Трактат об исправлении

Цзянху погружался в сумерки и Цяньцао, заполненная до отказа битыми учениками Байчжань, готовилась отойти ко сну, когда в ворота её забарабанили.Один из патрульных со всех ног примчался к резиденции Му Цинфана и, задыхаясь, доложил, что у Госпожи Цинцзин случилось страшное искажение ци. Раз ей не смог помочь её преемник, положение дел было скверное. Лю Цингэ, сидевший у окна, пока ему перевязывали плечо, вырвал бинты из чужих рук, наспех завязал узел и подорвался с места. Верхнюю куртку он натянул и подвязал уже на ходу, призвал Чэнлуань и вмиг поднялся над землёю. Цинцзин был зажжён тревожными фонарями и окнами, и уже издалека Лю Цингэ мог почувствовать озлобленную ауру Шэнь Цинцю. Рядом с ней, не смея касаться, плескались ауры Юэ Цинъюаня и двух учеников. С высоты заклинатель увидел стебли поваленного бамбука, рытвины в земле от обезумевшей руки и развалины хижины, спиной к которым Шэнь Цинцю и стояла, будто волчица, защищая свой дом. Направленный на Юэ Цинъюаня, обычно ослепительный, а ныне тусклый, Сюя был всё равно что мёртв в её руках. Шэнь Цинцю металась, корчилась от боли, мрак да смерть выли в каждом вздохе её: — На тебе весь орден, тысячи, десятки тысяч жизней. Если так готов умереть, как смел встать на это место? Крик её обычно хриплого голоса был слишком пронзителен, Лю Цингэ впервые засомневался, стоило ли ему быть там. — Цинцю-шимэй, — чжанмэнь шисюн примирительно поднял руки и сделал маленький шаг, — я тебя услышал, я понимаю, я не буду драться… — Лю-шишу? — донеслось со стороны. Лю Цингэ узнал, кажется, того ученика, что тенью следовал за Шэнь Цинцю и при каждой удобной возможности готов был разостлаться перед нею ковром. — Почему глава разговаривает? Болтовня обычно в таких случаях была совершенно бесполезна, первым делом нужно было удержать подверженного искажению на месте, пока кто-то второй начнёт лечение. Но по какой-то причине несмотря на разрушения вокруг Шэнь Цинцю и густое напряжение в воздухе кольцо не смыкалось. Цинцю явно была не в себе. — Нам… не хватило сил удержать шицзунь. Лю Цингэ фыркнул. Не хватило сил! Не хватило у них решительности, не сил. Разве стоило ожидать, что Юэ Цинъюань в такой ситуации сможет действовать хладнокровно? Он всегда питал к Шэнь Цинцю слабость. У него не поднялась бы рука на неё, но пока они ждут, она может истечь кровью! Пока она была отвлечена на главу ордена, нужно было улучить момент и сбить её с ног, однако осторожно, ни в коем случае не задеть жизненно-важные точки, особенно шею и солнечное сплетение. — Думаешь, я не знаю?! Думаешь, не помню! Вы все мертвы! И Лю Цингэ, и ты, и Мин Фань! Где Мин Фань! Где он?! Тот с готовностью отозвался: «Я здесь!» и Лю Цингэ подумал, что мальчишке не мешало бы отвесить подзатыльник. На секунду Шэнь Цинцю будто бы успокоилась и облегчённо выдохнула: «Ты здесь!» Однако сразу же изгиб губ, который можно было принять за улыбку, омрачился. — Вот, хорошо, значит, точно! И я мертва вместе с вами всеми! Это сон какой-то? Это кошмар? Я в аду. Я в аду и вижу вас. Я точно умерла. Правда же умерла?.. Она опустила взгляд и, будто впервые увидев свой меч, воскликнула: — Сюя! Ты целый, почему? В тот же миг до Лю Цингэ провидением не иначе дошло, что она собралась сделать, и он стрелой метнулся к ней, ударяя по занесённой руке, отчего меч упал в траву, а Цинцю пошатнулась. Лицо её исказилось в животной ярости при виде Лю Цингэ, и неясно, это ли позволило ему не быть слишком жёстким, но он в последний момент ослабил кулаки, сделал подсечку и подставил свои руки под её падение. Цинцю приземлилась неловко, в вихре