Шелковое сердце

***** - Мне придется прорезать дыру у вас в груди, чтобы вставить сердце. – Предупредил Гудвин. - Я в вашем распоряжении, - ответил Железный Дровосек. – Режьте, где угодно. Гудвин пробил в груди Дровосека небольшое отверстие и показал ему красивое шелковое сердце, набитое опилками. - Нравится ли оно вам? - Оно прелестно! Но доброе ли оно и сможет ли любить? ***** - А я знаю, почему именно шелковое, - сонно пробормотал Адам, прижимаясь к томминой груди своей теплой щекой. - Почему же, милый? – спросил Том, перебирая его пряди волос своими красивыми сильными пальцами и задумчиво глядя на свет настольной лампы на прикроватном столике. - Это потому, что шелковая ткань не горит, она просто так плавится и воняет гарью, - с видом знатока ответил Адам. – В принципе, довольно практично с точки зрения потребителей. Томми засмеялся. - Думаешь, волшебник Гудвин дал Железному Дровосеку шелковое сердце только потому, что оно было…ммм…практичным? Да ты так говоришь только потому, что тебе как официальному амбассадору Армани, дарят эти шелковые пижамки и рубашки после каждой фотосессии? - Ну, а что? Шелк одна из самых подходящих тканей, не теряет вид, не покрывается катышками, не особенно сминается, и очень приятна к телу… Адам усмехнулся и потянулся к нему, подбираясь ближе к его губам. Том еще глубже зарылся в его волосы, но вместо живого шелка каштановых волос Адама, внезапно ощутил в руках прохладный шелк ткани. - Том, Томми, - настойчиво звал его Сутан и Том, очнувшись от своих воспоминаний, судорожно вздохнул, обнаружив, что сжимает в руке брелок от автомобильных ключей – маленькое алое сердечко из шелка, прицепленное на кольцо. - Что? – Том разжал руку и посмотрел на сидящего рядом с ним на пассажирском сидении, друга. – Прости, я немного отвлекся. - Немного? – Сутан сочувственно покачал головой. – Да ты просто выпал из реальности, дорогуша. Я тебя понимаю, все-таки, развод… Развод, да еще с таким, с такой медийной личностью, как Адам Ламберт, это, само по себе уже стресс. - Дело не в этом, Сутан. – поморщился Том. – Дело не в известности Адама, или в моральной тяжести самого бракоразводного процесса. - А в чем же тогда дело? В чем? – Сутан уже начал горячиться и в силу своей обычной темпераментности и в силу того, что его лучший друг вынужден сейчас страдать, незаслуженно переживая такой сложный и мучительный период своей жизни. - В том, что… - Том помолчал, словно вновь погружаясь в свои невеселые мысли, связанные с их общим прошлым, которое уже совсем скоро обещало так и остаться в прошлом, отказав им на совместное настоящее и будущее. – Видишь ли, Сутан, - через несколько секунд продолжил Том, - видишь ли, я все еще люблю его… - Вижу, - остывая, буркнул Сутан. – Это я вижу. И вот, что я тебе скажу, милый мой. Мне даже больно это видеть все эти вот последние несколько месяцев. Мне – видеть! Как тебе с этим жить, я не представляю. Том и Сутан сидели в томмином джипе перед величественным зданием Верховного суда города Нью-Йорк на Сентр Стрит, где было назначено первое слушание по делу бракоразводного процесса Томми Джо Рэлиффа и его супруга Адама Ламберта. - Иногда я и сам не представляю, как. – откликнулся Том. – Иногда я чувствую, что больше не могу, очень больно, невыносимо. А потом, почти сразу же я думаю, нет, пусть будет хотя бы так, пусть все это так и тянется, я все равно буду еще видеть его, даже продолжать жить с ним в одном нашем общем доме. И снова, набрасывается на меня обида, непонимание, снова терзает вопрос «за что?» - Ну, хватит, дружок. – Сутан мягко погладил его по колену. – Не надо снова так себя накручивать, этим никак делу не поможешь. Они почти одновременно взглянули в лобовое стекло автомобиля. - Приехал. – Сутан коротко кивнул. – Их высочество, принц Ламберт прибыли. Как всегда, в окружении адвокатов