Семь грехов и ни одной добродетели

О, нет страшней врага на свете, Чем Лень, живущая с тобой, Затянет в омут темной сетью, В обитель горести больной. © Сакра Терра - Ночь ангела

      Двадцать лет назад один до чёртиков взбешённый колдун заявился во дворец в разгар праздника и проклял королевское дитя. Король и королева плакали от горя, подданные со всего царства в трауре склоняли головы, моля всевозможные силы пощадить бедного ребёнка, а чародей будто растворился в воздухе, оставив после себя шлейф отчаяния и безнадёжности. Волшебника тут же окрестили злодеем, а во дворец со всех концов материка начали стекаться шарлатаны разных сортов, пытающиеся снять с младенца тёмное заклинание.       Вот только мало кто осознаёт, да и вообще знает, что за несколько месяцев до этого король, опасаясь восстания, начал целенаправленно изничтожать «тёмных» магов в стране, а оставшийся в живых колдун просто мстил за убитых собратьев. Да, последний был ослеплён гневом и горечью, но его поступок хоть и был жесток, но всё же оправдан. Дитя же, после долгих размышлений, было решено спрятать под присмотр фей-крёстных, которые потеряли десятилетнего ребёнка в лесной чаще и, впав в панику, заменили мальчишку первым похожим, тем самым исполняя одну из частей проклятия. Концовка, кстати, тоже не внушала оптимизма: «…Лишь Истинный может судьбу в руки взять и Смерти объятий суметь избежать. Но если с затменья семь суток пройдёт, то принц настоящий навечно заснёт. Обиды отринув, надежду лелея, спасёт его только слеза чародея.»       Там ещё что-то было в середине про то, что все лже-принцы помрут от короны и бла-бла-бла, но к Уджину относилась только часть про чёрную Луну на двадцать первом году жизни, а потому остальное он благополучно забыл. Откуда ему вообще это известно? Крёстный рассказал. Да ещё и приправил повествование таким красочным матом, что от яркого лексикона у младшего покраснели уши и скулы. Когда речь заходила об этой истории, маг никогда не стеснялся в выражениях, а потому парень в красках знал, какие его тётушки дуры, раз не смогли уследить за маленьким принцем.       Да, Уджин и есть тот самый проклятый ребёнок, который должен согрешить, поддавшись Унынию и впав в Лень. Именно он чуть не свалился в овраг одиннадцать лет назад, когда феи отвлеклись на пикник и шоколадные тарталетки. Если бы Чан не психанул и не забрал парнишку от «тупых блестящих куриц с мишурой вместо мозгов», то всё могло обернуться для принца большой трагедией. Ким искренне благодарен крёстному, что он не оставил его чахнуть в том надоевшем лесу, а забрал к себе, с головой зарылся в древние фолианты и стал искать способ обойти заклинание.       Они объездили почти весь материк, забираясь в самые невероятные и волшебные места, разоблачили толпу шарлатанов, попытали счастье в нескольких племенах шаманов, изучили различное множество чар, заклинаний и зелий, но так и не смогли очистить младшего от греха. Уджин не знал, как относиться к тому, что через неделю он больше не откроет глаза. С одной стороны, он рад, что последние года своей жизни потратил на путешествия и изучение новых вещей, познакомился с различными людьми и интересно провёл время, но… С другой стороны, засыпать навсегда – всё равно, что умирать: страшно. Принц больше никогда не увидит ночное небо, не сможет ощутить на языке вкус пирога с корицей и не пожурит Чана за то, что маг опять всю ночь просидел над древними книгами. Последнее до боли расстраивает.       Чан для Уджина значит больше, чем кто-либо другой на всём белом свете. Глупые тётушки и родители, сославшие его в неизведанные дали, не значат ровным счётом ничего, в то время как за одного притягательного мага со светлыми волосами младший с готовностью умрёт раньше срока и не поколеблется ни на секунду. Чан заменил всех важных людей на планете, стал близким другом, семьёй и… возлюбленным? Ким хранит эту тайну в глубине сердца, стыдясь самого себя, но да – он влюблён в Чана. Уджин влюблён в его ехидные комментарии по поводу и без, в его привычку засыпать за очередным магическим свитком, в его тёмные, затягивающие глаза и теплоту, выражаемую через жесты. Принц влюблён до дрожи на кончиках пальцев, но держит себя в руках – не стоит пытаться. И если ему осталась всего одна неделя… что ж, он проведёт её с пользой.       Первый день пролетает так же по-особенному волшебно, как и все дни рождения Уджина с участием Чана. Они отправляются к ближайшему озеру, впервые в жизни младшего пьют вино, делятся с русалками ягодами и вымокают до нитки, потому что принц решил поиграть в ребёнка, толкнув крёстного в плавающие лотосы, а маг не остаётся в долгу.       На вторые и третьи сутки очередные сны с Чаном так захватывают разум, что Уджин сверкает алыми щеками и избегает прямого взгляда, предпочитая разговорам уборку в библиотеке дома.       В четвёртый день, когда маг в бессилии громит эту самую библиотеку и признаётся, что не знает, как снять наложенное им проклятие, у Уджина что-то щёлкает в голове и все кусочки воображаемой головоломки занимают свои места. Вот он, последний чародей материка, стоит перед ним на коленях и дрожит всем телом от горького сожаления. Имя человека, что до недавнего времени казался крёстным, внезапно приобрело новый смысл, но Уджин не испытывает ни обиду, ни страх, когда опускается на пол и обнимает мага за плечи. Облегчение смешивается с пониманием и чем-то ещё, чему принц не может дать названия.       На пятый день Уджин теряет надежду. Они обречены: Чан - на одиночество, Уджин - на вечный сон, ведь старший разучился плакать двадцать один год назад.       Шестой день. Сны становятся такими яркими, что хочется остаться в них навсегда, ведь только там Чан прижимает его к себе так крепко и ласкает губы, лишая лёгкие кислорода. Настоящий Чан смотрит обеспокоенно, и от его взволнованных вопросов Уджин молчаливо отмахивается: просить старшего о чём-то подобном стыдно, хватит принцу и одного греха на душе.       Утром седьмого дня Уджин встаёт с постели только ради того, чтобы перейти в соседнюю спальню и рухнуть на другую кровать, кутаясь в синие одеяла и прижимаясь носом к мягким подушкам, хранящим запах и тепло любимого мага. Молодому принцу не хочется ничему сопротивляться, он хочет остаться в царстве Морфея навсегда, ведь там нет ни торопливых поездок, ни забот, только тёплые крепкие объятия, дарящие покой ему, такому уставшему…       Уджин проваливается в сон, туда, где Чан обнимает до хруста в груди, да оставляет горящие пламенем поцелуи на щеках и шее отчаянно краснеющего принца. Младший засыпает, не осознавая, что не воображаемые прикосновения чужих губ так обжигают кожу, а реальные: и искренние слёзы последнего чародея жидкой магией стекают по вечно молодому лицу, искрами последней надежды стирая сеть греховного проклятия.