В солнечных лучах растворяясь, Мы смеемся, играем, рвемся в пляс...
Остановившись рядом с нами, Квестор продолжил разговор с таинственным голосом из ниоткуда. — Какой позор. Мое исследование так и осталось незаконченным, спустя столько времени. Если бы только Чума продолжалась бы, хоть на пару веков…было бы веселее. Тихий голос ответил: — Ты же знаешь, чья эта заслуга, да, Квестор? Все благодаря почившему Графу. Вальдемар молча обдумывал свой ответ, сложив руки в блестящих кожаных перчатках на плоской груди. — Верно, верно… Мы с Поршей снова обменялись взглядами. Как так? Все это время Граф Люцио был причиной Красной Чумы, убившей больше половины населения города? Или нет? Что, если все это — выдумка безумного Вальдемара, а он, на самом деле — разговаривает сам с собой? Порша пожала плечами. Подняв руку, она указательным пальцем показала на себя: «А я так и знала!», тем самым задев что-то локтем. Оно пошатнулось. Послышался стук мебели, ударившийся об пол — за Поршей свалилась деревянная табуретка на трех ножках. — Ой-ой-ой… кажется, мы здесь не одни. Подняв голову, я увидела, что Вальдемар выпрямился в весь свой внушительный рост и начал осматриваться вокруг. По моему телу пробежал холодок и первая мысль трубила у меня в голове: «Надо бежать!». Но в душе все еще теплился маленький огонек — надежда, что Квестор может нас и не заметить, если мы не будем шевелиться. У меня возникло явное ощущение, что Вальдемар сам это понимает и именно поэтому замер, оглядывая всю лабораторию. Он ждет движения, он ожидает любого неестественного шороха. Он знает, что мы когда-нибудь покажемся, сделаем хоть один знак своего присутствия — ведь мы не сможем сидеть за подмостками вечно. Было два решения — показаться и постараться сбежать или — замереть на месте и ждать, что будет. Мне не хватило решимости встать с места и показать себя, потому что по разговорам, Квестор показался мне сумасшедшим. Безумные люди, обычно, абсолютно непредсказуемы и он мог бы с нами сделать всё что угодно. Если бы только захотел. Мы замерли на месте, затаив дыхание. Страх будто заморозил мои конечности и мы оставались в страшном ожидании. Я чувствовала как дрожат руки Порши. — Ну, выходите, где бы вы не были… — проговаривал Вальдемар, проходя между операционными столиками. Мы с Поршей взялись за руки. Стало слегка спокойнее, осознавая, что она рядом. — Ловишь тени в темноте, Вальдемар? — спросил голос. — Не шути. Мне не нужно было вглядываться в темноту уже столько лет. А она — не вглядывалась в меня. — Здесь никого нет, перестань ходить туда-сюда. Если голос безплотен и находится где-то в воздухе или под потолком, скорее всего, он нас видит. Но почему он не говорит об этом Вальдемару? Почему лжет ему и спасает нас от Квестора? У нас больше нет времени ждать. Вальдемар обошел почти всю лабораторию и теперь направился к входной двери, через которую мы зашли сюда какое-то время назад. А сколько же времени прошло? В любом случае, нужно действовать, другого шанса может и не быть. Осмотрев дверь и поваленную мебель в начале помещения, он обязательно вернется сюда и обнаружит нас. Пока я из-за стола молча наблюдала за Вальдемаром, Порша неслышно проскользнула у меня за спиной и резко схватила меня, обвив руку вокруг талии и протащила в первую попавшуюся дверь. Тихо закрыв ее за собой, мы прижались к двери и сползли на пол. Опасность миновала. Повернувшись ко мне, рыжеволосая улыбнулась с чувством настоящего облегчения. Она села боком к двери и приложив ухо к ней, начала прислушиваться. Затем прошептала: — Вряд ли они догадываются что мы здесь. С этими словами она встала на коленки перед дверью и медленно-медленно стала поворачивать ключ в скважине. Когда ключ перестал двигаться, она так же тихо вытащила его из двери и положила на пол у стены. Порша, расслабившись, вздохнула. — Куда же мы попали? — спросила я у своей спутницы. — Выглядит как обжитый кабинет, будто кто-то только вчера отсюда вышел и скоро должен