*
— Ма-а-айкро-о-офт... Он нехотя открыл глаза и сощурился, когда по глазам резко ударил солнечный свет. Тёплые лучи весеннего светила ласково заскользили по коже, прогоняя остатки сна. Майкрофт пошевелился и сморщился, оглушительно чихая от попавшего в нос пёрышка, выпавшего из старой перьевой подушки. — Майкрофт! Поверх одеяла и тела Майкрофта беззастенчиво и нагло шлепнулась весомая тяжесть чужого тела. Он растянул губы в беззвучной улыбке и попытался спрятать лицо в одеяле. Бесполезное занятие, впрочем. — Пошли играть! — Эвр, дай поспать. Каникулы ведь. — Игра-а-а-ать, братец! — Эвр возмущённо сопела над ним, пытаясь выудить из тёплого кокона. — Время сна закончилось, тебе пора проснуться! — Ещё немного, Эвр. Пойди побеси Шерлока, — проворчал Майкрофт, подставляя ласковым солнечным лучам другую половину лица. — Тебе пора, Майкрофт. Пора проснуться. Он раздраженно выдохнул, открывая глаза. И тут же поперхнулся воздухом, уставившись во взрослое и совершенно серьёзное лицо родной сестры. Комната осталась ровно такой, что сохранилась в его памяти. Даже его одеяло было прежним, но вот тело изменилось. Стройное, худощавое и иссиня бледное, если судить по дрожавшим рукам, которые он тотчас попытался спрятать обратно под одеяло. — Тебе давно пора проснуться, — повторила Эвр, и теплу и яркости её улыбки, Холмс был уверен, позавидовали сами лучи солнца, освещавшие женщину из распахнутого окна. — Зачем? — прошептал Майкрофт. — Затем, что тебя ждут, глупый братец, — усмехнулась она. — Эвр... Останься со мной. Позволь мне остаться, я не хочу уходить. Я не хочу возвращаться в холод и мрак. — Глупый. Тебе пора. Иди к свету, Майкрофт. Эвр осторожно подтолкнула его в спину. Майкрофт сделал шаг и с наслаждением зарылся пальцами ног в пушистый ворс ковра своей детской. Свет звал его за собой. А позади оставалась часть его души. Оставалась и улыбалась ему вслед. Он растерянно обернулся. — Но Эвр... Мы ещё встретимся? — Я всегда буду в твоей памяти. Отпусти меня, Майкрофт. Ты ни в чем не виноват. И ты должен знать, что я никогда тебя не винила. — Но ты останешься здесь. — Моё время закончилось. А у тебя впереди целая жизнь. — Эвр, — в горле запершило от подступающих слёз. Он сделал шаг назад — навстречу сестре, но та отступила, не позволяя обнять себя, и резко покачала головой. — Тебе пора проснуться, — настойчиво повторила она. — Ты должен вернуться к свету, братец. И Майкрофта будто бы за шиворот потянуло назад. Что-то сильное, напористое, оно шаг за шагом отделяло его от родной души, печально улыбавшейся ему на прощание. Он потянулся к сестре, надеясь коснуться в последний раз. Щёки обожгло горячими каплями, сорвавшимися с ресниц, и мутная пелена слёз, навернувшаяся на глаза, размывала ставший далеким образ его комнаты в старинном поместье семьи Холмс. Эвр превращалась в мерцающую тень самой себя, уходя всё глубже в память. А Майкрофта, несмотря на его сопротивление, тянуло к поверхности. Калейдоскоп лиц вокруг превращался в одно смазанное тёмное пятно. Рассмотреть внимательней не получалось — его упрямо волокли из собственного сна, превращая образы прошлого в непонятные силуэты, призрачные и полупрозрачные, как и воспоминания о них. Он закрыл глаза и поддался теплу, очертания которого обращались во всполохи языческого пламени на стенах. Тьма стала благословением. И он встретил её, как желанного друга, ибо впервые за всю его жизнь она не угрожала ему.*
Глубокий вдох наполнил лёгкие упоительными ароматами осеннего леса. Одно лишь это породило в голове Майкрофта тысячу вопросов и догадок, но открыть глаза он пока не решился. Ему было тепло и удивительно тихо. Мягкая перина убаюкивающе качала его на остаточных волнах сна, а сверху его укрывало мягкое, будто сотканное из воздуха, одеяло. Звуки леса успокаивали порядком расшатанные нервы. И внутри зародилось и заворочалось возле самого сердца незнакомое, неведомое ранее, родное и одновременно совершенно чужое ощущение. Как будто он пришёл домой. И это странное чувство наполнило измученную душу покоем. Наконец, он пошевелился и открыл глаза. Высоко над ним сочные шафрановые краски заката сменялись лиловым саваном наступающей ночи. Ветер шумел в кронах деревьев, ещё не