Eenie, Meenie, Miny, Mo

      — Тошико, — Ханна обернулась со своего места пилота и внимательно посмотрела на подругу. Они летели уже… непонятно какие сутки, но время в космосе — вообще странная вещь. Здесь нет дня или ночи, лишь сплошная чернота со звёздами, и порой думается, что нет смысла следить за часами. Первый признак отчаяния. — Тоши. — В принципе, Жёлтый и без нее не собьется с курса. Поставив Льва на автопилот, Ханна подошла к девушке.       Тошико сидела на койке, прижав колени к груди, и её глаза смотрели в невидимую точку на одеяле. Еда на подносе была почти нетронутой.       — Конечно, это не моё дело, но послушай, — Ханна присела на постель и устало опустила плечи. Если честно, она адски утомилась, и ей ужасно трудно было сохранять обычную бодрость духа. Вокруг её глаз проступили мешки бессонницы и черные круги. — Ты не можешь вечно сидеть вот так и ничего не предпринимать.       — А что я должна предпринять? — бесцветно отозвалась Широгане, приподняв голову и тускло взглянув на Ханну. От пустоты в её глазах веяло холодом. Гарретт, тем не менее, не поддалась и продолжила:       — Ты ничего не ешь. Так нельзя. Может, мы сейчас и плаваем в невесомости, но в любой момент может потребоваться мобилизация! — она в это, признаться, слабо верила, и проницательная Тошико ясно прочла это в ее взгляде, так что лишь призрачно приподняла уголки губ, стараясь не обидеть искренне переживавшую подругу.       — Мне не хочется есть, Ханна. Правда. Можешь поужинать вместо меня, чтобы не пропадало.       — Да какая еда? — вспыхнула Гарретт и, плюхнувшись на койку поближе в стене, заключила Тошико в теплые, крепкие объятия. — Я же за тебя волнуюсь, Тоши. Ты ничего не говоришь, у тебя в глазах так пусто, будто ты- — она осеклась, едва не выпалив «мертвая». Страшное слово, которое ещё недавно было реальностью. Сейчас всё не так, Тошико жива, но душа её словно стала существовать отдельно, похожая на заточённого в клетке зверя. Ханна знала, почему подруга переселилась к ней, и в этой ситуации она не принимала ничьей стороны. Точнее, конечно, она была согласна с Тошико и никогда не стала бы обвинять её в нежелании здраво взглянуть на вещи, но…       — Умерла, да? — слабо отозвалась Широгане. Её рука легла поверх пальцев Ханны. — Все в порядке, Ханна, у меня нет страха перед этим. Я просто очень устала и… — девушка сделала паузу, точно слова комом застряли в горле, и она пыталась выдавить их, — наверное, я запуталась.       — Картер переживает из-за случившегося, я уверена, — Гарретт теснее прижала её к себе и уставилась на седую макушку. — Тоши, если ты всё ещё любишь его, может, вам лучше поговорить и прийти к какому-то... не знаю, компромиссу? — прозвучало ещё хуже, чем в голове, и Гарретт не попеняла бы Тошико, оттолкни та её и прямо попроси не лезть не в своё дело.       — Как раз поэтому мы ещё ничего не обсудили, — но Широгане лишь тяжело вздохнула, зато в голосе её наконец появилось что-то очерченное, точно она вышла из тумана. Ханна насторожилась. — Думаешь, я бы не поговорила с ним, если бы могла? Беда в том, что я не могу это принять. Всё это.       Тошико закусила губу и зажмурилась. Ханна отпустила её и заглянула подруге в лицо, шестым чувством угадав, что сейчас услышит нечто важное и, возможно, то, что потом Широгане не выскажет уже никогда.       — У меня была связь с Черным. Я жила в нём, я видела его глазами, я чувствовала то, что чувствовал он. Ханна, всё, — она сделала резкий жест, похожий на тот, каким обнимают себя руками, но лишь обхватила левой, здоровой, кистью, пустое место и еще сильнее закусила губу. Резко убрала руку и сжала в кулак. — Это то же самое, как если бы я видела один долгий сон, в котором есть Картер и вторая я. Но это был не сон, и я была ненастоящая. А он не понял этого. Никто, — она практически выплюнула это слово, — не понял.       — Он… — Ханна вдруг ощутила, как по щекам ползёт жгучая краска, а уши вспыхивают. Она ведь тоже была одной из них. — Картер в последнее время спрашивал у нас, не замечаем ли мы что-то. Лэнс всегда шутил, а Кит отмахивался, говорил, что ему виднее… И я тоже… — в горле что-то встало комом. Ханна зажмурилась, испугавшись, что её резко накроет эмоциями. Обычно она умела держать себя в руках, но сейчас по сердцу будто полоснули лезвием. Стыд, боль, мысль, что она тоже лицемерит, и пользы от неё Тошико — ноль. Ханне едва хватило сил выдавить из себя отчаянно-тихое: — Тоши, прости…       Тошико ошарашенно посмотрела на Ханну, в уголках глаз которой поблескивали слёзы. И сразу опомнилась, хватая подругу за локоть. В её глазах теперь читался испуг, вперемешку с растерянностью.       — Ханна! Ханна, что ты! Я не виню тебя! Перестань! — она пыталась обнять Гарретт, несмотря на отсутствие второй руки, а Ханна порывисто утирала слёзы большой кистью, сбивчиво шепча:       — Все нормально, сейчас. Сейчас я успокоюсь, прости.       — Пожалуйста, Ханна, не плачь, — Тошико, на миг забывшая о терзавших её саму мыслях, мягко трясла подругу, уже коря себя за откровенность и несдержанность в словах. Ханна устала не меньше других, она помогала спасать Тошико, она все время улыбалась, даже если было трудно и плохо, она готовила на всех в спартанских космических условиях, а Широгане только молча сидела, уткнув голову в колени. В груди поднялось мерзкое чувство осознания собственной беспомощности.       «Эгоистка. Вот поэтому ты всё вокруг запутываешь и всем делаешь больно».       — Ханна, послушай, — она принялась уговаривать подругу, прижавшись щекой к ее плечу, — никто из вас не виноват в том, что случилось. Даже Чёрный признал Курону, а Чёрный не сделал бы этого, если бы она не смогла внушить ему доверие. У неё были мои воспоминания, и она думала, что она — это я. Если даже клон ничего не знал, как могли разобраться, что к чему, вы?       — Ты нас оправдываешь, — Ханна сглотнула, подавляя всхлипы, и слабо улыбнулась. Снова. У Тошико неприятно стянуло в груди: лучистые глаза Гарретт полнились тоскливым раскаянием. — Не нужно, ладно? Если ты не злишься на нас, этого уже достаточно. Мне достаточно, во всяком случае. — Она ободряюще погладила её пальцами по руке, как всегда делала в минуты поддержки. — И ты имеешь полное право злиться на Картера, потому что он все равно ужасно поступил с тобой. Даже если ненарочно.       Все в команде знали, что отношения между Тошико и Картером были довольно близкие, более чем близкие. Ханна могла лишь догадываться, как мерзко и больно было духу Тошико ощущать другую на своем месте. Как ни посмотри, а Картер изменил ей. Не раз и не два. Да, он не знал, что это была не Тошико, но его неведение не отменяло факта свершившегося, а разбираться приходилось теперь именно с фактами.       — Картер… — его имя слетело с её губ с едва уловимым оттенком запоздалой нежности. — Я не знаю, Ханна. Я не испытываю к нему ненависти или отвращения, — Тошико невольно вспомнила, как Холт с видом побитого пса передавал ей порцию обеда или ужина, стараясь не касаться её пальцев. Один раз они столкнулись в проходе Зеленой, и он чуть ли не отпрыгнул, хватаясь за дужку очков и нервно поправляя их. Жалость, боль — что угодно, но только не ненависть. — Я бы хотела просто взять и сказать, что все это ошибка, мы просто забудем об этом, и все будет, как раньше, но… не могу. — Она отчаянно выдохнула последние два слова, и в горле защекотало.       В первые дни после воскрешения Тошико лежала и думала о том, как подошла бы к Картеру, и они поговорили. Конечно, он бы её поцеловал или обнял, а потом, возможно, они остались бы наедине, как в утекшие сквозь пальцы дни, когда это было до дрожи в коленках счастливо и азартно, но стоило ей представить, как руки Картера прикасаются к ней, как он целует её, с характерным звуком расстегивая одежду, в ней тотчас просыпался панический ужас. Прикосновения были липкие, мерзкие, оставляли жгучие следы. Перед глазами всплывали отрывки воспоминаний, полных стонов, криков, откровенных звуков и таких слов, от которых уши заливало краской.       Тошико замотала головой, кусая губы.       — Не могу, Ханна, понимаешь? Мне противно от одной мысли, что он снова ко мне прикоснется.       Ханна поникла и тяжело вздохнула. Происходящее между Тошико и Картером, было хуже всего, что можно представить, говоря о любви. Они любили друг друга, но любовь эта обжигала их, топила, и, наверное, в конце концов они просто устанут от этого. И оба останутся пустые, точно их выпотрошили, а все из-за той же треклятой космической войны.       — Я понимаю, Тоши, — Ханна попыталась звучать нежно и осторожно погладила закрывшую лицо рукой подругу по голове. Седые волосы были такие же мягкие, но цвет их невольно нагонял жалость и дрожь. Неужели эта девушка недостаточно настрадалась, чтобы на её плечи свалили новый груз? — Ты не должна переступать через себя. Может, потом вы поговорите. Если он действительно тебя любит и раскаивается, он будет ждать, сколько потребуется. Но выбор всегда останется за тобой.       — Если бы я только могла понять, что мне нужно… — голос Тошико звучал глухо, но в нём осколками звенела боль. А потом послышались сдавленные всхлипы, от которых сердце Гаррет ёкнуло и сжалось. — Если бы я могла сказать ему «Нет», но у меня не получается. Разве он виноват, что его обманули? Но и разве я виновата, что меня преследуют мысли о том, что они делали?       Тошико расплакалась, и плечи её задрожали. Ханна обняла подругу ещё крепче, снова чувствуя приступ тяжёлых слез. Сквозь хрипы и стоны ей было слышно, как Тошико громко простонала:       — Боже, как же я устала!