Эпилог

– Ты, кажется, говорила, что действие зелья продлится до ночи, – тихо проскрежетал Драко, и в голосе его звенели убийственные нотки. с востока ли с запада отовсюду задуло холодом мне в спину* Именно это ощутил он в самую первую секунду, стоило только голосу Блейза зазвучать у него в ушах. Однако холод этот рассеялся так же быстро, как успел сразить его, потому что на смену изумлению мгновенно пришел спасительный, живительный гнев. Ведь он как чувствовал, что так будет… Хвала Мерлину, что хоть в чем-то он оказался умнее и наложил оглушающие заклятья – которые, впрочем, стоило ему отвлечься и ослабить концентрацию, тут же потеряли свою силу. – Черт… – тихонько бормочет она. Боковым зрением Драко замечает, как Грейнджер вновь опускается на стул и прикрывает лицо руками. – Я, кажется, ошиблась с дозой. Драко скептически изогнул бровь. Он ожидал от нее несколько иной реакции… Мысль его, однако, тут же быстро переключается на другое. Забини не должен был видеть ее. Если Драко мог подставиться и рассекретить себя, то Грейнджер – нет. Блейз не должен был смотреть на нее, видеть ее, знать о ней – это было запрещено, нельзя. Больше того, в глубине души Драко лелеял надежду на то, что, как только жизнь Блейза окажется вне опасности, он избавится от него, и пусть тот живет дальше так, как хочет – или как распорядится судьба. Но, нет же, Мерлин, конечно нет!.. Дурак. Ведь жизнь стольким вещам научила его, столько раз показывала, что все его планы не срабатывают или идут совсем не так, как он рассчитывал… В эту секунду Драко проклинал себя за собственную неосмотрительность и распущенность, за то, что отложил такой важный вопрос на потом. А еще – впервые в жизни, кажется, Драко искренне сожалел о том, что она перестала принимать Оборотное. Увы, думать об этом было уже поздно, и теперь ему приходилось разбираться с тем, что он имел. Однако прежде, чем он успел хоть что-нибудь сказать или обернуться к Грейнджер, вновь подал голос Забини. – Вы оба, – проговорил он, тыкая пальцем сначала в Грейнджер, потом в Малфоя. – Вы оба покойники. Драко с Гермионой неуверенно переглянулись, поначалу не понимая, что он имеет в виду. По позвоночнику Драко каплей пота скатился страх. Угроза?.. Да нет, быть того не может… И все же… – Ты, – Забини вновь указал на Грейнджер, и тон его теперь был скорее уверенным, нежели испуганным. – Ты умерла в Хогвартсе. А ты… – он вновь обратился к Малфою. – Я слышал, что тебя убили во время патруля в лесу. Ах вот оно что… Несмотря на злость и растекающуюся по жилам ненависть, Драко елейно улыбнулся и едва не отвесил бывшему однокурснику издевательский поклон. На мгновение все происходящее потеряло прежнюю остроту и превратилось в самый настоящий фарс. До чего же нелепость!.. Ему захотелось испытать его. Ну же, Забини, думай. Догадаешься?.. Что все это в таком случае значит?.. Словно клюнув на удочку его мыслей, Забини не подвел: – Раз так… – медленно произнес он, и его взгляд заметался между ними, – значит, я тоже… вот только… Забини прищурился и огляделся, с напряженным вниманием изучая обстановку грейнджерского дома. Взгляд его упал на стол, заваленный книгами и бумагами, затем оббежал ряды увесистых томов, стоящих на полках вдоль стен, а после переместился на сумрачно-пасмурный пейзаж за окном. Чем пристальнее Забини разглядывал гостиную, тем больше он менялся: лицо его из испуганного становилось подозрительно сосредоточенным, почти что угрюмым; на виске его и на шее упорно, туго забились жилки. – Вот только на ад это совсем не похоже, – выдал он, закончив осмотр. Драко едва удержался от того, чтобы не фыркнуть; презрение пополам с издевкой заскребли его легкие. Ад? За какие такие грехи Забини думал там очутиться? За трусость? За свою изворотливость? За гордыню, быть может?.. Внезапно мысли о Грейнджер, о том, как он в очередной раз все испортил – мысли обо всем – вдруг оставили его голову. Драко остался с Забини один на один, как мужчина с мужчиной – или как подросток с подростком?.. Этот спектакль вдруг перестал казаться просто смешным. Драко захотелось открыть Забини глаза на все происходящее, проучить его. Нет, Забини. Это я, а не ты, был в аду. Драко чувствовал себя неизмеримо выше, взрослее, опытнее. Впервые в жизни собственные грехи и ошибки вдруг перестали висеть мертвым грузом на его шее и тянуть его ко дну – внезапно они обратились в кладезь мудрости, приобрели достоинство, заблестели у него на груди, как медаль. Забини был просто жалким, скользким мальчишкой, пребывающим в детстве, и Малфою до зуда под ногтями захотелось поиздеваться над ним, отыграться на нем за все те годы негласного соперничества, показать, кто тут главный и кто чего стоит на самом деле. Да, он чувствовал, что лучше будет этого не делать – по крайней мере, сейчас, – но отказать себе в таком удовольствии он не мог. Вальяжно опустившись на диван, закинув обе руки на спинку и ногу на ногу, он нарочито скучающе произнес: – Считай, что это Чистилище. Хотя