Вино с пряностями

— Вышли! — прокричал Энфилд, врываясь в комнату. С молодого человека ручьями стекала вода, волосы прилипли к лицу, а щеки раскраснелись от ветра, но это не помешало его губам растянуться в глуповатой улыбке, полной искреннего восторга. Аттерсон проследил взглядом, как дождевые потоки с пальто Ричарда стекают прямо на его ковёр, и недовольно дернул усами. За окном бушевала гроза, и капли то и дело с силой ударяли в стекло. — Что же вы стоите? — спросил нотариус, отхлебывая чай. — Садитесь, берите чашку и рассказывайте. Энфилд кивнул и, стянув пальто, бросился в кресло напротив камина. Он был мокрый насквозь, а в его ботинки уже можно было запускать рыбок, потому тёплый сухой огонь наконец заставил парня немного успокоиться. — Я дежурил на лавке, как обычно, — начал свой рассказ Энфилд, — читал что-то, иногда поглядывал на окна, следил, чтобы никто меня не заметил, в общем, все по нашему договору. И тут я в очередной раз поднимаю голову, смотрю: они надевают плащи и цилиндры. Сначала я подумал, что второй человек — вовсе не мистер Хайд, а кто-то ещё, но потом они вышли из дома, и каково же было моё удивление! Я вскочил со своего места, сам не зная, что собираюсь делать, но они уже залезли в экипаж и куда-то поехали. А я тут же бросился к вам! Решил, что пешком получится быстрее, но эта гроза, как назло, началась в самый неподходящий момент. Аттерсон нахмурился, но ответить ему было нечего. И почему все всегда происходит не так, как нам хочется? Вот уже неделю они поочередно дежурили у дома Джекилла, но до этого дня особенных результатов такой вид слежки не приносил. И вот, стоило его очереди закончиться и наступить очереди Ричарда, который любезно согласился ему помочь, как вот оно, пожалуйста. — Если вышли один раз, значит, выйдут и второй. — пробормотал себе под нос нотариус. — Сейчас уже нет смысла никуда идти, к этому моменту они могут быть уже на корабле, плывущем за тридевять земель… У них что-нибудь было с собой? — Нет, ничего. Я думаю, это была просто прогулка. — Просто прогулка с опасным убийцей… Хорошая получается прогулочка! — Доктор Джекилл добрейшей души человек, вот и не может отказать в помощи даже такому негодяю, как Хайд. Не стоит винить его за это. *** Джон плотнее сжал газету в руках и окончательно почувствовал себя полным идиотом. Лавка под ним будто горела, но встать или убрать эту глупую бумажку значило выдать себя и отправиться в настоящий ад на земле. Так что как бы Аттерсону не было противно сидеть здесь и изображать из себя героя второсортного детектива, выбора особенно не было. Рядом с ним, на соседней лавке сидели источник его проблем, известный как доктор Джекилл, и альтер эго последнего, меньше ростом, но проблем доставляющее вдвое больше. Кусты частично скрывали их, да и слышимость была так себе, поэтому до Джона доносились только обрывки разговора. — Этот цилиндр был совсем новым! — с негодованием воззвал Генри. — Каким образом ты превратил его в это? — Он упал в лужу, я не виноват! — И порвался он тоже там? Неужто это была лужа стекла? — Новая одежда — это пытка! Она ещё не успела растянуться там где нужно, да и вид у нее слишком уж блестящий, смотря на неё, нельзя с точностью понять, что она именно твоя. Особенно это касается обуви: новые, неразношенные ботинки — настоящая смерть. — Но ты же не можешь всю жизнь ходить в моей одежде, Хайд. К тому же, она тебе не по размеру. — По-твоему, мне доставляет удовольствие носить весь этот твой безвкусный хлам? Джекилл возмущено фыркнул и что-то ответил, но Аттерсон не смог разобрать, что именно. Слушать всё это было не только неинтересно, но и как-то противно. Да ещё и совесть иногда била в лоб, напоминая, что подслушивание — дело вовсе не для джентельмена. Но ответ приходил сам собой — он делает это ради блага других. В этот момент Хайд — а кто