Шелковое сердце

- У меня больше нет вопросов, Ваша Честь, - сказала Синтия и возвратилась на свое место. - У меня есть один вопрос, если вы не возражаете, мистер Ламберт, - судья Солинг обратилась к Адаму. – Для прояснения одного момента, скажем так. - Разумеется, Ваша Честь, я вас слушаю. – Ответил Адам. - В документах, поданных вашим адвокатом, стоит пометка, что вы возражаете против вашего развода с мистером Рэтлиффом. Можете ли вы объяснить мне, почему? Адам упрямо вздернул подбородок. Том с интересом глянул на его профиль. - Да, я могу объяснить. – знаменитый бархатный баритон звучал уверенно и искренне подкупал своей теплотой всех присутствующих. – Видите ли, Ваша Честь, тысячи пар вступают в брак по сумасшедшей страстной любви, которая испаряется через год-другой, хорошо, если продержится три года, пять лет – уже из области фантастики. Именно поэтому, я полагал, что если наша с мистером Рэтлиффом пара будет основана не на подобной, скажем так, умопомрачительной страсти, а на более реальных земных чувствах, дружбе, признательности или симпатии, то и брак продлится дольше. - И, - Адам полуобернулся к Тому, посмотрев на него в упор, без тени улыбки, серьезно и даже немного печально. – И я не считаю, даже сейчас, я не считаю, что я ошибался. Поэтому я и против развода. Мне необходим шанс. - Что он несет? – Сутан прошептал в ухо Тому. – Что это за театральщина? Томми пожал плечами. - Без понятия. Про шанс я слышу только сейчас. - Но он реально, против развода или это сейчас такой хитрый пиар-ход для прессы? Том опустил глаза на полированную деревянную столешницу. - Он никогда не лгал мне. Какой смысл начинать это делать сейчас? - Спасибо за ответ, мистер Ламберт. – судья помолчала и сказала. – Я объявляю перерыв в слушании дела. До завтрашнего дня. Все свободны. В коридоре Том нагнал Адама. - Что ты сейчас сказал? - В чем дело? – Адам остановился, засунув руки в карманы брюк, стоя почти вплотную к лицу Томми. - О каком сейчас шансе? Боже, что за кавардак у тебя в голове, Адам? - Напротив. Я абсолютно уверен в своих словах, это я и раньше тебе говорил, просто немного другими словами. Мне не нужен этот развод, мне нужен шанс продолжить нашу семейную жизнь, и я не уеду из нашего общего дома хотя бы потому, что в этом случае я буду считаться согласным на расторжение брака, а это не так. - Но, почему? Зачем тебе этот шанс? Разве мы не поняли, уже давно, что мы не умеем существовать рядом друг с другом, что никакой любви, по крайней мере, с твоей стороны нет, а одной моей недостаточно? Что ты задумал, неужели это все из-за того, что развод не понравится твоим фанатам или еще кому там, от кого ты зависишь? Адам рванулся на него молча, Том отшатнулся к стене коридора и Адам прижал его, держа всем своим телом, лицом к лицу и не давая пошевелиться. - Да мне плевать на всех, от кого, как ты думаешь я завишу, - Том увидел прямо перед собой почти белые от гнева прозрачные глаза своего разъяренного мужа. Том уже и забыл, что Ламберт был способен на такие сильные эмоции, разве что только на экране. – И я не скажу тебе, почему. Не потому что это, как ты любишь выражаться, мой исключительный эгоизм не дает мне назвать причину, просто я пока еще сам немного не разобрался. Он отступил немного назад, под взглядами всех их сопровождавших людей, обступивших их плотным кольцом. - Мне нужно время, - сказал Адам, надевая свои роскошные темные очки. – Время и больше ничего. Домой Том приехал злой, как сто чертей. Все с самого начала пошло не так, как ему казалось. Вместо того, чтобы быстро покончить со всей этой бюрократической возней, все вылилось в незабываемый вечер воспоминаний, все снова было разворошено, взбудоражено, вытянуто наружу, все, что казалось давно уже должно было покоиться под слоем пепла. Даже тот факт, что Ламберт никуда не уезжал из их общего дома, а Том просто не собирался расставаться с половиной этого пентхауса, даже этот факт бесил сейчас Рэтлиффа и заставлял его раз за разом прокручивать в голове все эти события из зала суда. Ламберт домой не поехал, а царственно прошествовав к своему «Бентли», укатил в сторону Бруклина на очередную съемку программы «Сделано в Нью-Йорке», ведущим которой он был подряд уже несколько выпусков. Том прошелся по первому этажу, постепенно успокаиваясь и поглядывая в окна на крыши и на виднеющиеся вдали огни Манхэттена. Том все думал и думал над словами Адама, над его ответами, уже не горячась, а взвешивая каждое слово в его ответах и вспоминая те ситуации, в которых те или иные ответы могли бы звучать. Работать над романом ему сразу же расхотелось, а внезапно захотелось кофе покрепче и сигарету. Тоже покрепче. С кофе вопрос решался быстро и понятно, только кнопку нажать, а вот с табачными изделиями было сложнее. И тут Томми вспомнил, что в дальней кладовке, которую они раньше использовали как склад не