Я найду тебя всегда

      Саша просыпается резко и неожиданно. Открывая глаза, видит, что за окном только начинает светать, и переворачивается на другую сторону, рассчитывая поспать еще пару часов, прижавшись к теплому боку Ерохина, но обнаруживает его сидящим на краю кровати. В груди начинает неприятно свербить от предчувствия чего-то страшного. Александр вздрагивает от прикосновения его теплой ладони к своему обнаженному плечу. Судя по напряженной спине, сидит он так уже довольно долго.              — Саш, что-то случилось? — спрашивает Головин, заранее понимая, что ничего хорошего он не услышит.              — Случилось, — ничего больше не объясняя, Ерохин протягивает ему свой телефон, — я… я не знаю, что мне теперь делать.              Саша смотрит на экран и лишь с третьей попытки до не до конца еще проснувшегося мозга доходит, что именно запечатлено на этой фотографии. А потом он наконец-то замечает пояснение: «Ты скоро станешь папой», которое заставляет его мир пошатнуться, а его - сделать пару глубоких вдохов, чтобы унять гулко бьющееся сердце. Вопросов больше не остается.               — Я даже не помню этого! — восклицает Александр и смотрит на него пугающе горящими глазами, темными, как угли, — мы так давно не… Черт!              — Но это ведь твой ребенок? — голос звенит от боли и отчаяния. Саша запускает пальцы в свои растрепанные волосы и сверлит его болезненным, пустым взглядом. Ему больно на него смотреть. И страшно услышать ответ.              — При всех ее недостатках у меня нет причин подозревать ее в неверности! — чуть резче, чем хотелось бы, отвечает Ерохин.              — Прости, — тихо, но искренне просит Саша, грустно улыбаясь. Он готов расплатиться собственной жизнью, лишь бы вновь увидеть искры счастья в его глазах.              — Нет, это ты меня прости, — Александр укладывает голову на Сашины колени, — прости. Я не знаю, что нам теперь делать. Не знаю…              Головин машинально перебирает его мягкие волосы и ничего не отвечает. Мысленно считает до десяти, надеясь подавить в себе разрывающее на части желание сжать Александра в крепких объятиях, и, обхватив родное лицо руками, целовать мягкие губы и скользить успокаивающими движениями по его обнаженной, гладкой спине. Но вопреки своим желаниям и эгоизму он не может позволить ребенку расти без отца. Саша сам в детстве боялся того, что папа уйдет, и знает, как это страшно, когда родители ссорятся, а после не разговаривают друг с другом по нескольку дней. Решение приходит само собой.              — Нам надо расстаться, — под веками начинает неприятно резать, но голос Саши полон решимости, — ты вернешься в семью, у тебя родится замечательный ребенок, и вы с Вероникой вновь будете счастливы.              — Что? — Ерохин подскакивает, не веря своим ушам, — нет, Саша! Нет! Слышишь? Мы что-нибудь придумаем, обязательно!              — Я перехожу в Монако. Мне предложили несколько дней назад, а я согласился, — Саша тут же перебивает его, чувствуя, как ускоренно заколотилось сердце, и показушно усмехаясь, врет, пряча глаза, что уже жжет нестерпимой болью. Это самоубийство. Хочется рыдать и кричать в голос.              Саша чувствует себя настолько жалким, что самому от себя противно. Он уже успел написать агенту, что отказывается он трансфера и планирует возвращение в родной Зенит. Теперь же нужно срочно исправлять эту ошибку. Любыми путями.               — Но как же мы? — таким потерянным он видит Александра впервые, все эмоции на лице написаны и легко читаются даже в полумраке комнаты, — прошу тебя, останься…              — Нет больше никаких мы, — Саша поспешно натягивает на себя кроссовки и хватает с кресла олимпийку, знает, что его слова режут ножом, но выбора у него теперь нет, — возвращайся к жене.               Он быстро выходит из номера, на ходу застегивая куртку, и не дожидается ответа Ерохина, опасаясь услышать что-то настолько важное, что заставит его передумать. Ему жизненно важен глоток свежего морского воздуха, а еще лучше вырвать себе сердце, чтобы не чувствовать той боли, что сейчас разрастается в нем. Хочется орать, срывая голос, на вселенную, на мир и на судьбу, в которую он раньше не верил, но которая оказывается так к нему несправедлива, но все, что Саша себе позволяет - это бежать: бежать так далеко и долго, бежать до тех пор, пока легкие не начинают гореть, а мышцы - взрываться от боли. Он останавливается, опираясь ладонями о колени, сплевывая вязкую слюну и пытаясь отдышаться, не понимает, как пережить все это и не сойти при этом с ума.              Через пару часов Саша возвращается в номер, чтобы собраться к скорому вылету. Александра уже нет, как и его вещей. Взгляд падает на смятую постель, и в сердце словно втыкают нож, а когда он находит забытую футболку с двадцать первым номером, брошенную на край ванной, Саша, не задумываясь, забирает ее себе. Ткань какое-то время еще будет хранить его запах, и пусть от этого ему будет только хуже, но от зависимости нужно избавляться постепенно.              Во время перелета в Москву в салоне непривычно тихо, даже всегда громкий Артем шепотом переговаривается с Игорем в хвосте самолета. Саша утыкается в иллюминатор, отрезая себя от внешнего мира наушниками.              