collection of stories

В воздухе пахнет лавандовым шампунем, немножко горечью кофе и сладостью кокоса, пока Донхёк спокойно себе моется после гульни с друзьями в скейт-парке. Джено заглядывает в ванную и, сквозь пар заметив Донхёка, быстренько прошмыгивает внутрь, закрывая дверь. Предварительно сняв футболку с носками, неслышно отодвигает шторку и, довольный видом голого Донхёка («о боже мой, это искусство, которое можно потрогать руками» — сказал Ли Джено три года назад, как только Донхёк к нему переехал и по неосторожности забыл закрыть дверь в ванную), залазит к нему под горячие струи воды. Тихое пение строчки одной из любимых песен (вуп вуп вуп вуп, фаер трак) резко меняется на громкий вопль смешанный с писком, когда Джено холодные ладони устраивает на худой талии, и, дёрнувшись от неожиданности, Донхёк позволяет струе воды зарядить по лицу Джено. — Ой, мамочки, Джено, ты что здесь делаешь? — опомнившись после фонтана, Джено берёт пушистую мочалку в виде пингвина, и, выдавив на него немного лимонного геля для душа, спокойно себе намыливает влажное тело Донхёка. — Как что, мою тебя и любуюсь твоей красотой. Что уже, парня своего нельзя помыть? — Донхёк поворачивается к нему лицом с видом аля «ты сейчас серьёзно?», и цокает, когда мочалка скользит по лицу. — Повернись-ка, Хёк-и, — парень послушно поворачивается и головой упирается в сложенные руки. И подавляет очень сильное желание посмотреть на почти голого Джено. — Джено, я устал и хочу в кроватку, — когда мочалка щекотно скользит по спине, и на секунду останавливается на ягодицах. Донхёк слишком устал, накатавшись, мозг уже помахал радужным платочком, а тело уже давно в большой кроватке, и обязательно в крепких объятиях Джено. — Сейчас домоемся и я устрою тебя в мягкую кроватку, — Донхёк глубоко вздыхает и полностью отдаёт себя в руки Джено. Ему слишком лень спорить, а Джено знает, как сделать из Ли-сучки-уставшего-Донхёка комочек нежности и вообще, радужное пюре с не менее яркой котлеткой. Почему котлеткой? Да потому что Донхёк обожает котлетки, приготовленные самим Ли Джено. «Вкуснотища, пальчики оближешь, ням-ням» — у Донхёка вместо «спасибо». Джено делает воду меньше, и плавно скользит по коже, внимательно следя за реакцией Донхёка. Тот спокоен, как истукан, но когда мочалка оказывается внизу живота, а мыльная ладонь оказывается на ягодицах с лёгким и звонким шлепком — Донхёк как-то просыпается и моментально становится бодрым. И Джено теперь знает, как можно расшевелить этого хорька, когда надо. И Донхёку резко становится жарко. И не потому, что вода выше температуры тела. Нет, потому что ладони Джено скользят по его телу, выводя мыльные картины с дорожками, и дразнят каждую клеточку его тела, когда надолго останавливаются на мягком месте, то поглаживая, то сжимая, то укладываясь с новым шлепком. Потому что он чувствует грубую ткань джинс и явное возбуждение Джено своей задницей, а после дыхание на своём затылке, поцелуи на шее, щеках и висках. И ещё много чего, что позволяет потеряться в пространстве, в космосе, и вообще, остаётся только показывать, как ему это нравится. — Джено... — Мм? — Это то, о чем я думаю? — вместо ответа Джено больно кусает плечо и Донхёк не сдерживается, совсем тихо стонет, что вряд ли осталось незамеченным Джено. — Ты исполнишь свою мечту: трахнуть сонного Донхёка в ванной? — Нет, я тебя наказываю, — Джено вновь возвращается к намыливанию спины, только шаловливые пальчики уж очень близко возле донхёкового возбуждения. Мда, неделя недотраха явно видна на лицо. — За что? — скулит Донхёк и реально старается вспомнить, что, где и когда он сделал что-то не так, но вместо этого мозг выдаёт слишком пошлые картинки и воспоминания их с Джено бурной половой деятельности, и, поблагодарив фантазию за подлив маслеца в и так уже невозможное возбуждение, полностью концентрируется на спускающихся по бедру пальцах Джено. — За то, что мало времени уделяешь своему парню, и уже больше недели мы с тобой и в кино не ходили, и сексом не занимались, но зато с друзьями ты каждый день шляешься. Ты про меня забыл, Донхёк-и, — Джено показательно вздыхает и пальцами еле дотрагивается до вставшего члена Донхёка, заставляя того вздрогнуть и выгнуться струной, когда подушечка пальца надавливает на головку. И Донхёк стонет, просит большего, лбом бумкается в кафель, когда хватка усиливается, и слышит Джено, который явно борется со своим желанием просто взять Донхёка прямо здесь и сейчас. — Я не забыл, просто... — Джено цокает и смывает мыльную пену с Донхёка, мягко скользя по изгибам спины и, конечно же, не забывая уделять внимание мягкому месту. Штаны уже полностью намокли, и неприятно прилипают к ногам, слишком уж сильно обтягивают возбуждение, и Джено кажется, что сейчас он сам себя наказывает, но, быстро забив на эту мысль, возвращается к стонущему Донхёку. — Джено, любовь моя, сделай что-нибудь, пожалуйста... Джено настраивает холодную воду и позволяет той капать на тело мелкими каплями, позже скатываться неровными дорожками по лопаткам и исчезать где-то под коленками. Донхёк вздрагивает от такого контраста температур, и ему остаётся только стонать да просить большего. — Что ты хочешь, малыш? — Джено резко останавливается, и Донхёк чуть не воет от таких перемен, и уже хочет сам закончить это дело, но его больно бьют по рукам. — Я... — вдох, — хочу... — выдох, — кончить... — тихий скулёж, и Джено возобновляет движения на плоти. — Что ещё, малыш? — Донхёк мокрую ладонь заводит назад, чтобы нащупать джинсы Джено, и почти цепляется за пуговицу, но его опять бьют, и приходится с этим смириться. — Руки от святой неприкосновенности прочь. — Но я хочу вместо чупа-чупса папочкин член во рту, — Джено на это только фыркает, и Донхёк на будущие планы записывает засунуть это фыркание Джено ему же в задницу. — А вот это часть наказания: я не исполняю твоё желание, — Донхёк обещает себе, что когда-нибудь да прикончит своего парня. Ибо это, товарищи, издевательство. Которое Донхёку очень даже нравится. — Ты жесток, Ли Джено, — всё, что он успевает сказать, прежде чем выдохнуть-простонать и излиться в тёплую ладонь. Кажется, Джено тоже простонал, но у Донхёка в ушах сердце слишком громко стучит, чтобы что-то услышать, и возвращает в реальность ладонь Джено на тазовой косточке. Больно, сука, сжал. — Умничка, а теперь — марш в кровать, — Джено, под нервно дёргающийся кадык Донхёка, аккуратно, а главное профессионально и по-блядски красиво слизывает всё со своих пальцев, и, кажется, заставляет того кончить во второй раз только от вида длинных пальцев во рту, и громких почмокиваний. — А ты? Я хочу... — Штаны я умею отстирывать, Донхёк, — тот, состроив обиженку, вылазит из душа (не вылазит, а его выпихивает Джено, дав этому засранцу по заднице), и, расстроенный (чуточку довольный после такого душа), топает мокрыми ступнями в комнату. А Джено приходится отстирывать свои штаны, пока там всё к чертям не засохло.

