abyssus

Широ просыпается в доме Кита, и ужасы, пережитые в космосе и застигнувшие его на Земле, кажутся какими-то далекими, почти что призрачными. До конца поверить в то, что все, что с ним приключилось, было игрой разума, не дают лишь обеспокоенные лица, неотрывно смотрящие на него, и лицо чужого человека, которое он видит в зеркале, когда умывается и приводит себя в порядок. Его внутренний альфа почти готов урчать от удовольствия, когда Широ – посвежевший, словно сбросивший после душа не слой грязи, а кожу – выходит из душа к остальным и вдыхает полной грудью аромат дома, в котором был не раз. Так пахнет не просто здание, а место, куда он может вернуться. Он чует разные новые запахи – запахи незнакомых ему людей, – в которых чувствуются нотки чего-то знакомого, но неправильного. Он пытается выловить среди всех запахов тот, что принадлежит Киту – уже выросшему, успевшему повзрослеть без него бете, – но находит лишь что-то отдаленно напоминающее его. Но этот запах не может принадлежать Киту. Этот запах отдает омегой. Кит смотрит на него – с нескрываемой радостью и почти что обожанием, смешивающиеся с тревогой, – и Широ не может не улыбнуться ему. Словно принимая эту улыбку за разрешение, Кит не сдерживается и обнимает его, льнет к покалеченному – не только физически – телу Широ, и ноздри Широ раздуваются, он жадно вдыхает дразнящий сладкий аромат, исходящий от Кита. Аромат молодого омеги. Широ сдерживает своего альфу, вспоминая годы, проведенные в плену галра, когда он слепо подчинялся инстинктам. Он с раздражением смахивает воспоминания, пытаясь забыть, как в период гона его запирали в маленькой камере, а затем – изголодавшегося, озлобленного, дикого, яростного и желающего найти себе хоть какого-нибудь омегу – выпускали на Арену, где он словно срывался с цепи и уже не просто сражался, а был настоящим мясником. Он выходит на улицу, чтобы успокоиться и подышать полной грудью свежим воздухом – запахом Земли, ее природой, по которой он так долго скучал, а не сладким запахом омеги. Ему хочется побыть немного в одиночестве, чтобы собраться с мыслями – не только о безумии того, что статус Кита мог поменяться, но и том, что где-то там, далеко от Земли, галра захватывают Вселенную, – но Кит не дает ему этого сделать. Он чует Кита еще до того, как тот подходит к нему – ветер приносит его аромат, – и рука Кита опускается на его не расслабленное, а напряженное плечо. Широ гонит в сторону первородные желания альфы, рычащего внутри него – «Мой», «Повязать», «Пометить», «Сцепиться», – но аромат Кита так приятно щекочет ноздри, что сопротивляться этому крайне сложно. – Я рад, что ты вернулся, Широ, – говорит Кит, а Широ разглядывает его красивую тонкую руку у себя на плече. – Словами не передать, как я счастлив. Широ хотел бы спросить о том, что произошло нового на Земле – как там Гарнизон, Айверсон, Адам, глобальное потепление или еще какая-нибудь ерунда, – но в голове отчетливо прорисовывается только один вопрос и отчего-то кажется, что Кит ответит на него честно, если он спросит напрямую. Но Широ кажется, что спрашивать такое в лоб, только-только очнувшись, вернувшись домой, будет лишним, а Кит, словно замечая его замешательство, сам отвечает на так и не заданный вопрос: – Мой статус поменялся в семнадцать. Для меня это было такой же неожиданностью, как и для тебя сейчас. В предрассветных лучах солнца Широ видит его смущение – его щеки начинают гореть, а взгляд упирается в землю, – но вместо выказываемого сожаления он спрашивает то, что его волнует больше всего: – Ты нормально справился с этим? Кит остался один – Широ бросил его, всех на Земле ради Кербера и возможности увидеть то, что скрыто за гранью – в такой сложный период. Смена статуса – явление настолько редкое, что порой даже казалось ему почти фантастическим, когда слышал сплетни омег в Гарнизоне, и он не мог знать, что по его возвращении бета Кит станет омегой Китом. – Сначала