Уже будучи дома Головин набирает номер своего агента. Страх уходит, оседает на дно, и он готов к любому ответу в равной степени.               — Серег, привет. Ты ведь не успел еще отказать французам? — спрашивает, морщась от своих слов. Он не хочет уезжать. Но оставшись в Москве, а тем более в Питере, однажды он сорвется и точно совершит непоправимую глупость. Александра не вытравить из памяти. Он вызывает зависимость от себя куда более сильную, чем тяга к футболу. Он наркотик, самый едкий и токсичный.               — Головин, только не говори, что ты передумал! — голос шокированный, но с явным оттенком несдерживаемого восхищения.               — Ну, вообще-то именно это и я собираюсь тебе сказать, — нервно хихикает в ответ Саша.              — Ты не мог позвонить на сорок минут раньше?              — Ну ты же крутой, кого хочешь уломаешь! — начинает упрашивать Головин, совершенно не смущаясь абсурдности своего предложения, — скажи, что перепутал слова, и вместо положительного ответа сказал, что мы отказываемся!               — Головин, ты знаешь, что я тебя ненавижу, да? — устало вздыхает мужчина на другом конце провода.              — Ага! Ну так, что? Организуешь?              — Вот скажи мне, за что я все еще с тобой работаю, а?              — Потому что я красивый, и тебе перепадет куча бабла, если я все же уеду в Монако.              — Случилось что-то? — заподозрил Сергей и замолчал в ожидании ответа.               — Нет. Просто передумал. — выпалил Саша, так и не придумав достойную причину.              Уже через пару дней все новостные ленты взрываются новостью, что Александра Головина перекупил французский клуб Монако, и, отмечая его успешное выступление на чемпионате мира, предрекают ему головокружительную карьеру за границей. Сам Саша не чувствует по этому поводу ничего — ни радости, ни волнения, ни страха.              Ни-че-го.              Он равнодушно ждет оформления документов, потом также спокойно подписывает их и, позируя на камеру в новой футболке со старым номером семнадцать, скалится в подобии улыбки, забывая, как улыбаются мягко и счастливо. А раньше, кажется, иначе и не умел.              Саша понимает, что нужно начать новую жизнь. Завести друзей, а может быть даже новый роман. Здесь в Европе к его предпочтениям отнесутся с большим пониманием, чем на Родине. Тем более, что ему не в первый раз кажется, что Рамадель, капитан его новой команды, все чаще задерживает на нем свой взгляд. Но стоит ему только представить, что к нему прикасается кто-то чужой, как горлу моментально подкатывает тошнота. Бессмысленно отрицать, что забыть Александра он сможет еще не скоро. Он смысл. Он его жизнь и свет. Его душа, пусть и покалеченная.              Головин запрещает себе произносить его имя вслух, но мысленно, про себя, вновь мурлычет его, перекатывая на языке протяжное «ррр», и пытается унять разбушевавшуюся фантазию. Встряхивая головой, пытается прогнать непрошеные, слишком откровенные картинки из головы. Глаза, такие чистые и светлые. Губы, которые хочется кусать до тех пор, пока не почувствует металлический привкус его крови. Руки, такие сильные, такие красивые. Саша медленно гладит свои запястья, вспоминая, как цепкие пальцы, сжимая, оставляли синяки и утягивали за собой в мягкий плен постели.               Ерохин не покидает его мыслей ни на миг, как бы Саша не упахивался на тренировках до потери пульса, стараясь выкинуть его оттуда.              Болью в мышцах Головин пытается заглушить боль в сердце и самому себе доказать, что сможет, сумеет, справится. Каждый день подобен жесткой борьбе, в которой он все чаще получает сокрушительные удары и терпит поражение, проигрывая самому себе, признавая, что он принадлежит Александру. Как бы ни сопротивлялся — он его. Пусть даже судьба распорядилась иначе.              Саша клянется себе, что перестанет заходить на его страницу в Инстаграм, но каждый раз возвращается и мысленно радуется, что в новых публикациях, что изредка появляются, Ерохин всегда один. Он чувствует себя чертовым мазохистом, когда заходит на страницу Вероники и видит свежую фотографию, где она в очередной раз сообщает о скором пополнении в семье. Саша хочет разбить телефон о стену, лишь бы не видеть этого, не знать. Вновь давит в себе желание написать Александру, который в свою очередь тоже сохраняет молчание, видимо в его жизни все и правда теперь прекрасно. Саша ненавидит его и себя, за свою слабость. Ненавидит за то, что не в силах забыть, выкинуть из головы и сердца. Вновь обещает себе не поддаваться слабостям. Но каждый день все повторяется заново.              Он с ужасом ждёт сентябрьского сбора, потому что снова быть рядом с тем, от кого сбежал, невыносимо сложно. Но неудачное падение на одной из тренировок выбивает его из строя на несколько недель, и в сборную его не вызывают. С одной стороны, он вздыхает с облегчением, а с другой он жутко соскучился по команде, по Игорю, который стал для него едва ли не старшим братом и в сложный период адаптации поддерживал его, как никто другой. Капитан ко всем относился, как к собственным детям, но к Саше прикипел особенно, именно он вытащил только пришедшего в новую команду Головина из пучины терзаний и отчаяния неразделённой любви. Запретной, и как тогда казалось ему — неправильной. Но именно Игорь собственным примером доказал, что для любви нет запретов.              