Лечить от непоколебимого эгоизма

Ино швыряет в нее токкури, когда Сакура появляется около ее столика. — Ты, маленькая дрянь, опаздываешь! — рявкает она так, что подпрыгивают стулья. Никто не называет Сакуру маленькой уже лет десять, если не хочет умереть от болевого шока. О том, чтобы назвать ее дрянью, даже речи не идет. Но это Ино. Она бессмертная. Хозяйка посматривает на них с опаской. Посетители медленно отодвигаются вместе со столиками. Ино пышет яростью как обаянием — во все стороны и сражает всех, оказавшихся в зоне поражения. На улице уже темно и, надо сказать, прохладно, но большинство посетителей стремительно трезвеет и резко понимает прелесть свежего воздуха. Сакура падает на стул как подрубленная, молча опускает лицо в ладони и тихо говорит: — Я ушла. На стол что-то падает. В глазах почти темно, поэтому Сакура не разбирает, что. Да и какая разница… Она сама как упавшая, подобрать только некому. Все, что можно было для этого, она сделала. Чем довольна напополам с едким привкусом поражения. Но даже в черной воде по горло она отказывается пускать в голову мысль: это ошибка. Это ведь лучшее ее решение за шесть лет. Исключая все решения, связанные с Сарадой, естественно. Маленькое розовое личико высвечивается памятью как лучом. Сакура знает: она не расскажет ей, не сейчас, может, когда подрастет. Но если узнает от кого-нибудь другого, она сначала его найдет, оторвет ему язык, а потом подготовится к тяжелому разговору. Сакура уверена, что большинство сплетниц понимают, как она относится к своей семье. Она, может, не безумная Учиха, у которых крышу сносит от потери привязанности. Но ее больной любви хватит на двоих Учих. Ками-сама, только бы Сарада эти учиховские гены не унаследовала. Сакура согласна на ген побега, только бы не на этот. Разве не всем хочется, чтобы дети не повторяли родительских ошибок? Запястье обволакивает теплом. Погруженная в себя Сакура замечает это еще до прикосновения, она шиноби, она это умеет. Только почему никто не учит их тому, как соскакивать с собственных чувств? Ей хочется погрузиться в пустоту так сильно, что она даже завидует Саю. Тому, кем он был. Он не понимал природы эмоций, потому что из него растили не человека. И у Сая было преимущество. — Идем, — ласково шепчет на ухо Ино, склонившаяся, мазнувшая прядью волос по локтю, и громче добавляет: — Я возьму это! Ей даже не нужны объяснения или дополнительные вопросы. Мягкий свет покидает зрение. Застывшая посреди улицы Сакура щерится в темноту. Ино снова берет ее за запястье и дергает. Когда Сакура смотрит на нее — указывает подбородком на крыши. Они устраиваются на одной в максимальном отдалении от башни Хокаге. Сакура двигается мягко и опускается на край, спускает ноги в пустую темноту. Ино изящно опускается рядом и ставит между ними две бутылки сакэ. Берет одну. Протягивает руку. Сакура обхватывает пальцами теплый бок. Звук соприкосновения стекла обдает язык предварительной горечью. Сакура делает небольшой глоток, морщась, и смотрит на угасающую луну. Маленький диск на небе, от которого сплошные проблемы. — Я на твоей стороне. В тишине, наполненной только бытовыми звуками из соседних домов и не воспринимаемыми за шум, это громко. Щелчок, отдающий эхом в груди. Ино сидит, расправив плечи, и смотрит вдаль черными от темноты глазами, жесткими и злыми. — Мне все равно, кто что сделал. Я буду на твоей стороне, — она опускает голову и почти сразу вздергивает подбородок. — Он никогда тебя не заслуживал. Ни тебя, ни твою умничку-дочку. Пока могу сказать, что она почти всем пошла в тебя. Ну, — она поводит ладонью около лица, — кроме внешности. К лучшему, этот твой лоб… Сакура мягко наматывает светлые волосы на пальцы. Ино мгновенно отпихивает ее, чуть не скидывая с крыши. — Всему есть предел! — заявляет она и указывает подбородком. — Пей. А потом переночуем у меня. Боруто будет счастлив. Он тебя обожает. Не знаю, за что, ты такая… Сакура совсем случайно проливает часть сакэ ей на юбку. — Ты, дрянь такая! — с незамутненной ничем злостью рявкает