Schmelzen Eis in deinen Augen

Я – в горячей воде. И вены Не болят, только кровь струится. Белым кафелем давят стены. Жаль, что времени нет проститься… Сапогом по губам. И плётка. Поцелуй – словно жгучий перец. Кокаин, героин и водка. Ты – мой самый любимый немец…

Полумрак пыточной комнаты и холод мурашками по влажному от кровавых дорожек обнаженному телу младшего лейтенанта. Танцы теней на стенах и алые блики множества горящих свеч в глазах смотрящего властно и отстраненно мужчины в немецкой форме. Мужчины красивого, статного. Тонкие изящные пальцы сжимают черную рукоять кожаной плети. Взмах и новый сильный удар обрушивается на русского расходящимися по телу волнами нестерпимого удовольствия, щемящего в груди. Немецкая речь бархатно стелется на обожжённые ядом боли раны. Когда и как он подсел на этот наркотик?.. В глазах темнеет и предметы начинают расплываться в мареве кровавых пятен уходящего сознания, но изящные пальцы штандартенфюрера быстро вплетаются в темные короткие волосы, и голову Ивушкина вздергивают вверх резким движением, заставляя сдавленно вскрикнуть от новой неожиданной порции мазохистского удовольствия. Сильные удары следуют незамедлительно, русский тяжело падает на пол, захлебываясь горячей кровью, текущей из разбитого носа по уже начавшей было застывать кровавой маске на лице, давится ей и судорожно хрипло стонет, заваливаясь на бок и тщетно силясь встать, опираясь на перепачканные дрожащие руки. Перебитые пальцы не слушаются, скользят по белому кафелю пола, украшенному багровыми и алыми узорами. Ягер терпеливо выжидает, легко улыбаясь, сложив перед собой руки, сжимая плеть. Его наслаждение иное – дурманящий разум экстаз художника, любующегося своим уникальным творением, прекрасным и завораживающим. Тяжелые шаги военных сапог немца приближаются, звонким эхом отзываясь от стен пустого помещения. Младший лейтенант слегка поднимает голову, впиваясь жаждущим продолжения взглядом в холодные и равнодушные глаза своего любимого насильника, взмах рук в защитном жесте, хриплый вскрик и новый жестокий удар, кажется, ломает еще одно ребро русского, довершая картину, написанную болью и кровью. Сильные руки мужчины поднимают Николая, прижимают к груди. Аромат дорогого одеколона ударяет в легкие. Мерные шаги и тепло комнаты Ягера, мягкость кровати и белизна простыней, на которых уже расцветают алыми розами расходящиеся пятна крови русского. Немец скидывает кожаный плащ и распахивает рубашку, срывая ее и отбрасывая куда-то в сторону, нависает над распростертым и трепетно-беззащитным Ивушкиным, накрывая его тело своим, вжимая в кровать бедрами и грубо целуя разбитые губы пленного. Стальная хватка тонких пальцев до хруста костей – на запястье, и до нестерпимого наслаждения асфиксией – на шее. Хриплый стон. Волна дрожи. Николай выгибается, прижимаясь к своему Богу, жестокому и беспощадному в своей страсти. Жаркий шепот немецкой речи обжигает саднящие царапины на шее, возбуждение захлестывает остро, нестерпимо, и вот Ивушкин уже готов расплакаться, умоляя штандартенфюрера сделать то, чего так безумно жаждет его измученное пытками тело. Плечи русского предательски вздрагивают, и он давится вздохом, встречаясь с леденящими душу синими глазами эсэсовца. Николай с трепетом послушно пропускает в рот два пальца немца, которые незамедлительно начинают поступательно двигаться, непреклонно пробираясь все дальше в глубину горячего горла русского офицера и лишь чуть иногда подаваясь назад, но только затем, чтобы проникнуть еще глубже. Ивушкин задыхается и давится слюной. По щекам текут слезы, смывая кровь. В серых глазах отчаянная мольба. Сильные руки грубо разворачивают, и русского ставят на колени, заставляя нагнуться вперед, упасть лицом в мягкость подушки, крепкая хватка немца фиксируется на шее, сдавливая ее и не позволяя противиться своему положению. Звуки расстёгивающейся пряжки ремня, Николай распахивает рот в немом крике наслаждения от одних мыслей о том, что сейчас его холодный и прекрасный повелитель сделает это…Закончит свою картину и позволит им обоим сгореть дотла в пламени страсти, боли, безумия и похоти. Одним резким движением Ягер насаживает русского на свой немалых размеров член, входя сразу и толкаясь глубоко, двигаясь стремительно и бескомпромиссно, раз за разом грубо вбиваясь в Ивушкина, одновременно с тем с силой прижимая его лицо к подушке, заставляя задыхаться и кричать от боли, удовольствия и страха быть задушенным. Тело младшего лейтенанта содрогается под натиском штандартенфюрера, вспышки мазохистского экстаза и волны наслаждения накрывают Николая, и он кончает, онемевшими пальцами сжимая перепачканные в крови простыни. Росчерк безграничного восторга и плен темноты беспамятства.