Стоп, снято

Отраженное от наста солнце ударило в глаза. Талый воздух обдал свежестью и предвесенним февральским духом. Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к свету. Все произошедшее внизу мгновенно стало дурным сном, наваждением. Руслан глубоко вдохнул и выдохнул — раз, другой. Духота отступила, но тяжесть — угловатый, навалившийся на грудину камень — никуда не делась. И тошнота тоже снова вернулась. Раскисшей грязевой каши, как в городе, здесь не было и в помине. Зернистый снег лежал на земле осевшим, но нетронутым слоем с тонкой ледяной коркой. Сквозь него были расчищены и протоптаны три дорожки: широкая — от центрального въезда к особняку, чуть поуже — от крыльца влево, до гостевого дома, и направо — к деревянному срубу для сторожа или прислуги. Смазанная цепочка следов тянулась вдоль стены и сворачивала за угол. Дверь открылась без малейшего звука, но он почувствовал кожей появление Олега за спиной. Воздух в его присутствии словно загустел и сделался вязким, темным. Даже солнце сразу будто убавило яркость. — Пересчитай. Он протянул ему деньги — неудобно, на полураскрытой ладони, придерживая сверху большим пальцем. Руслану пришлось изловчиться, чтобы, принимая, случайно не задеть его руку. Жест вышел неловким, нищенским. — Я вам верю. Он уже согнул бумажки пополам и собирался пихнуть их в карман, когда Олег бросил холодно и твердо: — Зря, — и короткое слово стянуло плечи петлей лассо. — Пересчитай, — снова велел он. Руслан скрипнул зубами. Хотелось плюнуть и забить, сказанное не несло прямой угрозы и не ставило цели его демонстративно прогнуть, он чувствовал, но именно поэтому и ослушаться не мог: выход на эту сторону был замурован спокойным приказным тоном взрослого — ребенку, а играть навязанную роль мелочно бунтующего подростка хотелось еще меньше, чем подчиняться. Он пробовал. Там, в подвале. Руслан развернул розовые пятитысячные веером, бессмысленно перебрал их — считать не стал — и под пристальным взглядом убрал во внутренний карман. — Все верно, — сказал он. Ему вдруг пришло в голову, что именно ради сцены подачки и принудительного пересчета Олег наотрез тогда отказался от банковского перевода. Вопреки ожиданию, эта мысль не разозлила, а, наоборот, погасила пожар внутри стылым презрением. — Вот и хорошо. Олег прошел вперед и прислонился плечом к опоре террасы, немного постоял спиной к Руслану, а потом обернулся и с ленивой расслабленностью улыбнулся. — Испугался? — неожиданно мягко спросил он. Улыбка, вопреки стереотипам, лицо Олега красила, — как бы ни хотелось Руслану обнаружить в нем отталкивающие или принижающие черты, приходилось признать, что мужчиной он был привлекательным, даже приятным — на сторонний, беспристрастный взгляд. Он не скрывал своего возраста, не молодился, но выглядел по-настоящему хорошо. Его не портили ни морщины в углах глаз, ни вертикальная складка между бровей, ни проседь в короткой стрижке, ни кисти со вздутыми венами. Все в нем было естественно и в меру, как назло. Подтянутый, но не сухой от тренировок, ухоженный, но не бесполо-холеный, одетый без претензии на моду, но с тем налетом лоска, который хрен пойми в чем прячется и делает образ дорогим, Олег был органичен сам себе от кончиков аккуратных и без маникюра ногтей до горбинки сломанного носа — и даже зубы, судя по улыбке, у него были целиком свои. Он умудрился не переступить ту грань, за которой зрелый мужик рядом с теми, кто намного его моложе, становится карикатурой. Руслан с тоской подумал, что таким не станет никогда. Но это был излет, нащупал наконец он брешь в этой литой броне. Излет, который вот-вот перетечет в глиссаду или, что хуже, сорвется в пике, и оттого так лихорадочно используется сейчас на полную