Твои крылья сгорят на рассвете

      — Мам, пап, я дома, — крикнула Шио, захлопнув дверь.       Мертвая тишина была ей ответом. Шио оставила обувь у выдвижного шкафа, где грудой взгромоздились истоптанные сапоги, совсем не по погоде, матери, грязные мокасины отца и совсем изношенная обувь брата, которую он таскал с незапамятных времен по неточным меркам Кобэ. Из дальней прикрытой комнаты, к которой вёл пыльный коридор, доносилось мирное сопение отца. Шио обнаружила мать среди скудно освещенной кухни, сидящую с поджатыми ногами за низким исцарапанным столиком. Она не сразу приметила дочь: только тихий шелест ходьбы и школьной формы заставили её поднять взгляд.       — Ох, Шио, — она приготовилась встать, — ты сегодня поздно, Асахи уже пришёл. Как день в школе? Хочешь перекусить?       Шио сдержала вздох и криво улыбнулась, наблюдая, как мама медленно идёт к холодильнику, боясь, по всей вероятности, очередной боли в рёбрах. Её искореженное тело прятала легкая светло-зеленая, колючая кофта. Узкая темная юбка жала колени. На костлявые стопы натянуты серые нестиранные гольфы, а впалые глаза, налившиеся кровью под ними синяки, белые губы и кожа всегда оставляли неизгладимое впечатление жалости, представляя её фигуру столь хрупкой, что, казалось, тронь — и она рассыплется.       Мама не торопясь открыла холодильник, и Шио ощутила знакомый навевающий запах испорченного молока. Полки пустовали за исключением одной единственной консервной банки со шпротами и несколько зеленоватых бутылок, отбрасывающих болотистое свечение.       — Нет, Сато угостила меня омлетом на переменке, так что я сыта, — всё ещё улыбаясь, заверила Шио.       — Ты обязана познакомить меня с этой девочкой, — сквозь полуулыбку и с шутливой настойчивостью заявила мама. — Она очень добрая, раз угощает тебя каждый день.       — Да, наверное, — небрежно ответила Шио, приседая у столика.       «Самой бы с ней познакомиться».       Мама с явным облегчением тоже присела на своё место. Шио вдруг вспомнила, как вчерашним вечером отцу было настолько плохо, что у того не хватило сил даже оттолкнуть суетящегося вокруг него Асахи, а мама носилась мыть ведро с рвотой. Бессонная ночь поджидала Шио тогда, и она спросила:       — Как папа?       Мама вздрогнула.       — Он в порядке. Врач строго-настрого запретил ему пить, но ты же знаешь…       — Во сколько обошелся поход к врачу? — внезапно прогремел мальчишеский, разъярённый голос, перебив тихо перешептывающихся маму и Шио.       Мама безнадежно посмотрела на Асахи, возникшего в дверном проёме. Он совершенно, как и младшая сестра, перенял её черты; под мешковатым капюшоном он прятал шишки и засаленные, немытые волосы; лицо его было испещрено свежими царапинами. Кровавые мазки неаккуратным рукавом оттерты, так, что создавался образ почти боевого окраса. Шио, и не только она, уже смирилась с ежедневными потасовками своего брата — по словам матери, ему «просто нужно выплескивать свою энергию в дело». Нередко Асахи приносил домой деньги. Неизвестно как им добытые, мама скорее радовалась, хоть и умело скрывала это, чем злилась.       Её усталый вздох только разозлил брата.       — Это была пустая трата денег. — Взгляд Асахи и его стиснутые зубы, через которые он шипел слова, пытаясь держаться спокойно только на глазах у Шио, заставили маму опустить голову. Её сложенные ладони совсем обессилели.       — Знаю, Асахи. Знаю.       — Он пролил пиво на твоё кимоно.       — Знаю.       — Он продал единственное платье Шио, чтобы купить себе сигареты.       — Знаю…       — Мама!       — Знаю, Асахи! — дрожащий голос матери заставил брата смолкнуть и стыдливо отвести взгляд на грязные стены. — Но что я могу поделать? Я не хочу ещё один перелом ребер!       — Мы могли бы уйти от него! — взорвался Асахи, и Шио вздрогнула. — Ты ничего не хочешь делать.       — Асахи…       — Ты не хочешь что-то делать, — настойчиво повторил он.       — Асахи, послушай…       — Если тебе наплевать на себя, то хоть посмотри на меня! Нет, посмотри на Шио, — он продолжал кричать. — Посмотри на неё! Её из жалости кормят едой, кроме школьной формы, и та заплатанная, у неё ничего нет! Совсем!       Шио съежилась и беззащитно взглянула на Асахи. Тот смело посмотрел на неё, ничуть не смутившись.       — Он не даёт нам жить, а ты только сидишь в этой чёртовой комнате и пялишься в стену! Только благодаря мне у нас есть хоть какие-то гроши, а знаете, у кого я их отбираю? У таких же нищих, как и мы, у которых ничего больше, кроме этих грошей, нет!       