Ведьма

"Добре бути листям жовтим Попід дорогою Мчати за вітром услід. Добре бути вітром строкатим Плавно тебе обплести Втримай і не відпусти." Свежий осенний ветер врывался в распахнутое окно каменной башни. Он шевелил на стенах развешенные медвежьи шкуры, тяжелый парчовый гобелен, на котором словно ожил искусно вышитый огненный дракон. От порывов периодически позвякивало висящее на стенах старинное дорогое оружие. В комнате раздался тихий вздох. Этот звук был единственным, выдававшим, что комната не пуста. Она стояла у сводчатого окна, и устремив взгляд куда то к далекому горизонту, смотрела вдаль. Очередной порыв ветра снова разметал ее длинные ,темные как ночь пряди, швырнул их в лицо, но даже этот момент не смог вывести ее из оцепенения. Мысли ее были далеко. Она любила ветер. Ветер всегда приводил ее мысли в порядок. Ветер – дыхание богов. Но сейчас она ощутила легкий озноб, и запахнула края мехового плаща, приятно касавшегося мягким мехом белой шеи, округлого подбородка, чувственных губ, погрузилась в воспоминания. То утро, в зимнем лесу, она не забудет никогда. Почти год назад, а кажется, что пол жизни прошло. Не в силах совладать с нахлынувшими чувствами, она закрыла глаза, и тени от густых ресниц упали на бледные скулы, пальцы сильнее сжали мех … Морозное декабрьское утро поприветствовало ярким солнцем в низком окошке . Она затопила очаг. Надо было пойти и проверить силки, расставленные ею накануне. Наскоро сплетая волосы в косу, она тут же, поверх мехового платья опоясалась кинжалом, своим верным другом в охоте и опасности, накинув плащ, вышла за порог. В глаза ударил яркий солнечный свет, умноженный мириадами крохотных снежинок, брошенного к ее ногам идеально белого снежного покрывала. Лес стоял в полном безмолвии и своем немом величии. Она любила зиму. Ее холодная красота всегда вызывала в ее сердце восхищение. Зима приносила покой и тишину. Но этим зимним утром эту идиллию суждено было нарушить раз и навсегда. Она шепнула дому заклинание от воров и уверенно шагнула в пушистый снег. Долго ходить не пришлось, в первом же силке она нашла жирного зимнего зайца. Поймав животное, прошептала слова прощения и одним ловким движением свернула ему шею. Когда тельце обмякло, она освободила его из силка и положила в сумку за спиной. Еда была раздобыта, и можно было возвращаться, но она решила пройтись дальше. То ли погода манила, то ли что еще, она направилась в сторону старой дороги, которая спускалась с гор и тянулась дальше, в долину, между лесистыми склонами. Там, почти в самом ее конце были первые поселения. Люди. Ведьма почти никогда не заходила дальше дальней кромки леса. Она ничего не искала у людей. Но в этот раз она вышла на дорогу. Смутная тревога не позволяла ей свернуть обратно. Что могло привлечь внимание цепких глаз, и осторожность чуткого уха? Тревога нарастала. Зачем сейчас в ней было столько человеческого, зачем эта слабость бренной плоти? Втянув тонкими ноздрями морозный воздух, и оглянувшись напоследок, она пошла обратно, скрываясь за завесой тяжелых еловых ветвей. Почудилось. Но вскоре она снова уловила то, что ее насторожило, это было едва приглушенное урчание. Она бесшумно пошла на звук, мягко ступая по настилу опалой еловой хвои, огибая старые раскидистые ели. Звук становился отчетливее, насыщеннее. Вскоре она увидела картину: на опушке стая волков терзала полуобглоданную тушу крупного животного. Это была лошадь. Неужели отбилась и помчала в горы и ее завалила стая волков, или… и она сама догадалась, лишь теперь увидав в кровавом месиве подпругу и за спиной седло. А где седок? Она осторожно оглянулась, чтоб не выдать своего присутствия серым. Пусть пируют . Не всегда выпадает вволю наесться в лютые холода. Исковерканный копытами и волчьими лапами снег алел пятнами замерзшей крови в месте пиршества. Дальше, кажется, следов никаких не было. Конь заплутал. И она собралась было идти обратно. Но вдруг услышала сиплое дыхание, или стон. Совсем рядом. От неожиданности ее руки повлажнели. - Кто здесь? Прошептала она, метнувшись в сторону двух еловых стволов, которые загораживали ей обзор. – кто здесь?... и ее слова оборвались на полуслове. На рыжей хвое, перемешанной со снегом, завалившись на бок лежал человек. Сперва