ещё мог так сделать — неприлично громко присвистнул. — Не думал, что увижу её в таком районе. — сообщил он. — О ком ты говоришь? — Видишь брюнетку с собакой в руках? -Да. — Ещё месяц назад она работала в борделе. Джекилл немного замешкался. — И что в этом такого? Она выглядит более чем прилично, да и её пудель просто прелесть. — Кошки лучше. — буркнул Эдвард, но доктор его не услышал. — Подожди, а что ты делал в борделе? — А что, по-твоему, там делают? — Нет, стой, то есть ты… Поддерживаешь всю эту систему продажи собственного тела бедной девушкой? — Я никогда не задумывался об этом в подобном ключе, но как будто бы тебе ни разу не доводилось пользоваться услугами проституток? — Нет, не приходилось. — отрезал Генри. Сказать, что Хайд был удивлён, не сказать ничего. Аттерсон почувствовал, как от подобных разговоров у него начинают краснеть уши. — Джекилл, что ты, черт возьми, такое? Ты хоть влюблялся когда-нибудь? И нет, любовь к науке и тяга к знаниям это не то. — Да, влюблялся. И не раз. — смущенно пробормотал Генри, и тут же поспешил сменить тему, — Ты только посмотри, как мило этот щенок виляет хвостиком! Аттерсон не видел лица Хайда, но готов был поклясться, что тот закатил глаза. Дальше разговор вошёл в благодатное русло собачек и кошечек, и оказался настолько скучным, что Джон задремал, а когда проснулся, уже начало темнеть, и на соседней лавочке никого не было. *** Нотариус остановился у магазина и оперся на стену так, чтобы выходящие покупатели его не видели. Все-таки совершать подобные операции в его возрасте было не лучшей идеей. Жаль, что Энфилд уехал на всю неделю. Аттерсон почувствовал, как заломило в правом боку, и ему вдруг захотелось, чтобы Джекилл и Хайд задержались в магазине подольше, но те как назло вышли достаточно быстро. При этом в руках последний нес массивный сверток, а на голове красовался новенький блестящий цилиндр. Эдвард остановился перед витриной и с неприязнью вгляделся в свое отражение. -Никогда не понимал этой манеры… «Украшательства». — проворчал он, сдвигая шляпу на бок. — Одежда, в первую очередь, должна быть удобной, а уже потом все остальное. — Это простые правила приличия, — примирительно ответил доктор, — да и к тому же, разве тебе самому не становится приятнее, смотря на себя в зеркало, когда надеваешь новенький пиджак. — его манера говорить сейчас очень напоминала тон воспитателя, который пытается донести очевидные вещи до капризного ребёнка. — Ни капли. Джекилл тяжело вздохнул, покачал головой, и поправил цилиндр на голове Хайда. — Мы же идём в театр, так что хотя бы сегодня потерпи — в этом тебя и в холл никто не пустит. Эдвард закатил глаза, а Генри продолжал. — К тому же, ты ведь никогда даже не пытался выглядеть прилично, поверь, надев эту одежду и причесавшись, ты себя в зеркале не узнаешь! — Этого я и боюсь… — Обещаю, ты не пожалеешь, театр того стоит! — На что мы хоть идём? — Женитьба Фигаро, опера. Остроумный сюжет, написанный Бомарше, в сочетании с неподражаемой музыкой Моцарта! Такое просто не может не понравиться! — Зная тебя, Генри, — протянул Хайд, — это с лёгкостью может оказаться редкостным занудством. — Это классика! — слегка обиделся Джекилл, — Её просто нельзя не любить. Конец диалога Аттерсон не дослушал: у него появилось дело поважнее — раздобыть билеты на вечерний спектакль, если ещё не поздно. Благо, кэбов было полно, а до здания Оперы рукой подать. Мысленно он молился, чтобы это не оказался ещё какой-нибудь из сотни других лондонских театров, но на этот раз ему повезло. Вот только все хорошие места уже давно разобрали и осталось лишь несколько кресел на балконе. *** Спектакль был и впрямь хорош, чего не скажешь о соседях Джона — невоспитанных невежах, которые разговаривали чуть ли не в полный голос и зевали, еле закрывая рот рукой. Так что как только занавес сомкнулся и