***
Вероника Алексеевна обеспокоенно ходила по саду, надеясь найти кого-то знакомого: вокруг не было ни души. Это настораживало девушку, а потому она боялась, что что-то произошло. Ветер трепал ее русые волосы, собранные в незатейливую прическу, сама же она то и дело поджимала губы, волнуясь. Наконец, ее кто-то окликнул: — Вероника Алексеевна! — Она, обернувшись, заметила приближающегося к ней Родиона Толочкина. Этого ей еще не хватало. Не дай Бог сюда еще и Гринберг заявится. Можно будет хороводы устраивать! — Достопочтенный генерал-адмирал, — девушка натянуто улыбнулась, подойдя к нему, шурша пышной розовой юбкой, — что Вам угодно? — Я пришел попрощаться с Вами, — Толочкин грустно усмехнулся. — Как это попрощаться? — Вероника откровенно удивилась. — Так Вы не знаете? — О чем? — Она нахмурилась, отчего Родион смутился еще больше. — Война у нас началась. — Как война? — Девушка обомлела, побледнев. — А вот так вот, Его Величество решил дать отпор французам, — Толочкин развел руками. — А Вы когда в путь отправляетесь? — Немедленно, — обреченно сказал генерал-адмирал, — мне велено доставить наши войска в Прованс. — Вот как, — задумавшись, молвила Вероника, — я желаю Вам удачи. — Благодарю Вас, — он улыбнулся, — да, я еще хотел сказать Вам, что мои чувства к Вам не угасли, и если я вернусь, а Вы будете ждать меня тут, то я буду безмерно рад. — Опять Вы за свое, — выдохнула девушка. — Прошу прощения, но я обязан был Вам сказать об этом, — ни капли не стыдясь, ответил Толочкин. — Что же, тогда побед Вам, — сказала она, убрав локон за ушко. — И за это тоже благодарствую! — Воскликнул Родион, — я прощаюсь с Вами, поскольку мне пора в казармы, — он поцеловал ее руку, коснувшись губами белой перчатки, — не смею Вас больше задерживать. — До свидания, — сказала девушка. — Ах да! Прошу Вас, напомните достопочтенному канцлеру о реформе флота, чай Вы с ним близко знакомы, — спешно добавил генерал-адмирал, буквально убежав от Вероники в сторону казарм. — Прощайте, — прошептала она, глядя ему вслед. Тяжело вздохнув, Вероника Алексеевна решила продолжить гулять по саду, ведь идти во дворец сейчас не было смысла: везде наверняка говорят только о войне. Как же они до такого докатились? Хотя что уж там, это было ожидаемо. Даже она, будучи женщиной, понимала это. Будучи женщиной, интересующейся политикой, если точнее. Кто бы что не говорил, но изречения а-ля «она же глупая баба, думающая только о платьях и прочих прибаутках» сильно обижали ее. Девушка была совсем непохожа на своих подруг, если можно назвать всех этих фрейлин, живущих при дворе: они любили проводить время с аристократками, вышивая и разговаривая о кавалерах. Веронике Алексеевне же было интересно читать, кататься на лошадях и наблюдать за марширующими солдатами. Ну прямо очень женские занятия! Еще бы она не интересовалась политикой! Тимофею Гринбергу моментально наскучило бы общение с ней, будь это иначе. В любом случае, девушка неспешно шла по тропинке, ведущей к одному из фонтанов. Она наблюдала за белками и птицами, улыбаясь. Дойдя до небольшой полянки, она присела на мраморную скамейку, дабы посмотреть на завораживающую плескавшуюся воду. — Мы вновь встретились, — ей послышался знакомый голос. — А Вы вновь меня напугали, — Вероника подскочила, посмотрев на Тимофея, стоявшего около нее, заведя руки за спину. — Знаешь же, что не со зла, — он сел на скамейку, утягивая ее за собой. — А мы уже на «ты»? — Девушка вскинула брови, недоверчиво оглядев парня, взявшего ее за руку. — Разве можно иначе? — Ты слишком самоуверен, — строго сказала она, отвернувшись к фонтану. Это даже забавно. — А главное, что небеспочвенно, — Гринберг усмехнулся, наблюдая за Вероникой. Он-то знал, что уже давным-давно победил. И черт, он сделает все, но не отступится. Только не с ней. Тимофей уже решил, что эту битву он не проиграет ни за что. Все эти бодания с Толочкиным только раззадорили его. Только вот канцлер никак не мог понять: девушка была трофеем, средством самоудовлетворения или чем-то большим. Министр иностранных дел знал одно — с ней ему хорошо, а остальное подождет. Наверное. — Ты отправишься на