было сложно, – говорит Кит, пожимая плечами. – Ну, знаешь, там… гормоны… течки… желание чувствовать альфу… А потом как-то привык и справляться с этим стало легче. – Кит морщится. – Хотя я и не говорю, что течки – это приятная штука. Альфы словно сходят с ума, а лечь под первого попавшегося и молить об узле не такая уж и радостная перспектива. Широ приобнимает его за плечи – жест, скорее, инстинктивный, чем поданный разумом, – и Кит доверчиво жмется к его боку. – Ничего, теперь я здесь и никто не попытается навязать тебе связь насильно, – произносит Широ. – Я обещаю. – Я знаю, Широ, – отвечает Кит и, наверное, улыбается. Он и вправду улыбается, но Широ не видит, потому что смотрит на поднимающееся из-за горизонта солнце – рассвет, по которому он скучал – и думает, как бы сдержать свое обещание и самому не сорваться. Потому что аромат Кита – притягательно сладкий, дурманящий отдающий нотками сирени – кружит голову, и его альфа почти воет внутри него. Широ способен защитить его от кого угодно, но не знает, сможет ли защитить от самого себя.

***

Широ сам виноват, что приучил Кита к тактильному контакту, дал почувствовать трудному мальчишке прелесть объятий и похлопываний по плечу, направленных на поддержку. А теперь, когда Кит омега, ему приходится задерживать дыхание, чтобы сладкий запах не дал ему сорваться, чтобы он не нарушил обещание – никаких вязок насильно, – и Широ сдерживается, просто обнимает Кита в ответ и похлопывает Кита по руке, лежащей у Широ на плече. Он почти горд собой, но ненавидит себя за то, что происходит потом, когда никто не видит. Запах Кита остается на нем – словно небольшой отзвук, отголосок, – и этого хватает, чтобы Широ, зарываясь носом в собственное плечо, касался себя и думал о Ките совсем не в том ключе, в котором должен думать наставник. Это неправильно, но Широ ничего не может с собой поделать, когда, надрачивая на Кита, успевает представить свой член в Ките и то, как Кит скачет на его члене. Получается так легко вообразить обнаженное тонкое тело с бледной кожей, раскрасневшееся лицо Кита с растрепанными волосами и горящими от возбуждения глазами. Широ был бы нежен настолько, насколько бы Кит бы попросил, был бы груб, если бы тот только попросил, Широ мог бы его долго мучить ласками, заставляя Кита молить, мог бы с жадностью и диким собственничеством оставить на шее Кита метку – Широ был бы каким угодно, если бы только это было возможным. С мыслями об этом он извергается в руку. Смотреть в глаза – ничего не подозревающему – Киту стыдно, и Широ считает себя самым низким человеком из всех, когда переступает через свое правило, начиная дышать ароматом Кита, искать его объятий и прикосновений, чтобы ярче и красочнее представлять его потом. Подавители помогают ему справиться с гоном намного легче, но из-за того, что он знает, что Кит – такой сладкий и нежный омега – совсем рядом, он втайне просит Аллуру запирать его. Он борется с желанием, потому что не хочет идти на поводу у инстинктов, быть их рабом и навязывать Киту связь только потому, что не сумел удержать член в штанах. Широ вспоминает Адама, пытается сосредоточиться на его образе и восстановить в памяти чувства, которые он испытывал, и запах Адама – словно горький шоколад, но приятный. Широ пытается сосредоточиться на чувствах к Киту – на том, что идет из самого сердца, – но это не помогает: там он находит только нежность и невысказанное признание в любви. Там он находит выражение лица Кита, когда тот смотрит на него, и кажущийся – будто бы прямо у него за дверью – потрясающий аромат Кита. И это совсем не помогает. Нужно гнать в сторону мысли о Ките, но придуманный Широ, иллюзорный – потому что это не может быть Кит – голос Кита за дверью, спрашивающий нужно ли ему что-нибудь, совсем не помогает. Когда он просыпается во второй раз – после долгого сна в Черном льве, после своей смерти, в свое будто бы второе рождение, – его обнимают тонкие руки