подошёл к турнику. Несмотря на малолетство, ему уже подходила самая высокая из перекладин. Подставив под неё деталь грузовика, он подпрыгнул, схватился руками за турник, а «утяжелитель» подцепил босыми ногами. И стал подтягиваться.       Двадцать раз на обеих руках. Потом десять — на правой, ещё столько же на левой. А после — с перехватами: правая, левая… вдох, выдох.       Тренированные мускулы, так и выпиравшие из-под взъерошенной шерсти, туго вздувались, с каждым днём всё лучше и лучше повинуясь воле хозяина, и самым трудным тут было, на самом деле — это не потерять груз, который при перехватах рук так и норовил соскользнуть с мохнатых стоп юноши.       Выполнив всё, что задумал, Модо высвободил ноги и спрыгнул на вытоптанную буроватую землю. Немного отдышавшись и задумавшись: а не поупражняться ли ещё в ловкости — юноша вдруг заметил, что на него пристально смотрит пара тёмных глаз, редчайший фиолетовый отлив которых так и играл в лучах утреннего солнца задорными искорками.       В нескольких метрах от него, прижимаясь к стене того самого дома, где обитало семейство Флеймов, и теребя сорванный с куста белый цветок, стояла девушка, и Модо решил воздержаться от кульбитов на турниках и брусьях. Увы, но то, что так легко давалось его старшему брату, для серого парня представляло весьма непростую задачу, и меньше всего сейчас он желал опозориться под заинтересованным взором больших тёмно-фиолетовых глаз.       — Привет, Флейм! — пытаясь спрятать за беззаботной улыбкой своё смущение, громко поздоровалась она и неловко помахала рукой, — С днём рождения! Это была Терри Митч, ровесница Рэя. Её родители военными не являлись, и девушка вместе с ними жила в соседнем посёлке при крупном машиностроительном заводе, а в военный городок иногда заходила к подруге — на КПП её давно уже и без вопросов пропускали.       Терри имела тёмно-серую (темнее, чем у Модо) гладкую матовую шерсть и густые, мягкие чёрные волосы. Они, заплетённые в не тугую, но замысловатую косу, доходили до основания хвоста юной мышки, а спереди скрывали верхнюю часть лица под прозрачной чёлкой.       Если честно, то Модо всегда глядел на неё с восхищением. Наверное, потому что её улыбчивое тонкое личико и стройная миниатюрная фигурка чем-то напоминали ему красоту его мамы. Но если ещё год назад она могла смело подойти к нему и потрепать по взъерошенной шерсти между антенн, то теперь, когда юноша стал ростом со среднестатистического взрослого мужчину, смущение Терри понять было несложно. Модо и сам почувствовал, как жар, зародившийся на кончиках антенн, молниеносно расползается по ушам, лицу и шее.       А как она узнала про день рождения? Неужели ещё с прошлых лет запомнила?       — Спасибо… Терри, — в его «сломавшемся» голосе почти уже не осталось былых мальчишеских ноток, их место занял хрипловатый басок, идущий из само глубины его мощной, широкой груди, — Вечером будем отмечать… Придёшь?       Юноша, сам не ведая, как отважился на такое, захотел вдруг провалиться сквозь землю. Что она, эта самая красивая девчонка во всей округе, сделает в ответ: посмеётся, презрительно фыркнет или уйдёт, предварительно бросив, что не имеет привычки ходить на вечеринки к малолеткам?       Но все опасения парня были напрасными: Терри, тихонько хохотнув и опустив свой невероятный взгляд, так напоминавший бесконечность космоса, тихонько промолвила: «Приду». И поспешила покинуть то место, где неловкость, казалось, витала в самом воздухе, будто наэлектризованном чем-то непонятным, необъяснимым, волнительным. Модо, всё ещё слабо веря в случившееся, вновь развернулся к турнику, чтобы снять напряжение самым простым и доступным из всех возможных для себя способов, но тут же встретился с многозначительным, лукаво прищуренным взглядом Кэвина.       Отпуск молодого семнадцатилетнего курсанта удачно совпал с днём рождения Модо и лучший друг братьев-Флеймов, разумеется, давно был приглашён на готовящийся праздничный ужин.       «Серая моя матушка! — грозовыми вспышками пронеслось в сознании подростка, —       Дёрнул же его песчаный чёрт заявиться сюда именно сейчас! Неужели он всё видел и слышал?»       А что гадать-то, собственно? Само собой, что так оно и было. Впрочем, Кэвин всё равно увидел бы Терри на вечеринке, так что скрывать это от него не было никакого смысла. И Модо это понимал. Просто неожиданное появление Кэвина в самый неподходящий момент лишь добавило неловкости всей этой ситуации. Модо вздохнул, немного злясь на товарища и, в то же время, радуясь его присутствию.       А тот, в свою очередь, усмехнулся, от души хлопнул Модо по широкому плечу и с теплотой в тёмно-бордовых глазах произнёс:       — А ну, пойдём-ка, именинник, что тебе покажу.       Заинтригованному Флейму ничего другого не оставалось, как повиноваться этому призыву. ***       Два молодых марсианина подходили к высокой, острой, словно коготь исполинского чудовища, серо-бурой скале, в каменном теле которой прошло их счастливое, беззаботное детство.       Модо часто посещал её, хоть в одиночестве было уже и не так интересно. Может, и скучновато без брата и друга, но всё же сюда тянуло: уж больно красивый вид открывался со смотровой площадки, да и погеройствовать тоже хотелось: мало ли, а вдруг удастся, как и тогда, углядеть то, что упустили из виду искусственные спутники       Марса, работу которых могли повредить таинственные недоброжелатели. И теперь, поднимаясь по витым уступам скалы, юный Флейм недоумевал, что же собирается показать ему Кэвин, чего он не видел в их пещере или со смотровой площадки.       — Давай-давай, братишка, — подбодрил его Кэвин, когда Модо замешкался и вопросительно глянул на друга, — Не смотри на меня так. Имей терпение — сейчас сам всё узнаешь.       Кэвин Соул давно уже звал Модо братишкой. Говорил, что всегда мечтал о младшем брате, но покойная мать уже никого не родит, а мачеха, наверное, плохо любит отца, раз не в состоянии от него понести.       Вообще, Модо всегда коробило от того, как негативно Кэвин относился к этой женщине — второй жене своего отца. Дана дружила с ней и всегда отзывалась только в положительном ключе, но Кэвин отчего-то упорно отвергал её, не находя для мачехи места в своём сердце. Модо, как и Дана, не видел в соседке ровным счётом ничего дурного. Чего не мог простить ей пасынок? Может быть, того, что не она родила его? Или того, что родная мать его лежит теперь в земле, а эта женщина живёт и здравствует, счастливая рядом с майором Соулом?       Кто бы мог это знать?       Натянуто улыбнувшись, Модо кивнул и продолжил восхождение по восточному, наиболее пологому склону скалы. ***       Кэвин велел Флейму закрыть глаза, и тот, весь в предвкушении чего-то, что должно было удивить его в день рождения, осторожно прошёл внутрь каменной ниши, ведомый товарищем.       — Стой, братан, не открывай глаза, — сказал кадет с некоторой торжественностью в голосе, — Сперва послушай поздравительную речь. Модо затаил дыхание. Одна догадка уже крутилась у него в голове, но он боялся поверить в неё. И потому в нетерпении ждал заветного мига.       — Я долго над ним работал, братик. Пока не поехал в училище и когда приезжал сюда на побывку, я всё свободное время посвящал своему обещанию. Ты ведь помнишь, что я тебе пообещал когда-то? Так вот, Флейм, сегодня, в твой день рождения, я дарю тебе лучшее своё творение. Можешь открыть глаза. ***       Модо показалось, что он так и не сможет вспомнить, как это — сделать вдох. Потому что взгляд его открывшихся красных глаз упёрся в пока ещё не оживший, но ждущий своего часа «взор» мотоциклетной фары в виде абриса мышиной головы.       Перед юношей, точно сказочный рогатый зверь, стоял самый прекрасный из всех байков, которые тот когда-либо видел или же мог себе представить.       