криков, пинков и замахов, приходившихся то по лицу Цингэ, а то как раз по больной шуйце, но он сжал зубы и направил ци в тонкую шею. Ненадолго это, казалось, облегчило смятение в её меридианах, и если бы в лоб Лю Цингэ не вцепилась, отталкивая назад всю голову, пятерня с когтями, он смог бы сесть поудобнее. Цинцю норовилась сломать его шею или вырвать волосы, или содрать кожу с лика, и ему пришлось отдирать буйную чужую руку и прижать её к груди Цинцю, а когда взметнулась вторая, перехватить её, прервав поток ци. — Чжанмэнь-шисюн! «Чего он так долго?!» Шэнь Цинцю смотрела дико, извивалась замученной змеёй, пыталась замахнуться ногой и освободить руки. Лю Цингэ повторял про себя заклинание для усиления ци и медленно свёл её руки так, чтобы обхватить обе одной ладонью, прижимая Цинцю при этом к земле, и другой продолжить поить её своей энергией, не зная, на сколько его хватит в таком неудобном положении. Вскоре, однако, пришло облегчение, ибо их закрыла чёрная тень главы. Цинцю содрогнулась, глянула как-то жалобно и будто бы сдалась. При виде того, как она сомкнула глаза, кровь Лю Цингэ застыла в жилах. Юэ Цинъюань спешно приложил пальцы к шее, но вздохнул и видимо расслабился. — Лишь уснула! Хорошо, хорошо! Шуйца пульсировала против бинтов и тугого узла, а в ушах билась кровь: вскрой ему висок – и она потечёт к Шэнь Цинцю. Она была бледна, так бледна! Юэ Цинъюань сел у головы Шэнь Цинцю, собираясь кормить своей ци, когда явился Му Цинфан. Он положил палец на её лоб и облегчённо вздохнул: — Худшее позади, — и, оглядев всех присутствующих, спросил, — что произошло? Юэ Цинъюань, вернув каким-то образом силы на улыбку, уклончиво ответил: «Ты успел, шиди», вероятно, им обоим. Лю Цингэ скрипнул зубами. — Шицзе нужно расположить на Цяньцао. Там сейчас несколько стеснённо, однако мой дом никем не занят. Лю Цингэ, только услышав это, уже знал, что должен был сделать. Шэнь Цинцю возлегла в его руках страшным дивом лёгкая. Нащупав под рукавом предплечье, он продолжил вливать ей свою ци. Хотелось выгореть самому, чтобы только в её безвольном теле вновь затекла жизнь. — Шиди, тряска ей повредит, пешком… — Знаю. Открывайте ворота. Будто был он глупцом, никогда не видевшим чужих ран! — Уже открыты, — Му Цинфан потёр переносицу, и в рукаве его угадывались очертания свёртков с бинтами и травами. Вставая на Чэнлуань, Лю Цингэ услышал, как целитель шёпотом выругался, а потом так же тихо добавил: «Второе за месяц!» и на короткий миг мир поплыл перед глазами. «Второе за месяц?» До слуха доносился разговор главы с учеником Шэнь Цинцю, но слова не обретали формы. Чэнлуань летел низко и ровно, а заклинатель почти не разбирал дороги. «Как это может быть второе искажение ци за месяц? Она даже не в духовных пещерах была!» Ещё утром она была совершенно здорова, промчалась мимо него в обычной ярости, не дав ни услышать, ни увидеть толком. Лю Цингэ бросил один взгляд на неё и сразу же отвёл: тиски, сжавшие его сердце, оказались слишком нежны. То ли человечность его задела, то ли хрупкость вновь увиденная. Даже от искажения бледная и борьбою измотанная, а Шэнь Цинцю была так же прекрасна. * * * * * Мучительно тянулось молчание в покоях Му Цинфана, и на момент Юэ Цинъюаню показалось, будто бы застыл весь мир в тревожной и равнодушной прохладе. Лишь собственное дыхание и тени пламени напоминали о движении космоса. — Что скажешь, шиди? — спросил Юэ Цинъюань, когда его начал душить воздух из лёгких. Му Цинфан сделал вдох. — Осмотрев шицзе, могу сказать, что её хроническая недостаточность ян усилилась, меридианы в пригодном состоянии, а ядро сильнее, чем