Кита, и Широ льнет к нему, прижимается лицом в его грудь и вдыхает такой родной, теплый аромат, отдающий домом, спокойствием и безопасностью. Ему достаются воспоминания его двойника – то, как он пытался навредить Киту, оставил на его лице толстый шрам и брошенные Китом слова «Я люблю тебя», – и Широ не знает, куда девать себя от этого знания. Он пытается душить ненужный порыв нежности словами о брате, воспоминаниями о том, каким они были с Китом до миссии на Кербер. Но и это не помогает, когда во время течки Кита у него сносит крышу. Кит принимает подавители, вроде как контролирует ситуацию и запах не такой острый, но для Широ он все равно что дурман – кружащий голову, мутящий рассудок, заставляющий забыть обо всем – и улыбаться Киту, осторожно похлопывать по плечу в поддержке для него сложно. На такие дежурные слова: «Ты в порядке, Кит? Как себя чувствуешь?» Широ знает ответ, но просто обязан задать эти вопросы. Кит улыбается – слабо, будто бы неуверенно и натянуто, – и Широ не может разгадать эту улыбку: то ли он польщен заботой Широ, то стесняется своей слабости. Кит всем своим видом показывает, какое у него чудное настроение, переигрывает в попытках показать, что течка никак не влияет на его самочувствие. Но от Широ не укрывается его болезненное выражение лица – когда Кит думает, что его никто не видит, – скрытые прикосновения к собственному – наверняка дико болящему – животу и постоянные оглядки себе за спину в беспокойстве, что на одежде остаются следы течки. Широ ждет, что Кит скажет что-то вроде «Все в порядке, я привык» или «Чертовски хреново, но я справлюсь, не волнуйся», потому что привык к тому, что – если помощь действительно необходима – Кит сам обратится к нему. Но Кит говорит: «Хочу трахаться», а Широ опешивает от такого заявления, просто описывающего состояния любого альфы в период гона или омеги в период течки. Странно слышать такое от Кита, и только тогда Широ понимает, насколько без него вырастает Кит, насколько становится взрослым. И Широ снова напоминает себе: Кит больше не ребенок и вряд ли ему понадобится его помощь. И потому вопрос «Чем я могу тебе помочь?» тонет, а Широ лишь тяжело вздыхает. Он пытается вспомнить течки Адама – становившегося неожиданно нежным, ласковым, ищущим любви и налегающим на горячий шоколад, – как тот справлялся с течками и думает, что ни один из способов Киту не подойдет. Потому что в открытом космосе Широ не сможет ни достать горячий шоколад, ни спать с Китом, даже если аромат Кита самый сладкий из тех, что ему доводилось чувствовать. А потом Кит приходит с просьбой. Приходит, когда до Земли миллионы световых лет, вокруг одна лишь пустошь безжизненных, разоренных галра планет, а его подавители почти на исходе. Он выглядит жалко и разбито – и Широ не кажется это веянием приближающейся течки, – бросается навстречу протянутым рукам Широ и жмется к нему так, словно желает раствориться в Широ. Он гладит Кита по отросшим волосам – густым, черным, как вороново крыло, – забывая о том, каким интимным может быть этот жест, если в него вложить чуть больше нежности и ласки. – Широ, – говорит Кит, наверняка уверенный, что Широ откажет, но больше обратиться ему не к кому, – у меня скоро течка… и, думаю, что боли были бы не такими сильными, если бы я чувствовал рядом присутствие альфы. – Кит… – бормочет Широ, немного отстраняясь, боясь того, куда он клонит. – Нет! Ты дослушай! – начинает оправдываться Кит, весь красный и такой очаровательно смущенный. – Тебе не нужно ничего такого делать. Просто… ты не мог бы просто спать со мной? Ну, там… обнимать и всякие прочие нежности. Для Кита сложно произносить слова «любовь» и «нежность» – то, чем он был обделен, чего недополучил когда-то в детстве, – но он хорошо знает значение слова «забота», того, чем пытался окружить его Широ, взяв под свое крыло. Кит называет это «заботой». Широ считает это границей, которую ему – им – не стоит переступать.

