С любовью, Антерсельва

Бенедикт Долль, пыхтя, подъехал к рубежу. Они с Фуркадом хорошо оторвались от группы преследователей и сейчас могут спокойно работать на последней стойке. Эстафета идёт к концу, Йоханнес уже на всех парах мчится к золоту, на тренерских позициях откачивают Зигфрида Мазе, который поседел два раза, пока рыжий шалопай бил мимо мишеней и едва-едва не ушёл на штрафной круг. А теперь Франция и Германия будут разбираться за серебро. Долль, идеальный снайпер на лёжке и косоглазый баран на стойке, хотя бы раз – но промазать надо, остался верен себе до конца. Допустив одну промашку, он тут же исправил ошибку дополнительным патроном – и ушёл с коврика, кинув на всякий случай последний взгляд на мишени Фуркада. От того, что он там увидел, слегка захолодело в животе. Когда стоишь рядом с соперником, невольно слышишь, попал он в цель или нет, и Бенедикт, хотя и пытался сконцентрироваться на собственной мишени, что-то такое смутно слышал, что у Мартена не всё получается. Но НАСКОЛЬКО не всё получается, он понял лишь потом. Фуркад, который и в лучшие-то годы мог позволить себе пару промашек на эстафете лишь нехотя, в этот раз просто превзошёл сам себя. То быстрее, то медленнее, целясь, не целясь, дыша, не дыша, он бил и бил в центр мишени, - а пули, как заговорённые, уходили «в молоко». И когда кончились все патроны, и основные, и дополнительные, напротив Фуркада блестела двумя незакрытыми глазками проклятая мишень. Два штрафных круга. Даже один круг – это конец. Но два… Всё, что пытались сделать мальчики, уже не надеявшиеся на Фуркада и старавшиеся только привезти ему хорошее время, чтобы не пришлось догонять соперников, а спокойно бежать по трассе в своём темпе, - всё пошло прахом. Чуда опять не случилось. Только теперь Фуркад подставил не одного себя, а всю команду и всю страну. Он мрачно посмотрел на мишень. Не торопясь, надел темляки на руки, удобнее берясь за палки, и поехал отматывать свои штрафные круги. Уходя, он видел, что к рубежу подъезжают Саша Логинов и другие ребята из отстающих команд. Кто из них сейчас отстреляет на ноль – у того и будет бронза. Йоханнес уже почти на финише, Бенедикт тоже ушёл уже очень далеко. А Франции светит в лучшем случае только шестое-седьмое место. Он только равнодушно пожал плечами, услышав потом, что ненавистный ему Сашка вывез команду России к бронзе. Что рыжий норвежец финишировал с блестящим запасом времени почти в минуту. Что Бенедикт Долль приехал вторым, держа над головой флаг Германии под шумное одобрение стадиона. Ему было всё равно. На финише он сбросил лыжи, дал проверить свою винтовку и, избегая встречи с сокомандниками, побыстрее убрался со стадиона. До сих пор он чувствовал только ненависть. Сейчас она исчезла, раздавленная тяжким грузом вины. Ведь команда надеялась на него до последнего. И он не подводил, он честно отработал на своём первом рубеже и дальше всю дорогу держался за Доллем, хотя германский бегунок и старался изо всех сил от него отвязаться. Что же случилось на последней, решающей «стойке»? Мартен не хотел задавать себе никаких вопросов, не хотел видеть журналистов, не мог смотреть в глаза ребятам из сборной. Два штрафных круга в эстафете на Чемпионате мира!! Позорнее этого был только круг Свендсена на Олимпиаде в Сочи, когда Норвегия потеряла и золото, и возможность зацепить хоть какую-то медаль. *** Что потом было с Мартеном, знал только Антон Шипулин, перехвативший его на полдороге к номеру, где Мартен думал запереться ото всех – и если не вскрыть себе вены, так хоть напиться до бесчувствия. И этот высокомерный, самовлюблённый француз плакал, зарывшись головой в подушку, не стесняясь присутствия друга и бывшего соперника. Да даже если бы здесь сейчас собралась вся норвежская сборная и начала над ним смеяться, ему было бы уже всё равно. Слёзы от усталости, от бессилия, от отчаяния так и катились, и конца им не было. Шипулин запер дверь, сел к нему на кровать и молча гладил по плечу. Ему и самому было тошно. Свои ребята привезли бронзу, умнички, но то, что вытворял Фуркад – перевесило всю радость. Он не мог оставить его одного, но и что сказать – тоже не мог придумать. Мучения Мартена от всего этого клятого сезона достигли апогея, и тут уже сами боги биатлона не могли бы ему помочь. Не пойдёшь ведь договариваться с Йоханнесом и ещё десятком биатлонистов, чтобы придержали лыжи на трассе. И пули