Гнев Артемиды

Трапеза королевской семьи в Древней Греции ― это помпезное мероприятие с развлекательной программой, в котором принимают участие все высокопоставленные лица. Здесь ученые, философы, лучшие полководцы и воины. Знаменитые драматурги и актеры. Половину широкого просторного зала занимает хор. Есть значительное пространство для выступающих. В оставшейся части сидят зрители, и среди них добрую половину занимает ложе королевской семьи. Сяо никогда прежде не бывал в подобных местах, в подобном положении, не смотрел подобных концертов и не слышал таких великолепных песен. Он только и успевал поражаться тому, что происходило вокруг. Улыбался, смеялся, даже если смех застревал в горле, стоило вспомнить, зачем он здесь, и тогда Сяо судорожно оглядывал зрителей. Больше всего он боялся наткнуться на лицо какого-нибудь бабуина в железных доспехах, который бы пожирал его взглядом. Наверняка, этот человек знает, кого ему обещали. Наверняка, он разглядывает его. И Сяо переставал искать. Лучше не видеть, не знать, как он вообще выглядит. Клитемнестра начала дергать мужа. ― Когда ты представишь его нам? Агамемнон бессвязно откликается, дожевывая птичье окорока, не сводя глаз с представления молодой танцовщицы. ― Что? Кого? ― Как кого! ― возмущается женщина. Её лицо в гневе даже на пару секунд выглядит устрашающе красиво. Агамемнон быстро просыпается от обжорского забытья. Он поспешно вытирает рот тряпкой, прочищает горло и кивает головой. ― Да, дорогая, я прекрасно помню. Не волнуйся так. Конечно, мы представим их. ― Когда? ― Вот, после этого танца. И не надо так дергать меня. Я могу и подавиться, ― он склоняет голову и производит легкий смешок. Клитемнестра отворачивается к еде. У Сяо заболел живот от того, что он услышал. Он, конечно, покушал знатно и очень вкусно. Выпил немного вина, немного, чтобы реальность не казалась такой жестокой. Он внимательно разглядывал молодую девушку, чересчур молодую, как он подумал, которая танцевала перед ними босиком на холодном мраморе. Кажется, ей было не больше 12 лет. Груди ещё даже не успели сформироваться, тонкая шелковая тряпочка висела на её шее вместе с тяжелыми украшениями. Ещё один скромный кусок тряпки повис на узких бедрах. В руках она держала позолоченные колокольчики и ритмично трясла ими, извиваясь туловищем. Сяо стало её жаль. Но больше всего на свете он хотел, чтобы её танец не прекращался, и ему становилось жаль себя. Клитемнестра начинает ерзать на месте, когда девочка завершает своё представление. Казалось, ей больше всех хочется встретить лучшего воина Агамемнона. Всякий раз она обеспокоенно поглядывает на сына. Но когда Сяо замечает это, женщина начинает улыбаться. ― Всё будет хорошо, ― говорит она ему и самой себе. Она незаметно берет его за руку и сжимает. Сяо снова неуютно, но он не решается сопротивляться. Кажется, для неё очень важно держать сына за руку. ― Дорогие гости! ― объявляет Агамемнон, поднимаясь с места. Хор замолкает, разговоры в зале тоже медленно улетучиваются ввысь. ― Как вам трапеза? ― с самодовольной улыбкой Агамемнон слышит в ответ почтительные выкрики. Он поднимает руку и в зале снова становится тихо. ― Вы уже знаете, благодаря чему и кому мы сегодня здесь, в великолепном храме Артемиды, в Беотийской гавани, наедаемся лучшей едой и пьем лучшее вино? Толпа что-то охотно отвечает, кивает и хлопает, но Сяо не понимает ни слова из того, что они сказали. ― Верно! ― выкрикивает правитель, ― Потому что мы выиграли эту битву! Зал взрывается аплодисментами. Происходит это так громко, почти стихийно, что стены храма едва не трескаются. Все здесь пьяны, кто-то немного, а кто-то достаточно. Такая толпа, думает Сяо, способна взять любую крепость. ― Я хочу представить вам и своей семье, ― моим любимым супруге и сыну, ― он указывает рукой на сидящих рядом, ― тех людей, которые внесли большой вклад в победу при Беотии! Пока люди хлопают, Агамемнон называет сложные и заковыристые греческие имена. Каждое из них Сяо слышит впервые, и каждое вызывает