объявили антракт, Аттерсон поспешил скорее выйти в фойе. Свежий воздух хлынул в лицо и, с облегчением вздохнув, он стал осматривать зал, в котором оказался. Когда-то он часто ходил в театр и особенно любил комедии, но время шло, работы и забот становилось все больше, а друзья все дальше, и театру вместе с другими развлечениями, пришлось отойти на второй план, а вскоре и вовсе исчезнуть из расписания, уступив место тихим вечерам у камина в компании чая или крепкого спиртного. И вот теперь ушедшая молодость нахлынула на него, заставляя невольно расправить плечи и поднять голову. Джекилл стоял, прислонившись к колонне и слушал активно жестикулирующего человека. Аттерсон не сразу узнал в спутнике друга Хайда, так не похож он был на себя в этом чёрном костюме, белой рубашке с рюшами, начищенных до блеска туфлях и с бабочкой. Весь его костюм дышал чистотой, аккуратностью и новизной. Даже чёрные волосы, жутко растрепанные обычно, были аккуратно уложены и собраны в хвост. Теперь он и впрямь походил на Джекилла, только в молодости, в те времена, когда Аттерсон, Лэньон и Генри были не разлей вода. Ностальгия снова охватила адвоката, но прислушавшись к тому, что говорил этот лощеный недоДжекилл, он вспомнил, кто перед ним. — На кой-черт все так привязались к этой теме? Других что-ли нет? — возмущался Эдвард немного громче, чем того требовали приличия. — В какое произведение ни плюнь — везде любовь да любовь! — Ты недооцениваешь силу человеческих чувств. — осторожно возразил Генри. — Под их влиянием люди способны на что угодно. А любовь — самое могущественное из них. Хайд с удивлением и разочарованием взглянул на доктора. — Я думал, что ты человек науки и не веришь во «всепоглощающую силу любви». — фыркнул он, — ты всегда казался мне безнадёжным холостяком, Генри, но говоришь так, будто сведущ в делах сердечных. Неужто нашлась девушка, которую не тошнит от запаха химикатов, способная растопить твоё порочное сердце? Лицо Джекилла вспыхнуло не то от смущения, не то от злости. — Да, нашлась! — с вызовом ответил доктор. — А ты сам, хоть когда-нибудь, любил? Лицо Хайда вытянулось и слегка побледнело. — Ну… Я люблю алкогольные напитки, дорогие рестораны, кабаре… Убийства… Последнее слово заставило стоявших рядом с ними людей обернуться, и Джекилл нервно засмеялся, стараясь обернуть последнюю фразу своего подопечного в шутку. — А человека? — спросил Генри, когда на них перестали бросать подозрительные взгляды. — К счастью, эта участь меня миновала, — буркнул Хайд в ответ. Аттерсон увидел, как брови доктора удивлённо ползут вверх. Надо сказать, что для нотариуса такая простая вещь, как неспособность Эдварда к каким-либо тёплым чувствам являлась аксиомой. — Но подожди, то есть, — задумчиво забубнил Джекилл себе под нос, — ты никогда не чувствовал привязанности к кому-то? Никогда не хотел ни о ком позаботиться? Тебе никогда не было никого жалко? — Нет, было, — встрепенулся Эдвард, покорно кивавший до этого, — мне было жалко себя! Очень и очень жалко! Джекилл окинул его леденящим душу взглядом. Хайд поморщился и поспешно стал искать повод перевести тему разговора, его взгляд пошарил по толпе и как назло остановился на седеющей шевелюре Аттерсона. Нотариус поспешил отвернуться, но было поздно. — Вот это да! — наигранно весёлым тоном произнёс Эдвард, на лице которого расцветала хищная ухмылка. — Мистер Аттерсон, какая приятная встреча! — и он стал проталкиваться к нему сквозь толпу, таща доктора за собой. Надо сказать, что ни Джон, ни Генри встрече рады не были. Они чопорно поздоровались и завели разговор о погоде. Наконец, когда Хайду окончательно осточертело слушать про дождь, тучи и прочую чушь, он решил взять беседу в свои руки. — Честно говоря, я был очень удивлён, увидев вас здесь. — произнёс он, стараясь говорить как можно более любезным тоном. — То же самое