***

Широ не знает, почему соглашается, почему неловко бредет за Китом в его комнату – в ту, где бывал тысячу раз, но никогда не входил туда с такой напряженной атмосферой – и почему дает Киту управлять ситуацией. Он и не думал, что стал настолько слаб духом – неужели галра все-таки удалось его сломать? – и почему единственное, о чем он может думать в душной комнате наедине с Китом, –это то, насколько его запах дурманит и кружит голову, а не о том, что это все неправильно. Он идет на поводу у Кита – оправдывает себя этим, даже пытается убедить в этом, – но сам прекрасно понимает, что он хочет этого. Он хочет быть ближе – перейти границу дозволенного, – но никогда не сделает первый шаг сам. Широ пытается вспоминать Адама – в который раз из всех бесчисленных, – но рядом с Китом может думать только о Ките, о том, каким может быть его возбужденное лицо и каким оно может стать, если Широ не сдержится и возьмет его, в пик наслаждения. Неправильные мысли. Чертовски неправильные. Кит неуверенно садится на кровать – словно находится не в своей обители, где буквально все пропахло им, – смотрит в пол и кусает губы прежде, чем жестом приглашает Широ, мнущемуся у дверей, присесть рядом. Он усаживается рядом, сцепливает руки в замок и смотрит на них так сосредоточенно, словно бы и нет Кита с его бешеной течкой, с его соблазнительным запахом и такой двусмысленной ситуации. Широ удается опомниться, только когда Кита скручивает ноющая боль в животе, и он теряется. Руки сами тянутся к Киту, обнимают его, и Кит – которому удается распрямиться – виснет у него на шее, бесстыдно зарываясь носом в шею Широ. Он чувствует, как Кит жадно втягивает воздух, словно пытается разгадать, какой именно запах принадлежит Широ. Широ мог бы усмехнуться – Адам всегда говорил, что запах у него едва уловимый, почти не ощущаемый, и пахнет Широ чем-то терпким, горьким, – но отчего-то становится невероятно стыдно оттого, что его запах ничуть не такой сногсшибательный, как у Кита. – Ты потрясающе пахнешь, Широ, – соблазнительно низким голосом бормочет Кит у самого уха Широ, и по его телу бегут мурашки. Широ не возражает – хотя и очень хочется, – а просто смущенно говорит, что рад, что Киту нравится. Наверное, за Кита сейчас говорят его разбушевавшиеся гормоны, но это льстит – не может не льстить такому альфе, как Широ, со слабым запахом, – и Широ даже удается расслабиться. Кит валит его на постель, удобно устраивается в кольце его рук, упираясь спиной в крепкую грудь Широ. А Широ надеется, что Кит не заметит – или хотя бы не сочтет странным, – как он зарывается носом в его волосы, наслаждаясь сладким ароматом. Кит в его объятиях кажется таким правильным, таким идеально подходящим, словно каждая клеточка его тела была создана для того, чтобы так прекрасно подходить телу Широ. Это не странно, что Широ возбуждается – даже слабый запах не делает его неправильным альфой, не хотящим течного омегу – и это то, что Кит не может не заметить. Широ бы по-хорошему нужно хотя бы немного отодвинуться, но Кит понимающе говорит, что нормально, а потом и вовсе начинает притираться к нему, непроизвольно вырывая из груди Широ блаженный вздох. И Широ не сдерживается, и Широ отдается порыву. Он прикусывает мочку уха Кита, посасывая, оттягивая ее, а его губы – сухие и обветренные – после спускаются – будто бы крадеными, рваными – поцелуями по тонкой шее. Кит в его руках выгибается, подставляет Широ шею, раскрывается перед ним, а его рука находит бедро Широ и крепко сжимает. Тонкие цепкие пальцы Кита находятся совсем близко к возбужденной плоти Широ, и это становится слишком похоже на одну из его фантазий, когда Кит сам провоцирует его. Широ утробно порыкивает, на секунду отстраняясь от Кита, но его вторая рука – свободная – находит затылок Широ и упрямо давит, прося вернуться, продолжить. Широ заглядывает в помутневшие глаза Кита – с таким потрясающим оттенком лилового, который Широ никогда в жизни не доводилось видеть – и видит в них желание, покорность. И Широ впивается в приоткрытые манящие губы долгим – совсем не нежным – мокрым поцелуем, в бешеном танце сплетается с языком Кита, исследует ровной ряд зубов, покусывает, посасывает нижнюю губу и оттягивает ее. Они сталкиваются губами жадно, голодно, безумно, и Широ точно уверен, что когда останется один, будет представлять этот момент не раз. – Широ… – лопочет Кит, разворачиваясь к нему лицом, забрасывая на него ногу и зарываясь пальцами в – уже полностью побелевшие – волосы. Широ чувствует возбуждение Кита, чувствует, как его стояк упирается в его собственный, и ужасается тому, что готов сделать с возбужденным Китом. Он снова напоминает себе, что это неправильно, что так не должно быть, что Кит хочет его, потому что так велят ему его взбушевавшиеся гормоны. – Нам… Нам нужно остановиться, Кит, – подает голос Широ, когда Кит забирается на него полностью и он может видеть член Кита, выпирающий из штанов. Он кладет руки на бедра Киту, пытаясь аккуратно сбросить рядом с собой на мягкую постель, но Кит так крепко впивается в его плечи руками, что заставляет Широ перевернуться вместе с собой. И нависая над Китом – прямо между его разведенных ног, – Широ начинает терять свою решимость, здравый смысл. Широ говорит себе: «Я не должен». Он говорит себе: «Я не могу воспользоваться ситуацией, иначе после Кит меня возненавидит». Эта мысль его немного отрезвляет, но Кит, скрестивший ноги у него на пояснице, не желает отпускать его. Кит бормочет – почти на срыве, почти от безысходности – таким возбужденным голосом: «Широ, сделай что-нибудь», и Широ не может не ответить: «Я сделаю тебе приятно». Кит разжимает ноги, дает Широ спуститься ниже и припустить свои штаны вместе с бельем, обнажив обильно сочащийся смазкой член. Кит сладко стонет, когда губы Широ мягко касаются головки, когда он поцелуями прокладывает дорожку по стволу, а затем вбирает его член в свой горячий влажный рот. Кит запускает пальцы в волосы Широ – дико, с силой тянет за пряди, – а потом перемещает их на его затылок и надавливает. От удовольствия Кит поджимает пальцы на ногах, стонет все громче и громче, не стесняясь, что кто-то может их услышать. Широ оглаживает бедра Кита – такие красивые, словно выточенные искусным скульптором из белого мрамора – и из-под взмокшей челки наблюдает за выражением лица Кита – возбужденным, задыхающимся от восторга, – когда он немного приподнимает таз Кита и его пальцы нежно надавливают на дырочку, из которой сочится смазка, пачкая постельное белье. Кит кончает оттого, что творит рот, язык и губы Широ с его членом, как внутри него Широ двигает пальцами, и кончает с таким сладостным гортанным «Широ» на губах, что Широ и самому удается кончить просто смотря на раскрывшиеся на вдохе губы Кита и его горящие глаза. Широ сглатывает, утирает губы тыльной стороной ладони, дает Киту минуту, чтобы опомниться и натянуть белье вместе со спущенным штанами, а потом валится рядом с ним, не зная, может ли сейчас рассчитывать на объятия. Широ немного откатывается в сторону, но Кит сам жмется к нему, довольно урча, словно кот, и Широ устраивает свой подбородок на его макушке. Широ надеется, что Кит не возненавидит его за это.

