Сквозь века

Она ступает в лес легкой поступью, проводя тонкими пальцами по шершавым древесным стволам. Тёплый ветер ласково касается обнаженной кожи, развивает длинные, сверкающие в лучах солнца волосы. Срывает пару голубых лепестков с венка на своей голове и ветер кружит их в странном, завораживающем танце. Словно знак того, что у нее получится свершить то, что должно. Она ступает под сень густых древесных крон без страха и с улыбкой на лице. Этот лес принадлежит созданию столь невероятному и одновременно пугающему простых смертных, что зайти в его чертоги не решается никто. Но... вот она. Грацией подобна лани, но с сердцем бесстрашного льва. Столь хрупка, что кажется, если подует ветер, то ее унесет отсюда далеко-далеко. Но в ее шаге сквозит уверенность. Она ступает по лесной тропинке и кажется, что среди зелени восходит второе солнце и даже звери, живущие здесь, не пугаются незваной гостьи, а, наоборот, тянутся к ней ближе. Энкиду наблюдает. Это создание только и может, что наблюдать, не желая вмешиваться ни во что и нарушать равновесие и гармонию целого Мира, с которым един. Он дышит вместе с деревьями, с небом, землей, с каждым живым существом. Их мысли – общие, их желания – общие. Он одновременно везде и всюду, как сама жизнь. Это существо, что должно было стать карой богов. Проводник их нерушимой воли. Простое оружие. Но оно не стремится к войне. Лишь к любви и гармонии. К истинному смыслу творения. Оружие имеет зачатки собственных желаний и проблеск сознания, что направлено лишь на стремление к спокойствию и миру. Поэтому оно лишь наблюдает. Изучает. Не покидает своего леса. Глядит на мир и не понимает. Ни приказа богов. Ни тем более людей, что живут в этом Мире. Люди... столь невероятные, невозможные и непостижимые. Казалось бы, даже еще более, чем самое уникальное существо этого Мира. Ему хочется постичь их – ибо только они являются для него главной загадкой. И тут его уединение нарушает она. Женщина, чей образ словно соткан из света. Та, что духом напоминает ветер. Та, что столь пленительно прекрасна, что даже созерцающее все живое существо не может перестать наблюдать за ней. И все внимание свое уделяет лишь ей, пленный не только ее внешней красотой, но и духом. Энкиду не понимает ее. Она для него непостижимая чарующая загадка. Ее словно не существует, она как зыбкое наваждение, как игра света и бликов — ее нет. Но прикосновения ее настоящие. Легкие, как и она сама. Нежные и согревающие. Тонкие пальцы очерчивают узоры на большом глиняном теле, алые губы целует подобие лица, а существо все еще не понимает. Точно ли она человек? Люди так не делают. Кто в здравом уме бы пошел в логово того, кого называют чудовищем? Зачем она здесь? Для чего? Но эти вопросы не звучат в голове. Лишь ощущаются странным чувством, зарождающимся внутри. Непонятным, ломающим. Искажающим что-то. Прикосновения, взгляд ее глаз — все это забирает внимание, сосредотачивает только на ней одной. И рушатся цепи, связывающие божественное творение с миром, с каждым живым существом. Теряется спокойствие и равновесие, все больше берет верх что-то новое и трепетное. Что-то жаркое и жгучее, расцветающее под ее поцелуями пламенным цветком. Что-то, что выжигает глиняную оболочку изнутри. «Шамхат...» Так ее зовут – Шамхат. Ее сбивчивый шепот похож на шелест ветра в кронах деревьев. Он стучит гулким эхом в пробуждающемся сознании. Оглушает с каждым разом и словно зовет куда-то, уносит за собой с порывами ветра. Она стоит пред ним совершенно нагая, позволяет солнечному свету касаться кожи и путаться в волосах вместе с листьями и цветами. Она сияет в блеске солнца подобно драгоценности и красой своей затмевает всех богов. Шамхат протягивает простой глиняной кукле руку, хочет, чтобы он сам дотронулся до нее. Энкиду не понимает, что происходит, просто тянется за чарующим светом, пленительным омутом ее глаз и желает коснуться уже сам – желает дотронуться до нее, почувствовать – стать хоть немного подобным ей. Понять ее, почувствовать ее свет. Нет ничего прекраснее ее в этом Мире. Это желание столь сильно и, впервые, осознано. Внутри словно живет солнце, жжет огнем странных чувств и сводит с ума. Плавит тело изнутри, сотрясает и причиняет почти физическую ломающую боль, выворачивающую наизнанку и рвущую на части. Но при этом эта боль лишь распаляет достичь желаемого с новой силой. Заставляет вырваться рычанию из громоздкого неповоротливого тела и тянуться к хрупкой фигуре, стоящей впереди – чтобы наконец коснуться ее, уже человеческой рукой. Энкиду не считает это любовью. Он даже не понимает, что это такое. А Шамхат не пытается объяснить. Это слишком сложно даже