вернуться. Кабинет выглядел хоть и мрачно, но очень уютно. Он был небольшим, всего в пару метров, четыре стены и маленькое решетчатое окошко напротив двери, походившее на бойницу. С одной стороны — кровать с целым хаосом из разных одеял и небольшой подушки, наваленной сверху, с другой, ближе всего к нам — настенные полки с грудами ветхих книг, разлитые чернила на пергаментах, колбы, склянки, побитые банки, покрытые пылью свитки, застывший свечной воск. — Как думаешь, что это было? Говорили ли они об этом всерьёз? Звучало очень странно, — удивлялась Порша, сидя рядом со мной на полу, запрокинув голову наверх. Она рассматривала темный потолок комнатки, увешанный паутиной. — Меня больше настораживает голос, с которым говорил Вальдемар. В нем явно что-то было не так…как будто принадлежал неживому человеку. Тебе не показалось, будто он хотел защитить нас? Порша опустила голову и посмотрела мне в глаза. — Думаешь? Мне так не показалось. Хотя… в этом, все же, что-то есть. Голос будто бы отговаривал Вальдемара успокоиться, да! — Мог ли Граф Люцио распространять Красную чуму? Она вздохнула. — Сложно сказать. Я начала свою работу во Дворце уже тогда, когда Граф погиб, а Графиня Надия заснула на долгих три месяца. Я ухаживала за ней все это время, но она не просыпалась и увидела меня впервые тогда, когда любые разговоры о пожаре в бывшей комнате её мужа прекратились. Она сама мало что помнила, если честно, а пропавшая память возвращается долго. — Может, память вернулась к ней сейчас? Или к кому-нибудь из придворных? — Кто знает… Внезапно для нас обоих, дверная ручка дернулась. Вальдемар. Квестор догадался, что за запертой дверью могут находиться те, кого он искал и не смог найти. Мы с Поршей отреагировали мгновенно — подперли ручку двери стулом. Чтобы добавить тяжести, я на стул навалила внушительную стопку книг. Поможет на время. — Быстрее, нам нужно уходить отсюда! — испуганно воскликнула Порша, — Я постараюсь найти все самое важное, а ты — ищи выход! Порша кинулась к столу и стала набирать в охапку папки, листки, рисунки и все записи, которые разбросал здесь неизвестный врач. Несмотря на шорох бумаги и на непрекращающееся дрожание дверной ручки, я закрыла глаза и сконцентрировалась изо всех сил. Выход должен быть где-то здесь. Все свои магические силы я направила на то, чтобы найти хоть что-нибудь: дверь, люк, портал, окно, хоть что-то… И вот оно! Я почувствовала магическое тепло где-то за моей спиной, у стены, а перед глазами замигали синие звезды. Чистая магия! Я открыла глаза и подбежала к стене, у которой стояла неубранная кровать. Вскочила на нее в своих сандалиях и ощупала стену руками. Тепло! — Порша, скорее сюда! Здесь магический портал! В этот момент послышался скрежет ключа в замочной скважине. Через секунду — стук деревянного стула об каменную плитку. Дверь открылась и мы увидели Вальдемара. Порша мгновенно схватила стопки бумаг, карты и папки, с ходу запрыгнула на кровать и взяла меня за руку. Вальдемар уже приблизился к нам и готов был схватить, но магический портал к тому времени полностью открылся. Мы вбежали в портал и на мгновение попали в полную темноту. Я почувствовала, как будто кто-то попытался коснуться моих волос. Вальдемар не успел. А мы — ускользнули.***
Мы проваливались в кромешную тьму, пока не почувствовали, что упали на ровную поверхность. В первое мгновение я ничего не смогла увидеть. Глаза ослепил яркий свет, а затем я услышала смех. Под ногами и руками чувствовалась мягкая трава, гладкая, нежная рука коснулась моей. — Мы сделали это, да! Ура! — радовалась Порша. Её радости не было конца. Она смеялась, а вокруг себя я слышала шорох в траве. Когда мои глаза привыкли к солнечному свету, я посмотрела на Поршу — она прыгала вокруг меня, резвилась, даже танцевала. — Я так счастлива, что мы выбрались оттуда! — и всплеснув руками, она остановилась напротив меня. Рыжие её волосы светились на солнце, а каждая её веснушка будто ярче стала