и прессы. - Не начинай. – Том еще раз слегка поморщился. – Он ни в чем не виноват. По крайней мере, передо мной. Они вышли из джипа, одновременно хлопнув дверцами. Все еще пока муж Томми обернулся на звук и снял свои роскошные солнечные очки. - Здравствуй, Сутан. – Адам улыбнулся, но руки не подал. И тут же отвернулся, не глядя на Тома. - Проходим в зал Суда, не задерживаемся, - молодая женщина с недобрыми глазами и тонкими бледными губами, махнула им рукой. - Оставь, Синтия, - не оборачиваясь к адвокату, произнес Адам. – Это лишнее, мы не враждующие стороны на экстренном заседании в ООН. - В деле развода чистых и честных не бывает. – сурово процитировала Синтия. – А в этом щекотливом деле, как говорится, - «Better safe than sorry». - Но, но, - Сутан был не только надежным другом Тома, но и по счастливому стечению обстоятельств и весьма успешным практикующим юристом. – Давайте, не будем раньше времени беспокоиться ни о безопасности, ни о еще каких-то мифических причинах для несуществующей ненависти наших обеих сторон. Не будем доводить дело до кровопролития. - Я вообще не понимаю, к чему все это дело? – на этот раз Ламберт обернулся к собеседникам, резко сверкнув своими светлыми глазами, искусно обведенными тонкой черной подводкой и от этого кажущимися еще более светлыми и выразительными. – Если вы помните, уважаемые мои, я сразу сказал, что мне не нужен этот развод и не я его инициатор, смею напомнить! - Да, мы помним, что ты в этом процессе ответчик, а не истец! – подтвердил Сутан. Том молча смотрел в пол. – И тем не менее, процесс запущен, и вам обоим придется давать показания в суде. И, - он посмотрел на Синтию, - давайте по возможности сохраним благоразумие и не будем подозревать друг друга во всех самых тяжких грехах. - В грехах меня подозревает лишь один человек. – неожиданно печально и даже как-то тепло, произнес Адам. – И я очень и очень сожалею об этом. - Поздно о чем-либо сожалеть, Адам, - Том наконец-то, смог посмотреть в любимое лицо, такое близкое и далекое одновременно. – Сейчас это просто слова. В лифте все молчали. Том украдкой поймал взгляд Адама, брошенный им в зеркальную стену лифта, любующийся своим собственным отражением. Этот постоянный рефлекс – смотреть на себя в любой отражающей поверхности всегда умилял Тома, казался ему таким детским, чистым и наивным. Они даже познакомились с Адамом возле зеркала. Точнее… Темноту танцпола прорезали яркие вспышки стробоскопов. Вечеринка у Голди уже пошла на спад. Том попал сюда с большой неохотой. Не особый любитель таких шумных и многолюдных вечеринок, он пытался всячески отвертеться от этого мероприятия. Но его литературный агент считал иначе и был настроен вполне решительно. - Как начинающий писатель, - Курт был непреклонен. – Ты просто непременно должен хотя бы изредка появляться на подобных пати. Это важно, потому что, чем больше народу тебя увидит лично, а еще лично, пожмут тебе руку при знакомстве, тем самым твой круг читателей станет шире, а ты – востребованнее. Как писатель, разумеется. – Курт сказал это без всякой тени улыбки. - Литература переживает сейчас не самые свои лучшие времена. Интернет заменил книгоиздательство. Так что, сам понимаешь, одно дело – выложить рассказ на сайте для новичков, и совсем другой вес и статус – когда ты писатель с многомиллионной аудиторией. - Но, - пытался вяло протестовать Том. – Ты же сам видишь, моя вторая книжка и так прекрасно разошлась, под восторженные отзывы и рецензии, так что… - Так что, Томми Джо Рэтлифф, вы сейчас же приведете себя не в обычный свой вид мелкого хипстера, а хотя бы более-менее, производящего впечатление модного писателя в тренде, - тоном не терпящим возражений, отрезал его агент, - и быстренько прикатите на своем новехоньком джипе, который, кстати, куплен на гонорары с продаж ваших книжечек, и