Саша не может сдержаться и матчи сборной все же смотрит. Он пытается абстрагироваться, но все же его внимание постоянно привлекает высокая фигура, которой так идет форма сборной. Саша кусает губы, сжимает кулаки, его корежит от того, насколько сильно хочется выть от отчаяния. А на вопрос, когда же ему станет легче — ответа по-прежнему нет.              Восстановление после травмы проходит быстро, и уже к октябрю Саша вновь в строю. Правда, игра в новой команде у него не идет, он вновь натыкается на нелицеприятные отзывы и критику в свой адрес. У него появляются подозрения, что его взяли в команду, чтобы списать на него все неудачи клуба.              Из-за языкового барьера и внутренней зажатости общение с командой не складывается, лишь Фалькао временами пытается его растормошить, приглашая на совместные вылазки. Пару раз он соглашается. После нескольких бокалов алкоголя они охотно позируют на камеру, Саша кладет руку ему на плечо, а Рамадель так низко наклоняется в его сторону, что они соприкасаются лбами. Головин улыбается, а Фалькао, смеясь, подмигивает. У них получается отличное селфи, которое тут же загружается в сеть. Саша не против, ему удобно, чтобы все думали, что в его жизни все хорошо. А не пустота, что образовалась внутри него с того самого утра.              ***       Домой Александру возвращаться не хочется, видеть жену тем более. Даже то, что она носит его ребенка, не делает ее более привлекательной в его глазах. Вероника закидывает его сообщениями с самого утра, поначалу он пытается ее игнорировать, но, в конце концов, не выдерживает и, ограничившись сухим: «дома поговорим», выключает телефон. Ему тяжело смотреть на Сашу, который в самолете забивается в угол и, отвернувшись к иллюминатору, закрывает глаза, делая вид, что спит. Он чувствует свою вину перед ним за свою глупость и неосторожность, по вине которой они потеряли самое дорогое, что у них было. Самое абсурдное во всей этой ситуации, что он не помнит ничего о той ночи, в которую умудрился заделать ребенка, несмотря на то, что был в стельку пьян. Жизнь, о которой он мечтал, счастье, в которое он успел поверить, утекло из его рук подобно дождевой воде, что лениво скатывается по лобовому стеклу, образуя ручейки.              Стоит ему переступить порог квартиры, как Вероника едва ли не прыгает к нему на руки и, повисая на шее, щебечет о том, как сильно соскучилась. И конечно задается вопросом, а рад ли ее муж тому, что они скоро станут родителями? Ответа он и сам не знает.              — Конечно я рад, дорогая. Очень, — устало отвечает Александр. Он никогда не задумывался, а хочет ли он ребенка? А теперь думать поздно, выбора у него уже нет, — какой срок?              — Почти два месяца, — тут же выпаливает Вероника, — я уже была у врача!              — Это получается той ночью, когда меня приволок Артем?              — Да-да! Той самой, — уверенно отвечает Ника.              — А это не повлияет? Ну на… хм… его развитие? — эта мысль впервые приходит в голову Ерохина, и он теряется.              — Нет-нет, все в порядке. Врач сказал, что все отлично, — Вероника лучезарно улыбается, вплотную подходя к Александру, и томно шепчет, — я так соскучилась… Нам определенно нужно повторить, — ее руки проворно заползают под футболку, а губы скользят по шее.              — Ник… — Ерохин прикрывает глаза и понимает, что не чувствует ничего. Тело не реагирует на прикосновения и поцелуи, даже когда ее руки пытаются расстегнуть ему ширинку, — тебе нельзя. Это может повредить ребенку.              — Ой, да ничего ему не навредит. Врач сказал…              — У меня был долгий перелет, давай не сейчас, — перебивает ее Александр.              — Ладно, — обиженно дует губы Вероника, отстраняясь, — но завтра я с тебя не слезу. И да, мне нужны деньги. На анализы там, УЗИ…              Ерохин настолько привык слышать эту фразу, что, не задумываясь, делает перевод. После чего он заползает в душ, пытаясь смыть с себя не только пот и усталость, но и чувство того, что из него вырвали кусок чего-то жизненно необходимого и нужного, как воздух. Он долго стоит под струями воды, опершись лбом о стенку душевой кабины, думая о том, чем заполнить дыру в груди, что образовалась там вместе с уходом Саши, и как не сорваться и не рвануть к нему, наплевав на жену и будущего ребенка. Но Головин четко сказал, что ему лучше быть с семьей, наверное, стоит послушаться?              Следующие недели для Александра проходят словно в аду. К горечи потери и тоске присоединяются постоянные истерики Вероники. Под влиянием бушующих гормонов она изводит не только Александра, но и всех вокруг. Ей не нравится запах его парфюма, сосед с утра посмотрел на нее косо, а дети, живущие над ними, стали слишком шумными, к тому же Ерохин слишком шумно дышит и мешает ей спать по ночам. Вероника каждый день домогается его, списывая на гормоны свое расшалившееся либидо, но Александр не хочет, не может и даже не пытается. Мягко отстраняясь, он изо дня в день повторяет ей, что это может навредить ребенку. Устраивая очередную истерику, она уходит из дома и появляется только к вечеру. Ерохину стыдно, но он рад, что у него появляется пара часов тишины без ее глупых капризов и истерик. Из-за чувства вины он предлагает сходить с ней на УЗИ, но она отказывается, объясняя это тем, что стесняется.              