***

Настенные часы показывают пол первого ночи, лёгкая занавеска плавно парит в воздухе, пропуская в комнату свежий воздух, и Джено сильнее обнимает уснувшего Донхёка, накрывая их пледом чуть ли не до самых ушей. — Джено, ты любишь меня? — неожиданно шепчет ещё недавно спящий Донхёк, и честно, Джено испугался такого хриплого голоса. — Нет, — Джено получает острым коленом куда-то в район своего бедра, и, чтобы не драконить парня, закрывает свою лавочку с шутками. — Ну конечно люблю, куда я денусь от тебя. — А что ты любишь со мной желать? — Джено проглатывает фразу «знаешь, я очень хочу тебя сейчас убить, ибо ты, зараза, мешаешь спать», и глубоко вздыхает, изображая из себя жертву какого-то насильника. В принципе, так и есть, ведь, Донхёк ещё та заноза в жопе, и очень уж любит насиловать простолюдинам мозги. — А что мне ещё остаётся делать кроме как любить, оберегать и наказывать тебя? — Донхёк, явно довольный таким ответом, замолкает, и Джено закрывает глаза в надежде увидеть розовых пони и связанного Донхёка в седле (желательно с кляпом во рту, вот прям мечта). — А ты завтра пожаришь котлетки? — Если не сбежишь к своим друзьям — то сделаю, — Донхёк, улыбнувшись довольной моськой, удобнее устраивается под боком Джено, и только он хочет окунуться в мир сновидений, как холодный нос утыкается в шею и чья-та очень наглая нога оказывается на бедре. — Моя котлетка...