* * *
Спустя две недели существования в режиме дом–госпиталь–тренировки–дом, с редкими сменами курса в виде прогулок с Итачи или долгих полуночных разговоров с Реем, принявшая наконец окончательное решение Сакура с колотящимся сердцем подходила к воротам Конохи. Она до сих пор не была уверена, что поступает правильно, но всё же решила рискнуть, прислушавшись к обоим друзьям, в два голоса советовавшим одно и то же. Харуно и сама понимала, что дальше так продолжаться не может — ещё пара недель подобных переживаний, плотно скооперировавшихся с бессонницей, и нервный срыв ей обеспечен. Занимать соседнюю с собственными пациентами койку как-то не особенно хотелось — пришло время хоть раз переступить через собственные страхи. Если уж на то пошло, что вообще могло быть страшнее неопределённости? Эти мерзкие ощущения скачущих в животе наперегонки колючих ледяных клубков, дрожащие влажные ладони, срывающийся голос… Даже если их отношения с Саске пойдут по сценарию самой дешёвой, некачественной и гротескной мелодрамы, с грандиозными скандалами, стереотипным битьём тарелок и регулярными истериками, во всяком случае, ей не придётся гадать, как сложилась бы её жизнь, если бы… Трудно найти что-то печальнее кислотой разъедающих сердце сожалений и тоски по несбывшемуся счастью. Саске, стоя возле контрольного поста скрестив руки на груди, как всегда выглядел мрачнее тучи. Едва заметив привычно искривлённые в брезгливой гримасе губы, Сакура вздохнула, на секунду прикрыв глаза. Ей нестерпимо захотелось развернуться и со всей доступной скоростью припустить обратно домой, закрыться на сто замков и не выходить. Как минимум неделю. Или год. Или вообще никогда. Жаль, что Харуно не обладала способностями к телепатии и путь в мысли Саске ей был закрыт… Его сердце, судя по ощущениям давно уже покинувшее грудную клетку, сначала задержалось в горле, а теперь громыхало примерно между ушей. Учиха был уверен: если Сакура подойдёт ещё хотя бы на сантиметр ближе, оно и вовсе вылетит на волю. Пытаясь сохранить как можно более невозмутимое лицо, он старательно изображал самое каменное его, из имевшихся в арсенале, выражение. Про такие обычно говорят «морда просит кирпича». Чем меньше пространства оставалось между ними, тем неприятнее становилась гримаса Саске. Случайный прохожий непременно бы решил, что гордого Учиху только что заставили сожрать полкило лимонов. Возможно, давно протухших. Помимо короткого взаимного пожелания доброго утра, ни один из них так и не решился произнести ещё хоть что-то. Вытянувшись по струнке и глядя куда-то в пустоту, оба были напряжёны до предела, как две кобры перед смертельным броском. Тревоживший обоих разговор снова откладывался. Дождавшись делегацию представителя Даймё Страны Огня (Сакура до сих пор злилась на то, что сам Даймё не пожелал прибыть в Коноху, и теперь им с Учихой приходится сопровождать секретный свиток до резиденции капризного правителя, а затем нести обратно в деревню) и присоединившись к молчаливой процессии, Саске и Сакура добрались до цели не перекинувшись и парой слов. Без каких-либо проблем получив назад документ с красовавшейся сразу под закорючкой Цунаде-сама подписью Хи но Куни но Даймё, шиноби отправились в обратный путь. Тогда-то Саске и решил наконец нарушить молчание. — Сакура… — Саске, тебе не кажется, что стоит сначала завершить миссию, а потом уже обсуждать личные вопросы? — Отлично! — бросил Учиха, раздражённо отвернувшись. Харуно понимала, что ведёт себя как трусливая маленькая девочка, но при мысли о том-самом-разговоре дрожь пробирала до самых костей, поэтому Сакура пыталась оттянуть момент выяснения отношений, насколько могла. Лишние полтора-два часа спокойствия виделись ей чуть ли не блаженной бесконечностью. Хоть она и заметила, что своей реакцией в очередной раз взбесила Саске, и к нужному моменту он вполне мог дойти до точки кипения, превратив всё в очередной скандал. Преодолев примерно половину пути, шиноби заметили не так чтобы особо старательно замаскированную засаду. Трое из поджидавших их пятерых противников, с красовавшимися на форме перечёркнутыми протекторами Деревни Скрытого Тумана, решив, что