Ну что за дела?
Быстро и решительно Мина со всей силы откатила кресло с Хонбином в другой конец комнаты, отключила звук и накатала в чат группы что-то вроде: «Хонбин похищен безумно важными делами, вернётся не скоро». Прифигевший от такой прыти Хонбин застонал в голос, закатил глаза и упрямо сложил руки на груди. — Ну и что ты на меня так смотришь? О тебе же, между прочим, и забочусь! — Да зачем это нужно вообще? Всё равно, Тэгун, он… ему же параллельно до меня. — Ага, настолько параллельно, что после твоего не самого удачного признания, этот равнодушный и «только по девочкам» привел домой парня! Да и вообще, он даже не съехал от тебя на другой конец города, а остался тут, на прежнем месте, хотя у него есть возможность переехать в более лучшие апартаменты, ты же знаешь. Так что не хочу ничего слушать, ты идёшь сейчас со мной в клуб вытаскивать своего ненаглядного. И прямо сейчас, а то его вытащит кто-нибудь другой. И не смотри на меня так! — Как «так»? — Так удивлённо и благодарно. Пошли уже, Бин. Тэгун легко обнаруживался в клубе за стойкой бара, запрокидывая голову вместе с очередным огненным пойлом, которое распаляло его самого ещё больше. Было ясно — парень явно не хотел уходить один, и уже стоял в самой картинной позе (старался, ага) предлагая себя в лучшем свете. Хонбин от вида такого доступного Тэгуна поплыл, да так далеко, что Мине пришлось его сильно ущипнуть. Причем несколько раз. Хонбини отвис и так растерянно-беспомощно посмотрел на Мину, что она засмеялась. — Ну что же ты? Иди скорей к нему и тащи его только в известном тебе направлении. — Мина, я не знаю. Вот он сейчас может и согласится, а как он утром на меня посмотрит? Что, если он мне больше и слова не скажет? Что мне тогда делать? — Ох, вот же загнался… То, как Тэгун будет вести себя утром, будет зависеть от того, как ты будешь вести себя с ним сегодня ночью. Неужели непонятно? Нашу принцессу надо поразить! А по поводу слов… Тэгуни и так не больно разговорчив, пусть лучше стонет… Да не красней ты так! Кто кого собрался совращать, а? А. Кажется, я знаю что нужно делать. Стой тут, следи за ним, чтобы к нему никто не привязался и чтобы «объект» не свалил. Сам тоже старайся ему на глаза не попасться. А я отойду на несколько минут за катализатором. Что за катализатор Хонбин не стал уточнять, если честно, то практически забив на конспирацию, он снова залип на Тэгуна. Бин тяжелым от желания взглядом практически трогал черные отросшие волосы, откидывал их со лба резким движением назад. Хотелось смотреть и видеть не его удивленные широко раскрытые глаза, а томный, плавящийся желанием прищур. Хотелось взаимности и настоящих ответных ласк. Неужели Хонбину настолько сегодня повезет, что его грезы сбудутся? «Звучит как бред» — фыркает про себя парень и машинально переводит взгляд на сцену. Там неожиданно темно, а в зале чувствуется смятение. Неужели у Хёка в программе пошло что-то не так? Раньше у него, как у образцового арт-директора, никогда не случалось таких накладок.Вот сейчас надо включить Simon Curtis — Flesh
Нервы и слух прошибла мощная волна музыкального бита. На главном экране замелькали отчего-то знакомые картинки. Словно обрывки давно забытого вдруг снова предстали и наконец-то собрались в общую картину. — Ссоль, — прошептал Бин, ему же вторила надпись на экране. Зал зашелся оглушительными криками предвкушения. Потому что все давно не видели настоящего шоу. Потому что все давно не видели Ссоль. Она появилась на сцене словно рожденная из бледного луча софита плавно начиная движение. Полупрозрачное струящееся платье не скрывало, но подчеркивало фигуру девушки. Этого было достаточно для того, чтобы зал неотрывно следил за каждым её движением. И Хонбин тоже следил. За плавными