сбросивших яркую листву. Словно они не хотели уступать в цвете и красоте широким еловым лапам и высоким вечнозеленым соснам, тут и там раскиданным посреди огромного леса. Почему огромного? Он был уверен, что никто и никогда не оценит масштабов этого места, но, отчего-то, просто знал о них. Как будто видел с высоты удивительный красочный мир, где-то на периферии которого холодным ветром дуло из прорези портала в мир иной — холодный, чёрствый, не заслуживший даже знать о существовании таких вот оберегаемых обитателями мест. И пусть аура этих обитателей непроглядней мрака бездны. Майкрофт сел на знакомой постели, стоявшей посреди лесной поляны, и осмотрелся. Золотисто-жёлтые глаза мелькнули в зарослях неподалёку и снова исчезли, вызывая у Холмса лёгкую улыбку. — Спасибо, — тихо, боясь нарушить первозданную тишину благословенного леса, прошептал он. В ответ раздалось знакомое фырканье. Несколько спугнутых птиц с громким щебетанием взлетело с окрестных веток. Золото блеснуло ярче, обрамлённое насыщенным обсидианом, но зверь не показывался. И тогда Майкрофт, выпутавшись из одеяла, шагнул ему навстречу, впервые ступая на землю изнанки. Трава бережно и озорно щекотала стопу при каждом шаге, пока он нерешительно направлялся к тому, кто рискнул всем своим миром ради его спасения. Отмечая про себя, не без доли благодарности, что иной соизволил одеть его в обыкновенные кремовые брюки и просторную белую рубашку. Кажется, это даже вещи из его гардероба. — Не боишься, что я покалечу тут что-нибудь? — прошептал Холмс, останавливаясь перед густыми пихтовыми зарослями. Фырканье перешло в короткое рычание. Словно так Он выражал досаду несмышлёности гостя. — Я тебя не боюсь, — спокойно сказал Майкрофт. И лишь когда зверь встал в полный рост, человек понял, что слова его прозвучали слегка самоуверенно. Нет, оборотень не внушал ему должного страха, но только лишь из-за знания того, что тот не причинит ему вреда. Первобытный страх перед неизвестностью, перед потусторонним и непредсказуемым, проскрёб когтями по рёбрам, заставив воздух застрять в глотке, а душу метнуться в пятки на несколько секунд. Сердце забилось в груди, словно птица в клетке, испуганное внезапной встречей. И пониманием, что всё вокруг — не игра воображения, не подсознание, а реальность. Магическая тёмная реальность изнанки. И перед ним сейчас не просто лик зверя по эту сторону. Перед ним стоял сам Грег. И что делать с этим знанием сейчас, Майкрофт не понимал. Но на протянутую к нему руку и короткое движение навстречу иной среагировал ощерившейся пастью и громким предупреждающим рычанием. Майкрофт в растерянности замер, глядя в пульсирующий расширенный зрачок волчьих глаз. Оскал стал почти угрожающим, когда зверь сделал шаг вперед, выступая из чащобы навстречу человеку. Сердце Майкрофта захолонуло волной страха. Он был значительно выше его сейчас. Расправленные широкие плечи красиво контрастировали с более узкой талией и бёдрами, крепкими, мускулистыми, и он весь словно стал воплощением силы. Мощное тело покрывала густая черная шерсть, в которую Майкрофту внезапно захотелось зарыться пальцами, чтобы ощутить животное тепло. Но страх — вечный спутник инстинкта самосохранения — не позволял ему нарушить границу, обрисованную тёмным. — Я полагал, что в изнанке ты полноценный волк, — задумчиво сказал Майкрофт, скользя взглядом по длинным когтистым пальцам. Ответом послужил откровенно угрожающий рык. Зверь опустился на четыре лапы, и земля взметнулась под зарывшимися в неё когтями. И тут Майкрофт совершил ошибку. Он отступил. Повелся на заполошное биение сердца в груди и панику, мгновенно взметнувшуюся из подсознания. Сделанного не вернёшь. Майкрофт на миг прикрыл глаза, переводя дыхание, а когда открыл — с ужасом понял, что зверь готовится к прыжку. По телу человека пробежала дрожь. К нему нельзя было поворачиваться спиной, но это правило с порывом ветра в лицо выдуло из головы Холмса вместе с мыслями о спасении. Он побежал, ведомый одним лишь инстинктом. Прочь, подальше, в мгновение ока пересекая открытое пространство поляны. А вслед ему, подгоняя бешено колотившееся в груди сердце, тишину леса пронзил оглушительный волчий вой. Он огибал деревья и кусты, уворачиваясь