свиток у него, напали на Саске, оттеснив его настолько далеко от Харуно, насколько позволял не слишком приспособленный для сражений лесной массив. Двое остальных, соответственно, остались на милость Сакуры, совершенно не возражавшей против того, чтобы размять кулаки — стресс подобная «физкультура», знаете ли, как рукой снимает. Завершив сражение минут за десять, Учиха успел вернуться как раз вовремя, чтобы заметить притаившегося в зарослях каким-то образом оставшегося незамеченным шиноби и отразить несколько летевших Харуно в спину кунаев, один из которых пробил Саске ладонь. Прикинув, что с двоими ему справиться не удастся, последний из оставшихся в живых нукенинов поспешил скрыться в листве. Не сговариваясь, шиноби переглянулись и, привычно вспрыгнув на ветки, поспешили в деревню. От злости Саске не обращал никакого внимания на простреливавшую боль в окровавленной кисти. — Ни на минуту тебя оставить нельзя. Откуда такая уверенность, что если один бой окончен, больше уже ни с кем сражаться не придётся? — спрыгнув на землю с ближайшего к воротам Конохи дерева, проворчал Саске. — Что? — с непроницаемым лицом переспросила Харуно. — Это была шутка, Сакура, — Учиха на мгновение замер, сбитый с толку. — Не знала, что ты вообще умеешь шутить, — Харуно зарекалась язвить в тот день, но удавалось это ей, пока что, с большим трудом. Собрав остатки воли в кулак, она молча ухватила Саске за здоровую руку и усадила на подходящий камень. Сакура знала, что смотреть ему в глаза — большая, преогромная просто ошибка. Но удержаться всё же не смогла. Как не смогла и отвести взгляд, увязнув в бесконечности острой тревоги и невысказанных слов, будто застывших в его взгляде. Рана, оставленная кунаем, уже зажила, и теперь Харуно, не замечая, расходовала чакру впустую. Не отводя глаз, Саске осторожно отвёл её руку в сторону и, практически не дыша, будто боясь спугнуть, медленно переплёл свои пальцы с пальцами Сакуры. Харуно едва заметно вздрогнула, но руку всё же не выдернула. — Тебе самой-то ещё не надоело играть в догонялки? Почему ты так старательно сбегаешь? Стоит всё же хотя бы попытаться, тебе не кажется, Сакура? — Я готова перестать бежать, только если ты готов спокойно и рационально всё обсудить. Пока мы оба ещё не увязли по уши, у нас остаётся последний шанс «на берегу» взвешенно обговорить большую часть спорных моментов, которые в будущем могут оказаться серьёзной проблемой. Я обещаю попытаться, если ты пообещаешь не ревновать меня к каждому столбу и даже думать забудешь о том, чтобы указывать мне что делать и куда пойти. — Я постараюсь, — с кислой миной выдавил он, понимая, что с этим могут возникнуть проблемы. — Не я постараюсь, — капризным тоном передразнила она, — а ты действительно очень постараешься, Саске. У тебя есть право ровно на три ошибки. Если будет четвертая — я ухожу. — Что? — Учиха угрожающе прищурил глаза. Он обещал себе быть с ней помягче, держать себя в руках и попусту не демонстрировать с годами отточенное до совершенства высокомерие, но ситуация явно начала выходить из-под контроля. — Не надо строить из себя злобного енота. Ты отлично слышал, что. — Допустим, слышал. — И что ты об этом думаешь? В этом вопросе на компромисс я идти не готова. Либо ты обещаешь держать себя в руках и цивилизованно обсуждать то, что тебя не устраивает, не избивая при этом моих друзей и не устраивая публичных светопредставлений с фейерверками, либо я клятвенно обещаю, что ничего, кроме необходимого для работы в команде, чисто формального общения между нами происходить не будет. Можешь обо всём забыть. — Обещаю, — себе под нос пробормотал Учиха. — Что? — Я обещаю, — уже громче добавил он. — Пожалуйста, Сакура. Глубоко вздохнув и мысленно досчитав до пяти, Харуно закрыла глаза, через пару мгновений ощутив прикосновение обветренных губ Саске и последовавший за этим привкус какао и тостов с джемом. Она уже успела забыть, каким Учиха был невозможным сладкоежкой. Страшно захотелось улыбнуться, но портить момент явно не стоило. Пришлось терпеть, всё больше утопая в океане разливавшегося по рёбрам тягучего щекочущего тепла, заставлявшего тянуться Саске навстречу, обвивая руками его напряжённую спину, невесомо пробегая непослушными пальцами по выпирающим твёрдым лопаткам. Зарываться в как обычно торчавшие во все стороны непослушные волосы, приглаживая жёсткие пряди. Походя, едва касаясь горячей скулы, оставлять почти незаметные красные следы на нежной коже шеи, которые наверняка исчезнут где-то через полчаса, и, добравшись до затылка, снова с наслаждением окунать пальцы в его волосы, притягивая немного ближе. И ещё немного.* * *