Александр в какой-то степени даже благодарен жене за ее поведение, это позволяет отвлекаться и не думать о Саше. Он прекрасно знает, что обманывать самого себя — глупо, но, абстрагируясь, пытается поверить, что у него все хорошо. Он счастлив и доволен семейной жизнью.              Каждый день Ерохин одергивает себя, чтобы не позвонить или не написать ему. Он рассматривает фотографии с тренировок Монако и скрипит зубами от ревности, замечая, как некоторые игроки, совершенно не скрываясь, пялятся на Сашу. И с ужасом думает, что будет с ним, после того как Головин заведет новый роман и даже не подумает этого скрывать? Он не знает, какая это стадия ревности, потому что никогда раньше не ревновал так, до дрожи, но знает, что не выживет после этого.              Боясь испортить своим звонком начавшуюся заново жизнь Саши, Александр в очередной раз откидывает телефон подальше.              С сентябрьских сборов Вероника встречает Ерохина новостью о том, что по настоянию врача ей нужно уехать на морской воздух. Это благоприятно повлияет не только на ее неважное самочувствие, но и на развитие ребенка. Ерохин, конечно, соглашается, стараясь чтобы его голос не звучал слишком радостно. Оставшись в большой квартире в одиночестве, он чувствует облегчение, которое до обидного быстро сменяется уже привычной тоской. Он понимает, что этот брак был его главной ошибкой и тяготил его задолго до первой встречи с Сашей. А проклятая память вновь подкидывает воспоминания о самых лучших мгновениях, что он провел рядом с ним, от которых одновременно больно и сладко щемит сердце.              Где взять сил, чтобы пережить все это и не сорваться во все тяжкие?              ***       Октябрьские сборы для Саши подкрадываются незаметно. Москва встречает его не только уныло-серым небом и прохладным осенним ветром, но и леденящим волнением, от которого уже так просто в теплой кофте не спрятаться. Его вновь накрывает ощущение того, что он задыхается. Как летом, после чемпионата, когда от него ждали голов и побед, а вместо этого он бил мимо и проигрывал. Но не в этот раз, только не в сборной и не рядом с ним. Он встретится с Александром и никоим образом не выдаст своих истинных чувств. Если у него все прекрасно, то у него не хуже.              На входе в отель его тут же едва не сносит Артем, который на ходу крепко сжимает его в объятиях и выпаливает, что ВСЕ зенитовцы уже приехали. От этих слов сердце пропускает пару ударов, но Саша лишь криво улыбается и ничего не отвечает.              К его удивлению и радости ему достается номер, который делить ни с кем в этот раз не придется. Артем провожает его, не прекращая о чем-то увлеченно рассказывать. Саша лишь мысленно просит, чтобы они сейчас не встретили Ерохина. Слишком рано, ему нужно еще немного времени, чтобы подготовиться к этой встрече.              — Ох, Санек, тебе достались самые настоящие хоромы, — цокает языком Дзюба, входя вслед за Сашей в номер.              — Не выдумывай, такие же, как и у всех, — возражает Саша, оставляя чемодан в углу.              — Ладно, располагайся, а я пошел, — Артем машет и уже в самых дверях оборачивается, — ты нужен ему. Сам не представляешь насколько.              Саша замирает, забывая, как дышать, а пульс ускоряется до сотни ударов в минуту. Дзюбе хочется возразить, но Головин не успевает, Артем уже ушел. Стянув кроссовки, он падает на кровать прямо в одежде и проваливается в сладкую дрему, из которой его вскоре вырывает стук в дверь. Саша нехотя разлепляет веки и, чертыхаясь, все же идет открывать. На пороге лежит книга, которую он поднимает, гадая, кто автор этой глупой шутки. Не собираясь читать, открывает ее в середине - и взгляд случайно цепляется за знакомую до боли фамилию. И имя. Сочетание, может, и не самое распространенное, но все же не уникальное. Саша пятится к кровати, жадно впитывает каждую строчку и опускается на живот, не прерывая чтения. Вскоре он встречает и собственное имя. Это не может быть совпадением. Но как? Как такое может быть? Он переворачивает страницу и переходит к следующему рассказу, из которых состоит книга. Каждый посвящен ему и Александру. Только ситуации, описываемые в них, кажутся ему бредовыми. Разве они могли вместе умереть на поле боя? Или жить в начале двадцатого века во Франции? Теория о родственных душах и их перерождении? То есть они с Ерохиным истинная пара, которая всегда, во все времена находит друг друга? Закончив чтение, Саша, охваченный злостью, срывается с места и вылетает из номера. Головин уверен, что это не больше, чем глупая, злая шутка! И он даже знает, чья.              — Где Ерохин? — налетает он на Лунева, который неспешно поднимается на второй этаж.              — И тебе привет, Саш! — удивленно отвечает Андрей, таким Сашу он еще не видел, — а Ерохин в двести первом.              Не теряя времени на разговоры, Саша несется в нужном ему направлении, забывая не только поблагодарить Лунева, но и о том, что панически боялся этой встречи. Он корит себя, называя последними словами, за то, что сам усложняет себе жизнь. Что творится в его голове? В номер он врывается без стука, к счастью, Александр там один.              — Что это? Какого черта, Ерохин? — Саша в бешенстве кидает книгу на тумбочку возле кровати, тяжело дышит и смотрит на него, не мигая, — думаешь, это смешно? Смешно тебе, да?              — Саш, ты о чем? — искренне удивляется Александр.              — Не прикидывайся! — почти кричит Саша, — не прикидывайся идиотом! Это ведь ты мне подкинул?              — Подкинул что? — уточняет Александр и изучает его лицо так внимательно и пристально, что у Саши от этого взгляда горло сжимается так, что не продохнуть. Он вновь теряет контроль над ситуацией. И над собой.              — Книгу, эту чертову книгу!              — Сань, я не понимаю, о чем ты, правда, — Головин напрасно ищет в его голосе намек на издевку, Ерохин отвечает спокойно и, поднимаясь с кровати, делает шаг навстречу.              — Не подходи, — тихо шепчет Саша, его трясет, словно от холода, — если не ты, то кто?              — Я не знаю, но я ничего не делал, — Александр тянется к книжке, чтобы получше рассмотреть ее и понять, чем она так взбесила Головина, — что в ней?              — Нет! — кричит Саша и пытается вырвать ее из его рук, — дай сюда! — Собственный голос кажется ему незнакомым, впервые он звучит так резко и грубо. Но Ерохин, отстранив его руки, уже читает первую страницу и не обращает внимание на приказной тон. Поэтому он не видит иного выхода, как сбежать.              — Стоять! — голос, не терпящий возражений, останавливает Сашу у порога, — а если это правда?              — Это неправда! Такого не может быть, — упрямо отвечает Головин, не оборачиваясь, но и не предпринимая больше попыток уйти, — чей-то глупый розыгрыш!              — Но как такое возможно? Откуда в ней наши имена? Саш, это не может быть совпадением, — Александр подходит ближе.              — Просто кто-то решил поиздеваться. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, — еле слышно отвечает Саша, — ты веришь в это?              — Верю…              Эти слова сносят все преграды между ними, хоть Саша и обещал себе, что никогда не позволит Александру вновь получить власть над собой. Он дал себе слово никогда больше не подпускать его к себе настолько близко. Но вновь проигрывает. Самому себе. Головин упирается ладонью в закрытую дверь в поисках опоры. Вздрагивает, когда ладонь Ерохина касается его спины, замирая где-то между лопаток.              Он сжимает зубы и запрещает себе поворачиваться к нему, напоминает себе, как пытался ненавидеть его все это время. Эти долгие, мучительные месяцы его молчания. Но стоит увидеть его вновь, как все предупреждения вылетают из головы. Разом.              Книга, выпавшая из рук, валяется на полу раскрытая.              — Но я не верю в это… — даже столь сильная тоска по Александру, что окутывала его все это время, не кажется ему убедительной.              — Но это так… — на миг он запинается, разворачивая Сашу к себе, по его серьезному, нахмуренному лицу скользит тень, — ты же сам все видел, таких совпадений не бывает, не думаю, что кому-то хочется нас таким образом разыгрывать, — смотрит, не моргая, поймав и удерживая его взгляд.              Саша в сотый раз корит себя за то, что решился вновь искушать судьбу и проверять себя на прочность и выдержку, оставаясь с ним наедине, в такой опасной для них близости.              — Это не может быть правдой, — судя по тону, шепоту и опущенным вниз глазам, убеждает он в этом самого себя.              — Мы еще можем все исправить… — словно успокаивая, Александр проводит рукой по его боку, — ты же сам хотел этого?              Возможно, было бы верным отшатнуться, прервать его прикосновение, но Саша поднимает взгляд, смотрит в его глаза, потом на губы и, сжимая его запястье сильнее, кивает.              Да, он хотел все исправить. Хочет до сих пор. Только необходимо избавиться от своих принципов, которые запрещают махнуть на все рукой.              Он не замечает, когда вторая ладонь Александра опускается на его бедро, обтянутое плотной тканью джинсов, скользит чуть выше, сжимая поясницу.              — Подумай об этом, — просит Александр ему на ухо, и от горячего дыхания на коже выступают мурашки.              — Хочу… — разница в росте по-прежнему доставляет порой неудобства, и Саше приходится крепче обхватить Александра за плечи, чтобы шепотом коснуться его губ.              Чувствуя, как его подхватывают под бедро и вжимают в дверь, послушно опирается об нее, цепляясь за шею Александра и перебирая темные волосы.              — Саша… — выдыхает сдавленно Головин, скользя языком по его губам и опаляя дыханием ухо, сжимая его волосы, тянет к себе ближе. Вплотную.              