от нависающих веток, а путь ему освещали прощальные лучи уходящего солнца. Дыхание сбилось, а сердце ощущалось в груди загнанной птицей. Майкрофт знал, что иной лишь даёт ему фору, что ему ничего не стоило бы нагнать слабого в сравнении с ним человека ещё на поляне. Свет исчез, оставляя вокруг полумрак сумерек, подхлестывающий невероятное ощущение эйфории от погони. От ожидания, что вот-вот он может оказаться в лапах дикого непредсказуемого зверя. Ветки под тяжестью волчьих лап ломались то слева, то справа, и Майкрофт никак не мог определить, с какой стороны он обходит его, чтобы напасть. Учащённое дыхание мешалось с его собственным. Лёгкие жгло от нехватки воздуха — или от горячки бега, — но Майкрофт не останавливался, с каким-то истерическим смешком увернувшись от прыжка огромной тени в его сторону. Обманный манёвр, да, зверь позволил ему уйти, но Холмс был благодарен ему за эту охоту. Даже несмотря на то, что добычей в ней был он сам. Погоня оборвалась над пропастью. Высокой отвесной скалой, нависавшей над морем, что гнало и разбивало шумные волны о её подножие. Переводя дух и глядя на белую пену далеко внизу, Майкрофт ощутил, как волосы на затылке колыхнул тяжёлый выдох. Зверь загнал добычу в ловушку. И теперь шумно вдыхал его аромат, стоя позади. Горячий влажный язык на пробу лизнул Майкрофта за ухом и продвинулся ниже, к чувствительному месту, где шея переходила в плечо. — Я и подумать не мог, что ты говорил буквально, — прошептал мужчина, прикрывая глаза. "Боишься?" На чёрном небе всходила полная луна, высветляя длинную дорогу к себе по неспокойной морской поверхности. — Боюсь, — честно признался Майкрофт и устало откинул голову на грудь оборотня. Когтистые пальцы скользнули по одежде и, не причиняя никакого вреда, в мгновение ока оставили на мужчине разрезанные лоскуты, которые зверь безжалостно сдернул, лишая человека последней защиты. Разгорячённую кожу облизнуло порывом влажного морского ветра. Почувствовав голой спиной невероятный жар зверя, Майкрофт задрожал от предвкушения и страха одновременно. Он не знал, что его ждет. Но хотел этого. Давно хотел, однако сейчас реальность превосходила ожидания многократно и в то же время пугала дикостью природы тёмного. Оборотень тесно прижался сзади и обнял обнажённое, вздрагивающее на ветру тело. А Майкрофт впервые ощутил, насколько щедро зверь одарён природой в истинной форме, и панически дёрнулся из крепких лап. Пальцы запутались в густой шерсти, когда он вцепился в его запястья и попытался сбросить с себя мощные лапы. Когти упредили его манёвр, ощутимо, но безболезненно царапнув нежную кожу бёдер. — Ты меня убьёшь, — горько прошептал он, представляя себя безвольной изломанной куклой в лапах тёмного. "Я не для того добивался тебя столько лет". Шершавый язык осторожно коснулся его уха, заставив вздрогнуть от горячего выдоха, опалившего кожу. Оборотень мягко обвел им ушную раковину, чуть задержался на мочке, которую совершенно внезапно уколол клыком, втянув её в пасть, и спустился ниже, к плечу. — Грег, подожди, — несмотря на страх, сжимающий поджилки, Майкрофт ощущал приятное томление в паху от незатейливой ласки. "Ты отдал себя мне". — Но я не думал, что это будет так, — чуть наклонив голову для большего удобства, Майкрофт прикрыл глаза и выдохнул беззвучное "Ох!", когда острые зубы сомкнулись на шее и ощутимо вжались в нежную кожу. "Я закрепляю союз. Отдаю себя тебе". — А закрепить его нельзя в человеческой форме? — выдохнул Холмс мучающий его вопрос, признавая собственный страх перед зверем. "Нет". Голос в голове только подтвердил мысль о первородности форм. В этом союзе лишь Майкрофт рождён человеком. Означало ли это, что слияние обратится для него в пытку бесконечной болью? Вопрос о самоконтроле Грегори в истинной форме Майкрофт задавать не решился. Но страх быть порванным в порыве животной страсти никуда не ушёл, несмотря на трепетную нежность зверя. Холмс выдохнул и поддался нажиму грубых ладоней, что до этого момента приятно оглаживали его торс и бёдра. Тёмный опустился на колени вместе с ним, заставив опереться на руки, и более открытым и беззащитным Майкрофт, видит Бог, не ощущал себя никогда до этого момента. Громадное тело оборотня