Из дальней комнаты послышалось шуршание простыней и тихий стон. Асахи, похолодев, смолк.       Лишь спустя секунды, как сонное ворчание прекратилось и тишина вновь возобновилась, Асахи почти прошипел:       — Ты не любишь нас. Совсем. — И ушёл, чуть не хлопнув входной дверью.       Шио посмотрела на маму. Та как громом пораженная уставилась в дверной проем, где секунды назад стоял Асахи.       — Мам… — Шио присела рядом и положила свою ладонь ей на плечо. Рука матери тут же обвила детскую ладошку. — Не переживай. Всё наладится.       О, сколько раз она говорила эти слова.       — Я не хочу, чтобы ты была не такой, как все дети в школе, Шио, — несколько боязливо, но с мольбой произнесла мама. Тут она вспомнила: — Ты до сих пор это чувствуешь? Как за тобой наблюдают?       Ладонь, всё ещё лежащая на плече матери, содрогнулась. Мама вспомнила это именно сейчас! Если Шио скажет ей правду, то станет ещё хуже, а блестящие слезинки в заботливых глазах заставят сердце сжаться боли… Но Шио быстро ответила:       — Нет, мне, скорее всего, просто показалось тогда. — И улыбнулась той своей сияющей улыбкой, которая обезоруживала мать в мгновение ока. На языке осел терпкий привкус лжи.       Мама крепко заключила дочь в объятия.       — Прости, Шио… Прости меня… Я не могу пока устроиться на работу… — Она уткнулась в плечо Шио и залилась сухими слезами. Даже плакала она беззвучно.       Шио всё понимала, хоть и делала вид, что не понимает. Ведь если она подаст хоть намек на жалобу, или, хуже, — на недовольство своим папой, о ком так горячился её братишка, то всё даст трещину. Пока она может осчастливить маму одним своим присутствием, пока она утешает маму и кормит несбыточными надеждами на будущее, которое, скорее всего, у них отсутствует, — только тогда Шио может быть уверена, что сердце внутри мамы не треснет, как стеклянная банка, переполненная горькими таблетками, имя которым — правда.       Мама и Шио некоторое время обнимались, сидя на прохладном кухонном полу. Но вскоре мама встала, успокаивающе погладила Шио по голове и вымолвила серым голосом:       — Я пойду спать. Жуть как устала… Можешь пока поделать уроки, но сильно не шуми, папу разбудишь.       — Уроки не шумные, мама, — безрадостно рассмеялась Шио.       Асахи не в первый раз уходил из дому и наверняка не в последний. Обычно он возвращался через дня два-три, на зло с пустыми руками, как бы доказывая свою надобность этой семье. Несмотря на это, он любил маму больше всех на свете: просто не мог смотреть на угасающий огонь в её глазах и пытался разбудить её ото сна всевозможными способами. Как-то раз он даже достал билеты на аттракцион. Шио ликовала от счастья, мама — разорвала билеты и пригвоздила Асахи к своей юбке на неделю.       Мама устало улыбнулась и вышла из комнаты. Шио прислушалась. Как только скрипнула дверь, ознаменовывая жирную точку на их послешкольном разговоре, Шио легко вскочила, подбежала к портфелю и как можно тише расстегнула молнию; аккуратно вывалила учебники на пол и особенно бережно достала перевязанную цветной лентой коробку. Шио тонкими пальцами сорвала ленту и воровато оглянулась по сторонам: не вернулся ли Асахи или мать за антидепрессантами? Дом молчал. Шио открыла коробку.       Голубой свитер под стать её глазам, завязанный бантом, и такая же небесная клетчатая юбка ввели Шио в восторг. Мягко упала на пол узкая записка. Шио подняла её и прочла:       «От Сато-чан. Если ты наденешь это на прогулку, я буду очень рада, Шио!»       Конечно, Шио не знает, кто такая Сато-чан, зато Сато-чан определенно знает, что любимый цвет Шио — голубой.       Шио не думая принялась рассматривать складки юбки и шелковый полосатый бант со всех сторон. Если это было бы возможно, она попросила бы Сато подарить новую толстовку братику или новую кофту маме, которая бы не кололась так неприятно. Может даже папе подарить цепочку в комплект с уже имеющейся у него сережкой.       Налюбовавшись обновкой, Шио положила её вместе с коробкой к другим найденным вещицам: к узкому колечку с искусственным, розовым кристаллом в сердцевине; к резиновой уточке для ванны; к многочисленным контейнерам для ланча; к книжке «Маленький принц», которую Шио ещё не дочла.       Подарки всегда сопровождались короткими, но с красивым почерком записками.       «От Сато-чан. Хорошего дня, Шио!»