могу сказать про вас двоих, — парировал Аттерсон. — А что, мы не имеем право сходить в театр? — с вызовом выпалил Джекилл. Он все ещё был зол на Джона и в каждом его слове слышал оскорбление в свой адрес. — Нет, что вы, — подчеркнуто вежливо парировал нотариус, — к тому же, такое прекрасное представление грех было бы пропустить. Просто я думал, что вас и, в особенности, вашего друга, подобные культурные развлечения вовсе не интересуют. Генри и Эдвард одновременно сжали губы, бестактность, с которой им в лицо только что бросили это оскорбление, поражала. — Мы с доктором Джекиллом всегда находили театр — достойным времяпрепровождением для порядочного джентельмена, коими мы и являемся. — голос Хайда сочился ядом, хотя он говорил тихо, почти шептал. — А ваши неуместные фантазии, прошу, оставьте при себе, сэр. — Я считаю, что имею полное право говорить все, что думаю, тем более вам, мистер Хайд. — процедил Аттерсон. — Вы слишком плохо знаете меня, чтобы судить. — воскликнул Хайд, снова обращая на себя внимание толпы. Но раздался первый звонок и публика стала постепенно возвращаться в зал. — Это не место для споров, — вмешался Джекилл, — если уж так хочешь высказать нам в лицо все что думаешь то пожалуйста, назначай встречу, и там мы все обсудим. Брови нотариуса едва заметно поднялись. — Хорошо. Тогда в субботу в шесть я жду вас у себя. — бросил он, разворачиваясь. — До свидания. -Черт бы его побрал, этого старикашку. — бросил ему вслед Эдвард, когда Аттерсон уже ушёл. Джекилл промолчал, хотя в душе был согласен с Эдвардом. Встреча с Джоном определённо ничем хорошим не закончится. Снова прозвенел звонок, и им пришлось отправится в зал. *** Давно стемнело, в доме все спали. Хайд тихо спустился по лестнице, юркнул за дверь и только на улице надел башмаки. Было холодно и свежо. Туман клубился по земле, под фонарями, желтизна света которых придавала ему какой-то серный оттенок. Улица была безлюдна и тиха. Эдвард с удовольствием вдохнул пахнущий дождём воздух и пошёл вперёд. Каким-то особенным казалось ему в последнее время все вокруг. Порой, Эдвард ловил себя на том, что он начал наслаждаться самыми простыми житейскими вещами — ему нравилось есть вкусную еду, нравился запах пирогов и дождя, нравилось, когда солнечные лучи ласкали кожу, и когда ветер хлестал по щекам. Мир остался прежним, но при этом изменился. Его чувства будто стали полнее и в сотню раз ярче. То удовольствие, которое он получал раньше от совершения насилия, теперь приносил и обычный бокал хорошего вина. Даже Лондон стал приятнее, хотя оставался все таким же серым и туманным. Он научился любоваться красивыми фасадами зданий, даже не смотря на то, что знал, что скрывают боковые стены. Да, все это мраморные украшения и статуи были пустой, но очень искусно сделанной маской. Улица стала уже и грязнее, Хайд завернул в переулок, а затем в ещё один и наконец увидел заветную кирпичную стену, покрытию паутиной трещин. Эдвард мог почти с точностью назвать их количество: эти полу-трущобы были одним из его самых излюбленных мест. Эдвард приблизился к стене и провел ладонью по влажной кладке, обернулся проверить один ли он здесь, и, наконец, опустился на колени. Его тонкие пальцы осторожно подцепили один из кирпичей, и тот легко выпал, открывая небольшой тайник. Хайд помедлил всего мгновение. и быстро сунул руку в дыру, выуживая оттуда деревянную коробочку. С трепетом в груди он поднял крышку и тут же, в порыве бешенства, отбросил её в сторону: она была пуста. Жуткий холод сковал внутренности, а голова потяжелела. На ватных ногах Хайд сделал несколько шагов вперёд. «Как он черт возьми узнал об этом тайнике?» — пронеслось у него в голове, — " откуда он узнал, куда я спрятал деньги? Неужто я проболтался ему в одни из приступов бреда? " Новенький ботинок с жёсткой подошвой опустился на коробочку. Дерево