Ино. — Ты дрянь такая, — соглашается с ней Сакура бесцветно и без азарта. И все-таки слетает с крыши от толчка. Они проскальзывают в дом через окно на втором этаже, прямо в мастерскую Сая. Тут всегда открыты окна, но в общем — порядок. Сай до идеальности скрупулезен. Ино вскрывает закрытую дверь шпилькой, проскальзывает в коридор и манит за собой Сакуру. Когда они обе натыкаются на Сая, застывшего в темноте коридорчика, ведущего к лестнице, Сакура почти подпрыгивает. — Добрый вечер, — благожелательно говорит Сай, — дорогая, не могла бы ты входить через дверь? — Тут особенная ситуация, — парирует Ино, скрещивая руки. — Мы собираемся запереться в моей комнате и пить… — В нашей спальне. И это будет не какао, — с безукоризненной улыбкой, от которой не по себе, уточняет Сай. — Ну… ты можешь пустить нас в студию, — Ино невинно поводит хрупким плечиком. Наблюдающая за этим Сакура только усмехается. У Сая вздрагивает улыбка. — Твоя комната подойдет, — соглашается он. — Я уложу детей сам. — Отвернись, — шикает на Сакуру Ино, и когда та удивленно отворачивается, то слышится шелест, мягкое хихиканье, чмок и вздох Сая. Ох, Ино… она умеет превратить любую драму в трагикомедию. — Все, пошли, — подруга хватает ее за руку и тащит в сторону светлой двери, а когда заводит внутрь — закрывает тихо и на задвижку. — У нас тут охранная система. Иногда утром нам нужно больше времени… А Иноджин, сама понимаешь… — Еще как, — подтверждает Сакура, не собираясь выдерживать неловкие паузы. Ей не больно от чужого — от объятий, любви, личной жизни. Ей больно от всего. Боль ложится ей на плечи, закутывает в себя, как ледяной водоворот. И не пульсирует, а не прекращается ни на мгновение. Ино отвешивает ей подзатыльник, а потом утягивает на большую двуспальную кровать. Сакура падает, раскинув руки, и бессмысленно смотрит в потолок. Несмотря на глубину моря внутри, щеки сухие, а глаза не разъедает солью. На полу звякают бутылки. Где-то внизу завывает Боруто, а Иноджин смеется над ним. Что-то гордо пищит Сарада. Можно вслушаться, отвлечься на материнство, на то, что должно поддержать. Но Сакура давит на рану, надеясь, что пойдет гной. Она бывает и не матерью тоже. Ино со вздохом пристраивается рядом. — Мы всегда будем тебе рады. Сай полтора года назад распробовал злопамятность, и теперь пользуется, конечно, но у меня тоже есть рычаги давления. Сакура беззвучно соглашается. И Ино, горделивая, хитрая, несгибаемая Ино, обнимает ее так, что можно завернуться. — А когда перестанет быть больно, мы подумаем, что дальше, — обещает она Сакуре в висок и растирает ей между лопаток твердой холеной рукой. — Ты заслуживаешь лучшего. Даже если больше никого не полюбишь. Лучше уважать себя и быть одной, чем зависеть от чужого возвращения. Ты всегда была дурой, когда речь заходила об этом Учихе… и я тоже… но я поумнела раньше, а ты поумнеешь сейчас. — Договорились, — шепчет ей в ключицы Сакура и прячется в ее руках от целого мира. Ино обнимает ее крепче. Они засыпают до того, как допивают по бутылке. Утром Сакура просыпается с головной болью, пускай и не пьет до такого состояния. Приходится, морщась, использовать чакру. Когда боль отступает, Сакура на пару блаженных секунд может прерваться на ворочающуюся Ино. — Свинка, — шепчет Сакура, щекоча сгиб ее локтя, — вставай. — Да пошла ты… — Ино отпихивает ее сонно, надувая щеки так, что и не поверишь, что у нее есть скулы. Напомнившая себе, что нельзя бить Ино в ее же доме, Сакура медленно выдыхает. В такт со свистом выходящему сквозь губы звуку грохочет детский рев. Ино подпрыгивает всем телом, будто в ней распрямляется пружина. Не рассмеявшаяся над этим Сакура прислушивается — не звучит ли голос Сарады? Но грохочут только Боруто с Иноджином. Ино, не обращая внимания на одежду и бардак на голове, слезает с кровати и идет наносить справедливость. Подумав, что это имеет смысл, Сакура приглаживает волосы и спешит за ней. Как хорошо, что они не напиваются вчера! Не показываться же ребенку в таком состоянии. Ино слетает птицей по лестнице и