фронт? — Вдруг спросила она. — Нет, — парень покачал головой, — по крайней мере до тех пор, пока я там не понадоблюсь. Сама же понимаешь, что мне нужно руководить делами из дворца: письма от шпионов, послы и прочие документы, реформы. А Даню я пока боюсь одного оставлять, пусть еще учится. — Уж Его Величество ему все объяснит, — Вероника улыбнулась, — доходчиво и быстро. — Боюсь, что им будет не до этого, — Тимофей рассмеялся. — Что будет, если мы проиграем? — Мы не проиграем, — строго сказал он, — я не допущу этого, — девушка сжала его руку в своей, — мы не допустим. — Я просто не хочу видеть твои страдания. — Уже поздно, — Гринберг повернулся к ней, — война уже начата, а потому теперь о спокойных деньках можно забыть. — У тебя итак их никогда не было, — Вероника поправила прическу канцлера, растрепавшуюся из-за ветра, — уж не в последнее время. — Да ладно, должность у меня такая. Сам должен понимать. — Может и так, — согласилась она, — но с такими донесениями я тебя к императору больше не пущу! — С какими? — А вот с такими, из-за которых Его Величество готов тебе лично голову отрубить! — Воскликнула девушка, — ты мне еще нужен! — А что ты мне велишь делать? — Рассмеявшись, спросил он, чуть наклонившись к ней. — Да ничего! Сама пойду туда, расскажу что надо, только ты сиди в покоях своих и не высовывайся, пока тебя как последнего порося не зарезали! — Смешная ты, — Тимофей улыбнулся, заглянув ей в глаза. — То есть то, что я о тебе переживаю, смешно? Тебя это не волнует? Лучше просто отправить тебя к нему, да? — Возмущалась девушка. Гринберг вновь улыбнулся, приблизившись к негодующей Веронике. Он поцеловал ее пухлые губы, прикусив нижнюю. Парень сжимал тонкую ручку девушки, вдыхая вишневый запах ее волос. — Это вовсе не смешно, — сказал он, отстранившись, — я бы хотел на это посмотреть. — А вот и посмотришь, — прошептала она, сняв перчатку, поглаживая его щеку. Вероника Алексеевна притянула канцлера к себе, снова целуя, зарываясь пальчиками в его волосы. Она старалась быть как можно ближе к нему. Настолько, насколько позволяли рамки приличия. Однако когда Гринберг провел языком по ее покусанным губам, все правила как-то мигом позабылись, а границы стерлись.***
Олег Николаевич же отправился к художнику, дабы тот продолжил писать его портрет. Оставить в покоях помощника канцлера императору было, конечно же, невероятно сложно, ведь Даня просил его остаться. Бурцев сидел в его кресле, изучая покои своими большими зелеными глазами, и бормотал что-то похожее на: «Олежа, черт, я тебя умоляю». В такие моменты монарху было невероятно тяжело сделать выбор между ним и своими обязанностями. Правитель буквально заставлял себя вспомнить какой-либо пример из истории, когда какой-либо император ставил личную жизнь на первое место. Обычно такие царствования заканчивались плачевно. Олег прекрасно понимал, что раз уж его поставили блюсти порядок в стране, значит он должен посвящать этому всего себя. Вот только был Данька. Мальчишка переворачивал все с ног на голову, заставляя монарха забыть о своих делах. Правитель моментально сжимал юношу в своих объятиях, вдыхая запах его кожи, целуя ее. Конечно же, Олег понимал, что рано или поздно он либо окончательно переселит Бурцева к себе, либо сойдет с ума. Император буквально стал одержимым. Одержимым им. Все его мысли были заняты русоволосым, а потому мужчина не понимал, как жил без него раньше. Но как бы сильно Олег не был привязан к Дане, он все же осознавал важность своей роли, предполагавшей выполнение ряда обязанностей. Среди них была и необходимость обеспечить продолжение династии, и пока что с этим пунктом монарх не справлялся. Мирослава была его единственной дочерью, и как же ему не хотелось признавать, что Евгения права: нужен был настоящий наследник, будущий император. Но вот как быть, если правителя не тянуло не то чтобы к супруге (она была в целом ему неприятна), но и к любой другой женщине. Куда же ему! Его же в покоях всегда дожидался Данька, до сих пор стеснявшийся спать с ним в обнимку. Ну и что Олегу делать? Монарха абсолютно не волновало то, что подумают о нем в других царствующих