знаешь, иногда тут такое пекло стоит, что кажется, что в аду было бы холоднее… Так или иначе, – тут он оскалился и кивнул в сторону Грейнджер, – все мы здесь ждем своего часа и очищаемся от грехов наших. – Драко, – предостерегающе произнесла Гермиона, однако вмешиваться не стала. Малфоя это и удивило, и позабавило. Ее беспомощность была ему в новинку. Он чувствовал, что в деле, касающемся слизеринца, она терялась и всецело полагалась на него. Да, ему это льстило, но, с другой стороны, это было до абсурда смешно. Эта девчонка строит планы по уничтожению Темного Лорда и при этом понятия не имеет, что ей делать в присутствии Забини. – Данте описывал Чистилище иначе, – заметил Блейз, ни на секунду не теряя бдительности и улавливая каждое движение в комнате и каждый полутон в голосе Драко. Дыхание его участилось, и Драко заметил, как тот инстинктивно напрягся. Эта смена настроения заставила его прийти в боевую готовность. Палочка была у него в кармане – стоит Забини только пикнуть как-то не так, как он тут же вырубит его… если, конечно, Грейнджер не забыла его обезоружить, проблем у них быть не должно. – На момент написания «Божественной комедии» Данте был жив, следовательно, верить его словам не приходится, – парировал Драко, внешне ничем не выдавая обеспокоенности и продолжая отыгрывать этот глупый спектакль – теперь уже далеко не только из желания уколоть и отомстить, утвердив собственное превосходство. – Куда разумнее будет поверить мне – я ведь покойник, как ты любезно отметил. Но даже если и это, – Драко развел руками, а затем легко и небрежно уронил их на колени и как бы случайно заложил ладони в карманы, – тебя не убеждает, вспомни современных богословов, согласно которым Чистилище – не место, но процесс. Блейз не ответил, и пальцы Драко до боли сжались на рукоятке волшебной палочки. Он знал, что игра долго не продлится, и надеялся лишь на то, что ум Забини не подведет, и прибегать к силе не потребуется. – У меня болит нога, – пробормотал Забини, вперившись немигающим взглядом в Драко. – И бьется сердце, – как бы в подтверждение своих слов он положил руку себе на грудь. – Я могу дышать, могу слышать и видеть. Это место – это дом. Самый обычный. И я помню, как кто-то – ты – взял меня из сугроба и трансгрессировал вместе со мной – сюда, очевидно. Я не умер, – констатировал он. Что ж, неплохо… Малфой в ответ цокнул языком: – Боюсь, что да, – отрицать это не было ни желания, ни смысла. Голос его звучит спокойно, почти равнодушно, на лице – привычная маска насмешливости с примесью легкой надменности, но внутри у него все так и клокочет. Неплохо, Забини, но слишком быстро. Ты все еще не получил того, что должен был… – Раз я жив, – твердо, на грани с дерзостью сказал Забини, окончательно теряя остатки своего страха. – Значит, что и вы оба тоже. Произнеся это, Блейз бросил на Грейнджер быстрый взгляд. Эмоцию, которая была в нем, прочитать было невозможно – она промелькнула и исчезла в один миг – но, какой бы она ни была, Драко это не понравилось. Вновь одно-единственное слово красным светом запульсировало у него в мозгу. Нельзя. Нельзя. Нельзя. – Как? – просто спросил Блейз, и Драко не мог не различить повелительно-требовательные нотки в его голосе. – Как… как твоя нога? – вдруг раздался робкий голос у Драко из-за спины. То ли поняв, что разговор принял совсем нежелательный оборот, то ли из искреннего беспокойства Грейнджер попыталась перевести тему в другое, менее опасное русло и обратить внимание Забини на себя. Драко мысленно взревел. Слабая попытка, Грейнджер, очень слабая. Этим ты только хуже сделаешь… Он не ошибся – Забини проигнорировал ее слова, но вот взгляд его немигающих глаз замер на ее лице. – Как? – вновь проговорил он, обращаясь уже к ней, и теперь было неясно, было ли это повторением его собственного вопроса или отзвуком ее. Драко оглянулся. Он по-прежнему был решителен и все так же не хотел, чтобы Блейз смотрел на нее и говорил с ней. Драко хотел было уже вмешаться и воспрепятствовать их общению – но внезапно то, что он увидел, заставило его прикусить собственный язык и нахмуриться. Своими глазами Драко видел, как они смотрят друг на друга – внимательно, не отрываясь – и как происходит что-то очень-очень странное, то, чего он никак не ожидал. Сперва их игра в гляделки напоминает поединок, и Малфой почти что слышит звон скрестившихся мечей, но внезапно что-то меняется, борьба прекращается – они словно находят друг в друге что-то такое, что заставляет их удивиться тому, что они только что делали, и устыдиться этого. Драко замечает, как во взгляде Забини исчезают эти высокомерные нотки, этот вызов, и на их месте медленно, но уверенно, расцветают растерянность и мольба. Взгляд Грейнджер тоже теперь другой – из испуганно настороженного, слегка робкого, он вдруг становится удивленным, а затем из удивленного – уверенным и как будто понимающим. В ее и его душах происходит какая-то перемена – они как будто бы узнают и признают друг друга. Драко, жадно