Долго и несчастливо

      Он крепко спал. Где-то за тканевыми стенами спорили разгоряченные вином артисты, шумел листвой ветер, поскрипывали колеса телеги. Его все это не касалось. Он вырыл себе чудную теплую ямку в ворохе цветных одеял и, дыша в унисон с красивой девушкой рядом, медленно плыл по темной воде сна без сновидений.       Полчаса назад он чуть было не попал под колеса огромной, странного вида кареты. Уже прошло время ужина, и усталость пополам с пустым желудком мешали четко различить тропинку в темноте. Вокруг стояла мрачная стена леса, тут и там воображение рисовало желтые голодные глаза. Мыслить рационально с каждой секундой становилось все сложнее и сложнее, ветер яростно шатал верхушки елей, где-то в чаще страшным голосом кричала птица. Последней каплей стал волчий вой, он раздался совсем неподалеку, вот-вот кусты раздвинутся, и из них выскочит вся стая. Сердце заколотилось, кровь бросилась в голову, ноги сами собой перешли на бег. Несколько ударов веток по лицу, неожиданный бугорок под ногами, секундный полет – и вот он уже растянулся на широкой земляной дороге, а прямо на него несся громадный светящийся шар. Резкий скрип, громкое ругательство, и шар резко свернул в сторону, чуть не врезаясь в толстый дуб.       Несколько секунд стояла полная тишина. Тут из маленькой кабины, еле заметной рядом с гигантским шаром, выскочил какой-то гном с перекошенным от страха и ярости лицом. Подскочив к виновнику аварии, он схватил его за воротник и грубо тряхнул.       – Это что еще такое? Это что еще такое? Пешеходный переход всего в миле отсюда!       Виновник молчал, испуганно уставаясь в маленькое сморщенное лицо.       Раздалось шуршание, от шара отвалился кусок, и из него вылез грузный мужчина с окладистой бородой.       – Эй, эй, что за шум?       – Да вот, – гном еще раз ощутимо тряхнул незадачливого пешехода, – этот растянулся на дороге. Я многое могу стерпеть, синьор Манджафоко, но в таких условиях я работать не могу! Вы же сами сказали, что в этой стране такого беспорядка нет!       – Так, так, – грузный синьор нагнулся, – Да он же совсем мальчонка. Наверное, откуда-то из окрестных деревень.       Он погладил бороду.       – Хм, за него, наверное, можно что-то получить. Эй, парень, твои родители как, бедняки, богачи или среднячок?       Ответом было неуверенное пожимание плечами.       – Он еще и тупой, – пробормотал Манджафоко, – тем лучше, наверное. Куртка на нем хорошая, да и дыр почти нет, значит, среднячок. Какая у нас следующая остановка?       Гном неодобрительно поглядел на хозяина:       – Вы хотите, чтобы я его прям до Некоторого царства-государства вез?       – Нет, мы его сбагрим в следующей деревне, – сказал Манджафоко, солидно шагая к шатру, – А сейчас отправь его к куклам, у них как раз место есть, да и они сегодня сразу за нами едут.       Гном фыркнул.       – Поднимайся, – приказал он, – и иди за мной.       Минут через пять перед ними оказался маленький ослик, везущий маленькую тележку с маленьким шатром. Шатер был склеен из каких-то обрывков цветастой ткани, и воображение нарисовало голые доски, на которых придется пережидать ночь.       Гном тем временем постучал по деревянному краю, и из шатра высунулась красная ухмыляющаяся мордашка:       – Что надо, ик, синьор полторашка?       Гном заскрипел зубами.       – Позови мне Панталоне.       Брови артиста поползли вниз.       – Я тебе не мальчик на побегушках, – буркнул он, – И звать я никого не буду.       – Это воля Манджафоко, – возразил гном, – Ты, дурья твоя башка, разве не заметил, что мы встали на дороге? А все из-за вот этого молодца.       Артист скривил губы, с щек отступил румянец.       – Не моя проблема.       – Я скажу об этом хозяину, и он сожжет тебя ко всем чертям наконец!       Артист поежился.       – Панталоне пьян, синьор, – сказал он, смотря куда-то вниз.       – Тогда позови Дотторе.       – Он тоже пьян, синьор.       – Тогда Капитано.       – Он тоже пьян, синьор. Мы все пьяны, синьор.       – Черт бы вас побрал! – в ярости гном пнул колесо тележки, охнул и отчаянно задрыгал ногой. Запряженный ослик безучастно взирал на происходящее, словно такое представление было регулярным в программе цирка. Что это бродячий цирк, несложно было догадаться, особенно благодаря огромным буквам, вышитым на спине гнома – РАБОТНИК ЦИРКА МАНДЖАФОКО.       Подул ветер, становилось холодно. Ночь вступала в свои права.       – Так, – гном был настроен решительно, – тогда позови кого-нибудь из женщин.       – А если они спят?       – Так разбуди их!       Артист скрылся в шатре, и через две минуты из него высунулась миловидная девушка.       Гном побагровел от гнева.       – Идиот, немую-то ты зачем привел?       Артист высунулся и скорчил рожу.       – Это шутка была. Коломбина сойдет?       Через секунду-другую из шатра выглянуло другая девушка, совершенно не похожая ни на городских дам, ни на деревенских девчушек. Может, во всем был виноват лунный свет, но казалось, что ее волосы отливают голубым.       – Синьор?       – Я хочу, чтобы ты разобралась с этим, – гном подтолкнул гостя, – Делай, что хочешь, но он должен дотянуть до следующей стоянки.       С этими словами работник цирка, ворча, потопал к своему шатру.       Девушку проводила его недобрым взглядом, затем протянула руку.       – Залезай.       Внутри не было голых досок, наоборот, пол был выложен мягкой тканью. Пройдя за девушкой по узкому коридору между висящими тут и там перегородками в виде покрывал, он оказался в тесной маленькой комнатке. Маленький фонарик скупо разбрасывал желтоватый свет по стенам и маленькой лежанке, но его хватило для того, чтобы убедиться – волосы девушки действительно были голубыми.       – Ты как, не ушибся? – она внимательно осмотрела его с ног до головы, – Арлекино сказал, что произошла авария.       – Да это не то, что авария была...       Рассказ был недолог, но подробнее, чем нужно. Были упомянуты и родители (постоянно недовольные), и братья с сестрами (слишком шумные), и деревенские товарищи (слишком задиристые), и гордость за то, что он здесь, один, в лесу, среди незнакомых людей и ни капельки не боится.       Девушка слушала очень внимательно, хмуря брови и периодически что-то уточняя.       – Значит, ни царапинки, – она нагнулась и из-под лежанки достала маленький кувшин. Налив молока в маленькую чашку, она протянула ее подопечному.       – Следующая деревушка скорее всего не твоя, – задумчиво сказала она, перекладывая подушки, – но, может, мне удастся уговорить синьора Манджафоко изменить маршрут.       – Не надо.       Девушка замерла.       – Почему? Разве ты не хочешь домой?       Он отрицательно замотал головой и пролил на себя остатки молока.       – А как же помощь родителям?       – У меня же полно братьев, – буркнул он, оттирая капли от куртки ладонью, – пусть они и помогают.       – И ты совсем не скучаешь по ним?       Он серьезно поглядел на нее.       – Последнее, что я сделал, перед тем как уйти из дома, это вытер куском бархата пятно от масла на столе. Они убьют меня, когда узнают, что это был я.       – Твои родители портные, я правильно поняла?       – Вроде того. Они не выдержали конкуренции с Храбрым портняшкой и поэтому перебрались сюда.       – Вот как, – задумчиво протянула девушка, – Хватит тереть, я завтра тебе отстираю. Ладно. Ложись вот здесь.       – А ты где?       – Я рядом. Одна половина будет моей, а другая твоей. Но не смей лезть на мою! Знаю я вас, мальчишек. Если сунешься, я тебя выкину к Педролино, будешь слушать баллады всю ночь.       – Не так уж и плохо, я люблю музыку.       Глаза сами собой слипались. Кровать была узкой, колени упирались в тканевую стенку.       – Тогда выкину тебя к ослику.       – Я люблю животных.       Он больше не слышал ее. Молоко и пережитый стресс сделали его тело тяжелым-претяжелым, и едва он коснулся головой подушки, как провалился в сон.