спустя секунду уже ласково воркочет в сторону детей и грозно цедит в сторону Сая. Послушать — и не поверишь, что когда-то эта женщина могла разогнать малышню одним взглядом. Сакура еще раз приглаживает волосы, заодно наклеивает улыбку и тоже решает выйти на свет. Сарада не выбирает момент — Сарада врезается в нее с такой силой, что колени похрустывают. — Ма-ам, Боруто кусается! — Ничего не кусаюсь! Тебя не кусал! — Джино кусал! — Он мою лягушку стащил! — Но я потрогал… — Замолчите, — невозмутимо поднимает ладони Сай. — Мама Сарады тут, но это не значит, что стоит травмироваться. Ему все еще стоит поработать над домашним разговором, думает Сакура с сочувствием. Сай набирается за восемь-девять лет столько эмоций и их понимания, но где-то все же у него виднеются пробелы. Сквозь возмущение на лице Ино Сакура замечает короткую тоскливую нотку. Да, даже если она его жена — невозможно закрыть глаза на все. Наоборот, все становится только острее заметно. — Ма-ам, а ты тут почему? А папа тоже тут? — Сарада дергает ее за подол. Опустив глаза, Сакура отвечает машинально: — Нет, солнышко, папа дома. А я решала с тетей Ино важное дело. Мы так за ночь устали… Сай поддерживающе кивает, но мастерски сплетает согласие с иронией. Там, где не надо, у него все отлично получается. — А за папой сходим? — Тетя Сакура-а-а-а! — Боруто прижимается с другой стороны. — А мама хочет к вам на этой неделе! — Буду рада, если ты ее приведешь, — Сакура приглаживает ему подсолнуховые вихры. Удивительно, насколько у Наруто доминантные гены, если сквозь выпестованные поколения гладковолосых Хьюг пробивается такой ершик. У Хинаты, например, не волосы, а жидкий черный шелк. Про ее сестру можно сказать то же самое. Да и про их отца… — Ма-а-а-ам, а мы домой пойдем? — надувшаяся Сарада практически виснет на локте. — Да? Уже? — удивляется Сакура. От Иноджина Сарада не любит сбегать в начале дня. Чаще всего она устраивает целый день капризов после такого. — Папа обещал, что мы, — Сарада прикладывает ладонь ко рту и шепотом на всю комнату заявляет: — пойдем искать змей! Каких еще, мать его, змей?! — Сарада-тян, каких змей? Ужиков? — нервно смеется Ино, потому что чувствует, как у Сакуры просыпается желание разбивать людьми стены. — Тетя Ино, ну ты же у-умная!.. — Сарада взмахивает обеими ручками с таким обеспокоенным лицом, что хочется рассмеяться. — Мы будем ядовитых! Или… ну… больших? Захлебнувшаяся возмущением подруга издает гортанный звук, пихает Сакуру в бок локтем. — М-может, маленьких…. А? — бормочет Сарада. Сакура встряхивается, понимая, что все это время смотрела в пустоту со зверским лицом. Ино покашливает с намеком. Тут надо слегка отвиснуть, но у Сакуры в голове крутятся змеи и нецензурщина — и только. — Маленьких, — соглашается она, заметив, что Боруто отвис первым и уже готовится дернуть дочь за черный хвостик. Какие у Сая хорошие получаются хвостики… Когда она уводит Сараду домой, Ино артикулирует ей: — Если что, ты знаешь, где я живу. Сай делает то же самое: — Прекрати совращать мою жену. Сакура демонстрирует одобрительный жест обоим сразу и, подхватив Сараду на руки, решает пробежаться по крышам. Опаздывать на работу не стоит. Ребенок в руках замирает и пищит на такой частоте, что голуби уступают им дорогу. — Ма-а-ам, еще! — возмущается Сарада, размахивая ручками, когда Сакура приземляется у их дома. Приходится пообещать, используя формулировки «попозже» и «когда мама отдохнет». Сарада все отлично понимает, сердито таращится исподлобья, но почему-то не топает ногами и не капризничает. Решив, что это к лучшему, Сакура заводит ребенка домой. Какой же Сай все-таки полезный. Ребенок и умыт, и заплетен, еще и кормлен. Ино не зря так задирает нос, когда хвастается отношением мужа к единственному ребенку. В груди бултыхается старая знакомая боль — и Сакура заранее предупреждает себя: оставить Сараду либо на Саске, либо… на кого-нибудь еще, а потом мчаться в госпиталь, времени на слезы нет. Саске встречает ее в коридоре. Сарада машет ему ручкой и важно напоминает: — Пап, змей ловить! Вспомнив, Сакура награждает пока еще мужа тяжелым взглядом. Саске принимает его с впечатляющей невозмутимостью. Посмотрев на дернувшего его за рукав ребенка, Саске создает клона. Тот ловко усаживает Сараду на плечи и предупреждает: — Развеешь меня — змей не будет. — Но па-а-ап! — возмущается Сарада и дергает клона в отместку за волосы. — Я хочу с тобой! — Я поговорю с мамой и приду, — Саске говорит спокойно и уверенно, и Сарада послушно притихает. — Постарайся не развеять клона. Я могу на тебя рассчитывать? — Пф-ф-ф-ф, — Сарада гордо вскидывает голову. — Я, пап, Химэ! Клон с усмешкой посматривает на оригинала. Оригинал со вздохом отвечает: — Я и не сомневался. Клон утаскивает Сараду, судя по восторженному писку, по крышам. Серьезно, слышно издалека. Сакура морщится от пронзительного выражения чувств. Орочимару, набиравший рекрутеров в шиноби Звука, встал бы в стойку. Но это мгновенно напоминает ей: она осталась с Саске. После вчерашнего скандала, где она срывается так, как не срывалась очень давно. И от этого до сих пор болит, только швы не наложить. Сплошная рванина, медик внутри бьется, а не вскроешь и не зашьешь. Мягкий утренний свет делает из них, вчерашних чудовищ, просто усталых людей. Сакура смотрит ему в лицо и не хочет ни говорить, ни убеждать, ни пытаться что-то сделать. У всего есть предел. Она набредает на него вчерашним вечером, обжигается так, что боль обволакивает полностью и никуда не уходит. И никуда не уйдет. Отвлечься получится, избавиться — нет. Но Сакура — усталый человек. Если Саске проигнорирует ее просьбу развестись, она накопит сил и действительно махнет в путешествие. К черту работу в госпитале, где она все равно не может реализоваться полностью, в свое окружение можно будет вернуться, а опасности… Путешествовать необязательно по непопулярным маршрутам. И вообще, путешествовать можно по дружественным деревням. По той же Суне, хотела она как-то в Суну? Вот и… вот и будет у нее Суна. Да и как давно она видела Цунаде-шишоу? Может, соблазнить ее на путешествие? Сакура строит вероятности, слегка подвиснув, поэтому движение со стороны Саске заставляет вздрогнуть. Он проводит ночь дома. Возможно, другие мужчины предпочли бы закончить такой вечер в баре, но только не Саске. Сложно сказать, что он чувствует, как вообще себя чувствует и о чем думает. По привычке дергает спросить. Но это больше не должно быть ее делом. — Нам нужно поговорить, — Саске подходит к ней медленно. Как часто так делает она сама? Не пересчитать. Сколько раз они уже говорят? К чему это приводит? Сакура покусывает внутреннюю часть щеки, желая все-таки выслушать, хоть что-то прояснить после вчерашнего скандала. Она кричит вчера так, будто надеется, что на этом все эмоции кончатся. Надежда оправдывается, но на их месте образуется пустота. А долго ли продержится пустота, если есть, чем ее заполнить? Может, поэтому боли так много? — Я опаздываю, — отвечает она, надеясь, что уже наступивший рабочий день поможет прийти в себя. — Все вечером. Побудь с Сарадой. Если я узнаю, что вы поймали кого-то серьезнее ужа... Саске под ее внимательным и тяжелым взглядом даже не хмурится. — Могла бы и не уточнять. Я помню, что ей шесть, — невозмутимо парирует он, и по его лицу не понять ничего. — Тебе не стоит волноваться. Сакура отрывисто дергает головой, пытаясь изобразить кивок, и разворачивается к выходу. Хотелось бы, чтобы это не напоминало побег. Только смысл врать самой себе? Она сбегает, потому что разговор сейчас размажет ее по стене и оставит подсыхать кровавой корочкой. Это самый настоящий побег. Только сейчас им пользуется она. Но что такое день? Что такое даже два? Сакура ждет годами. Должен ли Саске ждать столько же? Нет. Сакура не будет такой жестокой ни по отношению к нему, ни по отношению к себе. Она вернется вечером, а до этого попросит Хинату забрать Сараду на ночь. Второго скандала не будет. Она выкричалась еще вчера. На повтор ее попросту не хватит. Саске, конечно, знает, чего хочет. Но в этот раз она ему не уступит.