и чувственными движениями, которые постепенно становились чуть более провоцирующими и откровенными. За пальцами, что скрывались за разрезами платья у бедер. За двумя мужчинами в прекрасной физической форме, которые вышли на сцену в ничего особо не скрывающих бриджах. Бин как загипнотизированный следил за могучими загорелыми руками, которые обвивали изящное тело девушки, создавая контраст с её бледно-молочной кожей. Легкое платье стремительной волной соскользнуло к ногам Ссоль, которая тут же была подхвачена одним из партнёров. Она осталась в одном белье, музыка стала набирать обороты, а танец стал ещё горячее и откровеннее. Теперь этот танец был похож на бесстыжий соблазн, особенно когда девушку оставили топлесс. Её ноги практически не касались пола, в танце она страстно порхала с одних сильных рук на другие, парни страстно прижимали её к себе, попутно демонстрируя ей, да и всем зрителям неслабые такие стояки (бриджи то свободные, ничего не скрывают, ага). Да куда там — ещё немного и они возьмут её прямо на сцене — танец теперь больше похож на секс, есть только эти трое людей на сцене, как будто плавящихся друг от друга, и зал — с учащённым дыханием, расширенными зрачками от визуального удовольствия, раскрепощенный творящимся беспределом на сцене. Ссоль всегда раньше устраивала такие представления, сейчас она на сцене почти не появляется, а вот раньше… Раньше они с Тэгуном даже ссорились из-за неё. Потом Хонбин понял, что это не на Ссоль у него встаёт, а на такого разгоряченного откровенным шоу Тэгуна. Она такая, что даже такого тихоню, как Чон Тэгун делает раскрепощенным и готовым на неожиданные приключения. Вон он какой разомлевший стоит. Она как какатализатор страсти, которые люди, считающие себя порядочными, привыкли скрывать. Замутнённое сознание Хонбина резануло слово. Катализатор. Как старый компьютер под современной игрой он медленно начал складывать «А+Б». В первую очередь то, что Мина сказала, прежде чем раствориться в толпе. То, как Ссоль перестала выступать почти год назад совпадает с тем, как Мина начала встречаться с Санхёком. В памяти всплыл даже тот факт, что Мина всегда была в курсе всех событий ночной жизни, хоть с парнями практически никогда не тусовалась, а они её регулярно звали! А как она смеялась над ними, когда они наперебой рассказывали о таком откровенном шоу, что «тебе лучше не знать, а то ещё неокрепшая психика пострадает…» Это у кого что еще пострадает. Хонбин сбросил с себя томное наваждение и все мысли по поводу ночных занятий его подруги, и сделал то, что было нужно сделать с самого начала выступления — направился к Тэгуну. На сцену он больше не смотрел, в отличие от последнего. Чем парень и воспользовался, подойдя вплотную незамеченным. «Нужно действовать с полным сознанием своей правоты и даже немного нагло» — дал себе установку Хонбин и запустил свою ладонь в шевелюру Тэгуна. Одной рукой оттягивая его назад за волосы и, таким образом, плотно прижимая его к себе, другой рукой пройдясь по широкой груди, залез под ремень и медленно потянулся к паху. «Жертва» подавила высокий стон под легким укусом в шею и выдала протяжный следующий, когда Хонбин коснулся губами чувствительного уха. Парень уже давно знал о том, насколько у его друга чувствительны уши и шея, но на практике применил свои знания только сейчас. Причем настолько успешно применил, что у Тэгуна начали подкашиваться ноги. Его пришлось поддержать, вжав собственным телом в стену и кусая губы до крови, чтобы привести в чувство. Хотя бы немного. Тэгуни же упорно в это чувство не хотел приходить, отдаваясь, прижимаясь в ответ и сводя своей податливостью Бина с ума, срывая все тормоза прищуренным от неги взглядом и легким шепотом — стоном: — Поехали отсюда.