покрывало его полностью, но тот не лёг всем весом на хрупкого в сравнении с ним мужчину, а просто вылизал загривок, переходя на острые лопатки. Майкрофт прикрыл глаза, будучи не в силах больше смотреть на огромную луну, освещавшую зарождавшийся союз. Когтистые пальцы сильно сжали его бёдра, отчего Холмс вскрикнул и внезапно даже для себя подался навстречу упиравшемуся между его ягодиц члену волка. Зверь утробно зарычал и вжался в него плотнее, покрывая белоснежную, усыпанную веснушками спину осторожными укусами. Майкрофт не знал, да и не хотел знать, насколько сильно Грегори в тот момент сдерживал себя. Колени скользили по влажному мху. Земля под ними щедро отдавала своё тепло, нагретая за день солнцем изнанки. Зверь удержал его. Широкая ладонь надавила на поясницу, заставляя прогнуться и очень пошло, по личной шкале оценки Майкрофта, выставить задницу. Язык оборотня — необычайно сильный, длинный и шершавый, — спускался все ниже, оставляя за собой мокрый след на коже. Майкрофта начинало потряхивать от острого эмоционального напряжения и необычайно чувственных касаний того, кто в человеческом понимании был воплощением зла. Он уже догадывался, что задумал зверь, и кусал губы в попытке не застонать. Возможно, всё будет не так плохо, как он успел себе представить? Мягкий укус за ягодицу сопроводился прерывистым вздохом. А когда шершавый язык широким мазком прошёлся от яиц к копчику, Майкрофт задрожал всем телом и уронил голову на руки, падая на локти на покрытую мягким зеленым ковром скалу. Тёмный же продолжил сладкую пытку. И уже спустя несколько минут Майкрофт перестал отдавать себе отчёт в том, на каком свете находится. Крепкая хватка на бедрах не позволяла самостоятельно насадиться на упоительно горячий и настырный язык, то порхавший по анусу едва ощутимыми касаниями, то ввинчивающийся внутрь, легко раздвигая расслабившееся кольцо мышц. Безусловно, гадать о том, каким образом иные соблазняли одарённых на союз, не приходилось и раньше, но испытать это на себе... Майкрофт помнил те мгновения, когда готов был отдаться Грегори на своей стороне реальности. Безусловно, тёмный в человеческом облике был невероятно привлекательным мужчиной. Но чего Холмс не ожидал от себя и сам, так это того, с каким восторгом будет принимать ласки оборотня, которому, словно суккубу, он с этим союзом отдаст, помимо тела, собственную душу и разум. Когти зверя мягко царапнули его член. Майкрофт дернулся и закусил губу, не позволяя стону вырваться наружу, но его попытки не выдать наслаждения происходящим провалились, когда грубоватая ладонь оборотня нежно сжала его яйца в горсти, осторожно оттягивая и тем самым отодвигая оргазм. Майкрофт подавился вдохом, когда язык оборотня оказался так глубоко, что всё тело тряхнуло волной, словно ударом тока. Тёмный почувствовал нарастающее по новой возбуждение внутри мужчины, но, стоило Майкрофту застонать в предвкушении освобождения от свинцовой тяжести в паху, как ласка прекратилась. С влажным звуком и довольно урча оборотень оторвался от него. Расслабленного кольца припухших от длительной ласки мышц коснулось нечто горячее и внушительное, и Майкрофт усилием воли постарался не сжаться, несмотря на подскочивший едва ли не к горлу страх. Головка мягко заскользила по анусу, размазывая естественную смазку. Оборотень сдерживал себя. Хватка на бедре стала почти болезненной, что помогало Майкрофту отвлечься от невесёлых мыслей. Оборотень действительно был огромен. Человеческое тело, а особенно мужское, не было природой создано для подобного, слишком хрупкое, упрямое и нескладное, оно не могло принять в себя без последствий сверхъестественное существо. Майкрофт стиснул зубы, когда по вязкой слюне в него начала проталкиваться головка, и постарался максимально расслабиться. "Ты такой узкий и горячий". От полного вожделения голоса, раздавшегося именно в тот момент, когда тело прострелила первая волна боли, Майкрофт вздрогнул и застонал, выдыхая через силу: — Дурацкие законы. Грег, останови это безумие! Головка протиснулась под оглушающий крик Майкрофта, разнесшийся по окрестностям. "Скоро будет легче, поверь мне". Легче, однако, не становилось, как бы оборотень не сдерживал себя. Он крепко держал мужчину, не