раньше, однако и холоднее обычного. При должном уходе шицзе оправится. Меня больше волнуют причины произошедшего. Если не узнаю, что послужило толчком повторному искажению, да ещё и так скоро, подобное может повториться. Мне требуется больше времени. — К твоим услугам все библиотеки ордена и все средства. Предотврати... Мы могли потерять Цинцю, если бы с ней не было её учеников. Юэ Цинъюань позвал в покои Мин Фаня, и первым, что сказал Му Цинфан, было: — Скажи, шичжу, Шэнь-шицзе очень решительно настроена разрушить своё заклинательское основание в последнее время? Юэ Цинъюань едва удержался от гримасы. Юноша тоже опешил от такой колкости, однако на удивление быстро – знать, сказалось влияние Цинцю – ответил. — С последнего искажения ци шицзунь чаще медитирует и созерцает со стороны, с горы не отлучается и не работает по ночам. Аппетит у неё стал куда лучше и она чаще выходит на улицу. — Ужели внемлила советам отдохнуть? — Будь это так, случилось бы сегодняшнее? — фыркнул Му Цинфан, слегка массируя висок. Мин Фань, кажется, хотел что-то возразить, однако передумал и лишь опустил голову. Бедняге сейчас наверняка тоже нелегко, раз его учитель в таком состоянии. — За ней нужно очень пристально наблюдать. Я выпишу в список то, что шицзе не рекомендуется есть, но теперь на шичжу лежит задача следить за её питанием. Пусть не употребляет ничего с избытком инь, ничего холодного и острого, слишком солёного или слишком сладкого. Позже я также пришлю своего ученика с травами и рецептами для лекарств. Мин-шичжу, ступай, ты наверняка утомился. Юэ Цинъюань тоже запоминал список, чтобы лично присматривать за её пищей. — Шибо, шишу, я уже отправил всех учеников на покой. Позвольте вас сопровождать. Я наверняка смогу чем-то помочь. Юэ Цинъюань постарался ободряюще улыбнуться, хотя и не знал, насколько у него вышло убедительно. — Забота твоя похвальна, однако и о себе думать тоже необходимо. — Я всё же желаю быть рядом. Даже если каждый день потребуется бегать меж Цинцзин и Цяньцао, я готов. Упрямый юноша этот послушен был, видимо, только своей наставнице. Это грело сердце Юэ Цинъюаня, и часть его даже хотела согласиться с доводами племянника, однако он выглядел очень уж утомлённым. — Это событие уже переполошило весь Цинцзин, а завтра будет на устах у всего Цанцюн. — Голос Му Цинфана, даже при таком положении дел не терял своей удивительной исцеляющей мягкости. — Неизвестно, когда шицзе придёт в себя, Мин-шичжу, возможно, придётся возложить заботу о Цинцзин на свои плечи. Тебе стоит отдохнуть, пока есть возможность. Я как врач говорю тебе, что если сейчас не отправишься спать, то завтра об этом пожалеешь. Мин Фань вновь понурил голову, но всё же внял словам и откланялся. Стоило закрыться за ним двери, Му Цинфан с тяжёлым вздохом отложил письмо. — Никак в толк не возьму. — У Шэнь-шимэй сложный характер. Наверняка она сильно о чём-то переживает, но упорно молчит. — Я более склонен считать, что она вновь занималась совершенствованием без оглядки на советы и последствия. — Тяжело с этим было спорить, в прошлом именно поэтому Цинцю чаще всего попадала под опеку целителей Цяньцао. — Было бы лучше, если бы ей помог кто-то с сильной ян в теле. Юэ Цинъюань неловко улыбнулся. — Она… она скорее подожжёт что-нибудь для восполнения ян, чем согласится на помощь Лю-шиди. Му-шиди многозначительно вздохнул и некоторое время сидел недвижимо, будто бы зачарованный. — Глава… — решил он сказать, — знаю, сейчас говорить рано. Знаю, ещё многое предстоит узнать. Однако считаю своим долгом сказать, что такое искажение – из тех, что могут полностью изменить человека. Юэ Цинъюань… не был к подобному готов. Не хотел предполагать, не хотел представлять, что тогда станется с Цинцю, с ним, и отвечать не нашёл в себе сил. Му Цинфан завозился в своём аптечном уголке, проверяя коробы, считая стебельки да листья, записывая рецепты. Так комната погрузилась в молчание, в которое иногда вплетались редкие звуки насекомых и потрескивание свечей. День окончательно потух, пока Лю-шиди нёс Цинцю, но что-то в крови Юэ Цинъюаня ещё тлело. Он то и дело бросал взгляд на спящее лицо сестры и каждый раз оно перекрывалось картиной недавнего ужаса в её глазах и потоком обвинений в его адрес. Как смел он встать на это место, раз готов был умереть? Десятки тысяч жизней на его плечах казались тяжелее, когда их считала Цинцю. Когда она подняла руку с Сюя, Юэ Цинъюань будто бы умер на месте, и если бы не сверхчеловеческая реакция Лю-шиди, не было бы на свете божества или демона, который смог бы наказать горе-брата на этот раз. Воцарившуюся тишину покоев разбил всхлип. Цинцю вскинулась на постели, и у Юэ Цинюаня застыло сердце от страха, что искажение ци так и не прошло. Он протянул к сестре руки, чтобы успокоить, чтобы она не упала с кровати. Цинцю увидела его и не накинулась в слепой ярости, не нахмурилась привычно, а так переменилась в лице... Поджалась, обняла себя крепко, будто страшно мёрзла, и Юэ Цинъюань сам не понял, как обнял её, точно дитя, точно в детстве. А она не отмахнула его рук от себя. Цинъюань повернул голову к Му-шиди, глазами пытаясь передать просьбу выйти, надеясь, что тот его поймёт, и целитель действительно понял и бесшумной тенью выскользнул из покоев. Юэ Ци был довольно крепко сложен, и в сравнении с ним Сяо Цзю казалась ещё тоньше и хрупче, и даже теперь ничего будто бы не изменилось: точно так же он мог полностью закрыть её фигуру за своей спиною. Опустив взгляд на сестру, Юэ Цинъюань на момент потерял дар речи. Откуда у Сяо Цзю седые волосы? Их можно было увидеть лишь с близкого расстояния и сверху, а раз Цинцю избегала Цинъюаня как чумы, едва ли удивительным было то, что он их никогда не замечал. Более того, гордая Цинцю носила волосы убранными, наверняка седина была скрыта толщей здоровых волос. В своём собственном бронзовом отражении глава ордена Цанцюн не видел признаков старения – и не должен был. Не должна была стареть и Цинцю. Но пред взором Юэ Цинъюаня были две нити белого шёлка на макушке его сестры, которая казалась такой же худой в его объятиях, как и далёкими вечерами, когда они лежали в обнимку, сжимая руки друг друга в попытке не дать ускользнуть оставшемуся теплу. Не настолько лучше ей было на вершине мира заклинателей. Самонадеянно было удерживать её подле себя? Ещё как! Но как иначе он мог о ней позаботиться? Чем он мог ей помочь? Обещал вернуться – не успел. Обещал дать всё, что ни попросит – не дал того, что она захотела. Десятки тысяч жизней… Цинцю молчала – молчал и он. Ждал, пока она не решит, что полно, пока сама не захочет его оттолкнуть. Что-то было с ней не то, что-то произошло за короткие две недели… Глава Цанцюн мыслено сделал себе пометку в скорейшем времени привести к Цинцю Вэй-шиди. Вот только как он собрался её убеждать? Юэ Цинъюань хотел мягко отстраниться, однако рука сестры с неведомой доселе силой сжала его воротник. — У меня болят глаза. — Если Цинцю позволит, я могу погасить свечу… Цинцю… хлопнула его по плечу. — Ты глава величайшего ордена, а не мальчик на побегушках, не выслуживайся! Юэ Цинъюань почувствовал широкую улыбку на своём лице. Не ходи по тем переулкам! Не кради, если не можешь убежать! Не суйся куда не просят! Вот прямо как в детстве… Как