посветите на этой вечеринке своим красивым и таким же умным лицом. Пусть ваши потенциальные читатели проникнутся мыслями от том, что современный писатель – это не неряшливый бородач с трубкой, постоянно сыпящий пепел на свой рваный свитер, а вот такой, к примеру, как ты. - А что, - заинтересованно спросил Том, - такие стереотипы все еще живы? - Вполне. – Курт засмеялся. – Но тебе предстоит их разрушить. Отчасти ты уже начал этим заниматься, как только твое фото появилось на обложке твоего первого романа, так что, давай не подкачай, малыш. Том покачал укоризненно головой. Он все еще не привык ни к тому, что уже принадлежит всей этой разношерстной богемной тусовке, сплошь состоящей из артистов, певцов, продюсеров и вот, даже, иногда и писателей, ни к тому, что его часто фамильярно называют разными «малышами», «котиками» или «блондинчиками». А ведь он совершенно не давал никакого повода для этого! Наоборот, старался не сближаться ни с кем из этой тусовки, опасаясь… Да, черт его знает, чего опасался Том. Возможно, просто с непривычки, так внезапно и резко, ворвавшись в этот узкий круг избранных, не полностью еще осознав и приняв существующие уже правила игры, а может, инстинктивно чувствуя неискренность и фальшь самых роскошных и лучезарных улыбок , окружающих его людей этого круга. Томми Джо Рэтлифф, действительно, был тем, о ком говорят, что однажды он проснулся знаменитым. Отнеся год назад в несколько литературных агентств свой первый роман, он, собственно, не сильно надеялся даже на ответное письмо с вежливой формулой отказа. И был весьма удивлен, обнаружив, что сразу два агента предложили ему свои услуги по изданию его романа в мягкой обложке формата покета. И второй его роман вышел тиражом, превышающий первый в два раза и был точно так же замечен читателями и критиками, как и первый. Слава писателя пришла к Тому сразу и надолго. Вот поэтому, он и приехал на эту вечеринку к некоему Голди – продюсеру и меценату, походил, познакомился, поздоровался с уже знакомыми, которые, в свою очередь, представили его еще не знакомым с ним гостям, и, утомившись улыбаться, отошел в уголок, собираясь понаблюдать еще полчаса за присутствующими, и по-английски отправиться восвояси, домой. Он прислонился к зеркальной стене зала своей спиной и внезапно услышал рядом с собой тихий смех. - Я понимаю тебя, милый. – Том узрел молодого человека, которого он не заметил в этом чертовом нелепом освещении, но которому этого освещения вполне хватало, чтобы рассматривать себя, а теперь еще и Томми, остановившегося в двух шагах от него, зеркальной стене. – Вот я тоже так заскучал, не найдя здесь ни единого привлекательного лица, что с горя решил рассмотреть свое собственное, пускай и в миллионный раз. Он еще раз взглянул на них обоих сквозь зеркало и обернулся к Тому. - Хотя, нет, с единственным, я, пожалуй, погорячился… Меня зовут Адам Ламберт. - Томми Джо Рэтлифф, - Том пожал протянутую ему для приветствия руку с длинными сильными пальцами. - О, писатель! Я читал твою «Школу»! – Адам улыбнулся, сверкнув улыбкой, как фотовспышкой, едва ли не превосходя своей яркостью все стробоскопы вечеринки вместе взятые. - Читал? – не успев скрыть в голосе искреннее сомнение, протянул Том. Адам рассмеялся совсем уже искренне. - А что? Не думал, что актеры популярных сериалов и звезды с глянца умеют читать? - Нет, - смутился Рэтлифф, - я не этому удивился. - Брось, не смущайся. Я привык, что произвожу впечатление поверхностного мальчика без каких-либо проблем и серьезных мыслей. – Адам враз погрустнел, говоря это. - Да нет же! – Том даже расстроился, почувствовав в голосе собеседника неподдельную печаль. – Честное слово, я не хотел! - Я верю, не горячись. – Адам взял его под руку. – Хочешь, посидим спокойно в каком-нибудь тихом местечке, поговорим о литературе, или о музыке?