наблюдавшего за ними, это повергает в шок. У него пересохло в глотке. Неожиданно он ощутил себя лишним в этой комнате, неправильным – пустым местом, потому что они оба как будто бы забыли о нем и смотрели друг на друга так, будто бы кроме них здесь никого больше не было. Это стало первым ударом. Но хуже всего было то, что в одну секунду, в один миг между ними установился контакт – словно бы они понимали и принимали друг друга, словно бы могли общаться вот так, без слов, одними взглядами передавая друг другу вопросы и получая бессловесные, немые ответы. Так, словно бы между ними было что-то общее. Какого дьявола?.. Гулкое, горячее чувство полоснуло Драко изнутри. Что это? Зависть? Обида? Боль? Ревность?.. И то, и другое, и третье – все вместе слилось, смешалось в едином вихре и затопило его изнутри. Но превыше и острее всего было иное чувство – ненависть. Его обуяло адское, нечеловеческое зло. То, что разворачивалось у него на глазах, было противоестественно и неправильно, то, что он видел, доставляло ему невыразимые страдания, от которых хотелось выть. Он чувствовал себя так, будто бы Забини одним своим вопросом, одним случайным взглядом отобрал у него то, что по праву должно было принадлежать ему, ему одному и никому больше, но что он, как ни бился, так и не смог достать. Забини не заслужил этого… не заслужил, потому что получил это даром, просто так, безо всяких усилий; потому что… Полгода. Ему потребовалось почти что пол-чертовых-года, чтобы… чтобы что? Убедить ее в своей верности? В том, что он не предаст? В том, что он тоже человек? Да, во всем вот этом! Но теперь – даже теперь – она не смотрела на него такими глазами, таким взглядом, какой замер в ее глазах сейчас. Она не смотрела на него так – как на обычного человека, безо всяких задний мыслей, без припрятанных назади сознания воспоминаний о его прошлом – никогда, ни одной секунды своей жизни, просто потому, что это… Это был он. Эти слова как гром среди ясного неба раскатисто загрохотали у него в висках, заставляя из забытья вернуться к реальности. В ответ на его громогласное мысленное «Не бывать этому! Не бывать!» внутренний голос тихо и уверенно ответил: «Бывать, еще как бывать…» От этого ему стало смешно – так смешно, что он почти что слышал этот хохот, разрывающий уста. Надо же, а он воображал!.. Ведь он уже знал этот взгляд. Он уже видел его. Тот парень из книжного магазина, Томас, или как там его?.. – ведь она смотрела на него так же – легко и свободно, признавая за своего, и ни одна тень не ложилась на ее загибающиеся кверху ресницы, ни одна складка задумчивости или сомнения не пронзала лоб. Вдруг все его преступления из медалей вновь обратились в камень у него на груди, вновь потеряли всякий смысл. Камень этот как будто бы стал во стократ тяжелее, чем прежде, словно разбух в отместку за его ребяческую гордыню, за глупую смелость и желание выдать свои ошибки за достоинства, и стремительно поволок его на дно. Драко вынужденно, вымученно опустил голову. Он был зол, он горел, он пылал, слова душили его, расплавляя нутро, но он понимал, что ничего не может сделать. Он был бессилен. Он не мог требовать от нее такого взгляда, в то время как Забини получил его теперь просто так – смесь сострадания, взаимопонимания, сожаления и чего-то помимо того, чего-то невыразимого, но громкого, как выстрелы, как врезающиеся в металл пули. Потому что он был другим – чистым, почти что незапятнанным. Внезапно Драко понял, что несмотря на всю их бурную совместную деятельность, несмотря на жизнь под одной крышей, на ее прощение – Мерлин, даже на вчерашнюю ночь и ее поцелуй – Забини, этот новопришедший, другой, вечно чужой, этот треклятый высокомерный слизеринец принадлежал ее миру куда больше, чем он сам. Он понял, откуда это, что это такое, что роднит их и что неизмеримо отдаляет их от него. Вот они – два скитальца, два странника, потерявшие свою прежнюю жизнь; оба – по его вине. Все то, что он видел только что, лишь еще раз укрепило его в мысли о том, насколько хрупки и нереальны их нынешние отношения с Грейнджер. Чем дольше он смотрел на них, тем глубже утверждался в своей правоте: они обречены. Эта правда вновь мешала ему, вновь была невыносимой. Он мелко вдыхал через полуоткрытые губы, пытаясь побороть сковавшие легкие боль, стараясь приучить самого себя к этой правде, стремясь отогнать от себя злость и ненависть. И все же, как он ни пытался заставить себя образумиться, свыкнуться с тем, что он видел, он не мог. Нужно было что-то делать с этим, немедленно. Вот только что?.. Нет, он никак не мог разрушить это моментально образовавшееся между ними взаимопонимание. Но он мог вывести их из этого, как ему казалось, идиллического состояния, мог стереть хотя бы эту ужасную видимость. И он сделал это, не колеблясь и не давая пощады. Когда Драко заговорил, ему казалось что целая вечность отделяла его от того момента, как Блейз задал свой вопрос, – в действительности же прошло не больше нескольких