для простого человека, что уж говорить про божественное создание, что путается и вязнет в новых ощущениях как в паутине. Эти семь дней были посвящены лишь чувствам, бушующим внутри, новым и чуждым. Шамхат лишь распаляет этот пожар, заставляет простую глиняную куклу привыкнуть к ним. Пытается очеловечить его, вывести на разговор, узнать, что он на самом деле из себя представляет. Сама она тоже позволяет узнать о людях больше. Шамхат любит говорить. Она может рассказать о чем угодно столь воодушевленно и волнующе, что захватывает дух. Она смеется переливами хрустального колокольчика и учит смеяться Энкиду. Дает понимание происходящего, заставляет смотреть на мир другими глазами. Как человек. Объясняет столь простые, но одновременно невероятно сложные вещи и смотрит с теплотой. Жарко касается чужого лица, что теперь такое же, как и у нее. И губы ее трогает улыбка. И под ласковыми теплыми ладонями расслабляется и сам Энкиду, и губы его дрожат, пытаясь понять, как это — улыбаться. Но ему нравится. Улыбка дарит свет, который расцветает внутри солнечным цветком и дарит тепло всему телу. И кажется, что и людям в ответ становится чуточку теплее. А это для него, почему-то, самое главное. Когда же наступает пора уходить, Энкиду уже не кажется, что все будет как прежде. В нем словно что-то умерло за эти семь дней. А вместо этого умершего – поселилось нечто новое. Он не знает, как быть. Он похож на маленького потерянного ребенка и, на самом деле, ему страшно не хочется, чтобы Шамхат уходила. Но он понимает, что она исчезнет, как пропадает по утру зыбкое наваждение сна, оставив после себя лишь звонкий переливчатый смех, казалось бы, навсегда поселившийся средь этих деревьев. Смех, что будет звучать в кронах деревьев вместе с шелестом листвы и ветра. Лес запомнил ее светлый образ, и являл бы его, порой, только наваждением, игрой света и тени. Едва зримым силуэтом средь деревьев, что растает, если заострить на нем внимание. И остается довольствоваться лишь этим. Но Шамхат не уходит. Смотрит в спину существу, которому она подарила новую жизнь. А простая глиняная кукла не может найти себе прежнего места в этом Мире. Бродит бледный, совершенно потерянный, и даже не знает, как себя вести. Робко подходит к зверям, что были его единственными друзьями, но те не узнают, лишь сторонятся, а некоторые бегут. Дрожат руки, не слушаются пальцы, и тело словно одеревеневшее, лишенное прежней легкости. Былой связи с Миром нет. Энкиду может наблюдать лишь оборванные звенья цепей, что связывали его с каждым живым существом. Может лишь сильнее, до боли, сжать кулаки и закусить губу, не понимая из-за чего так жжет глаза. И почему соленое бежит по щекам. Почему так тяжело дышать и из горла вырываются хрипы, а тело дрожит и не слушается. Почему внутри все жжет и почему его словно кто-то цепко держит за горло. Но Шамхат рядом. Она не растаяла зыбким туманом, она все еще тут. Теплая, живая... Дарящая свет и спокойствие. Касается так же ласково и тепло, как лучи солнца. Смахивает слезы и целует в щеку. Энкиду же оседает на землю, подобно срубленному под корень дереву и прячет лицо в ладонях. Он один в непонятном ему Мире и все пугает его. Но Шамхат рядом. Она, подобно заботливой матери, обнимает его, прижимает к своей груди и трепетно гладит по голове, шепча теплые успокаивающие слова. Энкиду больно. И это в первый раз, когда он узнает, что это такое. Голос его срывается от рыданий и он чувствует себя так, будто потерял свою семью и родной дом. Впрочем, так и было. А сердце Шамхат сжимается от сострадания. Ведь родного дома лишила это столь доброе существо именно она. Из-за нее он потерян, ещё не знающий жизни. И идти ему некуда. Тут лишь она одна. И бросить его она не сможет. Мы в ответе за тех, кого приручили. Шамхат заберет его с собой. Даст дом, даст тепло и заботу. Научит жить. Научит понимать людей. Постарается сделать так, чтобы Мир вновь принял Энкиду – только как человека. * * * Энкиду любил Шамхат – в глубине души все еще любит – но не так, как считают многие, оценивая те семь дней и ночей, проведенных вместе. Он любил ее так, как ребенок любит свою мать. Она та, кто смогла даровать ему новую жизнь. Она та, кто не бросила, кто научила жить, научила чувствам и эмоциям, сформировала его желания. Ее нельзя забыть – потому что ребенок никогда не забудет собственную мать. Ее нельзя не любить. И сколько бы веков ни прошло, Энкиду будет вечно благодарить её и вечно раскаиваться за те страшные слова проклятий, что однажды сказал ей из-за страха смерти. И будет сожалеть за то, что так и не сказал ей самого важно. Не сказал ей «спасибо» за подаренную ему новую жизнь.