самонаводящиеся не отольёшь. Ну не везёт ему, вот хоть убейся, не идёт сезон. Мартен сел, сбрасывая с себя руку Антона, вытер лицо. Покрасневшие глаза смотрели решительно, но злобности в них уже не было. Шипулин выжидательно посмотрел на него. Больше всего он боялся, что Фуркад сейчас выдаст что-то в стиле нового куска дерьма и досрочного завершения сезона, а то и, не приведи Господи, и всей карьеры. Он же гордый хуже сатаны, он и так несколько месяцев вывозит эти слухи, насмешки и язвы со всех сторон – на одной своей гордости вывозит, иначе давно бы уже сбежал во Францию. А после сегодняшнего что с ним будет? - Ты был прав, - вдруг сказал Мартен. – Слишком много злости. Она убивает меня. Я так больше не могу. - Марти, ты не горячись, успокойся. Фуркад, не отвечая, спрыгнул с кровати и ушёл в ванную. Запер дверь изнутри, включил воду. Шипулин осторожно подошёл, прислушался. Он не поверил бы, если бы Мартен вдруг и правда решил самоубиваться, для этого у француза слишком боевой характер – но на всякий случай надо быть рядом. Фуркад плескался и шипел что-то себе под нос минут 15, потом вышел – умытый, сердитый и удивительно молодо выглядящий. Впрочем, стоило ему побриться – и сразу лет десять долой, совсем мальчик. - Спасибо тебе, - сказал он. И даже руку протянул. - Что будешь делать? - Пойду разговаривать. - Ты действительно к этому готов? - Да. Никто ни в чём не виноват. Только я. И он отправился в свой тяжёлый, но необходимый рейд. Поздравил Йоханнеса с очередным золотом и выразил надежду, что в следующем сезоне сможет составить достойную конкуренцию – а то, поди, совсем расслабится рыжий без соперников. Йоханнес страшно обрадовался и целых полчаса изливался в восторгах по поводу предыдущих достижений француза, которым он завидует и старается брать пример, и всегда мечтал победить, и так рад, так рад сейчас всё это сказать. Где-то в середине этого монолога Мартен понял, что восторженная болтливость у Бё – семейная, и радовался только, что нигде рядом нет Тарьея. Потом он добрался до немцев, каждому по очереди пожал руку и поблагодарил лично Бенедикта, что тот так долго и упорно тащил его к последнему рубежу, и на самом деле очень помог не потеряться на трассе. Долль смутился, покраснел и пошутил, что он вовсе ничего такого не имел в виду, а просто пытался убежать от грозного соперника. Всё-таки Фуркад есть Фуркад. Мартен поговорил и с ребятами собственной сборной. Оказалось, что никто его не ненавидит, а наоборот – каждый рад хлопнуть по плечу и сказать, что это всё фигня, такое у каждого случалось, а сколько раз ещё случится, не пересказать! Подумаешь, сегодня не повезло. Поди, не последний день катают. От этого сразу стало как-то легче, Мартен начал улыбаться и впервые почувствовал настоящую, искреннюю благодарность парням за то, что они есть и они тащат Францию на себе, раз уж он сам пока ничего не может. Оставалась ещё одна высота, которую надо было взять. Последняя. Самая невыносимая. И базировалась она в расположении российской сборной. Собравшись с духом, Фуркад подошёл к стрельбищу, где тихонько раскатывались, заминаясь после гонки, русские ребята. Их только отпустили с пресс-конференции, и по счастью, на стадионе больше никого не было. - Александр, - позвал Мартен. Русские насторожились, даже подъехали поближе к Логинову, едва не закрывая его собой. Сейчас они больше всего были похожи на стадо быков, которые, увидев волка, загнали внутрь стада телёнка и выставили по периметру грозные рога. - Можно с тобой поговорить? – просительно сказал Мартен. Ему не хотелось говорить при свидетелях, а свидетели явно решили, что он собирается Сашке морду бить. Логинов кивнул, что-то шепнул ребятам по-русски, и те, переглядываясь, отъехали на почтительное расстояние. Матвей Елисеев напоследок наградил Фуркада грозным взглядом – мол, если что, мы тут и Саньку в обиду не дадим. - Спасибо тебе за нашу бронзу, - Саша первым начал разговор. – Мы все считаем, что это твой нам подарок. - Не за что, - тряхнул головой Фуркад. – У вас сильная команда и сильный лидер, я рад, что Россия и без Шипулина показывает достойный результат. Поздравляю вас всех и лично тебя с этой бронзой. Логинов слегка улыбнулся. - Франция тоже достойно сражалась, - ответил он, - я до последнего был уверен, что привезу на финиш «деревяшку». - Я вот что хотел сказать, - сменил тему Мартен, когда его уже начал подбешивать