секунд. – Как, Забини, не имеет значения, – проскрежетал он, внутренне поражаясь тому, как угрожающе, механически и фальшиво звучал его голос. Они одновременно вздрогнули и со взглядом, как рисовалось в его воспаленном от ярости сознании, людей, уличенных в чем-то ужасном, пристыжено посмотрели на него. – Простого спасибо за то, что я не бросил тебя там умирать, будет достаточно. Блейз моргнул, словно бы приходя в себя, а затем резко тряхнул головой: – Нет! – твердо заявляет он. – Нет, мать твою! Каким-то образом меня спасают, и я оказываюсь в доме с двумя ожившими мертвецами, – говорит он, и прежнее изумление проступает на его лице: глаза раскрываются шире, лицо начинает гореть. – Как такое возможно?! О да, вот так. Давай, Блейз, давай… – Может быть, ты просто сошел с ума, и все это не больше – чем твоя галлюцинация? – скучающим тоном интересуется Драко, нарочито внимательно изучая свою ладонь. – Подумай об этом… Слова Малфоя на мгновение сбивают Блейза с толку, и ему кажется, что тот почти ему поверил. Но уже через секунду Блейз презрительно щурится: – Нет, невозможно… – На твоем месте я бы не был так уверен, – усмехается Драко, все еще не желая смотреть на него. – Ладно, если тебе так не нравится вариант с галлюцинацией, подкину еще один. Как насчет того, что все это – просто ловушка, и перед тобой сейчас вовсе не Малфой и Грейнджер, а кто-то другой? Сказав это, Драко теперь смотрит на Забини в упор. Он замечает, как на лице того нервически дергается мускул, а зрачки опасно расширяются. Блейз еще раз бегло оглядывает комнату, а затем рука его начинает медленно ощупывать карман брюк. – Палочка… – шепчет он, а затем тяжело сглатывая, бледнеет. – Вы забрали у меня мою волшебную палочку. Впервые за все время Драко различает, как в Забини поднимается страх, граничащий с паникой, а руки его, по-прежнему инстинктивно елозящие по пустым карманам, предательски дрожат. Драко ухмыляется про себя: ну наконец-то нормальная реакция… а он уже и не ждал, что Забини устроит истерику. – Отдайте мне ее, – шепчет он заплетающимся языком. – Отдайте… или я… – Или что? – Драко упирается локтями в колени и нагибается вперед, его верхняя губа кривится, обнажая зубы. – Брось, Забини, ты не в том положении, чтобы сыпать угрозами… Но Забини больше его не слушает. Срываясь с места и выставив руки вперед, он, как слон, несется прямо на Грейнджер. Безумный, животный страх моментально пронзает Драко, когда он понимает, что отвлекся и уже не успеет вовремя достать свою волшебную палочку. Сердце у него в груди начинает колотиться так громко, что он перестает слышать что бы то ни было. Лишь одна мысль отдается у него в висках: «Только не она». Драко вскакивает на ноги, уже готовый броситься на Блейза и вступить с ним врукопашную, как вдруг он замечает, что тот проносится мимо Грейнджер, и руки его смыкаются вовсе не на ее шее, как он предполагал, а на оконной ручке. Стоит этому произойти, как комнату тут же пронзает крик боли – Забини резко отдергивает покрасневшую, покрывшуюся волдырями руку, от окна; от кожи его тоненьким столбиком поднимается дым. – Что за черт?! – кричит он, сжимая свободной рукой запястье раненой, его трясет. – Что за чертовщина такая?! Продолжая выкрикивать ругательства и стонать от боли, он, однако, не оставляет своих попыток сбежать – Блейз бросается к соседнему окну и пытается выбить стекло кулаком, однако еще до того, как его костяшки соприкасаются с прозрачной поверхностью, его отбрасывает на несколько метров назад. Врезавшись лопатками в книжный шкаф с такой силой, что с полок попадало несколько книг, Забини, как в замедленной съемке, сползает на пол, с его губ срывается еще один болезненный стон. Это напоминает Драко кое о чем, что было с ним самим когда-то. Стоило этому воспоминанию забрезжить у него в сознании, как всю его злость как рукой сняло, и он бросает веселый, без малого благодарный взгляд на Грейнджер, однако она не замечает этого – выставив руки вперед, она подбегает к Забини и, поддерживая его, помогает ему сесть. – Что… что это было? – шепчет он, взгляд его никак не может сфокусироваться на ее лице. – Защитные чары, – извиняющимся тоном отвечает Гермиона. В эту секунду она все же решается бросить на Драко сердитый взгляд и только еще больше хмурится, видя, что он забавляется и помогать ей совсем не намерен. – Я предполагала, что нечто подобное может произойти, поэтому решила перестраховаться… Ухмылка Драко с каждой секундой становится все шире и шире, а боль и злость, еще недавно прожигавшие его насквозь, совершенно испаряются при виде поверженного Забини. Что ж, может быть, с дозой снотворного она и ошиблась, но ее защитные чары превзошли сами себя… его распирало от гордости: все-таки было в ней что-то слизеринское, сидело в ней и иногда выпрыгивало, как черт из табакерки, он давно уже заметил… его девочка... Гермиона между тем достала собственную волшебную палочку, чтобы залечить его раны или, по крайней мере, облегчить его боль, но Забини