***

– Гриффин сегодня сказал, что не прочь повязать меня, – говорит Кит как бы между прочим и словно ждет реакции Широ, но тот молчит. Он заговаривает об этом спустя тысячи битв, спустя несколько лет после потери Аллуры и возвращения былой команды Вольтрона на Землю. Он заговаривает об этом, когда давно сглаживается неловкость о той ночи – неловкость, которую Широ сам себе навязал, а Кит сказал благодарное «спасибо», – и у Широ почти получается не казнить себя за несдержанность. – А ты что ему ответил? – говорит Широ, пытаясь сдержать раздражение, пытаясь напомнить себе, что Кит ему не принадлежит и никогда не принадлежал. – Сказал, чтобы катился к черту, – фыркает Кит и добавляет: – Но я хочу теперь тебя кое о чем попросить. Широ заинтересовано смотрит на него, готовый помочь в чем угодно – припугнуть надоедливого альфу, поговорить с ним или как-то поддержать Кита – и при этом непринужденно попивающий чай у себя дома на кухне, но давится, когда Кит озвучивает просьбу. Он затягивает с кашлем, немного переигрывает, чтобы дать себе время обдумать услышанное и убедить себя в том, что ему показалось, и он выдает желаемое за действительное. – Что ты сказал? Я не расслышал, – бормочет Широ как-то растеряно. – Я хочу, чтобы ты повязал меня, – повторяет Кит. – Тогда остальные альфы от меня отстанут. Кит говорит что-то про то, что это только на один раз, что он не ждет от Широ любви до гроба – да и сам, в общем-то, не предлагает ему ее, – и даже называет это «дружеской услугой». Но Широ почти не слушает его, погруженный в себя, в свои давние фантазии – вот реальный шанс на их осуществление, только руку протяни, – когда отвечает: – Прости, Кит. Я не могу так. Не стану повязывать тебя насильно. – Но я прошу тебя об этом! – упрямо говорит Кит. – Мне так будет намного проще… а ты… У тебя даже никаких обязательств. Потерпи всего одну ночь. Проблема не том, что Широ не может потерпеть одну ночь, а в том, что после нее ему захочется еще больше. Его фантазии станут реальными, он сполна прочувствует все то, что представлял, и после этого одних мыслей о том, каково это спать с Китом, ему будет недостаточно для разрядки. – Не заставляй меня умолять. – Прости, Кит. – Разве не лучше будет, если это будешь ты, а не посторонний мне человек? – произносит Кит почти отчаянно. – Ты просто не можешь представить, каково мне будет, если я лягу под этого заносчивого Гриффина. – Ты не понимаешь, Кит, – почти срывается Широ и совсем не знает, как объяснить Киту, что он не хочет гробить его шанс найти себе хорошего и прожить с ним счастливую жизнь. – Почему это должен быть я? Неужели нет никого, кого бы ты хотел видеть своим альфой? – Но я никого, кроме тебя, не хочу, – внезапно вскрикивает Кит, подскакивая, бросая правду прямо в лицо Широ. – Неужели ты до сих пор не понял этого, Широ? Сколько еще намеков я должен сделать, чтобы до тебя дошло? – Ты… – Да я же прямым текстом сказал, что люблю тебя, готов был стелиться под тебя, – продолжает Кит в порыве, – пытался нарваться на тебя во время гона и умолял тебя, чтобы ты что-нибудь предпринял. Широ подхватывает Кита на руки, впивается в губы изголодавшимся поцелуем и в процессе усаживает его на стол. Кит обхватывает длинными ногами талию Широ, притягивает ближе к себе, и его ладони – горячие, сухие – любовно оглаживают скулы Широ. – Как насчет «станешь моим альфой, потому что я хочу и люблю только тебя»? – улыбается Широ Киту в губы, когда он отрывается и переводит дыхание. – А ты точно поймешь? – усмехается Кит, закидывая руки Широ на плечи. – А ты постарайся сделать так, чтобы понял, – отвечает Широ с озорным огоньком в глазах. Кит улыбается и произносит: «Ну что ж, попробуем».