жалобно затрещало и разлетелось на кусочки. Эта заначка была последней надеждой на успешный побег. Хайду не нравилось играть по правилам Генри, и дело было не в том, что тот был ему неприятен. Как раз с Джекиллом он вполне примирился, а вот с полной зависимостью от него — нет. Единственный желанием Эдварда всегда была свобода — абсолютная независимость ни от чего и ни от кого. И вот, когда он находится буквально в шаге от неё, его снова связывают цепями с Генри. И снова сам Генри и закрывает замок на наручниках. Хайд вышел из-за угла и с тоской поглядел направо, где в конце улицы весело светилась открытая дверь бара и покачивалась на ветру вывеска. Но денег у него не было, а привлекать излишнее внимание в его теперешнем положении было слишком рискованно. С тяжестью на сердце Эдвард поплелся обратно, к дому Джекилла, но не прямой дорогой, а переулками. Ему не хотелось покидать улицу с её свежим воздухом и ледяным ветром, отрезвляющим рассудок. Мысли полностью поглотили его, поэтому, когда он услышал шум воды, первой реакцией было удивление. Затем он понял, что это Темза. Старая, серая Темза. — С-сэр, извините, — послышался голос сзади. — Не могли бы вы мне помочь? Хайд резко развернулся и столкнулся лицом к лицу с болезненно бледной молоденькой девушкой, её немного трясло то ли от страха, то ли от холода. — Что вам нужно? — буркнул Эдвард не особо думая, что отвечает. — Вы не знаете где можно найти врача? Мне срочно нужна помощь! Я ужасно себя чувствую! Хайд кивнул. Он смотрел на её раздражающе большие, уже начавшие наполняться слезами глаза, на искусанные пухлые губы. Они на улице одни, все уже давно спят, следовательно свидетелей не будет. Он сможет задушить её голыми руками, а труп выкинет в реку… Интересно, как быстро его найдут? — П-прошу вас, сэр… *** Джекиллу не спалось. Он то и дело переворачивался с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, но самые разные мысли так и лезли в голову, не давая заснуть или расслабиться. Наконец, он вскочил и стал нарезать круги по комнате, надеясь, что хоть физическая измотанность поможет ему забыться. Однако это будто наоборот придало его мозгу сил и он снова и снова стал прокручивать в памяти доктора этот злосчастный разговор в театре. Но не Аттерсон волновал его, а ответы Эдварда. Неужто он и впрямь не знает, что такое любовь? Хотя если так подумать, кого ему было любить? Для Генри он был неудачным исходом эксперимента, по задумке которого Хайда следовало стереть с лица земли. Жители Лондона видели в нем некого монстра. Джекилл так и не понял что именно придавало его виду столь отталкивающий эффект, но факт оставался фактом, жителям Соединенного Королевства он был отвратителен. Генри стал смутно припоминать те ночи, когда они с Эдвардом ещё были едины. Он мог ощущать все его чувства, как-либо повлиять на них был не в силах. Сейчас это далекое время было будто в тумане, но он до сих пор чётко помнил ту слепую, всепоглощающую злость на весь мир, чувство вопиющей несправедливости… Вот оно! Вот, как можно помочь Хайду исправиться! Нужно показать, что кто-то любит его. По-настоящему любит и готов заботиться, помогать в любых ситуациях! Ему всего лишь следует увидеть, что мир это не сплошная беспросветная тьма… Да! И он, Джекилл, сделает это! Покажет, каково это, быть любимым, он сделает его человеком! Необычайное возбуждение разлилось по телу, и доктор не смог сдержать расцветающую на губах улыбку. — Джекилл! — послышался крик снизу. Генри замер в смятении, но крик повторился с ещё большей энергией. Это точно был голос Хайда. Ошарашенный, Джекилл побежал вниз и у входной двери наткнулся на Эдварда, который поддерживал под руку молодую девушку с ужасно бледным лицом. Из уголка её рта сочилась струйка крови. — Ей нужен врач. — вкрадчиво сообщил Эдвард, не давая Генри даже раскрыть рот.