ХРОНИКИ ТРЕХ КОРОЛЕВСТВ

      Даосский мудрец Лао-Цзы однажды сказал: нет большей беды, чем недооценивать противника. Но что бы он ответил, скажи вы ему, что противник — твой собственный брат? Брат, которого ты любил и уважал? Брат, который был твоим лучшим другом, хранителем тайн и союзником во всех играх и шалостях. Старший брат, научивший тебя ездить верхом, читать и писать твои первые иероглифы… Мне было 13, когда я покинул отчий дом, оставив позади всех, кто был мне дорог, упорно стирая из памяти образы сестёр, друзей и даже собственное имя. Пожалуй, забыть имя было легче всего. Возможно потому, что оно было созвучно с именем отца, которое сразу же навевало воспоминания о беззаботных днях детства. Удивительно, как резко все может измениться. Вот ты счастлив и всеми любим, твои родители живы и здоровы, ты строишь планы на будущее, мечтая стать великим полководцем и вдруг… Вдруг отец погибает при загадочных обстоятельствах, мать сходит с ума от горя и кончает с собой, а хён (1) становится параноиком и никого не хочет слушать. Никого, кроме одного мерзкого старикашки из клана Чин, будь он неладен. Все случилось в конце осени, во время нашей с братом охоты в горах. Тот самый старикан, чьё имя я даже не хочу произносить вслух, увидел прекрасного оленя и предложил мне его подстрелить, чтобы позже преподнести брату шкуру с дивной красоты узорами в знак моего почтения. В итоге подстрелили меня. Мне пришлось бежать в соседнюю страну, в надежде скрыться от зорких глаз наёмников, подосланных братом. Ну, как бежать? Скорее, плыть, причем в прямом смысле этого слова. Для всех я был мёртв. Ещё бы: кто смог бы пережить столь эпичное падение со скалы, да еще и с тремя стрелами в теле. Ну, мне хотелось бы думать, что выглядело мое падение именно так — грациозно, эпично и немного трагично, и хён ещё много раз видел его в ночных кошмарах, терзаемый муками совести, если она у него еще осталась. Насчёт его совести я не был уверен, но в том, что он видел моё падение, у меня не было ни капли сомнений. Перед тем, как получить в качестве прощального подарка те самые злосчастные стрелы, я успел встретиться взглядом с его пустыми глазами. Ни единой эмоции на лице: ни сожаления, ни злости, ни печали. Будто бы на коне сидела набитая соломой кукла, похожая на моего брата, а не живой человек. Зато старикашка довольно потирал руки и криво улыбался. На тот момент передо мной были те, кто пытался меня убить. Позади — обрыв и бурная река. Что бы вы выбрали, будучи на моем месте? Верную смерть или крохотный шанс на спасение? Вот и я тоже так подумал. Лучше поспорить с самим небом, чем просто сдаться и сожалеть о том, что даже не попытался что-то изменить. Я хотел отойти к обрыву, чтобы прыгнуть с него, даже начал потихоньку пятиться, не сводя глаз с врагов и крепко сжимая в руках резной, украшенный позолоченной резьбой лук. Токкэби знает (2), что я собирался с ним делать — колчан со стрелами я потерял по дороге сюда, так что мне оставалось либо отмахиваться от врагов таким красивым, но бесполезным на данный момент куском дерева, либо кинуть луком в приближавшегося ко мне человека в черном как ночь ханбоке. Две стрелы вошли в мое правое плечо и грудь одновременно, пронзив все тело адской болью и заставив разжать пальцы. Мне кажется, в тот миг я даже услышал звук разрываемой наконечником плоти и хруст кости. Но нет, скорее всего, это был треск рвущегося жакета и стук упавшего на землю лука. Третья стрела не заставила себя долго ждать, попав в левую ногу. Странно, но в те мгновения я не думал о том, что со мной будет, о возможной смерти или новых мучениях, которые наверняка ожидали меня дальше. Я подумал о своих сёстрах, коих, скорее всего, больше никогда не увижу. Об их звонком смехе и искренних улыбках, предававших мне силы и уверенность в себе. Рядом с ними я всегда чувствовал себя смелым, нужным, способным на все. Как же я был наивен и самоуверен. Последним, что я увидел, прежде чем упасть с обрыва, была старая отцовская кобыла. Истекая кровью, она лежала на холодных камнях, провожая меня угасающим взором. Эта лошадь пыталась спасти меня, унося как можно дальше от преследователей, несмотря на раны, нанесенные ей появившимися словно из ниоткуда людьми в масках. Поистине, животные иногда могут быть намного преданнее людей. Знаете, воины, побывавшие на пороге смерти, порой рассказывают, что в такие мгновения у них перед глазами пролетает вся их жизнь. Вот только у меня перед глазами проносилась скала и какая-то растительность, а в голове мелькали бессвязные обрывки мыслей и воспоминаний… Я думал о брате, который так внезапно изменился. Как так получилось, что я не заметил этих перемен раньше? Что послужило толчком? Почему он отвернулся от меня? С каких пор он стал меня опасаться? Я вспомнил о покойных родителях, покинувших этот