в нём дикий мандраж. Он внимательно следит за отцом, за матерью, и за каждым из воинов, которые выходят на сцену. Кто-то из них — тот самый человек, Сяо теряется и путается, потому что не может определить, кто именно. Все похожи на викингов, все страшные и пугающие. У многих шрамы на лицах, а лица суровые, хмурые, или пьяные и мерзкие. Сяо морщится, невольно сжимая руку матери. Клитемнестра испуганно поворачивается. ― Всё в порядке? ― Нет, мама, всё ужасно, — честно отвечает. ― Эфианасс, ― выдыхает она, ― сейчас и его представят. ― Так его ещё здесь нет? ― Конечно, нет! Сяо сначала испытывает облегчение, а после чувствует себя ещё хуже. Сейчас выйдет какой-нибудь принц Горо с четырьмя руками, как вдруг его сознание улавливает знакомое имя. ― И мой лучший воин, настоящий герой, храбрый и сильный малый, ― объявляет Агамемнон, ― Ахиллес! Зал реагирует на это имя оглушительно. Сяо замирает в ужасе. Ну, конечно. Разумеется. Лучший воин Троянской войны. Ахиллес. Прежде всего, он вспоминает Бреда Питта и ему, вроде бы, даже не так уж плохо. Не то, чтобы Сяо ― гей, но он хорошо к ним относится, и если его отдают кому-то, вроде Бреда Питта, то и геем стать не страшно. Не зазорно, так сказать. Но тут до него доходит, что это не голливудский фильм, и кто вообще сказал, что Ахиллес окажется приятным на лицо и душу человеком. Сяоджун судорожно оглядывает зал, пытаясь найти шевеление, найти человека, который идет к центру, но все кричат и хлопают, и шумят, так что он видит его, только когда тот выступает из толпы. Сяо замирает. В железных сверкающих доспехах, высокий, крупный и мускулистый, под крики и аплодисменты восторженных греков на сцену выходит… Лукас. Сяо сидит неподвижно. Клитемнестра держит его за руку. Она в восторге, улыбается и поддается всеобщему ажиотажу. Агамемнон тоже довольный смеется, размахивая золотым кубком в руках. Овации не прекращаются, Ахиллес, или Лукас, или теперь всё-таки Ахиллес, стоит в центре сцены и наслаждается вниманием. Машет людям, кивает, посылает воздушные поцелуи. Он ещё не видел Сяо, который сидит немного в тени матери и отца. Наконец, толпа медленно затихает, и все воины встают в ряд перед царем. ― Уважаемые, дорогие мои, ― Агамемнон прерывается, оглядывая мужчин, ― братья! Позвольте выразить вам свою благодарность. Да наградят вас боги на том и этом свете! И, разумеется, награжу вас и я, ― он выдерживает паузу и торжественно объявляет, ― всё золото роскошной Беотии будет распределено между войнами, которые участвовали в её сражении! Зал снова уходит в дикое празднество. Сяоджун внимательно наблюдает за Лукасом, который принимает активное участие во всем этом, и пытается различить хоть какой-то намёк, легкую ненормальность, маленькую ошибку. Что-то, что могло бы показать, что Лукас тоже оказался здесь случайно, но тот вполне удачно вписывается. Орет и веселится, в порыве дикой радости, воины подхватывают его на руки и начинают подбрасывать. Агамемнон поднимает правую руку, и зал постепенно замолкает. Лукаса ставят на ноги. ― Теперь позвольте представить тех людей, которых я люблю больше, чем воевать, ― он начинает хохотать, зал его подхватывает. ― Моя супруга! Дочь спартанского царя Тиндарея и полубогини Леды. Сама по себе несравненная полубогиня, ― он оборачивается, улыбаясь ей, ― Клитемнестра. Клитемнестра поднимается, выпуская руку Сяо. Зал встречает её овациями. ― Мой сын, ― говорит Агамемнон, ― Эфианасс! Всё тело Сяо парализовано, он сидит и не может подняться. Агамемнон оборачивается и кивает ему с доброжелательной родительской улыбкой, видимо, ожидая, что тот встанет, но Сяо продолжает сидеть на месте, как домашнее животное. Зал к тому времени уже начинает приветственно аплодировать. Теперь поворачивается Клитемнестра и её глаза сверкают огнем. Сяо резко поднимается и нерешительно шагает вперед. Мать берет его за руку. Прежде всего, его взгляд падает на Лукаса, и у Сяо замирает сердце, когда он видит, что Лукас разглядывает его, распахнув глаза. Узнал. Он его узнал.