Зазеркалье: Синдром Алисы

*Зеркало 4* *** Пробираясь сквозь ветви, скрывающие под собой тропинку, Миклео думал. Он думал о том, что произошло с ним за последние сутки. Его восемнадцатый день рожденья совпал с ночью Кровавой Луны и пробуждением Дракона, так что можно сказать им всем несказанно повезло! Повезло, что мир выбрал его в качестве своего нового серафима. Он мысленно усмехнулся и чуть нервно покосился на бредущего вслед за ним Пастыря. Да, он надеялся! Всего лишь в тайне надеялся, что все образуется и беда их все же минует! Но, нет! Все вышло куда более драматичней, чем ему бы хотелось, и теперь он вновь в тайне надеялся, что наперекор всем бедам и невзгодам, они оба все же останутся живы! Но, все же, горький опыт предыдущих серафимов не давал ему покоя. *** Он со злостью сжал древко посоха и чуть ускорился, а воспоминания тем временем продолжали нахально будоражить кровь, вгоняя его в краску. Он помнил, как пришла, оракул и возвестила о пришествии дракона и сошествии силы, что так же означало, что ее возлюбленный или все-таки, кто-то иной, все же вернулся к ней. Вернулся, но уже не ее любимым и даже не человеком. Он вернулся в мир драконом. Вернулся существом, вобравшим в себя всю тьму их мира. Вернулся зверем, несущим одно лишь разрушение… Миклео знал или, вернее, догадывался, что планета не распалась все еще лишь из-за того, что до Михаила слишком много Пастырей пожертвовали своими жизнями. Пожертвовали, даруя ей все самое светлое, доброе, вечное и эта их чистосердечная квинтесенция добра и жизни и дала планете ту самую необходимую отсрочку, чтобы уравновесить энергии, вырвавшиеся из ее недр. Он знал - дракон должен пасть и желательно в течение месяца! Иначе изменения в ядре планеты будут необратимыми! *** Он помнил, как его готовили к обряду, и как Муза, его матушка, дала ему ритуальное питье, снимающее все ментальные блоки. О, да! Ему было хорошо! Так хорошо, как не было еще никогда, а Пастырь… Пастырь, тот буквально сводил его с ума! Сила… Сила, что так и плескалась, бурля в его теле незамутненным пожаром, влекла его как мотылька на огонек. - О, Лорды! Как же он прекрасен! - мечтательно подумал серафим и нервно облизнул губы, нечаянно уколовшись о собственный клык, и начиная краснеть сильнее. Его мысли отчаянно шли не в том направлении и предательски тонули в океане страсти. Он так же подозревал, что, как бы там ни было, но Пастырь, вероятней всего, не до конца понимал, что же именно произошло в храме Мабиногио. Он вновь стрельнул глазами в сторону суженого и быстро перевел их на дорогу. *** Пастырь же, все это время, молча, следовал за ним, явно обдумывая полученную информацию, наконец-то, оставив попытки обрезать, ставшие словно металлическими, волосы, упорно заплетая их в косички, а Миклео… Миклео думал… Думал о том, что вряд ли сможет пожертвовать им. Ведь любовь в их мире была одна и на всю жизнь, а он… Он - влюбился… Влюбился с первого взгляда! Даже не с укуса! Влюбился, как мальчишка, коим он, по сути, и являлся. *** Он вспоминал, как расправляя незримые крылья, склонился над Сореем. Склонился и поцеловал. Поцеловал, вытягивая духовную силу и увлекая их в совместный поцелуй страсти. О, да! Это было нечто! Его буквально поразила молния, а жар их силы, запечатанной в теле его суженого, буквально опалил его изнутри, сжигая дотла. На какой-то миг они слились воедино, а затем… А затем, пришло осознание… Вся комната была залита силой. Ее протуберанцы, сверкающими волнами струились вокруг, пробираясь под кожу и неотвратимо-неотступно меняя ее. Он чувствовал, как становился старше. Чувствовал, как исчезали остатки его человечности. Вернее, его демонической натуры. *** Сила меняла его тело. Меняла его под себя… Она перестраивала его душу под нужды Пастыря. Он помнил, как их тела сливались воедино. Сливались, разделяясь лишь на краткий миг… И было уже не важно, где они и кто они, какой сейчас век на дворе, и какой сезон. Мечтательная улыбка от этих безумных мыслей явно надолго поселилась на его лице. Он помнил: он покрывал тело Сорея поцелуями и получал в ответ страстные укусы, из-за которых у него до сих пор слегка ныли ключицы и обратная сторона бедер. Он помнил, как в порыве страсти яростно царапал спину Пастыря, а тот… Тот в свою очередь, проводя руками по его новорожденным крыльям, буквально пропускал сквозь все его тело безумные заряды безграничной силы. Силы, что расцветала, поглощая их обоих в момент их безумно долгого слияния… Он помнил, как Сорей скользил в его