сиять. Она подняла руки до уровня своих глаз, посмотрела наверх, на птиц, летящих через голубое небо и засмеялась. Я улыбнулась ей. Поднялась с земли, подошла к ней и взяла за руки. — Мы сделали это! Я, все ещё держа Поршу за руки, отступила на шаг и закружила её на месте. Она закружилась со мной и мы, полные радости, легкой искры эйфории, кружились, танцевали, пели, а над нами на деревьях чирикали птицы. Когда у меня закружилась голова, мы остановились и огляделись вокруг — портал выбросил нас в Дворцовый сад. Порша опустила взгляд и вздохнула: — Свитки! И, правда — на траве и тут, и там, разбросано валялись бумаги, рисунки и записи из подземелья. Мы, опустившись на колени, быстро собрали их и пошли в коттедж Порши, чтобы осмотреть их получше. Прошли мы уже по знакомой мне песчаной тропе, ведущую через небольшую рощицу тоненьких деревьев, похожих на молоденькие акации. На их ветках уже блестели от солнца маленькие зеленые листочки, на которых, если дотронуться, можно ощутить липкую смолу. Перед нами открылся великолепный сад у коттеджа Порши — он пылал красками еще больше, чем в мой прошлый визит. Казалось, прошло пару лет, а на самом деле это было всего полторы недели назад. Мой разум будто пытался связать какие-то кусочки памяти воедино и пытался «растянуть» воспоминания на пару лет, чтобы залатать непонятную и чернотой зияющую пустоту в моей памяти. Зайдя внутрь, нас как и прежде встретила Пеппи. Она радостно кинулась нам под ноги, обвиваясь вокруг нас, подняв хвост. Кошечка, несмотря на свой крохотный размер, громко мурлыкала и терлась мордочкой об мои пальцы, когда я присела к ней, чтобы погладить. Порша, заперев за нами дверь, прошла к кухонному столу у квадратного окошка и свалила на него груду бумаг, писем, свитков и врачебных записей с громким: «Ух!». Я поднялась, села за стол напротив рыжеволосой горничной и аккуратно сложила оставшуюся стопку бумаг. Порша, нахмурившись, склонилась над столом и перебирала расписанные мелким почерком бумаги. Волосы ее были растрепаны, небрежные кудри свисали словно виноградная лоза и касались ее белого, румяного лица. Я, ни говоря ни слова, принялась разбирать свою стопку бумаг. Она, в основном, состояла из распечатанных конвертов с прочитанными письмами, в которых неизвестный мне врач заказывал из других городов лекарственные травы и медицинские принадлежности, вроде спиртов. Также, здесь были разные анатомические рисунки, заляпанные каплями уже застывшего воска и которые врач подписывал витиеватым мелким почерком, буквы которого было невозможно разобрать. Свитки, которые я решила изучить потом и отложила их в сторону, сосредоточившись на рисунках. Все они были нарисованы на темно-бежевом пергаменте черными чернилами. Врач был крайне неаккуратный — тут и там, по углам, иногда в самом центре бумаги красовались черно-синие кляксы, еще более мелкие заметки и загадочные символы. Может, он из-за чего-то спешил? Я услышала тихое всхлипывание — подняв голову, я увидела, что по лицу Порши скатилась пара крохотных слезинок, пока она держала в руках другой расписанный пергамент, напоминавший историю болезни. — Порша, что с тобой? Я отложила рисунок и протянула к ней руку. Она взялась за нее и я почувствовала, что девушка дрожит. Крепко пальцы сжали мои. — Я…я узнаю этот почерк… — И чей же он? — я недоумевала, почему это могло ее настолько растрогать. — Это почерк моего брата, Ильи*. Это его записи! — Порша посмотрела мне в глаза. Ее нос слегка покраснел. — Значит, — предположила я, — мы были в его кабинете? Это он работал на Вальдемара? Порша молча кивнула, грубо протирая кулаками глаза. Она не хотела плакать, но слезы у нее текли ручьем. Девушка запрокинула голову к потолку, пытаясь таким образом остановить слезливый поток. Но не получалось. Порша все громче и громче начала всхлипывать и она, в полном бессилии встала из-за стола. Прошла в глубь комнаты и упала на небольшой диванчик красного цвета, украшенный подушками с вышивкой