катушку: все и сразу — пока время не утекло: жена, ребенок, любовник, шофер, порно. Он фиксирует, документирует то, что еще осталось. Еще немного — и сквозь возрастное проступит старческое, и все тогда изменится. Подумав об этом, Руслан невольно улыбнулся. Он не стал отвечать, ему показалось, это зацепит Олега больше любой язвительности. Улыбка у того и правда потускнела и как-то заострилась. — Ничего страшного не произошло. А Сева — мальчик такой... знает, что делает. С ним главное не надумывать себе лишнего. Произнесенное впроброс настоящее Волькино имя покоробило. Теперь и Руслан удержал усмешку только усилием воли. Он опять молчал, ни о чем не спросил. Ввязываться в заведомо проигрышный разговор — проявлять интерес и слабость — не стоило. — Он все это любит. Вызывать реакцию, я имею в виду, — пояснил Олег, — дразнить. Меня чаще всего, но и остальным тоже достается. Не ты первый, не ты последний, кого он сюда привез. Он умеет жать на нужные кнопки: быть милым, веселым, даже трогательным — такое запутавшееся, потерянное создание, которое надо срочно вытаскивать из гибельного болота. В этот момент важно не заиграться, не вообразить себя рыцарем-освободителем всерьез. Сева в спасении не нуждается, он умеет залезать под любой панцирь, но на самом деле питается чужим вниманием и стояком, которых для него не бывает слишком много. Руслан выслушал эту тираду — довольно позерскую, полную рисовки — наклонил голову и спросил с фиглярским любопытством: — А зачем вы мне все это рассказываете? На самом деле он знал ответ: ради фразы «не ты первый, не ты последний» — и это заставило его осклабиться еще шире. Он хотел было съязвить: «Вам ужасно идет молчание, Олег Михайлович», — и даже открыл рот, но глаза Олега разом выцвели, посерели, желваки на скулах дрогнули, а воздух вокруг скрутился в тугую спираль под действием его темной гравитации, и Руслан промолчал. — Я скажу Славе, он тебя отвезет в город. — Не стоит его беспокоить. Пусть отдыхает. Я вызову такси. Олег неприятно, недобро усмехнулся. — Кто тебя здесь найдет? — сказал он. — Сеть еле ловит. А ты даже адреса не знаешь. И все же он переигрывал, пережимал. — Дойду до шоссе, воспользуюсь геолокацией. — Еще скажи: проголосуешь. Обойдя его, как мебель, Олег скрылся за входной дверью. Руслан не стал ждать, сбежал по ступенькам с террасы и быстрым шагом направился к выходу. Калитка выглядела запертой, но ворота для въезда были приоткрыты. — Руслан! — прозвучал с террасы Волькин голос. Он не хотел никаких объяснений — только не с ним — и потому не притормозил и не повернулся, но следующий оклик прозвучал уже ближе: — Руслан, подожди! Вынуждать за собой бегать было совсем пошло, по-детски. Руслан встал и нехотя развернулся. Сунул руки в карманы, глядя, как Волька с несвойственной ему обычно неловкостью торопится, оскальзывается на заледенелой дорожке и нелепо балансирует. Куртки на нем не было, только кенгуруха с перекрученным капшоном. Он едва не растянулся перед Русланом и инстинктивно вцепился в его рукав — только тогда Руслан увидел под кромкой джинсов голые ступни. Волька выскочил за ним босиком. — Ты идиот? Руслан придержал его за локоть. — Что, даже чаю не выпьешь? — слегка запыхавшись, сказал Волька, он смотрел и говорил так, будто недавняя обдолбанная, блаженненькая маска только-только начала сползать, и под ней едва угадывались настоящие, с естественной мимикой и живыми реакциями черты. — Злишься? Но Руслан лишь скользнул по его лицу взглядом и снова уставился на ноги. От холода Волька часто переступал на снегу, как на углях, поджимал пальцы, свистяще, короткими толчками втягивал воздух сквозь зубы. Лед плавился от тепла его тела, и подошвы медленно утопали в лужицах талой воды. — Иди