Обхватывая ногами его бедра, Саша осознает, что в глубинах еще не до конца отказавшего разума мелькает мысль о кровати. Она совсем рядом, где-то за спиной Александра. Такая широкая и удобная. Опуская ноги на пол, прикусывает его губы, скользит ладонью по его груди, подталкивая в сторону незаправленной постели. Теперь, когда он вновь рядом, уверенный, теплый и отзывчивый, у Саши нет сил его отпустить. Ложась на спину, цепляется пальцами за воротник его рубашки, вынуждая опуститься сверху.              — Ты не боишься? Прошло так… — не давая ему договорить, накрывает губы Александра указательным пальцем и мотает головой, усмехаясь.              Вместо ответа целует запястье и чуть слышно шипит, когда ладони касаются его кожи, скользнув под футболку. Ладони скользят по спине и плечам, лаская, сжимая, поднимая футболку все выше, стягивая окончательно. Скинутая второпях рубашка летит следом, и Саша вздрагивает, когда ладонь Александра замирает на его груди. Кожа горит от прикосновений, голова кружится, глубоко вдыхая и наполняя воздухом легкие, Саша чувствует забытую эйфорию от его близости.              Ладони спускаются ниже, замирают на ремне Александра, поцелуй прерывается, и Саша окончательно теряет голову, поймав его мутный, блуждающий взгляд. Оглушающую тишину нарушают падающие на пол кроссовки и негромкий лязг пряжки. Он помнит изгибы тела и мягкость его кожи, раздевает полностью, не оставляя ничего, а после стягивает с себя джинсы. Закрывает глаза, когда тяжесть вновь возвращается, наваливаясь на него сверху, цепляется за его плечи, прижимаясь виском к виску. Александр медленно проводит носом по его скуле, удерживая его за пояс, вслепую шарит в ящике и на ощупь находит нужный ему тюбик со смягчающим кремом: он не был к этому готов, не смел даже думать о подобном финале их встречи, поэтому у него нет ничего более подходящего.              Губы касаются разгоряченной кожи, а язык рисует на животе узоры, ускоренный пульс бьёт по венам, отдаваясь гулом в ушах. Плавно, без рывков, пальцы проникают внутрь, ладони сжимают плечи, притягивая ближе. Кажется, что еще миг - и небо над головой разверзнется, потому что чувствовать столько разом - уже преступление. Вспышка, пронзающая Сашино тело, не приносит боли, не вызывает желания отстраниться, напротив, он ловит Александра новым прикосновением горячих губ, проводя кончиками пальцев по его спине. Его вкус бьет по рецепторам, еще немного, одно плавное движение, и Александр полностью в нем. Саша боится пошевелиться лишний раз, чтобы не спугнуть это почти забытое чувство наполненности, потемневшие глаза распахиваются шире, а ладонь плавно спускается по мокрой спине, едва дыша, он отвечает на каждое движение языка, вызывая стон. Слишком много ощущений и чувств. Так ласково, что рвет на части, до крика, сжимающего горло, и скатившихся по ресницам слез.              Поддаваясь вперед, Саша притягивает Александра ближе, безмолвно умоляя двигаться. Его толчки набирают темп, распаляя все жарче, так остро, что каждый выдох вырывается со стоном, хочется больше и ярче. До потери рассудка, почти задыхаясь. В голове не остается ни одной мысли, кроме той, что рядом с ним — Александр. Это его горячее тело под руками, губы на его коже. Еще ближе. Вплотную. Александр, замедляясь, скользит, нависая сверху, демонстрирует шею со следами укусов, за которые потом Саше обязательно будет стыдно. А пока он любуется каждой черточкой его лица, плавным изгибом плеч и четко прорисовывающимися под кожей мышцами пресса. Нет, он не просто родной человек, он его мания, помешательство. Александр двигается и, забывая об осторожности, кусает его плечо, так больно, так сильно, до искр из глаз. Не сразу понимая что происходит, Саша гортанно стонет и замирает, балансируя на пике. Он тяжело дышит, стараясь осознать, пережить. Обхватив его лицо ладонями, Александр, дернувшись, замирает, вжимает в себя мокрое, дрожащее тело.              — Я люблю тебя, — Александр опускается на подушки, отбрасывает в сторону влажную простынь и укладывает Сашу себе на плечо, мягко касаясь его влажных волос губами.              — А я люблю тебя… — устраиваясь у него под боком, разворачивается лицом к нему и, устало закрывая глаза, почти проваливается в сон.              На следующее утро Саша уверен, что ощущение тепла рядом с ним - самообман, всего лишь иллюзия, которая развеется, как только он откроет глаза. Страх немного отступает, слабея под ощущением рук, которые так крепко обнимают его, что на несколько секунд перехватывает дыхание. Окончательно прогнав все опасения, Саша позволяет себе ответить на объятия, с силой вцепившись в плечи Александра.              — Доброе утро, — шепчет Ерохин в его макушку.              Головин прижимается носом к ямке между его ключиц и молчит, потому что теряет дар речи. Только сердце так сладко ноет от того, что это больше не сон. От того, что правда.              На завтрак они все же спускаются, хоть и с большим опозданием. Столовая почти опустела, но те немногие, кто еще допивает кофе за неспешными разговорами, поднимают на них удивленные взгляды. Воссоединение их связки увеличивает шанс на победу сборной.              — Я смотрю, книженция-то помогла, — рядом с ними тут же появляется Дзюба.              — Что? — хором спрашивают Саши, поднимая на него недоуменный взгляд.              — Все, молчу, — ухмыляется Артем, но вид у него кота, объевшегося сметаны.              — Так это ты ее мне подкинул? — до Саши доходит первым.              — Я.              — Но… Так ты знал?              — Знал и давно, — Артем пожимает плечами, а в памяти Александра всплывают обрывки разговора, когда они методично напивались в баре. Как он мог забыть об этом? Впрочем, он забыл слишком много о том вечере и ночи.              — А эта книга… Она говорит правду?              — Конечно.              — Откуда она у тебя? — продолжает допытываться Саша.              — Пусть это пока останется моей тайной, — Артем не дает четкого ответа, — когда-нибудь вы об этом узнаете.              Артем уходит, оставляя их в полном недоумении, но его слова окончательно убеждают в том, что все происходящее реально. В конце книги они прочли, что к ним обязательно должны вернуться воспоминания о прошлом, но ни один из них этого не хочет. Пусть в памяти останутся переживания из этой жизни, а не из прошлых.              Спустя неделю, когда все матчи сыграны и приходит пора возвращаться по клубам, Саша впервые признается, что не хочет уезжать. Не хочет больше играть за чужой клуб и колесить по стране, в которой все так же чувствует себя лишним. Он хочет остаться здесь, пусть не в Питере, а в Москве. Лишь бы в России, потому что здесь Александр. Несмотря на приближающуюся вновь разлуку, за все это время они ни разу так и не подняли тему их дальнейшего будущего, словно боясь разрушить разговорами и лишними фразами хрупкую, греющую душу идиллию, что установилась между ними за эти дни. Самое главное, что они вновь чувствуют, что наконец-то можно дышать.              — Я не останусь с ней, — от этих слов и прикосновения к своему плечу у Саши перехватывает дыхание и так каждый раз, когда Александр подходит к нему так близко, — я не хочу жить с нелюбимым человеком.              — Не говори так, у вас же ребе…              — И что? — он не дает ему закончить и без того уже понятную фразу, — Саша, я же не отказываюсь от ребенка! Зачем мне сохранять эту семью? Ради чего? Не лучше ли будет ребенку иметь двух родителей, которые счастливы порознь, чем вместе, но несчастных? Не думаю, что мой будущий сын или дочь оценит эту ненужную жертву, что ради него его отец отказался от самого дорого, что есть в его жизни.              После этих слов Александр с облегчением выдыхает, чувствуя, что с его шеи сняли огромный, тяжелый камень, который так долго тянул его ко дну. Он смотрит на темное ночное небо и Сашу, который сжимает перила балкона и вновь выглядит маленьким мальчиком, которого он встретил когда-то в раздевалке Зенита. Кажется, с того дня прошла целая жизнь, и Головин уже мало похож на себя того, прежнего, нерешительного и испуганного. Теперь все наоборот, и решение о дальнейшей судьбе их обоих принимать именно ему.              — Я уйду от нее. И мне все равно, веришь ты мне или нет, — вновь сообщает Александр и несколько секунд смотрит на неподвижно застывшего в прежней позе Сашу, прежде чем возвращается в комнату.              Погода в конце месяца стоит отвратительная, она совсем не хочет уступать и не дает ни одного ясного дня, удобного для перелета. В аэропорт они приезжают вместе, но внутри им приходится разойтись по разным терминалам. Саше предстоит многочасовое ожидание рейса на Ниццу, а у Александра самолет через час в Сочи, где последние месяцы беременности проводит Ника. Уже в самолете, смотря на серые, густые облака Александр вспоминает, что так и не нашел времени на то, чтобы предупредить ее о своем визите. В аэропорту он быстро находит свободное такси и называет адрес родителей Вероники. Всю дорогу Ерохин смотрит на залитые южным солнцем улицы и слушает комментарии от узнавшего его водителя, который, как и многие болельщики, рад воссоединению самой лучшей связки РПЛ.              Ерохину действительно не на что жаловаться. Сборы прошли отлично, активность фанатов в соцсетях возросла, регулярно выкладываются свежие фотографии на страницах в Инстаграм. А главное - он наконец-то встретился с Сашей, и у них была неделя, полная поцелуев и сна в обнимку. Прошло несколько часов с момента их расставания в аэропорту, но ему уже тоскливо от мыслей, что возможности видеться чаще у них по-прежнему нет. Водитель убалтывает Александра почти до головной боли, и он счастлив наконец-то покинуть салон автомобиля, пожелав таксисту хорошего дня. У него ровно десять часов в запасе, а потом обратный самолет до Санкт-Петербурга. Он не тратит время даже на ожидание лифта и бегом, перескакивая через ступеньки, поднимается на шестой этаж. Долго и настойчиво давит на звонок, пока не слышит за дверью торопливые шаги.              — Иду-иду! Мам, это ты? — громкий щелчок замка и на пороге Вероника, — Саша?! —  вздрагивает от того, что на пороге человек, на встречу с которым она не рассчитывала в ближайшее время.              Александр рассматривает ее лицо, замечая не поддельный, а самый искренний испуг. Долгим взглядом касается ее вновь плоского живота, который она поспешно прикрывает руками, обхватывая себя за талию, словно укрываясь.              — Убери руки, — бросив сумку на пол, он проходит в квартиру, с каждым шагом приближаясь к ней.              — Саша… Подожди, я… — - Вероника отступает до тех пор, пока спиной не врезается в стену, и смотрит на него снизу-вверх, — я не хотела…              — Руки! — схватив ее предплечье, резко отводит их в стороны. Отсутствие живота заметно даже в просторной футболке, — ты… Ты врала мне? Врала всем?!              — Нет! Нет, Саша ты все неправильно понял! — запинаясь, она почти выкрикивает первое, что приходит ей в голову, — я правда ждала нашего ребенка, а потом случился выкидыш и я, я не хотела тебе говорить, пока ты на сборах!              — Ты окончательно сошла с ума! — от возмущения он задыхается и чувствует себя ужасно из-за затянувшегося обмана, который наконец-то вскрылся. Это отвратительно, потому что Александр счастлив, он рад такому финалу, как бы цинично это не было.              — Я? Это не я сошла с ума, а ты! — Вероника не была готова к этому разговору, не заготовила заранее убедительных фраз, способных образумить и удержать его, — Я все знаю! Думаешь, я ничего не видела? Не знала? Думаешь, я совсем дура?              — О чем ты? — устало спрашивает Александр.              — Сначала я подумала, что ты просто завел себе бабу на стороне. А все оказалось проще: мой муж просто съехал с катушек и втрескался в мужика!              — Зачем ты соврала о беременности?              — Ты правда такой идиот? — усмехается Ника, — я не могла допустить, чтобы ты ушел от меня! Ребенок был бы моей гарантией! Но ты, чертов импотент, даже не притронулся ко мне ни разу с тех пор, как мы переехали в Питер!              — Гарантией чего? Того, что твоя банковская карточка не опустеет? — он с трудом давит в себе отвращение, появившееся к ней.               — Саша, Сашенька, — Вероника быстро берет себя в руки, надеясь, что еще не поздно, и ее раскаяние даст шанс все исправить, — пожалуйста, прости меня. Я так боялась, что ты меня бросишь, и совсем выжила из ума! Я ведь люблю тебя…              — Ты любишь красивую жизнь, но никак не меня, — жестко отвечает Александр, подбирая за лямку валяющийся на полу рюкзак, — и я уже сомневаюсь, что ты вообще способна любить. На развод я подам сам.              — Ты не посмеешь!               — Интересно, кто меня остановит? — спрашивает Александр и, громко хлопнув дверью, выходит из квартиры.              Ерохин не помнит, как добирается до аэропорта, как вместо Питера бронирует билеты на рейс до Ниццы, ближайшего аэропорта рядом с Монако. То, что сейчас ему необходимо быть там, рядом с Сашей, не вызывает ни капли сомнения.              Четыре часа полета длятся целую вечность. Александр вновь проверяет время, подозревая, что его часы встали. Невозможно, чтобы оно тянулось настолько медленно. Ждать он больше не может, физически больно от того, как успел соскучиться. В самолете ставит треки на повтор и закрывает глаза, надеясь заснуть. Так время течет быстрее.              Он не сообщает Саше о своем прилете и ждать его в Ницце не хочет. Каждая лишняя минута ожидания мучительна, у него острая необходимость увидеть его как можно скорее, и он решает, что на такси будет быстрее. Главное — не ждать. Он устал от перелетов, которых оказалось слишком много за последние сутки, он просто хочет увидеть Сашу и лечь спать с ним под боком.              Больше не нужно мысленно готовить себя к встрече, нет страхов и угрызений совести. Он уничтожил их за то время, что был в полете. Все, что осталось - легкое волнение и предвкушение предстоящей встречи.              Такси останавливается возле дома, в котором Головин снимает квартиру, Ерохин расплачивается с водителем и на ходу запихивает бумажник в карман джинсов. На этот раз приходится воспользоваться лифтом, потому что подниматься практически на самый верхний этаж слишком долго и трудно.              Александр барабанит в дверь так громко, что уже начинает подозревать, что придется дожидаться возвращения Саши на улице. Он упустил такой немаловажный момент, как расписание его тренировок! Звук открывающейся двери заставляет вздрогнуть. Как и появление Саши на пороге.              Настоящий. Родной. Удивленный настолько, что в глазах шок и недоумение. Александр окидывает его взглядом, такого лохматого и заспанного, в футболке наизнанку.              — Ты? — от этого простого вопроса отдает теплотой и безграничной нежностью.              — Я больше не уйду.              — Но… Как же твой… — осторожно спрашивает Саша и, протягивая к нему руку, снимает с его плеча лямку от спортивной сумки.              — Его нет и не было никогда. Она меня обманула. Нас обманула, — перехватывает его ладонь и сжимает его пальцы своими, тепло улыбается и обхватывает его плечи одной рукой, — иди сюда.              Саша утыкается в его шею, чувствуя, как наступило долгожданное облегчение, и задает последний интересующий его вопрос:              — Как ты нашел меня?              — Я всегда найду тебя, — Александр с хлопком закрывает дверь и, прижавшись лбом к его, чувствует, что теперь они полностью единое целое. Теперь Сашу он просто так никуда и никогда не отпустит. Какие бы сюрпризы не приготовила им судьба — они все смогут преодолеть. Вместе.