***

      – Давай вставай, герой вчерашней ночи!       Толчок в плечо. Шум листвы. Тонкий вскрик птицы. Еще один. Громкий всплеск рядом. Стук чьих-то сапог по деревянному полу. Чье-то тяжелое дыханье и снова толчок.       – Вставай уже, ну! Бургомистр, наверное, заждался.       Дудочник нехотя открыл глаза. Прямо над ним навис довольный лодочник.       – Ловко ты их вчера, ну! – он снова легонько толкнул дудочника в бок, – Сегодня ни одной не видели.       – Кого? – просипел дудочник, пытаясь подняться на ноги.       – Крыс, конечно! Исчезли все до единой, мерзкие пакостницы!       – Вот как?       Дудочник выполз из лодки, пытаясь собрать воспоминания в кучу. Так, они с Коломбиной ушли из цирка, она заболела, он пошел за деньгами. И убил крыс. Дудочник боязливо посмотрел на воду. Никаких мохнатых тел не было.       – Столько денег даст, ух, – как бы издалека донесся голос лодочника.       «А, точно, награда» – мысленно хлопнул себя по лбу дудочник и принялся медленно подниматься, осторожно разминая ужасно затекшие руки и плечи. Поправив колпак и встав на ноги, он потер глаза и огляделся вокруг. Ворота были по-прежнему открыты, мост был все так же пуст.       – Ни одной крысы не было?       – Даже крысеныша, – подтвердил лодочник.       Дудочник кисло улыбнулся. Он чувствовал себя совершенно вымотанным. Все тело ныло, в горле подозрительно першило. Живот тоскливо урчал.       «Ничего, осталось совсем немного» – уныло подумал дудочник и потопал верх по склону, пошатываясь и зевая.       В городе было шумно. Люди спокойно ходили по улицам, общались между собой, смеялись. Кое-кто посмелее даже начал чем-то торговать. Дудочник смотрел на них с завистью и страхом. Что будет, если он уничтожил не всех крыс? Судьба города его мало волновала, а вот вероятность быть обвиненным в шарлатанстве и лишиться обещанной награды пугала.       Осторожно проходя мимо радостных горожан и стараясь игнорировать их взгляды, он боролся со страхом толпы и мыслью о том, что если сейчас внезапно где-нибудь появится крыса, то он пропал. Народ точно обозлится, изобьет его, и он умрет вот так бесславно, на пыльной площади маленького города. Хотя, с другой стороны, если он уйдет пораньше, то все обойдется. Если его начнут искать, то все равно не найдут – лицо его ничем не примечательно, а яркий костюм всегда можно на что-нибудь заменить. Главное – дойти до ратуши и забрать деньги, а все остальное – неважно.       Бургомистр, в отличие от горожан, радостным не выглядел. Кинув на дудочника недобрый взгляд, он углубился в бумаги.       – По какому поводу пожаловали?       От неожиданности дудочник потерял дар речи. Неловко переминаясь с ноги на ногу, он раскрывал и закрывал рот, подыскивая слова.       – Говорите, ну! У меня и без вас дел полным-полно.       Дверь сзади приотворилась, вошел советник с парой крепких ребят. По спине дудочника пробежал холодок.       – Я по поводу оплаты, – выдавил он.       – Какой? – непонимание бургомистр изображал прескверно. Стараясь не поддаваться панике и гневу, дудочник отчеканил:       – Я убрал крыс. Вы должны мне три сотни монет.       – Каких крыс?       – Да ваших крыс! – дудочник еле держался, – Ваших огромных черных крыс!       – Вот как? – бургомистр откинулся на спинку кресла и высокомерно оглядел гостя с ног до головы, – Может, у нас и были в городе крысы, но они, все до одной, были серые. Так ведь?       – Да-да, вы абсолютно правы, – закивал головой советник.       Дудочник кинул на него разъярённый взгляд и снова повернулся к бургомистру.       – Еще вчера в этом городе были крысы. Вечером я их убил. Вы же сами были свидетелем, я видел вас в окошко!       – Если уж крысы у вас черные, то и не такое померещиться может. Давать я вам ничего не должен, я даже имени вашего не знаю! – заявил бургомистр с неприкрытым злорадством в голосе.       