могла она подставлять своё худое тело под удары кнутов и палок вместо него? Как мог Юэ Ци это позволять? В какой-то момент Цинцю приняла какое-то решение, отпустила его, выпрямилась и заговорила по-деловому, однако в ней ещё чувствовались следы болезненного состояния: — Чжанмэнь шисюн, нам срочно нужна Руда Чистого Солнца да как можно больше. Пусть Цзян-шиди сделает подвески для мечей, или серьги, или ещё какие побрякушки, пусть они всегда будут при нас, чтобы мы знали, если вдруг поблизости окажутся демоны… — А-Цзю, А-Цзю! Откуда такой страх перед демонами? — И я должна пойти на вершину Ваньцзянь… — Да, но, а..? Обожди, почему? Юэ Цинъюань в порыве приложил ладонь ко лбу Цинцю, и она тут же её скинула. — Не зови меня А-Цзю! Это его Цинцю, прежняя, словно даже вновь юная. — Жара, похоже, нет, — сказал Юэ Цинъюань. Цинцю, слегка помахав рукой – ужели так больно? – процедила: — Чего только мара ни покажет, чтобы свести с ума. В этот раз я видела, будто бы весь Цанцюн вырезан, Лю Цингэ убит, и ты убит тоже. Юэ Цинъюань было нечего ответить. Он рад был бы поверить в это объяснение её тревоги, ведь бывали случаи, когда заклинатели пугались и собственных мыслей, медленно сходя с ума. Однако они и молчали о своих страхах до самого конца. Как главе ордена, как старшему брату, Юэ Цинъюань нужно было уделить пристальное внимание Цинцю. — Тебе стоит отдыхать, всё осталось позади. Как бы ни хотел он остаться наблюдать за ней сутками, ей от этого будет лишь неприятно. Он мог оставить с ней Му-шиди, его учеников да её доверенного Мин Фаня, чтобы стали они его глазами, ушами и руками. Стоило Юэ Цинъюаню сделать шаг ко двери, он услышал: «Сам бы шёл отдыхать». Обернувшись, он увидел спину Цинцю. Хотелось её укрыть. Му-шиди за пределами покоев не оказалось, и Юэ Цинъюань заключил, что он, наверное, ушёл спать в другую комнату. Он наверняка намучился за этот день более прочих, вот бы облегчить его ношу как-то. Новый день зрел где-то за дюжиной горбов Тяньгун, и глава могущественного ордена не знал, ждал он его или же боялся. ***** Примечания: Название главы – от поговорки «Если дома всё хорошо, то и вне дома тоже всё хорошо» Цзянху (букв. «реки и озёра») — «боевой мир», особый вымышленный мир, который населяют мастера единоборств, объединённые в различные секты, кланы и школы. Законы и суды в этом мире по определению несостоятельны, поэтому самым благородным и сильным борцам приходится самостоятельно поддерживать правопорядок. Собственно в цзянху происходят действия уся, в т.ч. Системы и Магистра. Строго говоря, цзянху это не какое-то отдельное измерение, в которое нужно попасть, оно находится в головах тех, кто относит себя к нему, как к субкультуре. Легче всего понять значение слова через его противоположность – мяотань, то есть, столичный или городской мир, мир обычных людей, насущной суеты, политической борьбы, войны за границы и богатства. К примеру, все в Цанцюн живут в цзянху, но вот поселения у подножия хребта могут вполне относиться к мяотань и жить по законам, установленным правительством. Часть описания взята с википедии, часть с ютуба Мара (санскр. मार (māra), «смерть, разрушение», кит. трад. 魔羅, (Móluó, палл. Моло) — в буддизме — демон-искуситель, возглавляющий царство богов и соблазнявший Будду Гаутаму видениями красивых женщин. В буддийской космологии Мара персонифицируется как воплощение безыскусности, гибели духовной жизни. Мара — искуситель, отвлекающий людей от духовных практик путём придания привлекательности земной жизни или выдавая отрицательное за положительное Википедия: https://ru.wikipedia.org/wiki/Мара_(буддизм)