цветов. Я почувствовала, что я нужна ей. Мне хотелось продолжить исследовать загадочные бумаги и старые письма, написанные ее братом, но важнее было другое — не расследование, а сама Порша и я ощутила в полной мере то, насколько она дорога мне. Мое сердце жалостливо сжималось, когда я слышала ее всхлипывания. Я поднялась со стула и присела рядом с Поршей. Она лежала на животе, зарывшись лицом в подушку кремового цвета и будто бы немного притихла. Поборов свою неуверенность, я опустилась на колени рядом с лицом девушки и подняв руки наверх, приобняла ее. Порша открыла заплаканные глаза. Нет, она была достаточно сильной, чтобы перестать плакать. Но грусть с лица так и не уходила. Я улыбнулась горничной. — Порша, я с тобой, ты не одинока. Порша еле заметно улыбнулась. Грусть ей была не к лицу — это зрелище напоминало мне фонтан с замерзшей от мороза водой — вроде бы, ты знаешь, что вода должна бурлить и струиться, как и прежде, но сейчас она неестественно неподвижна и молчалива. Порша слегка приподнялась и села, прижавшись к спинке дивана. Я села рядом. — Мне уже давно нужно было признаться в этом. Но после ухода Ильи из Дворца здесь не осталось ни одного близкого мне человека, которому я могла бы рассказать всю правду. — А как же Надия? Вы же с ней так близки! Порша усмехнулась. — Не-ет, это тебе так кажется. Графиня — неприступна. Она ни с кем не ведет близких отношений, а то, как общается она со мной можно назвать обычными доверительными отношениями, ничего более. Я обдумала эти слова и кивнула: — Да, Графиня холодна, как ночная вода. Не поверю, что в Везувии существует хоть один человек, с кем она бывает откровенна. — Вот и я о том же, — ответила Порша. Она вздохнула, собираясь с мыслями. Ей тяжело было начать этот разговор, но близость ее любимой и дорогой сердцу волшебницы, радовало и грело душу. Сложив руки «в замок», она начала. Я положила на ее руки свои. Порша начала рассказ с самого своего детства. О том, как юные и рыжие брат с сестрой играли на полянках, в яблоневых садах, срывая цветы, карабкаясь по деревьям и шуточно задирая друг друга. Они были неотделимы друг от друга, и всегда, везде за высоким для своих лет и худеньким Ильей, топала растрепанная девочка Паша. Но потом Лилинка**, их вторая приемная бабушка, захотела обучить Илью грамоте, а когда тот совсем повзрослел - принял решение уплыть в Везувию, чтобы выучиться на врача. Порша прослезилась, когда она вспоминала о так и невыполненном обещании: Джулиан, отправляясь на корабль, попрощался тогда с уже подросшей Поршей и пообещал ей вернуться за ней, чтобы вместе уплыть и изучать Везувию. Шли года, Порша взрослела, а Джулиан так и не выполнял данного им обещания. Порша, окончательно повзрослев, отправилась, как и в детстве, следом за своим старшим братом. Прибыв в Везувию она устроилась работать во Дворец — в то время как раз Графиня впала в глубокий сон и для нее нужна была «сиделка». Она искала Джулиана и узнала о том, что он совсем рядом только тогда, когда ей неожиданно пришло письмо. Джулиан ей писал, что его собираются повесить за убийство Графа Люцио. — И до этого, он мне ни разу не писал, что у него проблемы! Глупый Илья, он никогда не любил просить помощи! — лицо Порши слегка побагровело от гнева, но он был мимолетен как пролетевшая мимо бабочка. Она быстро пришла в себя. — Когда за ним стала гоняться городская стража и обшаривать каждый уголок, каждую улочку, я поняла, что отправлять ему письма будет опасно. Это могло бы легко обнаружить его. А сегодня я только догадываюсь, где Джулиан может прятаться. Я вновь приобняла Поршу и она, на мое удивление, прижалась головой ко мне. Мы сидели так, в обнимку, пока за окном чирикали крохотные птички, перепрыгивающие с ветки на ветку в кустах, а солнце ярко и мягко светило в небольшой коттедж, согревая нас. Спустя какое-то время раздался четкий стук в дверь. Напоследок, Порша поцеловала меня в щеку, прошла к входу и открыла