в дом. Обморожение получишь. — Пойдем вместе. Пожрем наконец нормально, я голодный пиздец, меня всегда на хавчик пробивает после этого дела. И у Олега бухло всегда годное, — он потянул его за рукав. Лицо Руслана, видимо, хорошо отражало все, что тот испытывал, потому что Волька подкупающе, искательно улыбнулся. — Ты, Сальери, не в духе нынче. Я приду к тебе в другое время. — Да пошел ты, — не поддержал шутку Руслан. После того, что случилось в подвале, и слов Олега игра в цитаты показалась ему чудовищно фальшивой и пошлой. — Ну извини, извини... — уже другим тоном сказал Воля. — Мы договаривались, да. Так не делается, согласен. Надо было все остановить и все такое — это мой косяк. Ну и Олег тоже перегнул. Я не знаю, что на него нашло. Он никогда так не делал. Но вообще-то... а что такого страшного произошло? Со мной все в порядке, никто из них не причинит мне зла... Ну, это если вдруг ты за меня испугался, — Волька снова улыбнулся, но Руслан смотрел на него по-прежнему мрачно, и улыбка снова сползла. — Он что-то тебе сказал? Сделал? Он так-то нормальный мужик. — Отличный просто. Так-то, — подтвердил Руслан. — Да, он сказал. Сказал, что в этом и был весь цимес. Что тебя развлекают лошки типа меня, которых у тебя был вагон, а будет еще больше. — В смысле? — на минуту Волька даже бросил тереть мокрую ступню о штанину и застыл с согнутой, как у цапли, ногой. — И каждый при этом рвется тебя спасать. Но ты не Сонечка Мармеладова, и вытаскивать тебя из дерьма не надо. — Он так и сказал: «из дерьма»? — Нет, конечно. Он считает все это твоим осознанным выбором и стилем жизни. — А ты? — отчужденно спросил Волька. Он отпустил рукав его куртки, за который держался, и встал на обе ноги. — Ты как считаешь? Руслан не мог заставить себя оторваться от его босых стоп: высокий подъем, крупная сетка вен, сузившихся на морозе, прямые пальцы с бледными чистыми ногтями... Он снова покачнулся в луже — Руслан сильнее стиснул его локоть, не давая упасть. — Я считаю, что если что-то выглядит, как дерьмо, и пахнет, как дерьмо, то это оно и есть. Но вытаскивать я тебя не собирался. Потому что невозможно вытащить кого-то из дерьма насильно. Делай, что хочешь. Волька тряхнул головой и нахмурился. — Я не делаю ничего такого, что бы мне не нравилось. — Да? И что именно тебе во всем этом нравится? На террасе молча нарисовался темный силуэт. А ведь видел, что Волька вышел без обуви, подумал Руслан. И не остановил. И не вернул. И позволяет сейчас стоять и мерзнуть в толстовке на голое тело. И тут же осознал — так ведь и он сам тоже видит. И ничего не делает. Длит разговор ни о чем, просто ради удовольствия смотреть, как тает вода под пальцами, как Волька морщится, и шипит, и ставит ступню на ступню. — Что именно? — Волька свел брови и нервно дернул плечом. — Да все. Я не жертва. Я делаю только то, что хочу. — Иди в дом, Сева, — сказал Руслан. — Всеволод, — негромко, но отчетливо и требовательно позвал Олег. Руслан отвернулся от Вольки первым, чтобы не видеть, как тот уйдет, дернутый за поводок, и двинулся к воротам. Слава нагнал его у поворота, в конце длинной унылой улицы. Притормозил, но дверь открывать не стал. Руслан решил не ломаться и сел на первое сиденье рядом с ним. Вел Слава умело, осторожно, не рискуя на скользкой, быстро проваливающейся в сумерки дороге, и молчал, как глухонемой Герасим, — даже радио не включал. — А гений и злодейство — две вещи несовместные. Не правда ль? — спустя двадцать минут прервал повисшую в салоне тишину Руслан, глядя в боковое окно на частокол заснеженных сосен. Слава оторвался от дороги и смерил его долгим пустым взглядом. — Что? — все-таки спросил он. — А вам ведь тоже хуевенько, оказывается, — констатировал Руслан.