домах, о мнении народа. Его гораздо больше волновало то, что он испытывал то, чего прежде не знал. Он чувствовал, что привязывался к мальчишке, забавно краснеющим каждый раз, как правитель одаривал его красноречивым взглядом. Эта привязанность практически железными цепями приковала императора к Даньке. А потому он каждый раз не мог оставить мальчишку, дабы отправиться на какое-то важное дело, будь то встреча с каким-то министром или написание того же портрета. И вот сейчас правитель восседал на своем троне, пока французский художник под пристальным взглядом Сергея Трущева писал портрет императора. И Олег пытался казаться максимально серьезным, однако все его мысли по обычаю были не с ним, а с Бурцевым, который сейчас, между прочим, развлекал Мирославу. — Ты точно справишься? — Спросил монарх у него. — Я и дети? — Даня фыркнул, — это да-аже проще, чем составить твое расписание. Тогда правитель поцеловал мальчишку, словно говоря, что верит ему. Хорошо, что тогда их прервал стук в дверь: пришла Мирослава и ее фрейлина. Он поздоровался с малышкой, а затем решил оставить дочь с ее новым «гувернером». Выходя их покоев, он обернулся, увидев, как Даня держит маленькую ручку Мирославы в своей, и они вместе машут ему, прощаясь, словно не увидятся еще долгое время. Это было забавно. И ведь Олег сказал, что верит юноше, но отчего-то чувство тревоги не покидало его.***
Когда за императором закрылась дверь, молодой человек повернулся к девочке, предварительно кивнув ее фрейлине, приказывая покинуть покои. — Ваше Высочество, — Даня слегка наклонился, — рад в-видеть Вас снова. — Благодарю Вас, — Мирослава улыбнулась, — прошу, давайте на «ты». — Как пожелаешь, — сказал Бурцев. — Просто ты дружишь с Его Величеством, а друг моего папы — мой друг. — Мира, можно же так? — Девочка кивнула, а юноша продолжил говорить, — так вот, нельзя так, Мира. Дворец э-это не то место, где все дружат и веселятся вместе. Оно полно оп-пасностей. — Отец тоже так говорит. Вы часто с ним видитесь, раз ты уже его фразами разговариваешь? Парень смутился, однако решил делать вид, что все под контролем, и он просто «дружит» с Его Величеством, а не ночует в его постели. — Верно, — мальчишка кивнул, — он ча-асто вызывает меня к себе, чтобы я помог е-ему с документами. Я же работаю с канцлером. — Ничего себе! — Воскликнула Мира. — Если хочешь, я т-тебе что-нибудь еще расскажу, только давай присядем, а то я с-старый уже, — русоволосый засмеялся, приглашая девочку к небольшому столику, рядом с которым стояло позолоченное канапе и стулья. — И ты вовсе не старый, — она улыбнулась, умостившись на кресле, поправляя свою синюю юбочку. — Ну, по сравнению с то-обой, я стар, как Максим Александрович! — Тогда ладно, — Мира кивнула, — да, а почему со мной сидишь ты, а не Его Величество? Я-то не против, мне просто интересно! — Тебе б-бы хотелось увидеть парадный портрет Олега Николаевича? — Задал вопрос Даня, присев на другое кресло. — Конечно! — Она широко улыбнулась. — Так вот сейчас ху-удожник пишет его. — Он получится красивым? «Олег или портрет?» — Подумал Бурцев. Однако он тут же поругал себя за подобные мысли. Черт, перед ним сидит маленькая дочка императора, а он тут о всяких пошлостях думает! — К-конечно, — выдавил из себя юноша, натянуто улыбнувшись. Мирослава, казалось, осталась довольной ответом, принявшись накручивать локон русых волос на палец, что-то напевая себе под нос. Парень все равно продолжал чувствовать себя неуютно. Он зажмурился, пытаясь собраться с мыслями. Нет, он вовсе не хотел ныть, но все же его мучила совесть. Ведь прямо перед ним сидела дочка Олега, а он сидел и смотрел на кровать, где они засыпали вместе и делали всякие грязные делишки. Боги, он даже подумать об этом стеснялся, а тут нужно было делать вид, что все как и надо, что они с императором просто друзья, а не любовники. Так или иначе, травмировать маленькую Мирославу молодому человеку не хотелось. Если бы Евгения или кто-либо другой что-то ей рассказал, то она бы не сидела вместе с ним, болтая ножками. — Кра-асиво поешь, — выпалил Даня, решив прервать тишину. — Спасибо! — Воскликнула она, — это меня