Они успели отойти от ворот деревни буквально на пару сотен метров, как Сакура вдруг остановилась. — А я ведь заметила, как ты смотрел на ту девчонку. — Что? О чём ты? Какую ещё девчонку? — Не прикидывайся, Учиха. Девчонку-дежурную, в новеньком жилете. Она сидела на посту вместе с Изумо. — Сакура, я вообще не смотрел на пост. — Ага, ну конечно — не смотрел он. Пойдём обратно, я тебе продемонстрирую девчонку, на которую ты «не смотрел»! Как раз и спросим у неё самой, уж она-то не забудет, смотрел на неё сам Учиха Саске или нет. — Что вообще происходит? Что это за балаган? — Пойдём-пойдём, Учиха. Если ты ни в чём не виноват, то и волноваться не о чем. Развернувшись, Сакура быстрым шагом направилась обратно, но остановилась через пару шагов, мёртвой хваткой пойманная за руку Учихой. Ничего не понимая, Саске удивлённо смотрел в глаза едва не лопавшейся от смеха Харуно. — Видел бы ты сейчас своё лицо, — плечи Сакуры подрагивали от с трудом сдерживаемого истерического хохота. — Серьёзно, Саске. Иногда я так жалею, что под рукой нет фотоаппарата — кадр бы получился бесценный! — Учиха смотрел на неё как на умалишённую, терпеливо дожидаясь объяснений. Что, вообще-то, было ему совершенно не свойственно. — Приём, Земля вызывает Саске! — Харуно помахала рукой у него перед носом. — Ну что, понравилось? — Да я бы не сказал… — Думаешь, я чувствую себя как-то по-другому, когда подобные концерты устраиваешь ты? А представь, что я сейчас пошла бы с воплями выдёргивать волосы той несчастной девчонке, на которую ты, охотно верю, даже не смотрел? Учиха задумался.* * *
— Какая знакомая картина, — вздохнул Рей. — Что, Сакура, опять? Закатив глаза, она молча приземлилась на привычный высокий табурет, скрестила руки на барной стойке и уткнулась в них лбом. — Ясно. Значит, опять, — Рей покачал головой и потянулся за любимым чаем Харуно. — Я уже много раз тебе говорил, что с этим пора заканчивать. Опыта в таких делах у меня, вообще-то, побольше. Не кажется, что пора наконец ко мне прислушаться? Сакура не глядя запустила в него оказавшейся под рукой скатанной в шарик салфеткой, но всё же ответила: — Да всё мне кажется, — подняв голову, она полным безнадёжности взглядом проводила заварочный чайник в руках Такаги. — Теперь мяч на его стороне. У Саске было время всё обдумать, мне остаётся только терпеливо ждать. — Знаешь, у меня как-то не укладываются в голове ты и «терпеливо», — подмигнул Рей. Не успел он трясущейся (то ли от смеха, то ли из-за впечатавшегося ему в рёбра кулака Сакуры) рукой отдать Харуно её зелёный чай, как над дверью звякнул колокольчик. — Утро, Такаги, — едва заметно кивнув, выдавил из себя Учиха. — Смотри, Сакура, такой прогресс! А ты вечно на него дуешься, — понизив голос, пробормотал Рей, наклонившись над стойкой. Но тут же, заметив сузившиеся глаза Саске, поспешил вернуться к бутылкам, делая вид, что ему срочно необходимо выставить их идеально ровной шеренгой. Нарочито медленно, как бы нехотя, Харуно слезла с табурета и повернулась к Саске, скрестив руки на груди. Пару минут оба стояли молча, чуть ли не прожигая друг друга взглядом. Затем Учиха ухватил запястье Сакуры и потащил её к выходу, так ничего и не сказав. Удивлённо всматриваясь в окно, Рей, конечно, не мог услышать, что именно говорил ей Саске. Но раз уж его лицо избежало глобальных повреждений, после того, как он наклонился для поцелуя, Сакура оказалась его словами вполне довольна. Взглянув на минутную стрелку часов, успевшую перебраться на семь делений вперёд, а затем снова на обнимавшихся за окном шиноби, Рей понял, что за чаем Сакура сегодня уже не вернётся. Облокотившись о стойку, он с чувством выполненного долга сделал глоток.