Лицо дудочника исказила гримаса. Бледный, с ввалившимися щеками и заострившимся носом, с гневным блеском в глазах он сам походил на обозлённую оголодавшую крысу, готовую наброситься на сытую довольную свинью. Сжимая кулаки, он повторил:       – Вы. Обязаны. Дать. Мне. Три. Сотни. Не то я...       – И что ты сделаешь, а? И что ты сделаешь? Крысы мертвы, идиот, и даже если бы ты переубивал всех крыс на земле, я все равно бы не дал тебе ни гроша! Думаешь я не понял, кто ты? Ты колдун, чернокнижник поганый! Люди танцуют с животными, подумать только! Твоя дудка их всех одурманила, но не меня, на меня твои дурные чары не действуют! Ни гроша ты от меня не получишь, ни гроша я не вложу в черную магию! Так-то, дрянной паячишка*!       Последних слов дудочник словно не слышал. Он готов был удерживать свою злость, готов был даже после личных оскорблений просить бургомистра дать деньги на лекарство для Коломбины. Но голод, усталость, отчаяние – все это смешалось в жгучую смесь, внезапно вырвавшуюся из него раньше, чем он успел осознать. Не понимая, что делает, он подскочил вплотную к бургомистру и швырнул стоявшую на столе чернильницу ему в лицо. Бургомистр закричал страшным голосом, чьи-то крепкие руки подхватили дудочники под руки. В его лицо прилетел кулак, затем последовал удар в живот, один, второй, третий. Все смешалось, его куда-то потащили, бургомистр продолжал кричать. Дудочник пытался отплеваться, рот был полон чем-то металлическим на вкус, легкие горели. Солнечный свет ослепил глаза, ноги поволоклись по брусчатке. Несколько унизительных секунд – и он уже летел на каменную дорогу перед мостом. Сзади раздался лязг – Дюрэтт захлопнул свои ворота.       Несколько минут дудочник лежал, глядел на серую дорогу перед собой и осмысливал произошедшее. Потом медленно-медленно принялся подниматься, охая и шипя. Ощупал лицо. Нос был цел, чужой кулак черкнул по губе. Это было досадно. Дудочник сплюнул, провел языком по горящей ране и принялся внимательно осматривать руки. Пара ссадин, но пальцы по-прежнему отлично сгибались и разгибались.       Выравнивая дыхание, дудочник подошел к воротам. Скорее всего, за ними его поджидает дюжина молодчиков, готовых по мановению руки бургомистра дать ударной добавки.       Дудочник сжал кулаки. Он чувствовал себя неудачником. С тихой бранью под носом он поплелся прочь. На середине моста он вспомнил про лодочника и бросил взгляд на реку. Старика не было. Дудочник выдохнул – вот кого он точно не хотел видеть в свидетелях своего позора. Он спустился к мутной воде и злобно уставился на городок.       Что теперь делать? Через стены не перелезть, сквозь щель под мостом не протиснуться. Можно поискать крысиный лаз, однако ни одна мелодия не вернет хоть одного грызуна-проводника к жизни.       Дудочник приуныл. Может, стоит нанять профессиональных взломщиков или, еще лучше, огнедышащего дракона? Это выбило бы из бургомистра все деньги и всю дурь. Но какую мелодию предпочитают драконы? Наверное, громкую, вибрирующую, как сам огонь.       Мысли о музыке немного развеселили дудочника. Ему захотелось поиграть, что угодно, хоть простейшую песенку, и плевать на ноющую губу. Он сунул руку за пазуху, и улыбка его погасла. Дудка была какой-то слишком короткой. Замирая, он отыскал еще одну. Зажмурившись, он вытянул найденное и, глубоко вздохнув и выдохнув, открыл глаза. Сердце его улетело куда-то вниз.       Дудка была сломана. Дрожащими пальцами он провел по неровному краю перелома. Скорее всего она сломалась, когда его кинули на мостовую.       В глазах и носу защипало. Дудочник уткнулся лбом в колени, прижимая убитый инструмент к груди.       – Чего ты тут сидишь? – внезапно раздалось над головой.       Дудочник вздрогнул и резко обернулся. Перед ним стоял лодочник, довольный и расслабленный, с кульком сухарей в руках. Угрюмого лица и подозрительного взгляда как не бывало.       – Ты, никак, подрался? – участливо спросил он, кивая на рану на губе.       – Не твое дело, – буркнул дудочник, отворачиваясь.       – Ну а как бургомистр? Доволен?       