мир при столь странных обстоятельствах. Накануне своей гибели отец получил странное послание, после чего велел подготовить для него самую выносливую лошадь. Тем же вечером он выехал за пределы столицы с доверенными лицами. Больше ни отца, ни его спутников живыми никто не видел. Говорят, что на них напали дикие звери. Скорее всего тигры, может медведи. Определить было трудно. Их растерзанные тела нашли лишь на десятые сутки после того, как они пропали. В реку я свалился, будто мешок с гнилой хурмой — давайте смотреть правде в глаза, как бы мне этого не хотелось, но падение раненого человека может выглядеть красиво только на страницах любовных рассказов, которыми зачитываются юные дамы. Столкновение с Унниха (3) было болезненным, даже шокирующим. Весь воздух, что еще был в моей груди, тут же покинул мои легкие при ударе. Вода была обжигающе ледяной. Ощущение, будто вначале меня бросили в чан с кипящим супом, а затем голышом выгнали на мороз. Я кричал. Кричал от испуга, от боли, от беспомощности. Кричал, зовя на помощь. Но голос мой поглощали бурные воды реки, уносившие меня все дальше от брата. Казалось, все было бесполезно. В груди ужасно жгло, но не от раны, оставленной стрелой, а от нехватки кислорода. Я пытался сделать вдох, но глотал все больше воды, погружаясь глубже и глубже. Наверное, еще немного, и я достигну дна, если только моя голова вначале не решит поближе познакомиться с одним из речных камней. Тогда я понял, как страстно хочу жить. О, небо, как же я не желал умирать. Мужчина, выловивший меня недалеко от деревни ниже по течению реки, назвал моё спасение чудом, уверенно сказав, что не иначе как Будда даровал мне вторую жизнь. Скажу честно: я не знаю, каких духов или богов нужно благодарить за это, но, думаю, если я выжил, то на это явно была какая-то причина. Я не приходил в себя больше недели, а когда очнулся, то не сразу вспомнил, кто я такой и что со мной случилось. Мой спаситель — а звали его мастер Ким Мин Джун и волею судьбы он оказался местным лекарем — не отходил от меня все эти дни, меняя повязки и отпаивая разными горькими настойками. Вообще, если и быть кому благодарным, то исключительно лекарю и его племяннице Сун Бок, вытащившим меня с того света. Когда я смог наконец вести адекватные беседы и сидеть с ними за одним столом не теряя сознания и не проваливаясь в полубредовое состояние, мастер Ким поведал мне много интересного о своей деревне. Оказывается, течение вынесло меня не к одному из поселений моего родного королевства, а в соседнее ванство Силла. Что ж, оно и к лучшему. Здесь хён точно не станет меня искать, даже если не поверит в мою кончину. Однажды, когда мы пили чай, Ким Мин Джун, которого я, как обычно, слушал вполуха погрузившись в свои мысли, рассказывал о новом указе королевы Ми Ран набирать учеников в хвараны не только из знатных семей, но и из простых. — А кто такие эти хвараны? — Название было мне смутно знакомым. Цветочные юноши. Когда-то я про них уже слышал, но вот где? И от кого? Дырявая моя голова, совсем ничего в ней не держится. — Ты будто вчера родился, — фыркнула Сун Бок. — Может, ты вообще не из Силла? Шпион Когурё? Или Пэкче? — Глупая девчонка, — покачал головой лекарь. — Наш гость даже имени своего не помнит. По-твоему, он вспомнит кто такие хвараны? К тому же, думаешь, в Когурё или Пэкче не знают о наших доблестных хваранах? Разве станут правители и военачальники посылать разведчиков ради такой информации, — мастер Ким замахнулся на племянницу стареньким веером из перьев птицы, чью породу уже невозможно было определить. Несмотря на тёмное время суток на дворе стояла невыносимая жара: даже открытые настежь окна и двери не спасали от удушливого тепла. Воздух будто застыл на месте: ни ветерка, ни тучки. И это в середине весны. Если так пойдет и дальше, лето может выдаться засушливым, а значит, возможен неурожай. Насекомые жужжали своими прозрачными крылышками, наматывая вокруг нас круги в надежде поживиться остатками съестного, а я в задумчивости смотрел на кружащуюся в чаше чаинку. Я и сам сейчас был подобен этому кусочку засушенного листа. Подхваченный водоворотом событий, я, против своей воли, следовал в неизвестном мне направлении, не имея ни малейшего представления о том, что ожидает меня в конце пути. Да что говорить о конце? Я с трудом представлял, что ждёт меня завтра. Возможно, я тоже окажусь на самом дне, как и эта чаинка. Или же меня, вместе со всем окружением, поглотит неведомая высшая сила, которой невозможно сопротивляться. Смогу ли я изменить уготованную мне судьбу? Или я уже использовал свой единственный шанс на том обрыве?             ******* (1) Хён - старший брат (2) Токкэби - в корейской мифологии нечистая сила из разряда демонов и духов, что-то сродни чертям. (3) Унниха - одно из названий реки Хан во времена Трех королевств.