невозможно было понять, жив ли он вообще. Она склонилась над несчастным, стянула с головы капюшон и осторожно попыталась положить его на спину. Голова безвольно откинулась, глаза были закрыты, губы мертвецки бледные, кожа была холодна. Она распахнула меховой плащ, который оказался пропитанным кровью. Кровь была еще теплой! Женщина склонилась над недвижимым телом мужчины и спешно расстегнула у горла богатую пряжку. Чуткие пальцы ощутили едва уловимую пульсацию на шее. Она встрепенулась. Человека еще можно было спасти! Но как? Как она сможет бесшумно от волков уволочь его к хижине?! Мозг напряженно работал, сердце билось где то у горла. Надо было действовать, а времени у бедолаги совсем мало. Выживет ли… И она знала ответ. Но она же обещала. Клялась, что не прикоснется больше к магии ради людей! Выбор был не простой. Она знала, что это не обойдется для нее безнаказанно. Но в следующий момент она стояла в нескольких локтях от заветных елей и сосредоточившись, творила заклинания защиты, от чего ветки подлеска и деревьев, отделяющие их от стаи волков дрогнули, и сомкнулись окутавшись полупрозрачным маревом. На миг уронив руки на подол, она обреченно закрыла глаза… Все. Теперь надо спешить. Она принялась рубить крепкие еловые лапы, переложив кинжал в ножнах в голенище шнурованного сапога, женщина ловко связала ремнем ветки и стала осторожно перетягивать распростертое на земле тело раненого человека. Шаг за шагом, понемногу, она с облегчением поняла, что добралась до опушки, где спрятавшись под кронами дубов и елей, стояла ее хижина. Мышцы ныли, руки саднили от содранных о колючий жесткий лапник ладоней. Он оказался довольно тяжелым. Но перевести шумное натужное дыхание она позволила себе лишь когда сумела с третьего раза уложить его на свою лежанку. Вскоре в очаге вовсю пылал огонь, в огромном котле вскипела вода. В углу у ларя кучкой лежала одежда, которую надлежало отстирать от крови и починить. Сейчас она забыв про все металась, доставая нужные заговоренные травы и снадобья, ибо человек был очень плох. Из раны от ножа или кинжала не прекращала сочиться кровь. Он умирал. Дрожащими руками, испачканными его кровью, она прикладывала к ране повязки пытаясь ее зажать. Но ничего не выходило. И она решилась. Достав из очага рдеющий уголек, она поднесла его на кончике кинжала и прижала к ране. Человек дернулся, по красивому бледному лицу прошла конвульсия боли. Но он так и не вырвался с беспамятства. – Слава богам, ты не будешь чувствовать, что тебе предстоит. Прошептала женщина, вытаскивая из очага еще углей. Вскоре запах жженой плоти был перебит ароматом тертых трав и отваров. Она знала, что ждет их грядущей ночью. Потому натаскала снега и дров на ночь. Кровотечение было остановлено. Но он так слаб! Выживет ли… Появилась небольшая передышка. Солнце уже давно склонилось к закату, и кроваво оранжевые всполохи вечерней зари окрасили снег, хижину и бычий пузырь, которым было затянуто крохотное окошко. Она сидела у постели и задумчиво рассматривала своего нечаянного гостя. В свете очага черты лица немного ожили, хотя бледность кровопотери присутствовала, от чего веснушки на коже и даже губах казались очень яркими. (Медовые золотинки). Благородные черты лица, черные, как ласточкино крыло брови, темные и длинные ресницы (как у девушки, хмыкнула она с улыбкой) идеальной формы нос (ей не верилось, что среди людей еще может быть у кого то такой нос) В каждой его черте лица чувствовалась порода, хоть и скулы заострились… И этот рот. .. Боги ли, демоны ли сыграли с ней злую шутку… ей суждено это видеть, иметь возможность созерцать нечто запретное. Но почему болезненно сжалось внутри? Она отвернулась. Но чувствовала, что ей хочется его рассматривать. Ей хотелось увидеть его глаза.( Какого же цвета они у тебя, гость мой?)