дверь. — Графиня! — Здравствуй, Порша. Могу ли я зайти? — Да, конечно, — и отойдя в сторону, Порша пропустила Графиню внутрь. Я встала с диванчика и поздоровалась. — Добрый вечер. Я вижу, что вы тщательно занимаетесь расследованием, — проговорила Надия, пробежавшись взглядом по кухонному столу, заваленному бумагами. — Могу ли я у вас спросить, как все продвигается? Узнали что-нибудь новое? Статное, смуглое лицо Графини было непроницаемым. Она ждала ответов. Порша, начав рассказ о наших насыщенных злоключениях, на ходу усадила Графиню за стол, сходила на кухню, успела вернуться с чайником и чашками в руках и сама присела напротив Надии, так же продолжая рассказ. Я скромно присела на край диванчика, повернувшись к собеседницам, потому что у стола было только два стульчика. Когда Порша закончила, а с рассказом она справилась на «отлично», Графиня вздохнула. — Всегда чувствовала, что моя интуиция права насчет Вальдемара. Он мне всегда казался каким-то… — Подозрительным? — предположила я. Графиня повернулась ко мне и кивнула. — Верно. Его отлучки за город или, наоборот, вечное пребывание в подземельях неделями или даже месяцами нервировали Консула Валериуса. Он мне часто жаловался на то, что Квестор не посещает общие собрания и игнорирует любые просьбы подняться наверх во Дворец. — Почему же тогда Люцио назначил Вальдемара Квестором, если он не выполняет свои обязанности? — удивилась я. Надия отхлебнула от горячего чая. Губы ее немного сжались от высокой температуры, но выражение ее лица нисколько не изменилось, даже не смотря на ожог. Она всегда была стойкой женщиной, даже ожоги не смогли бы вызвать эмоции на ее непроницаемом лице. — По словам Люцио, да и основываясь на моих давних «проверках» всей территории Дворца, включая подземелья, я уверена, что Квестор порядочно выполняет свои основные задачи, но общественная деятельность не для него. «Как же я понимаю его…» — пронеслось у меня в голове. Порша встрепенулась, а глаза ее заблестели нескрываемым любопытством: — Как?! Графиня, Вы спускались в подземелья? Вам даже страшно не было? Графиня улыбнулась. — Нет, дорогая Порша, в подземельях нет ничего страшного. Это обычные комнаты, только сделанные из камней и находятся они ниже, чем весь Дворец. Это же не Преисподняя. Порша в порыве эмоций стукнула кулаком по столу. — Да Вы что?! Не Преисподняя! Подземелья — сущий Ад, я думала, мы оттуда никогда не выберемся, а Квестор сделает из нас жаркоое и отужинает нами! После этих слов я поднялась с диванчика, встала позади Порши и положила ей руку на плечо. — Тебе не стоило так сильно бояться, я же была рядом. Порша покраснела и подняла ко мне свое белоснежное лицо. На фоне Графини оно выглядело таким чистым и румяным… Девушка надула губки, нахмурилась и передразнила меня: — Не стоилё тяк сильнё бояться! Тебе же самой было страшно! — Я этого не говорила! — А это и без слов понятно! Надия слегка покашляла, привлекая наше внимание. Она смотрела на нас, попивая чай и понимающе улыбнулась. В глазах ее, на мое удивление, я увидела задорные искорки — она понимала наше «особое» общение, но ее это все равно забавляло. Комнатка освещалась мягким светом — он сочился через белые, прозрачные шторки на стол, оставляя цветочные узоры и теплые мгновения летнего сада за окном. Желтоватый свет постепенно становился все более и более приглушенным — видимо, уставшее солнце клонилось уже к горизонту. Закатав рукава: Надия — своего легкого, шелкового платья, Порша — белой и льняной рубахи, а я — свободной кофты светло-оранжевого цвета — принялись за работу. Время, казалось, шло очень долго. Я отыскала небольшую табуретку в глубине коттеджа и села сбоку от Порши - разбирать сложный почерк Джулиана вдвоем было проще. Надии мы отдали стопку с рисунками, картами и рецептами лекарств - решили, что именно это разделение работы принесет нам больше результатов. Солнце почти село. Свет стал холоднее на пару тонов, а мы стали заметно уставшими. И тут раздался стук в дверь.