Большой, мощный, он был как раз под стать столь высокому и крепкому парню, как Модо. Синее переднее крыло, заманчиво развёрнутое вправо, переходило в длинную, хромированную вилку передних амортизаторов. Такая конструкция руля заставляла седока при езде чуть откидываться назад, упираясь в специальную спинку. Окрашенные в сдержанно-синий цвет и хромированные детали сверкали девственной новизной. Поражённый Модо и вообразить не мог, что такое возможно. Откуда Кэвин взял всё это? Где смог достать в этаком захолустье? Да, умный и рукастый парень уже лет с одиннадцати подрабатывал на починке всевозможных приборов, которые соседи ленились носить в специальные мастерские, предпочитая отдавать ему. Но неужели весь этот свой скромный заработок и стипендию кадета он вкладывал в подарок для брата лучшего друга? Неужто и впрямь Модо Флейм был так дорог ему?       Модо на ватных от изумления и счастья ногах медленно подошёл к мотоциклу. Не в силах сдержать эмоции, паренёк просто рухнул возле байка на колени и, как живое существо, обнял его переднюю часть, намочив сталь слезами, которые даже не стал вытирать и которых забыл постесняться.       — Кэвин… брат, спасибо, — пробормотал он, так и не заставив себя оторваться от самой давней, самой большой и самой заветной своей мечты.       — Да ладно! — отмахнулся курсант и, шутя, добавил, — Да ты бы оживил его скорее. Хорош обниматься, как с девкой, и слезами поливать. А то заржавеет. Модо, всё ещё плохо владея телом от самого, наверное, приятного потрясения в своей жизни, встал и, продолжая поглаживать мотоцикл по изгибам руля, на котором висел мотошлем, и выпуклости бензобака, будто тот и впрямь был девушкой, оседлал его.       Правая рука с лёгкой трепетной дрожью коснулась чувствительного сенсора на приборной панели, и байк, до того совершенно неподвижный, словно спящий, тут же отозвался на эту своеобразную ласку. По всему его корпусу прошла вибрация, и раздалась мелодичная приветственная трель.       — Здравствую, дружок… — ещё более хрипло, чем всегда, прошептал Модо, на что искусственный интеллект мотоцикла отозвался длинным нетерпеливым писком.       — Кэвин, ты… — слова застряли у парня в горле, потому что ни одно из них не подходило в качестве эпитета молодому гению.       — Я — Кэвин, с этим не поспоришь, — весело усмехнулся будущий военный инженер, — А ты не томи своего нового друга. Полетаем?       — Полетаем? — только сейчас Модо увидал, что в тёмном углу спрятался старый байк Кэвина, тот самый, на котором четыре года назад отважный мышонок совершил свой первый полёт. Надо отдать должное старичку-мотоциклу — тогда искусственный интеллект сам всё рассчитал и сделал так, чтобы седок его не разбился. А сейчас… Сейчас придётся действовать самому, по-другому уже не солидно.       Модо с досадой вспомнил, что в тот раз его позорно вырвало прямо на руль мотоцикла. А вдруг и сейчас произойдёт то же самое?       — Да. А ты хочешь на себе его со скалы спускать? — не удержался — съязвил молодой Соул, усаживаясь на своего стального коня, во многом доработанного с былых времён, — Лично мне хватило того, что я в одиночку пёр их сюда.       Закрыв и открыв глаза, Модо решительно откинулся на фигурную «мышиную» спинку своей сбывшейся мечты, надел шлем, включил зажигание и заработал руками, выжимая сцепление и выкручивая дроссель.       Кэвин все эти четыре года не подпускал его к своей мастерской (теперь стало понятно, почему), но при этом, как только появлялась такая возможность, охотно обучал «братишку» езде на своём мотоцикле. Так что теперь ничего не мешало имениннику, дождавшись короткого прогрева мотора, уверенно переключить нужную передачу и, вскинув байк на дыбы, вместе с товарищем (да что там: считай вторым одним братом) совершить ещё один полёт над шумящим листвою лесом. ***       Он летел, крепко сжав корпус байка ногами, а руки, словно крылья, раскинув в стороны, так, что бившие по ним бешеные потоки воздуха, казалось, вот-вот выгнут их назад, поломают. Но не на того напали вы, ветры. У Модо Флейма крепкие руки. И он, с оглушительным, восторженным криком, бросает вам вызов. Так не противьтесь, продувайте его насквозь и несите только вперёд, вы, все ветры Марса!       Продолжение следует…