позволяя дернуться и навредить себе, приостанавливался и выжидал, когда мученический стон переходил в надрывный скулеж, и вылизывал покрытую потом бледную спину. Майкрофт буквально чувствовал себя насаженной на иглу бабочкой, настолько глубоким было проникновение зверя. Он не замечал ни собственных криков, ни слёз, катившихся из-под плотно зажмуренных век, он лишь хотел, чтоб обжигающая боль, наконец, прекратилась. Ануса внезапно коснулось естественное уплотнение у основания члена оборотня. Захлебнувшись слезами и скулежом, Майкрофт вскинулся и попытался соскользнуть с каменно-твёрдой плоти, но Грег не позволил. Зверь утробно зарычал, удерживая его на месте. "Это мы оставим для другого раза". — Не будет другого раза! — вымученно простонал Майкрофт. "Поверь, будет. И об узле ты тоже попросишь сам". Чёрта с два, подумалось Холмсу. Однако на стороне иного был опыт и его собственное согласие на брак, подтвердившее все ранее сказанные слова. Как бы ни бесила Майкрофта самоуверенность тёмного, спорить с ним смысла не было. Оборотень двинулся внутри. Мягко подался назад на короткое мгновение и так же осторожно вернулся, позволяя человеку привыкнуть к ощущениям. Майкрофт не знал, боль и жжение ли делают член внутри таким горячим, либо же это постоянная температура зверя. Логика склонялась ко второму варианту. Его бедра отпустили. Тёмный опустился сверху, удерживая свой вес на руках, и принялся вылизывать подрагивавшие плечи любовника, отвлекая от боли. И продолжал аккуратные фрикции, чутко прислушиваясь к тональности стонов и слетавших с губ Майкрофта вместе с ними едва слышных проклятий. Горячая ладонь огладила живот — зверь убрал когти, чтобы не причинить лишних страданий ненароком, — и обхватила поникший член. Майкрофт взвыл от очередного толчка и вцепился непослушными пальцами в ласкавшую его грубоватую лапу. — Бесполезно. Слишком больно, Грег, — прошептал он. — Я хочу, чтобы это скорее закончилось, пожалуйста. "Расслабься". Как ни странно, но терпеливая нежность оборотня дала определенный результат. Майкрофт почувствовал первые всполохи возбуждения, когда волк перешёл с коротких на более протяжные толчки, по-прежнему не быстрые, но тело, кажется, привыкло и перестало реагировать болезненными вспышками на каждый из них. Он чувствовал невероятно частые и сильные удары волчьего сердца в груди, прижатой к его спине, слышал рваное дыхание, временами переходящее в короткий рык. Чувствовал, с каким вожделением иной ласкает его — невероятно умелым языком и нежной, хоть и загрубевшей ладонью. И его невероятное терпение, несвойственное необузданному зверю, было лучшим доказательством его чувств. Майкрофт задышал чаще. Мысль о том, что в облике чудовища сейчас его имеет столь любимое им воплощение тьмы, прострелила пах возбуждением, вынудив закусить губу. Но сдержать первый стон наслаждения не получилось — тихий, короткий, он был услышан в ту же секунду, как растворился в тишине вокруг. Оборотень довольно зарычал в его шею и, неожиданно, начал ускоряться. Он по-прежнему контролировал силу, но его слишком захлестывало собственное возбуждение. Майкрофт чувствовал это на уровне инстинктов. Стоило Грегу добиться от него ответного, как он и сам не заметил, что боль постепенно стихла. Нет, не прошла совсем, но стала терпимой настолько, что Майкрофт ощутил искреннее желание испытать оргазм со столь странным партнёром. И оборотень не разочаровывал его, увеличивая амплитуду движений. Раз за разом головка члена внутри задевала простату, вспышками удовольствия прокатываясь по нервам, и скоро мужчина уже стонал, совершенно не сдерживаясь. — Ч-ч-чёрт, Грег, Грегори, пожалуйста... Не было смысла разграничивать сущность тёмного, и Майкрофт, теряясь между болью и наслаждением, жмурился и до крови закусывал губу. Это Грег. Его Грег, который так долго ждал одного единственного "Да", чтоб таким образом выместить на заднице Холмса всё свое вожделение и раздражение по поводу его упрямства. Он терял себя в упоительном чувстве принадлежности, в нарастающей в непослушном теле сладкой дрожи, в ощущении невероятного восторга слияния. Терял и отдавался, вслепую следуя за желаниями зверя, которые становились его собственными. Мощная лапа