интерпретировал ее жест иначе. Он уже готов был снова броситься от нее прочь, как черт от ладана, но Грейнджер, вовремя понявшая его намерения, сработала на опережение. – Петрификус Тоталус! – шикнула она, и жалкая фигура Забини замерла у нее в ногах. – Так-то лучше, – хмыкнула она и принялась ощупывать его ушибленную голову, не обращая ни малейшего внимания на его дикий, полный первобытного ужаса взгляд. – Ты, я вижу, помогать мне не собираешься? – поинтересовалась она, раздраженно зыркнув на Драко. Он фыркнул и развел руками в стороны. – Прости, старина, – насмешливо сказал он, глядя Забини в глаза, – но я сделал для тебя все, что мог… уж ты получше меня разбираешься в целительной магии, – уже мягче добавил он, обращаясь к Гермионе. – Это верно, – она закатила глаза. – Должна отдать тебе должное – благодаря твоим приключениям у меня было порядочно возможностей усовершенствовать свои навыки… В другой ситуации эти ее слова могли бы задеть его за живое – и она, судя по всему, отдавала себе в этом отчет, глядя на него поверх головы Забини и внимательно исследуя его выражение – однако Драко только широко и ехидно улыбнулся ей в ответ. Отчего-то все происходящее перестало вызывать в нем досаду. Резкие смены настроения должны были напугать его, однако он не обратил на них никакого внимания и лишь продолжил наблюдать за Грейнджер, шепчущей какие-то заклинания над парализованным Забини. – Вот так, – произнесла она через пару минут. – Большего сделать я, к сожалению, не могу – рука, как и рана на ноге, должна будет зажить сама, зато на голове шишки не будет – и сотрясения, надеюсь, тоже… сейчас я произнесу контрзаклятье и ты сможешь двигаться, – говорила она Забини, и голос ее звучал как у целительницы из Мунго. – Насчет три я сделаю это – только если ты пообещаешь, что не будешь кидаться ни на окна, ни на двери, ни на меня с Малфоем… идет? Драко не разобрал, что именно она различила в глазах Блейза, но, судя по всему, его ответ ее устроил – уже через мгновение оживший Забини согнул ноги и вытянул шею. – Ты… – он облизнул пересохшие губы. – Вы… помогаете мне. Значит… это все-таки не ловушка? – он бросил затравленный взгляд на Малфоя. – Вы не убьете меня? Грейнджер округлила глаза. – Мерлин! – воскликнула она. – Ну конечно нет! Ты его меньше слушай, – она кивком головы указала на Драко. – Никто не причинит тебе вреда здесь, я обещаю. – Но… – Забини тяжело дышал. – Но моя палочка… где она? Гермионе тоже пришлось глубоко вздохнуть: – Твоя палочка сейчас у меня… Прости, но так будет лучше – на первое время. Я обещаю, что верну ее тебе, как только тебе станет лучше и ты немного придешь в себя. Тебе не о чем беспокоиться. Драко, молча наблюдавший за этой умилительной сценой, в очередной раз презрительно фыркнул, в ответ на что Грейнджер окинула его неодобрительным взглядом. – Ну… ну а ты? – Забини тоже посмотрел на Малфоя. Так, как будто бы его слово было решающим. Тот равнодушно пожал плечами: – Я притащил тебя сюда не просто так, дружище, – отозвался он, особо смакуя последнее слово. – Черт… – вновь выругался Забини, закрывая руками лицо. – Это такой бред… это дикость… то, что я с вами… вы оба… это не укладывается у меня в голове. Чтобы Блейз не задавал больше лишних вопросов, Драко поспешил выпалить свой: – Кто были те двое, что напали на тебя? – Драко, может быть, сейчас лучше не стоит… – начала было Гермиона, но Малфой лишь отмахнулся от нее. – Он был в состоянии убежать, значит, и говорить сможет, – отрезал он. Забини убрал руки от лица и уставился в стену напротив. – Я… я не знаю. Впервые вижу их. Наткнулся на них в городе… случайно… Что ж, Драко так и предполагал. Однако этого было ему мало. – Почему они не убили тебя? Почему просто ушли? – давил он. – Как, вы не слышали? – Забини удивился. – Я думал, об этом все знают… Драко с Гермионой переглянулись. – Знают о чем? – с вызовом поинтересовалась Гермиона прежде, чем Драко успел вновь открыть рот. – Тот-Кого-Нельзя-Называть временно изменил тактику. Не знаю, что именно произошло, но он запретил своим сторонникам убивать волшебников, соблюдающих нейтралитет и не выступающих открыто на стороне Ордена Феникса. Вероятно, таким образом он пытается получить новых соратников… не очень успешно, полагаю, – язвительно добавил Забини, потирая голову, – так что не думаю, что приказ этот долго будет в силе… Вновь ядовитая злоба подняла голову у Драко в груди. Не убивать мирных, как же… Драко оскалился – он слишком хорошо помнил то нападение на Больницу Святого Мунго, которое Пожиратели с его одобрения совершили несколько месяцев назад. Что изменилось с тех пор? Ровным счетом ничего. Очередной блеф, очередная ложь… ведь он все равно сотрет с лица земли всех неугодных, и все знают об этом – к чему же теперь этот аукцион невиданной щедрости?.. Неужели есть в мире глупцы, способные поверить ему после такого?.. И вновь Драко вынужден был повержено опустить голову. Он знал – есть. И не ему, о, далеко не ему судить их, ведь еще