часто требующихся вещей, должно бы висеть старое пальто Адама, в котором он щеголял год-полтора назад. И в кармане точно должны были бы быть сигареты, потому что он тогда встречал Адама в аэропорту и рейс задерживали, а делать собственно было нечего. Вот тогда он и купил пачку сигарет, выкурил одну, а потом сунул в карман к Адаму, потому что сам был без куртки. Том пошел в дальний угол пентхауса, раздвинул двери, попутно удивившись, что они так легко открылись, ведь обычно все эти неразобранные вещи падали с полок и перекрывали вход в кладовку и остановился на пороге, включив свет. Вещи были разобраны, уложены по коробкам, расставлены по полкам, одежда висела на кронштейнах, обувь тоже аккуратно была расставлена по нижним полкам. Адам велел домработнице все разобрать, - это была первая мысль в голове у Тома, но потом он вспомнил, что домработниц в свои закрома, а именно так Ламберт называл их три кладовки-гардеробные, не допускал, а сам разбирал и развешивал все в ему одному понятном порядке. Том прошелся к полкам и кронштейнам с одеждой и передвинул несколько вешалок с пальто и пиджаками. Они сдвинулись вбок, скользя по штанге и он увидел внизу, под одеждой какой-то то ли чемодан, то ли большую коробку. Том присел на пол и потянул коробку на себя. Да, это была такая большая картонная коробка, наподобие тех, в которые упаковывают разные бьющиеся предметы при переезде. Он с интересом поднял крышку и… Том очень удивился, увидев, что находится внутри. Удивился так, что даже растерялся на некоторое время. Коробка была разделена на небольшие ячейки и в каждой из них, лежали те самые милые безделушки, сувенирчики, брелочки, цепочки и открытки, которые когда-то давно Том привозил в подарок Адаму из разных городов, где ему довелось побывать. Том осторожно, словно живую, вынул из коробки фарфоровую фигурку маленькой серо-коричневой птички, потом заметил медную фигурку черепашки, чей панцирь был сплошь отполирован частыми поглаживаниями и прикасаниями к нему. Том узнавал каждый предмет в этой коробке, некоторые он забыл, но теперь вспоминал, вспоминал даже чувства, с которыми он выбирал ту или иную безделицу и обстоятельства, при которых он их дарил Адаму. Он перебрал все вещицы в коробке, они все были здесь, аккуратно рассортированные, потом на дне коробки он обнаружил все экземпляры своих книг, авторские книжки, которые обычно писатели раздаривают близким и родным, подписывая их на титульных листах. И эти тоже были подписаны. Более того, Том обнаружил, что Адам их реально прочитал, судя по тому, что некоторые страницы были загнуты, где-то виднелись отчеркнутые его острым ногтем строки, где-то страницы хранили малюсенькие капельки кофе, как бывает, если читают книгу в самолете и при резких встрясках, кофе проливается из стаканчика. На самом дне коробки лежали несколько полароидных фотографий. Том повернул их лицом к себе. Кадры из сериала, в котором снимался Адам, в то время, когда они только-только познакомились. Уже слегка подвыцветшие, но все еще хранящие заразительность его улыбки, его юношескую энергию, его наивность и даже некую беззащитность. Его соблазнительные веснушки и мягкие переливы рыжины в каштановых волосах. Фотография их обоих, в каком-то клубе, оба они счастливые и беззаботные, щека к щеке, искрящиеся глаза и снова беспечные улыбки. И под этими фотографиями какая-то брошюра, реклама витаминов или каких-то гормональных препаратов, из тех, что валяются на прилавках в аптеках, Том не обратил внимания, мимолетно удивившись, зачем ее сунул в эту коробку Адам. А потом раскрыл на той странице, где ее открывали так часто, что переплет уже сам согнулся так, чтобы открываться именно здесь и увидел несколько строк подчеркнутых черным жирным карандашом для глаз: «Скорее всего это происходит от того, что у многих мужчин чувство любви поддерживается гормонами счастья, вырабатывающимися от сексуального удовлетворения. Это обычная физиология.» . А рядом тем же карандашом почерком Ламберта было дополнено: «В жопу ваши гормоны счастья. Моя любовь вырабатывается совсем другим способом». Любовь? Рэтлифф даже икнул от неожиданности. Именно в таком контексте, именно в том самом значении, Том даже не знал, что и подумать. Это было так необычно, даже если Адам и не сказал, а всего лишь написал это слово, и потом, все остальное, все эти сувениры и фотографии… Том аккуратно сложил все обратно в коробку и поставил ее на прежнее место. Курить расхотелось, а вот кофе был бы в самый раз. Вернувшийся через полчаса Ламберт застал своего почти бывшего мужа в столовой, мрачно рассматривающего узоры кофейной гущи на дне чашки. Он ничего не сказал, а с достоинством удалился в свою спальню, этажом выше, выразительно хлопнув дверью. Том посидел еще несколько минут, потом сунул чашку в посудомоечную машину и отправился в свою спальню, в другой стороне пентхауса.