подхватила Холмса поперёк груди, приподнимая. Оборотень фактически посадил его на себя, от чего проникновение обрело новую глубину, и боль, всколыхнувшая успокоившееся было тело, вернулась за считанные секунды. Майкрофт, однако, и не думал протестовать. В глубине сознания, где ещё трепыхалось его собственное "я", он осознавал, что эта чудовищная похоть, застилавшая рассудок, результат слияния сознания человека и зверя — порождения тьмы и инстинктов. Он только стонал и вскрикивал, подаваясь навстречу оборотню, и лишь те же голые инстинкты останавливали обоих от катастрофы — первый раз не предполагал полного проникновения. Которое, учитывая пол человека, и в дальнейшем, по сути, не имело смысла. И зверь осознанно не собирался вредить хрупкому человеческому телу, удерживая его почти на весу и продолжая толчки на грани, когда набухший узел касался растерзанного ануса, но оставался снаружи, хотя лишь мысль о том, как он будет ощущаться в упругой тесноте, сводила оборотня с ума. "Давай же, любимый". Обжигающую близость, вопреки тому, как она начиналась, и тем проклятиям и мольбам о прекращении, хотелось растянуть. Майкрофт хрипло выдохнул стон, смешавшийся с порывом ветра, когда мозолистая когтистая ладонь на члене сжалась сильнее, ускоряя темп, и откинул голову на мохнатое плечо державшего его оборотня. Пальцы сильно сжались на жесткой гладкой шерсти сильных лап, и отпустить себя оказалось невероятно легко — спусковым крючком сработал короткий рык над ухом, и прокатившаяся по телу волна, наконец, выплеснулась, одновременно с громким воем последовавшего за ним зверя. Майкрофт вздрагивал всем телом, ощущая необычно горячую сперму оборотня внутри. Мягкое скольжение члена в нём продолжалось, пока зверь ловил последние сладкие спазмы, толчками выплескиваясь в глубине, и по нервным окончаниям снова пробежала обжигающая волна от плотного соприкосновения чувствительной простаты с твердым членом. Противоречивые желания избежать этого ощущения и продлить его столкнулись, но не успел Майкрофт подумать о чём-либо, как тело снова содрогнулось в экстазе, и тугая пружина внутри разжалась окончательно. Оборотень бережно поддерживал его, вылизывая взмокшую бледную шею. "Да-а-а, вот так, родной". Даже мысленно этот голос пропитался сытой удовлетворенностью и самодовольством, заслуженным, надо признать, хоть Майкрофт и никогда бы не признал этого вслух. Он бессильно лежал на волке, который не спешил выходить из усталого тела. С высокого неба утёс заливала светом Луна. Майкрофт прикрыл глаза, прячась от перемигивающихся звезд. Накрыло запоздалым и неуместным смущением, и он почувствовал легкий рокот усмешки в груди оборотня, словно подтверждавший мысль о том, как глупо стыдиться порыва страсти, свидетелями которого стали только лишь звёзды над их головой. — Вон из моей головы, — прошептал Майкрофт. — Хватит и того... Договорить ему не дали горячие капли, попавшие на губы и язык. Он инстинктивно слизнул солоноватую вязкую жидкость и, изумлённо вздрогнув, распахнул глаза. Во рту осел металлический привкус крови, который поспешила стереть взметнувшаяся к губам ладонь, но сделать этого Майкрофт не успел. "Прости за это". Холмс не успел задать логичный вопрос, когда чувствительное место перехода между плечом и шеей, что так настойчиво вылизывал оборотень, пронзила острая резкая боль. Из горла вырвался только пронзительный крик, с которым Майкрофт попытался вырваться из лап оборотня, но ослепительная и мучительная вспышка адской боли затмила весь свет перед его глазами.*
В этот раз потолок комнаты оказался вполне логично знакомым. Несколько мгновений Майкрофт бездумно смотрел на бегающие по нему тени. А потом нахлынули воспоминания, обрушившиеся на него сквозь тонкую пелену рассеивающегося сна подобно штормовой волне. С трудом подняв руку, Майкрофт застонал, касаясь пальцами шрама от зубов на шее. — Тссс, тихо, эй... Твёрдая рука быстро перехватила его пальцы. Грег навис сверху, и беспокойство, смешанное с нежностью в его взгляде, почти лишило Майкрофта желания сердиться на него. Почти. Тёмный ласково поцеловал подушечку каждого пальца и перешёл мелкими поцелуями на дрожащую ладонь. Майкрофт заворожённо наблюдал за этим действом, считывал