***
Стены больницы, выкрашенные в голубые оттенки, были такие же холодные, как и цвет, в который их выкрасили. Люди, которые работают тут — такие же холодные, как и их морозные халаты. Но все же, они работают чтобы спасти людей, и не важно: выживший ли это самоубийца или человек, попавший в аварию. — Она пришла в себя. — проговорил такой противный, скрипучий голос. Было чувство, будто бы провели скальпелем по мозгам. Перед глазами поплыли некоторые воспоминания, такие, как омут воды, а по коже побежали мурашки от ощущения той температуры. — Что же, посмотрим. — второй голос, более тихий, но тем не менее все равно скрипучий и явно принадлежит какому-то мужчине средних лет. Да, это действительно так. Серебряные волосы выскальзывают из этой причудливой врачебной шапочки. — Где я? — О боги. Что с ее голосом? Такой хриплый и больной. Она его не сразу узнала. Вообще-то, она не узнала его и потом. Что происходит? При попытке вспомнить все, что произошло до больницы голова начинает предательски кружиться и ехать, а в воспоминаниях насчитывается ровным счётом ничего. Лишь омут холодной воды и голос. Приятный и сладкий, под который так и хочется спать. — О, она уже и вопросы задаёт. Отличный знак. Как же вы, Голубушка, оказались в холодной воде? — поинтересовался седовласый врач. На самом деле — ему было абсолютно все равно, как эта светловолосая дама оказалась в воде; он лишь выполняет свою работу, за которую ему платят деньги. — Я…я не помню. — Ну что же ты будешь делать?! Когда уже голос наконец придет в норму, ну в самом то деле, сколько можно?! Глаза все ещё были прикрыты, но это легко поправимо. А, нет. Не легко. Казалось, веки такие тяжёлые и неподъемные, однако, уже через минуту ярко-зеленая радужка глаз изучает свет, который прорывается сквозь занавески и освещает двух людей, помимо нее самой, находящихся в этой холодной палате. — Вы только посмотрите. А как тебя зовут? — девушка устремила взгляд на мужчину и заметила на его лице беспокойство. Словно, ему не все равно, что с ней происходит и произошло. — Не помню. Не знаю… — светловолосая перевела взгляд на женщину, которая среди бледноты стен и ее халата выделялась своей черной шевелюрой, которая аккуратной длинной косой струилась по плечу. — Голубушка. Да у тебя же полная амнезия. Ну как же вы так. — врач вскинул руки и ладонями ударил себя по бёдрам, после чего быстро удалился, перед этим окликнув помощницу именем «Ингрид». Это имя никогда не нравилось зеленоглазой. От него исходил мрак и даже сейчас, на подсознательном уровне, светловолосая поморщилась и фыркнула. Перед глазами все ещё была та картина воды и тьмы, которая судорожно окутывала ее ноги. Неужели она действительно настолько дура, что сбросилась с моста в ледяную воду? Если и да, тогда, что же такого произошло в прошлом, что она решила покончить со своей жизнью, да ещё и вот так. А самое главное: кто спас ее? Или, может быть, ее вынесло течением на берег? Кто знает. Но узнать это очень хотелось. От всех этих размышлений в глазах поплыло, а «Голубушка» погрузилась в царство Морфея, видя во сне вновь и вновь то самое чёрное дно, на которое она шла.***
— Ну что же вы, Голубушка, опять спите? Не надоело? — всё тот же седовласый врач с искорками в глазах крутился недалеко от кровати, проводя какие-то манипуляции с капельницей, трубка от которой вела прямо к венам светловолосой. — Тут и делать больше нечего, кроме как спать. — будто отмахнулась от слов своего врача, пациентка чуть присела на кровати, подстроив ее так, чтобы видеть своего собеседника, но между тем сидеть не со слишком прямой спиной. Это пока ещё давалось с некой трудностью. — Ой, как же вы правы. Знаете что, Голубушка. Решил я навести о вас справки. Уж больно мне стало интересно, кто же вы такая и почему оказались у той реки. — можно сделать два вывода. Первый — девушка все же выжила по воле рока, а не потому что её кто-то спас. Второй — этот врач, он действительно хочет ей помочь. Наверное. — И что же там, доктор? — поинтересовалась зеленоглазая и внимательно посмотрела на седовласого. — Вас, Голубушка, звать Дана Эмбер. — проговорил мужчина с некоторой тоской в голосе, словно бы, дальнейшая информацию должна была расстроить. Дана напряглась и посмотрела на Кристиана. Все же, зрение ее пришло в норму, а бейджик на груди говорил сам за себя. — Это же не все, да, доктор? Прошу вас, продолжайте. — нетерпеливо, дрожащим голосом проговорила Дана. — Да, вы правы. Это не все. Вы сирота. Я не знаю, что случилось с вашими родителями и родственниками, но последние три года вы жили в приюте, — всегда такой стальной и весёлый мужичок говорил с явной грустью в голосе. — Вам семнадцать. Опекунов нет. Простите, но кроме этого мне не удалось ничего узнать. Завтра утром я позвоню воспитателям, они обязаны будут вас забрать. После слов о том, что она сирота, Дана уже ничего не слышала. Собственно, а почему бы не вписать это в причину прыжка с моста? Нет, слишком просто. Ведь, жила же три года в приюте, что потом случилось?