мама научила. Иногда мы сидели вместе с ней и папой, и она напевала эту песню. — А сейчас вы не про-оводите время вместе? — Мальчишка задал, казалось бы, самый глупый вопрос, ответ на который был очевидным. — Нет, — девочка покачала головой, слегка нахмурившись, — папа почему-то злится на маму, а потому я редко вижу его. — Не переживай! — Бодро сказал юноша, — в-все еще пройдет! — Я надеюсь, — выдохнула Мирослава, — а то я вырасту и стану императрицей, тогда мне уже будет не до игр с родителями! — Гордо воскликнула она. Вся в отца. Такая же боевая и рассудительная. Бурцеву показалось это очень милым, отчего он улыбнулся, тепло посмотрев на девочку. — А ты хочешь ею б-быть? Это же сложно! — Я знаю, но ведь я справлюсь, если папа меня всему научит, а ты будешь ему в этом помогать, — сказала она. — А Ее Величество не будет против? — Бурцев нахмурился. — Мама, может, и будет обижаться, но она должна принять это, ведь я не чужая для нее. — Тут все го-ораздо сложнее, Мира, — пробормотал юноша. Девочка хотела сказать что-то еще, однако двери в покои резко распахнулись, и в комнату влетела Евгения, свирепо глянув на парня. — Ваше Ве-еличество, — начал Даня, — что Вам угодно. — Молчать! — Грубо ответила императрица. Женщина быстро подошла к своей дочери и схватила ее за руку, уводя из покоев, оставляя юношу одного. — Что-то случилось, мамочка? — Испуганно спросила Мирослава. — Ничего, — резко ответила та, — я-то думала, что ты будешь с Его Величеством, а раз нет, так пойдешь на занятия. Месье Вербер тебя уже ждет, чай ты все никак вальс танцевать не научишься. — До встречи, — пробормотала девочка, обернувшись на молодого человека. — Прощай, — тихо ответил Бурцев, кивнув. — Диана, забери Ее Высочество, — императрица кивнула своей фрейлине Диане. — Сей же час, — выпалила та, скрываясь вместе с девочкой. Как только двери в покои закрылись, Даня присел на кресло, словно ничего и не произошло. Евгения же вновь строго глянула на него, а затем подошла, стуча каблуками. — Будьте осторожнее в своих высказываниях. Я Вам не какой-то неотесанный поваренок. Я Вас слу-ушаю, — деловито сказал он. — Ах это ты меня слушаешь? — Императрица усмехнулась, — да как ты смеешь! Я тебе сказала, держись подальше от Олега. А ты что? Прыгнул к нему в постель, и глазом не моргнув! Как это понимать? — А я разве го-оворил, что не стану этого делать? — Бурцев вопросительно изогнул бровь. — Ты понимаешь, что я могу с тобой сделать? Ты, кажется, забыл, с кем говоришь. Ты всего-лишь какой-то мальчишка, которого Его Величество использует для снятия стресса, а я императрица! — Евгения буквально шипела, указывая на юношу. — Может, я и какой-то ма-альчишка, но только Вы уже давно забыты Его Величеством, — парень фыркнул. — Чушь! — Крикнула она, взмахнув рукой. — Так почему же я про-овожу с ним ночи, а не Вы? — Видимо императору по душе всякие крысеныши, — ядовито ответила она. — Ну конечно, Вы же особо к-королевских кровей! — Мне надоело с тобой пререкаться, — женщина фыркнула, — держись подальше от моей дочери, а иначе мне придется укоротить твой крысиный хвостик. Я предупреждаю тебя в последний раз. — Благодарю Вас, — Даня кивнул, усмехнувшись. Она нахмурилась, а затем развернулась и удалилась из покоев, наконец оставляя Бурцева одного. Что-что, а он прав: Евгения была давно забытой императрицей. А вот о русоволосом солнечном юноше Олег Николаевич забудет еще ой как не скоро.***
Правитель с трудом дождался вечера: собрания с чиновниками, написание портрета и прочие беседы безумно утомили его. Монарх мечтал просто провести время с Даней, откинувшись на пуховых подушках, болтая о всякой чепухе. А потому Олег был нескончаемо рад тому, что у него наконец-то появилась возможность отдохнуть. Первым делом он отправился в купальни, расположенные на первом этаже огромного императорского дворца. Они были отделаны синей и белой плиткой, расписанной различными узорами. Для правителя было выделено специальное помещение, отделенное дверьми. Внутри располагалась огромная ванная, также отделанная плиткой. У нее были широкие бортики, на которых всегда красовались вазы со свежими фруктами.