сумасшедшее количество эмоций на лице любовника и, несмотря на произошедшее между ними, чувствовал, как к щекам приливает кровь. Грегори словно поклонялся телу божества, сошедшего с небес. Губы приоткрылись, но из горла вырвалось только невнятное хрипение. Кровать рядом прогнулась под весом Лестрейда, который бережно приподнял его голову и поднес ко рту стакан с водой. Майкрофт в несколько глотков осушил его и облизнул губы, которые тут же смяли поцелуем. Дыхание сбилось скорее от неожиданной наглости иного, нежели от приятной истомы, разлившейся по телу. Майкрофт с ощутимым усилием поднял ладонь, чтобы зарыться пальцами в густые жёсткие волосы на затылке партнера. Сопротивляться напору тёмного не получалось, да и не возникало ни малейшего желания, и зацелованный Холмс даже не успел заметить, когда ощутил на себе тяжесть знакомого твёрдого мужского тела. Собственное пронзило разрядом наслаждения от соприкосновения возбуждённых членов. Майкрофт едва нашёл в себе силы разорвать поцелуй и глухо позвать: — Грег... Иной не обратил внимания, пытаясь перехватить его губы снова, но Майкрофт упорно отворачивался. Давление в паху усилилось, невыносимо хотелось вскинуть бедра навстречу, ответить на поцелуй, отдаться, но... — Грегори, остановись... Договорить иной ему не позволил. Пойманные в плен губы едва ли не укусили. Сильная ладонь сжала его бедро, приподнимая и меняя положение — волна одурманивающей похоти захлестнула разум, позволяя животным инстинктам вырваться на поверхность. Повинуясь горячей тяжести внизу живота, Майкрофт сжал бока зверя коленями и погладил, поддаваясь и предлагая себя, и глубокий рык в ответ был одобрительным, жаждущим и... Майкрофт резко вздрогнул от того, что губу царапнули удлинившиеся клыки. Его глаза широко распахнулись, и он впервые ощутил, что не владеет собой. Не управляет собственным даром. Словно его вообще нет. И тогда пришел страх. Парализующий душу ужас, мерзостным холодом сковавший всё внутри. Майкрофт оцепенел, сжимая пальцами плечи мужчины. Поцелуй оборвался столь же внезапно — Грег, тяжело дыша, поцеловал его в подбородок и приподнялся на руках, всматриваясь в искажённое оторопью лицо Холмса. Майкрофт попытался унять дрожь, когда золотистые глаза потемнели, переходя в человеческие, а ноздри иного дернулись, улавливая изменившийся аромат. — Я сделал тебе больно? Майкрофт? — тёплые пальцы бережно очертили контур лица. — Майкрофт? — обеспокоенно повторил иной, замечая, как изменилась частота дыхания любовника, что только укрепило его уверенность в том, что причиной испуга Холмса был сам Грег. — Чёрт возьми, скажи что-нибудь, любовь моя, что не так?! Тёмный потянулся к нему с явным намерением поцеловать, но Майкрофт отшатнулся, вжимаясь затылком в постель. Отпустившие его плечи пальцы судорожно скомкали простыни, и Лестрейд понял попытку отползти, но не стал препятствовать. Тем более, что сил на сопротивление у Холмса практически не осталось, и, хоть Грег и чувствовал себя отчасти виноватым перед ним, он искренне не понимал его страха. — Ты солгал, — едва слышно выдохнул Майкрофт, сдерживая злые слёзы — обиды и боли, горечью расползавшиеся внутри. — О чём ты? — иной нахмурился. — Где мой дар? Почему я не чувствую его? — прошептал мужчина, в отчаянии стискивая ткань до побелевших костяшек. — О. О-о-о, — тёмный закатил глаза и внезапно улыбнулся. Опешивший Майкрофт поджал губы и приготовился к худшему, но Грег почувствовал болезненно дёрнувшееся сердце любимого мужчины. — Ты решил, что я забуду про собственные клятвы, едва ты станешь моим? Взгляд Майкрофта растерянно метнулся по комнате, пока он пытался понять, что именно упускал в нынешней ситуации. — Майкрофт, посмотри на свои руки. Холмс непонимающе нахмурился, но опустил глаза. Магический браслет с запястья бесследно исчез, его сменило самое обыкновенное золотое кольцо, которое будет показывать статус Холмса среди людей, но вот другая рука... Безымянный палец казался пустым для того, кто не мог видеть, но Майкрофт, судорожно сглотнув, увидел необычайной красоты тёмное кольцо с гербом, очевидно, родовым — такой же красовался на аналогичном кольце самого Грегори, когда Майкрофт перевёл взгляд на его руку. Окружность