и принялась смывать с лица, шеи, тела засохшие остатки крови, стала вытаскивать из длинных спутанных волос хвою, мелкие ветки, какие то листья…Ее бровь удивленно дернулась, волосы на ощупь были приятными, мягкими, такими же как и их светло-русый с заметной рыжиной оттенок…Легкая полуулыбка появилась на ее лице. Она поняла, что ей нравилось о нем заботится. Женщина укрыла широкую в золотистых завитках грудь. Спи. Только теперь она почувствовала насколько голодна! Она совсем забыла про тушку зайца, которого стоило срочно освежевать. Сил уже ни на что не оставалось. Дни так коротки, вечер быстро наступал. Женщина достала из мешочка на столе лепешку, размочила ее в горячей воде с медом, и села у окна на лавке поесть. Ее одолевали мысли, сумятица в голове понемногу улеглась. Она задремала. Проснулась она в полной темноте. От лежанки доносилось сиплое дыхание, иногда раздавался стон. Горячка таки наступила, его начало лихорадить! Снова запылал в очаге огонь. Снова она растирала его холодные ступни и ладони, и всем телом пыталась прижать к лежанке, чтоб в бреду не открылись раны от резких движений. Она принялась привязывать его к лежанке кожаными полосами и набросала на содрогающееся тело все чем можно было укрыть. Поила, обтирала, снова поила, и этому не было конца, проходили часы, а его не отпускало. И он не приходил в себя. Так прошли утро и день. Она оттягивала этот момент, как могла, пытаясь подчинить недуг травничеством. Но знала, что только обманывает саму себя. Здесь нужно было нечто сильнее. Его била горячка, теперь он слабел не только от потери крови, его изматывал огонь внутри. И она решилась. Полумрак хижины заполнился едкими запахами окуривания и сожженных трав. Над распростертым телом вились пряди голубоватого дыма, свет очага и зажженные свечи у низкого изголовья, выхватывали очертания предметов творимых обрядов. На коленях перед лежанкой сидела женщина, и под монотонное бормотание заклинаний раскачивалась в стороны и по кругу, творя оголенными руками знаки рун. Распущенные волосы черной тенью лежали за плечами, словно вобрав всю тьму ночи. Причудливые тени ложились по стенам, бревенчатому потолку хижины. Лицо ведьмы казалось отрешенным, глаза были закрыты, она спускалась во мрак чтобы встать на путь исцеляющего света. В какой-то момент ее лик озарился, глаза медленно открылись, но это уже были не человеческие глаза – они засветились зеленоватым холодным светом. Черные волосы вздыбились, и кажется заполнил собой все пространство дома, как щупальца молнии. Монотонное бормотание, нараспев слова, хрипловатый низкий голос, заполнили каждую щель, каждый угол небольшого помещения. Раскачивались развешенные на стенах и под балками пучки трав, позвякивала утварь в углу, огонь тоже раскачивался в такт звукам и движениям, казалось что даже проконопаченные бревна стен тоже начинают двигаться. Ее гибкое тело под полотняной рубахой превратилось в сгусток энергии, которая вибрировала и пульсировала ища выхода. Она решительно спустила с плеч рубаху и та скользнула вниз, обнажив стройное и поджарое тело. Рывком она откинула одеяла и накрыла собой его тело, в точности повторяя его положение. В момент, когда соприкоснулись их грудные клетки, зародившийся в ней сгусток живительной силы ворвался в его грудь текучим живым потоком, от чего тело мужчины дернулось как от удара, изогнулось дугой и откинулось на соломенной подушке. Следом за ним упала и женщина, бессильно растянувшись вдоль его тела. Волосы ведьмы опали, перестали шевелиться, кажется, на короткое время она даже дышать перестала. Их тела замерли в этом странном порыве слабости. Но сквозь легкое забытье после ритуала поняла, что сейчас он дышит ровно и не метается в болезни. «Да будет так!» сказала она, рассоединяя их последние нити связи – даже их волосы соединились, смешались, свились прядями в змеином танце… Все. Теперь ведьма точно знала - он выживет. Она дала ему силу четырех стихий, собранную и выпрошенную у богов. Она сделала все что могла, дабы его сердце билось в груди и не угасла жизнь. «И теперь ты мне ничего не должен». С этими словами, медленно, как старуха, ведьма поднялась с постели, подобрала свою рубашку, и пообещала себе, что он никогда не узнает как и кто вернул его к жизни. А утром, когда она хлопотала с завтраком, помешивала в котле аппетитную наваристую заячью похлебку, ощутила спиной знакомое покалывание и жар. Так всегда было, когда на нее смотрели в спину. Она все медлила обернуться… ее существо било тревогу, кричало – спасайся! Но было поздно…Она уже все поняла. Он проснулся. Их глаза встретились, а из ее руки медленно выпала ложка, жалобно звякнув, ударяясь о деревянный пол… Она узнала эти глаза. Это был ОН!