совсем недавно он сам был одним из таких – из тех, кто верил и кто возлагал на него свои последние надежды… От Гермионы не укрылось то, как слова Блейза подействовали на него. Драко кожей ощутил ее беспокойство. Их глаза встретились. Что он мог ей сказать? Он только слегка повел головой в сторону. Она нахмурилась. Поняла, кажется. А даже если и нет, расспрашивать его сейчас все равно было нельзя, так что уже через секунду внимание ее снова переключилось на Блейза. – Но как они поняли, что ты не орденовский? – с сомнением в голосе спросила Гермиона. Забини усмехнулся: – Брось, Грейнджер… ты же меня видела. Среди членов Ордена Феникса нет оборванцев… к тому же по улицам они так просто не шатаются. У Драко было серьезное возражение на замечание Забини об оборванцах – он помнил, что Наземникус Флэтчер, этот вор и пройдоха, был, как-никак, одним из Ордена. Однако вместо этого Драко сказал: – Но ты – не оборванец. Блейз взглянул на него снизу вверх. – Да, – согласился он. – Не оборванец. Драко сделал несколько шагов ему навстречу: – Тогда почему ты шатался по улицам? – потребовал он. – И где твоя мать? Почему… Он хотел спросить у него – «Почему ты не стал Пожирателем смерти?» – хотел задать ему и массу других вопросов, все это время вертевшихся на языке, но не смог – не потому, что не решился или не осмелился – Драко просто не успел. Забини, вставший на ноги, резко перебил его: – Нет уж, – отчеканил он, и Драко заметил, что в нем вновь проснулось прежнее ожесточение. – Я и так много сказал. Я тоже хочу узнать правду, так что теперь моя очередь задавать вопросы. Я, Салазар меня побери, хочу знать, как вам обоим удалось остаться в живых, если все вокруг считают вас мертвыми? Может, у вас есть еще сюрпризы? Может, Поттер с Уизли тоже где-то здесь? При упоминании имен своих друзей Гермиона вздрогнула, а Драко задумался, припоминая их недавний разговор о Дарах. Если насчет Уизли он был уверен – тут без шансов – то кончина Поттера отныне для него была под вопросом. – Никого другого здесь нет, – сказал Малфой, приходя Гермионе на помощь, в ответ на что она бледно улыбнулась ему, слабо приподняв уголок рта. – Только я и Грейнджер. Сказать большего я не могу – уж прости… Оба, Малфой и Забини, всматривались друг в друга с нескрываемой неприязнью и раздражением во взгляде. Драко почувствовал, как в воздухе нарастает напряжение. А еще он вдруг понял, что он не может доверять Блейзу. Он не преминул заявить об этом: – Я не верю тебе, – просто произнес он, и внезапно воспоминания о тех же самых словах, но адресованных ему самому, заполонили его голову. – Я ничем тебе не обязан. Мы с Грейнджер и так сделали для тебя больше, чем могли и чем ты заслуживал. О да, видит Мерлин, сейчас Драко как нельзя лучше понимал Грейнджер, с явной неохотой и подозрением встречавшей его на пороге своего дома еще несколько месяцев назад. – Твоя правда, – согласился Забини. – Ты ничего мне не должен. Но, раз уж притащил меня сюда, будь добр объяснить… Драко сжал руку в кулак – их ссора разгоралась. – Я помог тебе – и все. Это был жест доброй воли, ни к чему меня не обязывающий… Забини шагнул ему навстречу: – То есть, ты хочешь, чтобы я просто принял то, что есть, как данность и закрыл на это глаза? – решил уточнить он, не скрывая враждебности. – Как будто у тебя есть выбор… Внезапно какая-то маленькая фигура встала между ними – Драко, в пылу гнева совершенно забывший о присутствии в комнате третьего, лишь с опозданием узнал Грейнджер. – Стоп, – повелительным тоном приказала она, чуть разведя руки в стороны. – Достаточно. Мне не нужна еще одна перепалка и уж тем более драка – а к этому, как я вижу, все и идет. Я вам не нянька и не собираюсь разнимать вас, как маленьких детей… Она смерила их обоих осуждающим взглядом, и впервые за все время Драко, словно уязвленный ребенок, ощутил неловкость. Судя по тому, каким сконфузившимся был Блейз, Драко об заклад готов был биться, что тот почувствовал то же самое. – Мы все обсудим позже – в свое время, – безапелляционным тоном выдала Гермиона, продолжая сверкать глазами. – А сейчас ты, – она указал на Блейза, – отправишься в свою комнату, примешь зелье, которое я тебе дам, и постараешься отдохнуть. А ты, – она переключилась на Драко, – будешь делать то, что положено. Я надеюсь, это понятно, и мне не придется повторять свою просьбу дважды. Драко был поражен, и в то же время ему хотелось смеяться. В ее голосе проскальзывали те самые нотки и интонации, которые он так часто различал в речах МакГонагалл. Блейз, как и Драко, мялся в нерешительности, но ровно до тех пор, пока Гермиона не прикрикнула на него. – Ну же, живо! Марш! Положив ладонь Блейзу между лопатками и слегка подталкивая его вперед, Гермиона повела его к лестнице, предварительно указав Драко на его место за столом, куда тот тут же опустился, стоило ей скрыться в коридоре. Драко слегка присвистнул, прислушиваясь к их затихающим шагам. Что ж, каким бы ни виделось ему их совместное будущее, теперь