***
День третий ― Брат, я принёс тебе одежду, ― сказал Эмре и протянул ему сумку. После того, как ещё одна компьютерная томография показала, что опухоль Санем уменьшается всё быстрее, запрет на посещение только семьи был снят. Врачи даже не спорили о том, что Джан останется с ней в палате. На самом деле, за последние семьдесят два часа он едва вставал со стула, стоявшего рядом с её кроватью. Большую часть времени он держал Санем за руку, рассказывая о своих приключениях и местах, которые хотел бы показать ей, а иногда просто сидел молча. Довольный просто быть рядом с ней, а не находиться в коридоре. В палате Санем была отдельная ванна, обычно предназначенная для пациентов, но Джан использовал её, чтобы быстро принять душ и переодеться. Он поспешно стянул волосы обратно в хвост и устремился обратно к постельной вахте. Позже пришёл ДжейДжей. ― Господин Джан? Как Санем? ― спросил он, остановившись у порога. Джан помахал ему рукой. ―Входи, ДжейДжей. Говорят, ей стало лучше. Но она всё ещё... спит. нравилось думать, что она спит. Это казалось более мирным. Менее долговременным, чем слово «коматозный». ― Я могу посидеть с Санем, господин Джан, чтобы Вы могли прогуляться или подышать воздухом, ― тихо предложил ДжейДжей. ― Нет, спасибо ДжейДжей, ― отказался Джан. ― Я не оставлю её. Я дал обещание ждать её, и это именно то, что я собираюсь сделать. Но ты всегда можешь зайти, посидеть и поговорить с Санем.***
День четвёртый Мевкибе целый день то приходила, то уходила. Джан не покидал территорию больницы. Вместо этого он полагался на других, которые приносили Джану свежую одежду или еду. Если этого не происходило, то он вполне мог обойтись тем, что есть. Он положил кусок борека, который Мевкибе принесла ему обратно в контейнер, так почти ничего и не съев. ― Мне нужно, чтобы ты вернулась, Санем. Без тебя еда больше не имеет вкуса. Даже борек твоей матери кажется не таким вкусным. Он закрыл контейнер и поставил его на маленький столик. ― Прошло четыре дня с тех пор, как я слышал твой голос, Санем. Не знаю, как мне удалось прожить без него столько лет, но теперь мне нужно его слышать. Каждый день. И до конца своих дней, Санем. Так что проснись… вернись. Будь здесь со мной. Когда Джан больше не мог выносить тишину, он достал свой мобильный телефон и включил старое голосовое сообщение, которое Санем оставила на его телефоне. Это было банально; но она смеялась, когда говорила, и Джан мог легко представить её широкую, красивую улыбку с каждым словом, которое она бормотала в сообщении. Джан прослушивал сообщение до тех пор, пока его телефон не разрядился, тихо плача.***
День пятый Когда Джан услышал, как открылась дверь, он решил, что Мевкибе принесла ему ещё еды. Но это была не мать Санем, а её отец. Он нёс с собой небольшую сумку. Нихат указал на сумку, и сказал, что Мевкибе прислала ему обед. ― Я не голоден. Но Вы можете спокойно поесть, ― сказал Джан. Прямо сейчас есть совсем не хотелось. ― Нет. Я тоже ничего не могу есть. Но когда моя жена волнуется, она, как правило, готовит, ― ответил Нихат. ― Мевкибе не может помочь Санем, но она чувствует себя лучше, думая, что заботится о тебе. ― Она очень добра, ― сказал Джан в знак благодарности. Он не упомянул, что большую часть еды он дал медсестрам, чтобы она не пропала даром. ― К сожалению, Санем не унаследовала кухонные таланты Мевкибе, ― сказал Нихат. ― Тебе придётся смириться с моими кулинарными способностями. Джан чуть не рассмеялся, но, потому как его горло болело и пересохло, голос сорвался. ― Вот, ― Нихат вытащил термос. ― Это чай. Джан сделал глоток. На вкус почти как у Санем. Почти. Немного не неправильно. Как и всё остальное с тех пор, как она была госпитализирована. ― Очень вкусно. Это единственное, что Санем делает хорошо. Она заваривает превосходный чай. О, и она нарезает хороший салат, ― попытался пошутить Джан. Но воспоминания о том, как Санем сжигала еду, приносила ему чай, танцевала на лужайке его хижины, мешали смеяться. Нихат улыбнулся ему. ― Ну, по крайней мере, от жажды ты не умрёшь. ― Все в порядке. Я могу готовить для нас двоих, ― заверил Джан. ― Но я бы с удовольствием ел её еду каждый день до конца своей жизни, если бы Санем проснулась прямо сейчас. Оба мужчины посмотрели на их любимую Санем. Некоторое время они сидели рядом с ней, словно подставки на полке зачитанных книг. В конце концов, Джан нарушил тишину. ― Простите меня, Нихат. ― За что, сынок? ― Я пообещал Вам, что всегда буду защищать Санем, но не смог, ― признался Джан. ― Вам нужен был кто-то, кто присматривал бы за ней, и я пообещал. ― Так и есть, ― поправил Нихат. ― Санем здесь, потому что эта женщина Айлин сумасшедшая и потому что Санем очень любит свою сестру. Я знаю, что если бы ты мог, то принял бы удар на себя вместо Санем. Ты позаботился о том, чтобы она выжила и добралась до больницы. И ты не отходил от неё с тех пор, как она здесь. Ты держишь её за руку, когда она нуждается в тебе больше всего. Ты выполнил свое обещание, сынок. Никогда не думай иначе. ― Я просто хочу, чтобы она проснулась, ― прошептал Джан. Нихат кивнул. Он тоже хотел, чтобы его дочь, его драгоценная доченька, вернулась к ним. Но он также осознавал, что был бы, как и Джан потерян и напуган, если бы на месте Санем оказалась Мевкибе. Он очень зависел от силы своей жены. Так что он мог только представить, что Джан чувствует, видя свою любовь в таком состоянии. ― Она проснётся, ― пообещал Нихат, потому что он верил, что это правда. ― Но ты же знаешь Санем. Она все делает по-своему. На этот раз Джан рассмеялся. Это было только мгновение, но смех был настоящим. ― Она никогда не оставит меня без ответа. Это одна из вещей, которые я люблю в ней больше всего. ― Значит, ты знаешь, что она вернётся после того, как преодолеет этот долгий путь, ― заявил Нихат. В его голосе безошибочно угадывалась гордость. «Поспеши, любовь моя, ― подумал Джан, поглаживая большим пальцем костяшки её пальцев. Я жду».