Упоминание этого человека разозлило дудочника, он вскочил и разразился жуткой бранью, посылая в известное место и бургомистра с его деньгами, и Дюрэтт с его крысами, и лодочника с его довольной рожей.       Тот, казалось, совсем не обиделся. Немного подумав, он протянул несчастному кулек.       – Не грусти – похрусти!       – Фу... – скривился дудочник, однако пару сухарей взял.       – Вовсе не фу, – возразил лодочник, набивая рот сухарями, – Это моя самая первая реплика была!       Похрустев и помолчав, он задумчиво произнес:       – Значит, пять сотен нам не видать.       – Не нам, а мне.       – Ну как сказать, – лодочник как-то неуверенно улыбнулся, – в городе меня считают твоим напарником.       – Это еще почему? – удивился дудочник, – Разве ты не житель?       – Неа, – покачал головой старик, глядя на Дюрэтт, – Стал бы я жить в такой дыре... Вода плохая, к искусству не приобщены... Но меня послал сюда один господин. Сказал, что надо помочь одному парню-крысолову.       – Ты обо мне?       – Ага. Я рассудил так: ежели тебе только три сотни надо, то остаток мы с господином пополам поделить можем.       – Хорошенький расклад, – сердито сказал дудочник, – вот только с чего ты решил, что мне три сотни нужны?       – Господин сказал, а у него свои связи. В любом случае, – лодочник смял кулек и засунул за пояс, – я как раз к нему иду. Вот все и обсудим. Он еще меня с одним режиссером свести обещал.       Дудочник сощурился.       – Кто он вообще? Агент?       Сам он слабо представлял себе сферу кино, но об агентах, ищущих роли, слышал.       – Нет, просто обаятельнейший человек, богатый на знакомства.       – Богатый? – глаза дудочника блеснули.       Лодочник обернулся.       – Хочешь пойти со мной?       Дудочник задумался. С одной стороны, он обещал Коломбине вернуться на следующий день. Однако карманы его все так же пусты. С другой стороны, этот «господин» может знать профессиональных взломщиков или огнедышащего дракона, которые недорого берут за заказы. Кроме того, он же только спросит и к вечеру уже будет дома.       – Да.

***

      Щебет птиц, шум листвы, хруст тающего снега под ногами и чавканье проснувшейся земли – мир был прекрасен! Но только не для дудочника. В животе урчало, все тело охватила ломота. Кроме того, лодочник оказался ужасным болтуном. Вышагивая впереди по узкой тропинке, он беспрерывно рассказывал о своих ролях доставщика (Гамлет), ружья (Вишневый сад), ленивца (Синяя птица). Затем последовал монолог о премиях и наградах. После о высокомерных актрисах, глупых режиссерах и недалеких зрителях.       Дудочник уныло глядел в землю, думая о Коломбине, сломанной дудке, бургомистре и цирке. Почему Коломбина вообще оказалась среди артистов, если она фея? Сможет ли она починить дудку? Почему крысы не всплыли? Бургомистр велел их отловить, чтобы лишить крысолова доказательств? И что это за огромное яйцо на опушке?       Приглядевшись, дудочник понял, что это никакое не яйцо, а белая карета без лошадей.       «Наверное, какой-нибудь бедняга богач сломал колесо, – подумал он, – Скорее всего, он небольшого ума, раз отправился на такой карете через чащу, да еще и по такой слякоти»       – Вот и пришли, – сказал лодочник, неожиданно шагнув прямо к карете, – Ну, что скажешь?       – Непрактично как-то, – произнес дудочник, уставившись на дверь с позолоченной R в середине.       – Он может себе это позволить, – усмехнулся старик, – он ведь волшебник.       – Вот как? – кисло улыбнулся дудочник.       У них в цирке тоже был волшебник. Его магия работала только в одну сторону, и все исчезнувшее, особенно монеты и хорошее настроение публики, никак не хотело возвращаться.       Лодочник постучал по колесу. В карете что-то упало, кто-то громко крякнул, затем послышался суетливый топоток.       – Господин! – воскликнул лодочник и почтительно склонился, едва дверь отворилась, – Как здоровьице? Я тут еще кое-кого привел, как и заказывали, хе-хе, – он сердечно хлопнул оторопевшего дудочника по плечу.       – Славно, – с широкой улыбкой пропел рыжий карлик в странных остроносых ботинках.