этот обмен любезностями. Не ради него он сюда пришёл. – Последнее время было много разговоров вокруг тебя на тему допинга и вот этого всего. Улыбка сползла с лица Александра. - Я всегда говорил, что не уважаю допинг и буду бороться с ним любыми средствами, - он потёр переносицу, - но сейчас я вижу, что ты чист и что, будучи чистым, ты показываешь действительно достойные результаты. Так что даже «великий» Мартен Фуркад, - тут он показал пальцами кавычки в воздухе и усмехнулся, - не может тебя догнать. Словом, я просто хочу сказать, что с моей стороны тема твоего допинга закрыта, и если кто-то что-то ещё будет говорить об этом – то не с моей подачи. Александр наклонил голову. К концу этого монолога он опять просветлел лицом. - Я рад, что ты это сказал, - ответил он. – Мне хотелось бы сохранить с тобой хорошие отношения, если ты сам этого захочешь. Вместо ответа Мартен протянул руку, и российские биатлонисты, сгрудившиеся неподалёку, увидели, как их лидер пожал протянутую ему ладонь. *** Поговорив со всеми, с кем хотелось, Мартен вернулся к себе, рухнул лицом в подушку, уже успевшую просохнуть от его слёз, и закрыл глаза. Не хотелось ни о чём думать, даже о завтрашнем масстарте. В голове было пусто, и звонили какие-то весёленькие колокольчики. Он вздохнул раз, другой, с наслаждением выпуская воздух. Постепенно вдохи становились глубже, спокойнее, уходила усталость. Но самое главное – глубоко внутри воцарялся мир. Тысячу раз прав был Шипулин. Эта ненависть едва не погубила Мартена, едва не сломала его, подчиняя себе. Он завтра выйдет на старт – и уже не будет беситься из-за рыжего норвежца. Что ему этот мальчишка, у него на подходе только первый глобус, в то время, как у Мартена их уже семь подряд. Он не будет беситься от немцев, итальянцев и австрийцев, потому что они всего лишь хотят того же, чего и он – достойно выступить, защитить честь страны. Шипулин здесь, рядом, он оставил дома жену с новорожденной дочкой и приехал, чтобы побыть в эпицентре биатлона. Расставил приоритеты, называется. Мартен даже усмехнулся про себя. Нет, пока сезон не кончится, биатлон Шипулина не отпустит. Да сам Фуркад его не отпустит, из Эстерсунда поедут вместе сразу в Холменколлен. Но самое главное – Мартен ощутил это почти осязаемо – он перестал ненавидеть себя. Сегодняшний день показал ему, что он просто такой же человек, как и все. У него есть и неудачи, ему необязательно должно всегда и во всём везти. И это нормально. И вон Тарьей уже предусмотрительно разговаривает с психологом на тему будущей поддержки Йоханнеса, когда братишка начнёт сдавать и проигрывать другим ребятам. Никто уже не считает Фуркада бронебойной машиной, способной выиграть в безнадёжных условиях – и ему теперь не нужно нести этот крест, стараясь соответствовать. Можно расслабиться и просто катать в своё удовольствие. Он настолько разуверился в себе, что каждая гонка была для него пыткой, как физической, так и моральной. Нужно отпустить всё это и выйти на старт с удовольствием. Не пытаясь кому-то что-то доказать, не прыгать выше головы, если в этом сезоне организм к такому не готов. Он – Мартен Фуркад, и он уже вписал своё имя в историю французского и мирового биатлона золотыми буквами. Семь хрустальных глобусов у него никто не отнимет. С этой мыслью он задремал, истощив за день все свои ресурсы. А следующий день прошёл очень быстро и легко. Чемпионат мира завершался, все были веселы, общее напряжение, державшееся больше недели, стало спадать. Мартен с удовольствием общался и с Шипулиным, и с норвежцами, и даже успел заключить с Доллем пари, что в следующий раз он непременно «сделает» его на последнем рубеже. Выходя на старт, он подумал, что никогда ещё ему так легко не дышалось, как сегодня. Весна – она и в Швеции весна, и уже лёгкий ветерок приносил свежие ароматы, и солнышко блестело в миллион лучей, чтобы согреть землю. Было тепло и почему-то радостно. И потом, спустя некоторое время, когда Мартен поднялся на пьедестал за своей единственной медалью Чемпионата мира этого года, он воспринял её, как логическое завершение этого длинного, светлого дня. Не удивился, но и бурных восторгов не испытал. Медали перестали быть для него самоцелью. Теперь он хотел просто быть самим собой. Но увидев в толпе неподалёку от места награждения Антона Шипулина он не удержался - засмеялся и помахал ему букетом, ловя хитроватую ответную усмешку.