Не умирают, слышишь?
Красные ленты связывают ее руки – она чувствует кожей нежный атлас. Миллионами ледяных осколков впиваются в запястья, связывая не ее, а ее волю. Она простит что угодно, она должна прощать. Это зависимость, и все прекрасно об этом знают.***
А день начинался с солнца и тёплой СМС: "Доброе утро, солнце. Миру не хватает твоей улыбки. Мы собираемся на карьер, но я жду только тебя." И она улыбалась. И она собиралась на карьер так, будто не боялась высоты и воды. Надевала свой синий сарафан и чёрные балетки, причесывала волосы, но не собирала в хвост. Ее единственной нравилось так. Хоть она и не настаивала на ее внешнем виде. Друзья были слишком милыми с ней сегодня, даже Уитни. Девушке даже на секунду показалось, что она все еще спит. Элис любезно предоставила ей самое удобное место, Уитни пожертвовала своё полотенце, когда ее намокло, а Мария развесила на дереве ее намокшие вещи. Они даже не пытались затащить ее в воду насильно – ей достаточно было в пол голоса попросить, чтобы они этого не делали, как девушки тут же закивали, предложили ей перекусить, а сами очень быстро слиняли купаться. Энн даже и не сообразила толком, что произошло, когда увидела. Лишь что-то острое изнутри вскрыло ей все вены и артерии, так что та стала бледнее смерти. Просто поцелуй. Просто какая-то блондинка. Просто***
Виктория заходит в дом следом за ней, но в коридоре ее не застает. И на лестнице тоже, а дверь в комнату закрыта изнутри. Она плачет там из-за нее, но и ей больно не меньше. Но, в отличие от Энни, свои гвозди она вбивала сама, выбирая по-ржавее и подлиньше. Она садится на пол возле двери, опирается о стенку спиной и запускает руку в волосы. Ее оправдания слишком банальные, чтобы девушка в них поверила.Что же ты натворила?
Тихий сначала голос заставляет ее поднять голову и затаить дыхание. Она не хочет слушать, но слушает. — Энни, – Виктория делает короткую паузу, чтобы подобрать слова. Она даже не решила, что хочет сказать, ей просто нужно было это сделать. — Я не хочу оправдываться перед тобой. Я врать тебе не хочу, – и эти слова заставляют перестать дышать ровно на пол минуты. После них обычно следует что-то вроде "Нам нужно расстаться". Но не следует. Она просто молчит. Но начинает говорить через несколько минут. И говорить долго, очень долго. Рассказывать то, о чем раньше молчала, хоть ее и неоднократно спрашивали. — ...Ты помнишь, как мы в первый раз гуляли вдвоём? Мы попали под ливень и нам пришлось ждать в каком-то магазине. Мы вышли только когда он почти закончился, но, кажется, начинался снова. Тебе было все равно на него – ты смотрела на небо, там закат выглядывал из-за серых туч. Ты не отводила взгляда от неба, а я от тебя. Тогда я сказала, что никогда не полюблю кого-то кроме тебя. И я не лгала, Энн. Никогда, – она слышала, как открывалась дверь в комнату, слышала ее тихие всхлипы, чувствовала, как девушка хотела что-то сказать, несомненно хотела. Она повернула голову и посмотрела ей в глаза, но подниматься на ноги не стала. — Через месяц после той прогулки я решилась тебя поцеловать, и ты позволила. С той девушкой мы переспали в тот же вечер, что познакомились. Это было позавчера на вечеринке у Уитни. Я была пьяна. Мы все были. Но это никак не оправдает меня. Я узнала ее имя только на следующий день, а сегодня мы просто встретились на улице. Я даже не поняла сразу, как мы познакомились. Тем более я не поняла, откуда мы знакомы так близко. Я понимаю, если ты сейчас хочешь взять нож и вогнать его мне в сердце по самую рукоять. Я хочу того же. Она не перестаёт плакать. Слёзы стекают по ее щекам и подбородку, она кусает губы и мнет в руках край своего синего сарафана. Отходит на пару шагов, когда Виктория поднимается на ноги и хочет обнять ее, успокоить. Но лишь на пару шагов, поэтому стоит на месте и позволяет ей попытаться сделать это вновь. И так больно лишь от касаний, так тошно от самой себя и от всего вокруг, что лучше и не жить вовсе, чем хоть минуту – вот так. — Они тоже все знали? И улыбались мне. Даже Мария. Она всегда была честна со мной, – она глотала слова, а голос дрожал. Она имеет право плакать. — Они боялись за тебя. Я тоже боялась за тебя. Мы не хотели делать тебе больно. Все бы забылось. Это глупо, очень глупо, – она целует ее руки и крепко обнимает. А девушка просто плачет.Розы проросли в ее ребрах. А на запястьях проросли лилии. Но это ее не убило. Потому что это этого не умирают физически. От этого умирают морально.