теле. Помнил пламя и белый огонь. Вот, что цвело внутри его, а отнюдь не что-то принадлежавшее человеческому телу. Хоть и назвать Сорея человеком у него язык явно не повернулся бы, ведь пастырь был силой, а человеком… Вернее, он был ее вместилищем и, по сути, он был связан самой судьбой именно с силой, и именно с миром. С миром, что так отчаянно жаждал страсти. Ведь недаром же он носил это сакральное прозвище - Страсть… *** Миклео смотрел глазами Сорея. Смотрел и видел улицы иного мира. Видел отражения нездешних небес и звезд. Видел лица людей и разноцветные краски, а еще… Еще целое море битых зеркал и слышал безумно скорбный смех ведьмы-дьяволицы Симонны, что стоя на Черной горе, безумно смеялась, проклиная его и весь свет. Ведь она тоже была серафимом. Серафимом, что однажды чуть было, не погубил их мир, а теперь… Теперь она совершила очередное злодеяние, но и благо одновременно. Благо, что привело Пастыря к нему, а злодеяние из-за того, что возвела на пути Сорея преграду, которую он преодолеть так и не смог. Миклео знал. Знал, что человеческие дни его возлюбленного оборвались по вине и по воле Симонны. Он сразу же узнал артефакт, похищенный из святилища владыки Зенруса еще в стародавние времена, благо остались его изображения. Сложив два плюс два, он понял, кто виновник бед Сорея. Понял, но не знал, как правильно реагировать на это. Ведь как ни как, но он был даже рад этому. Ведь сама того не желая, она выбрала для него идеального Пастыря, идеального возлюбленного. Выбрала, подарив ему свет, хоть и планировала омрачить его радость обществом одного из тех перешедших грань добра и зла лиц, что так бессердечно-неряшливо прервали земные дни его суженого. Он действительно был ей благодарен, хотя она и была злой ведьмой, отравляющей всем жизнь. *** Серафим вздохнул. Ему стало стыдно и совестно. Ведь он понял, что сыграл роль разлучницы, украв жениха прямиком с алтаря, но это чувство продлилось лишь краткий миг. Ведь как ни как, но он был счастлив, а это затмевало все. Даже злобные козни темных серафимов, к коим и относилась Симонна, и коие в избытке водились в Гринвуде. *** Пастырь же, тем временем, наконец-то закончил заплетать волосы. Он щеголял теперь одной, но шикарной, состоящей из множества косичек косой. Косой, украшенной невесть откуда взятыми им васильками и незабудками. Нежными цветами, что так романтично-невинно, контрастировали с его, ставшими из-за слияния душ, синими, как море глазами и золотыми, как пшеничное поле волосами… Миклео нервно сглотнул. Ему внезапно захотелось овладеть им прямо здесь и сейчас. И, поддавшись столь безумному порыву столь же безумной страсти, он внезапно подлетел к Сорею, но в самый последний момент все-таки сдержался, смекнув, что еще успеется, и поэтому просто горячо того обнял, положив свою голову на плечо Пастыря, чем несказанно того удивил, вызвав гримасу искреннего удивления на его лице. Как-то неправдоподобно отмазавшись, что, мол, он это от радости - мол, не принимай близко к сердцу! - призвал следовать за ним. Ведь они уже почти пришли! А они, действительно уже практически были у цели. Он буквально видел просвечивающие сквозь кроны шпили резных дворцов Элизии. В тот же миг тень печали набежала на его глаза, и вновь остановившись, он резко обернулся и произнес, старательно сдерживая чувства: - Сорей! Чтобы дальше не случилось - просто верь мне! А затем, легким взмахом руки он раздвинул перед Пастырем ветви ивы. Раздвинул ветви, словно ширмой скрывающие путь. - Мы пришли, мой Пастырь! Добро пожаловать в Элизию! - он произнес это радостным и при этом потаено-печальным голосом. Произнес, лицемерно-лживо, сжав в тисках грусти свое трепещущее от печали сердце. *** Улыбнувшись и распахнув свои аквамариновые очи, и чуть приоткрыв рот от удивления, Пастырь поднырнул под руку серафима, тем самым перешагнув границу лесного царства. Перед ним лежал целый мир. Прекрасная страна с горами и водопадами, лесами и озерами, реками и нивами. А прямо перед ним, расправив белоснежные крылья, буквально паря в мареве звездного тумана, лежал невесомый город… Город, каждый дом которого был буквально вырезан из сверкающих чешуек сказочного дракона, что словно свернулся в замысловатый клубок, прежде чем лечь спать. Так торжественно-иллюзорно он сверкал в лучах восходящего солнца. Сверкал, переливаясь своими жемчужно снежными гранями, разбрасывая миллиарды радуг, зависших спиралями в воздухе. Врата Элизии были распахнуты настежь. Их ждали. День обещал быть долгим.