кольца украшала надпись на неизвестном языке, а по внешнему кругу оно было инкрустировано неизвестными этой реальности чёрными камнями. Поглощавшие окружающий свет, они внезапно сложились в светящийся знак магической печати, закрепившей священный для обеих сторон союз тёмного и светлого начала. — Твой дар никуда не делся. Просто теперь он часть меня, а моя сила принадлежит тебе, — мягко разъяснял Грегори. — Присмотрись к печати внимательней. На глазах Майкрофта знак поменял цвет. Грани самоцветов засияли, и камни стали кристально прозрачными, окутывая Холмса привычной лёгкостью ментального щита и белой магии, заискрившейся на кончиках пальцев. Нахмурившись, мужчина прикусил губу и сосредоточился, осторожно прикасаясь к тёмной энергии Грегори, клубившейся вокруг, подобно кокону из разноцветных и черных нитей. Печать замерцала, подстраиваясь, черный и белый смешались в необычном сиянии, но у Майкрофта внезапно закружилась голова от напряжения. Сосредоточенность испарилась, и кольцо, едва владелец отпустил вожжи контроля, мгновенно потемнело. Дар словно испарился, вызывая у Майкрофта разочарованный стон. — Т-шшш, родной, — Грегори притянул к себе его руку и поцеловал магическое кольцо. — Видишь? Тебе просто нужно привыкнуть управлять обеими сторонами. — Почему? — растерянно прошептал Майкрофт. — Почему тёмная магия преобладает? Это очевидно, моя энергетика слишком сильна. Ты ведь изначально знал, что не сможешь сопротивляться мне, если я решу открыть на тебя полноценную охоту. Со временем, когда ты сможешь полностью понять, как работает этот союз, твоё кольцо посветлеет. — А сейчас? — Майкрофта бросило в холодный пот от осознания, что до тех пор он останется беззащитен перед тёмной энергией. — Ты серьёзно? — пальцы иного безболезненно сжали его подбородок, вынуждая взглянуть в лицо... мужа? — Слушай меня внимательно, Майкрофт. Благодаря тому, как ты упорно отталкивал Изнанку, ты не сведущ в тёмной стороне. Ты не предполагал, что когда-либо вступишь в союз с нечистью, а теперь ты не просто при своей силе — ты получил бонусом и мою, и именно её сейчас тянет из моей энергии твоя. Ты подсознательно изучаешь новые возможности, а я не сопротивляюсь этому. Помнишь слияние? Мужчина усмехнулся окрасившимся алым скулам Майкрофта. — Ты ощущаешь дискомфорт? Холмс растерянно анализировал своё состояние. Шоку последних минут предшествовала относительно приятная усталость в мышцах и ноющая боль от укуса на шее. И никаких серьёзных травм или болевых ощущений. — Я... Реальность колыхнулась тёмными разрывами, когда Майкрофт впервые прикоснулся к таившейся внутри новой силе. Резко запахло озоном, затем обдало обнажённое тело холодом и завывающими стонами потревоженных душ, но вдруг всё резко прекратилось, словно кто-то резко перекрыл вентиль потока энергии. Тёплые ладони Грегори осторожно подхватили застывшее в постели тело и, поражая Майкрофта необычайной физической силой, приподняли. Фактически, оборотень играючи устроил его на своих коленях и улыбнулся. — Вот поэтому ты чувствуешь себя беззащитным, — Грег поцеловал его грудь прямо над сердцем, и у Холмса резко сбилось дыхание. Супруг — а ему даже мысленно было странно называть так этого мужчину — усмехнулся и бережно поцеловал его. — Я клялся никогда не причинять тебе ни боли, ни зла. Но закрепление союза имеет последствия в виде твоего бесконтрольного поглощения моей энергии. Скоро ты сможешь ей управлять, я обещаю, и я отдам тебе контроль полностью. Глаза иного снова сменили цвет на истинный — расплавленное золото в обрамлении беспросветного обсидиана. — Ты мой отныне и вовеки веков, а я безраздельно принадлежу только тебе, одарённый. В тебе моя вечность, и я никому не позволю причинить вред тебе или тем, кого ты любишь. Я принесу любые клятвы, которых ты потребуешь, сделаю всё... Речь иного оборвалась, потому что впервые с момента их знакомства, Майкрофт первый коснулся его губ своими, внезапно потянувшись навстречу. Поцелуй разгорался пожаром, охватившем две переплетённые ауры, и Грег бесцеремонно уронил мужа обратно в постель, нависая сверху. Клятвы подождут свадебной церемонии, что пройдет по эту сторону реальности. Той самой, в которой подлинная тьма не имеет тени.