оно обещает быть еще запутаннее – если не сказать мучительнее… Остаток дня прошел как в тумане. Несмотря на то, что Гермиона все силы вкладывала то, чтобы жизнь их текла по заведенному порядку, а Блейз в гостиной больше не появлялся, забыть о его присутствии было никак нельзя. Было ясно, что, хоть они оба склонились над книгами, каждый думал о своем, и мысли эти были крайне далеки от Крестражей. О разговоре о Дарах Смерти, который был еще свеж в памяти, они вскоре и вовсе забыли, будто бы его и не было никогда. Поняв, что сегодняшний день, очевидно, был потрачен впустую, они оба разбрелись по своим спальням во второй половине дня, стоило только солнцу начать опускаться за горизонт, и позволили себе, уже ничем не стесняемые, с головой уйти в собственные думы. Чем позднее, однако, становилось, тем чаще и чаще Драко бросал взгляд на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. Что-то беспокоило его, и он никак не мог усидеть на месте – он то бродил туда-сюда по комнате, то замирал у окна, подолгу глядя на нетронутый снег на лужайке перед домом и на то, как маглы возвращаются с работы и зажигается свет в их крошечных кукольных домах. Драко слышал, как раз или два Гермиона заглядывала в комнату Забини, чтобы справиться о его самочувствии и занести ужин. Каждый раз при звуке того, как за ней закрывалась дверь, он вздрагивал и начинал напряженно прислушиваться, позволяя себе облегченно выдохнуть лишь тогда, когда она вновь выходила на лестничную площадку. Да, он не соврал, когда сказал, что ни капли не доверяет Забини. Когда часы в гостиной пробили одиннадцать, Драко понял, что не может больше оставаться в своей спальне один – ему нужно было видеть ее. Сам не зная, что именно он планирует сказать и сделать, он выскользнул из комнаты и двинулся в сторону ее спальни. – Пожалуйста, давай мы поговорим о том, что нам делать теперь, завтра, – умоляюще пробормотала Грейнджер, не отрываясь от книги, стоило двери скрипнуть и открыться. Она уже лежала, укутанная одеялом и откинувшаяся на подушки, полностью готовая ко сну. Драко замер в дверях ее комнаты, невольно погрузившись в созерцание ее полусонной фигурки. Гермиона почувствовала – взгляд ее оторвался от книги, и их глаза встретились. – Я… пришел не за этим, – признался Драко и, закрыв за собой дверь, машинально произнес несколько запирающих и заглушающих заклятий. – А зачем тогда? – спросила она, отложив роман на прикроватный столик – «Волны», как успел разглядеть на обложке Драко. Поколебавшись несколько долгих секунд, Драко все же неохотно прошел дальше и опустился в кресло, стоящее у окна. – Я не доверяю ему, – вновь повторил он. Гермиона невозмутимо смотрела на него, ожидая продолжения. Когда же его не последовало, она тихо произнесла: – Но ты привел его сюда. – Да, привел, – подтвердил Драко. – Но это… – он запустил пальцы в волосы и прикрыл глаза. – Это все было так поспешно и… это было ошибкой. Я… я думал, что он ни о чем не узнает – не узнает о тебе, что мы поможем ему, а потом… потом он просто исчезнет из нашей жизни. Будто его и не было. Глаза Драко резко распахнулись, стоило ее руке ободряюще лечь на его плечо – он не заметил, как Гермиона встала с кровати и неслышно подошла к нему. – Мне тоже жаль, что так вышло, – так же тихо сказала она, поглаживая ткань его свитера. – Но что случилось – то случилось. Теперь уж ничего не поделаешь – нужно иметь дело с тем, что есть. Он бросил на нее вымученный взгляд. – Но ведь он… – Ш-ш… – прошептала Гермиона, опуская веки и прикладывая указательный палец к его губам. – Завтра. Давай обсудим это завтра. Пожалуйста, Драко. – Я… я боюсь, что он может навредить тебе, – так же негромко ответил он, ощущая, как ее палец двигается синхронно движению его губ. Это было правдой. Он действительно боялся за нее. Он не потрудился объяснять самому себе причину этого страха – он уже и так делал это бесконечное множество раз, говоря, что ее жизнь в этой войне была куда важнее и ценнее его собственной. Она мягко улыбнулась ему: – Что ж, вряд ли он ворвется посреди ночи в мою спальню и наставит на меня свою волшебную палочку. Драко не оценил ее иронии. – То, что у него нет волшебной палочки, еще не означает, что он не сможет причинить тебе боль. Она тяжело вздохнула и отвела руку от его лица: – Я тоже не доверяю ему, – признала она. – Но, раз мы впустили его, у нас нет другого выбора. К тому же я не думаю, что он и в самом деле попытается сделать что-то дурное… по крайней мере, пока. Он слишком слаб. Драко продолжал смотреть на нее, изучая ее лицо, и вновь все те мысли, которые терзали его днем, проснулись в нем теперь, этой ночью. Он вспомнил ее взгляд, адресованный Забини, и от этого ему стало противно до дурноты. Он не желает думать об этом. Несмело, он положил руки ей на талию и, притянув ее ближе к себе, уткнулся лицом ей в живот. Ее ладони почти тут же сами собой опустились ему на голову и принялись гладить по волосам. Он задержал дыхание, но она не отступала от него, в ее теле не было ни капли напряжения – как и в его собственном. Медленно, он позволил тому узлу, в который спутались его мысли и внутренности, ослабнуть, а затем и раствориться совсем. В ее присутствии он впервые за весь вечер ощутил спокойствие. Близость к ней – средство, которое еще днем он обозначил как безотказное, – сработало и теперь. Им было все позволено… все позволено… Он еще раз углубился в эти мысли. Это ведь просто чтобы не думать лишний раз, да? Чтобы дать самому себе передышку. Чтобы просто была возможность дышать. Ничего большего. Даже если это было неправильно… разве у него был выбор? Либо это, либо вернуться к тому, с чего они начинали – сжечь все мосты, и здравствуй ненависть!.. Нет, так было нельзя. Из двух зол всегда нужно выбирать меньшее, и не нужно было быть гением, чтобы понять, что именно он должен был делать. К тому же он не мог не признать, что ее прикосновения были ему приятны. Его израненное тело, равно как изувеченная душа, истосковалось по мягкости и нежности. Да, он никогда не был сентиментальным, и в любой другой ситуации он бы, наверное, пытался несмотря ни на что держать дистанцию, но только не теперь. – Мы ведь не дети, Грейнджер, – произнес он. – Что ты имеешь в виду? – удивилась она, не переставая играть с его волосами. – То, что было… – он никак не мог продолжить начатой фразы. Еще один тяжелый, надорванный вздох сорвался с ее губ. – Я же сказала тебе – я ни о чем не жалею, – просто пробормотала она. – Да, но, – он поднял голову и всмотрелся в ее скрытые полумраком глаза. – Но почему? Она легонько пожала плечами: – Я не знаю. Я сама хотела бы дать себе ответ на этот вопрос, но я не могу. – И это… это не мучает тебя? – Нет, – она покачала головой, а затем погладила его по щеке. – Пойми, Драко, я устала мучиться. Устала задавать самой себе вопросы, ответов на которые я не знаю и которые только лишь мешают мне жить. И я не хочу больше играть с собой и притворяться, делать вид, что ничего не помню, что я ничего не хотела или что мне не понравилось… потому что все это было бы не правдой. Я не хочу избегать тебя или говорить, что всего этого не должно было быть, не хочу всех этих лишних сложностей и бреда. И анализировать ничего я тоже больше не желаю. Какая разница, что все это значит? Я… просто хочу жить, понимаешь? Жить, пока есть время. Жить, пока есть время. В этот момент ему кажется, что она тоже знает это – правду. А даже если нет, вновь повторяет он про себя, даже если нет, время все равно все расставит по своим местам. Если они оба выживут, конечно. А пока… что ж, пока здесь, в тюрьме ее дома и их тайн, у них не было другого выхода. А даже если бы и был, все равно все это не имеет никакого значения – это ведь не по-настоящему. Не по-настоящему… Он хотел сказать ей еще что-то, хотел задать какой-то вопрос, но не успел – ногу его в районе бедра внезапно пронзила жгучая, обжигающая плоть боль. – Ох, – выдохнул Драко, резко подскакивая и едва не ударяясь головой о ее подбородок. – Что случилось? – встревожено спросила она, отступая на шаг назад. – Не знаю… – прошипел Драко, морщась от боли, которая все не отпускала. – Кажется… кажется судорогой свело. Я… я пройдусь, должно пройти… Говоря это, Драко уже принялся подбираться к выходу из ее спальни, лихорадочно шаря рукой у себя за спиной и пытаясь отыскать дверную ручку. – Ты уверен, что тебе не нужна помощь? – с сомнением поинтересовалась она. – Да… да, абсолютно. Его пальцы, наконец, сжались на прохладном металле, и он тут же выскользнул вон. По-прежнему не понимая, в чем дело, он привалился спиной к стене; со лба его градом катился пот. Выдыхая через стиснутые зубы, он принялся ощупывать ногу, пытаясь отыскать источник боли, как внезапно пальцы его случайно задели крошечный круглый бугорок в районе его кармана. Сердце Драко пропустило один удар, когда он понял, на что именно наткнулась его рука. Нет… этого не может быть… Дрожащими пальцами Драко принимается шарить в кармане, пока, наконец, не достает Зачарованную монету Грейнджер, которую он поднял с пола сегодня утром. Монета такая горячая, что ему приходится применить Остужающее заклятье, чтобы удержать ее в руках. – Какого черта… – шепчет он. Дуя на обожженные пальцы, он вертит докрасна раскаленную монету. Все еще не веря в то, что его предположение может быть правдой, он зажег на конце волшебной палочки крошечный огонек и поднес монету поближе к глазам, ободком вверх. – «Я знаю, что ты жив…» – щурясь, медленно прочитал он проступившие на ободке буквы. Ему показалось, что его ударили в грудь – весь воздух моментально вышел из легких, а между ребрами запекло так, что он едва не закашлялся. Невозможно. Нет. И словно бы для того, чтобы добить его окончательно – или чтобы окончательно убедить его в том, что ему ничего не почудилось, и все происходило на самом деле, – это сообщение вдруг исчезло, и на его месте проступило новое, куда более пугающее. «Приходи в порт на рассвете. Я буду ждать тебя там».